Kitabı oku: «Рассказы о ветковолосых», sayfa 3
Гнездо лаггара
Капитан каравана мечтал увидеть в дымке горизонта башни родного города Фин Илари́м. Ах, давно не просыпался он от шума улиц главного города пустыни! Фин Иларим – это зазывания купцов, продающих товары со всего света; пение ветряных колокольчиков – любимых безделушек горожан; резкие, внезапно появляющиеся и тут же исчезающие звуки дудочки укротителя змей; гул пёстрой толпы, что рекой течёт между бело-жёлтых домов с маленькими оконцами; и, конечно же, жара! Куда в Фин Илариме без жары?! Её несёт горячий ветер, обжигающий кожу острыми песчинками, поднятыми в воздух с бесконечных дюн, окружающих город.
Первые признаки этой жары капитан почуял задолго до прибытия в родные пенаты, когда после десяти дней дороги караван вышел с травянистых равнин на безжизненные пески. В полдень десятка нагруженных огромными тюками верблюдов медленно спустились с бледно-зелёного плато. Теперь путь каравана лежал на юго-восток, вдоль почти отвесного склона, тянущегося за горизонт. Пройдёт ещё дней пять и погонщики оставят отвесный склон плато, повернут на юг и будут идти по барханам, пока из-под песка, в подёрнутой раскалённым воздухом ряби не забрезжат башни Фин Иларима.
Двигаться днём по пустыне невозможно: жара измотает за час любого, будь то верблюд или человек. Впереди ждали холодные ночные переходы и душный дневной отдых под шатрами из плотной ткани, защищающей от палящего солнца. Капитан каравана Иналами́н – или Лами, как его называли друзья – любил пустыню и обладал необычайным нюхом, позволяющим определять путь по запаху верблюдов, ходящих этими песками с незапамятных времён. Ночными переходами, Иналамин каждый час будет спешиваться, брать горсть песка и, вдыхая запах, «видеть» скрытую от всех прочих дорогу, соединяющую мир с далёким, но родным городом пустыни Фин Иларим.
– Эй, Лами, – окликнул капитана Иналамина его верный помощник Биду, – остановимся в нашем обычном месте, или пойдём вперёд до сумерек?
– Больно жарко сегодня, – ответил Лами, почёсывая свою волосатую грудь рукоятью прутика, которым он погонял верблюда. – Остановимся в нашем обычном месте и дождёмся темноты.
– Что это там впереди? – спросил третий караванщик по прозвищу Белый. Он подкатил на своём верблюде к Лами и указал прутиком куда-то вдаль.
– Похоже на камень, – неуверенно предположи пузатый Биду.
– Или на сидящего человека, – добавил облачённый в белый халат, белый чурбан и белые сапоги третий караванщик, прозвище которого соответствовало его облачениям.
Далеко впереди и вправду что-то чернело. Слева от путников тянулась отвесная стена плато, а шагах в пятидесяти от неё зияло тёмное пятно.
– А не наше ли это место стоянки? – спросил Лами, и хлестнул верблюда.
Капитан вырвался вперёд, но вскоре остановился. Его спутники с гружёными верблюдами поравнялись с Лами только минут через десять.
– Это и вправду человек! – сказал Белый, у которого был самый острый глаз.
– Посмотрите в небо! – воскликнул пузатый Биду, вскинув руку.
Под палящим солнцем, чуть ниже самого плато, кружилась хищная птица. Иналамин и Биду, дети пустыни, тут же узнали её.
– Это он? – радостно спросил Биду своего предводителя.
– А как же! – улыбаясь, ответил Лами. – Старый добрый лаггар. – Серые крылья, чёрный хвост, белые щёчки! Разве можно спутать лаггара с другим соколом! Да и станут прочие залетать в пустыню?!
– Возможно, это почтовый, – предположил Белый, наблюдая за птицей, приложив ладонь ко лбу, чтобы солнце не слепило глаза.
– Только не сейчас, – улыбаясь, объяснил Лами. – У лаггаров нынче период гнездования. Никто во всём Фин Илариме не стал бы отправлять почтовую птицу теперь!
– Странно, – покачал головой Белый. – Если время гнездиться, то, что он делает в краях, где совсем нет деревьев?
И вправду, возле этого плато, разделяющего равнины и пустыню, ничего не росло. С севера наверху тянулись сухие луга, а с юга начинались пески, где кроме барханов, меняющих свои очертания под влиянием диких ветров, царило лишь безмолвие.
– Гляньте! – воскликнул Белый. – Лаггар падает!
Птица, сложив крылья, стремительно опускалась прямо к фигурке сидящего на песке человека. Иналамин остервенело хлестнул верблюда и устремился вперёд, что было мочи. Он нёсся, осыпая верблюда ударами прута и громко выкрикивал пронзительный «хэй». Лаггар не успел достичь цели: испугавшись наездника, он взмыл в небо, а потом подлетел к отвесному склону плато и скрылся где-то в его тенистых трещинах.
Капитан каравана Иналамин слыл опытным человеком, и слава его возникла не на пустом месте. Он не только умел безошибочно выбирать путь в пустыне, где нет иных ориентиров, кроме как невидимый запах верблюдов, но и чтил неписанные законы путников. Осадив верблюда рядом с сидящей фигурой, Иналамин резво спешился, тут же схватил одну из фляг, закреплённых на ездовом животном, и кинулся к незнакомцу. Несомненно, тот, кто сидит в пустыне, попросту не имеет сил двигаться вперёд. А если нет сил, значит, нет воды. Иналамин всегда делился водой, даже с врагами. Может быть, поэтому у него, в конце концов, не осталось врагов?
На ходу откупорив флягу, Лами упал на колени, приобнял незнакомца и приложил к его иссохшим губам сосуд. И только когда живительная влага потекла по потрескавшейся коже, незнакомец вздрогнул, будто пробудился ото сна, и принялся глотать воду.
Иналамин, продолжая аккуратно, будто кормящая мать, поить незнакомца, с облегчением вздохну. Он бы и улыбнулся, радуясь тому, что спас от гибели живое существо, но непонятный образ этого одинокого странника встревожил капитана. Лицо, будто точёное, смуглое, с острыми бровями, доходящими чуть ли не до висков, напоминало лицо злодея из детских сказок. Странные брови и борода, цвета жухлой травы дополняли отталкивающий образ. Капитан попытался не замечать нарастающую тревогу. Он держал ослабшего незнакомца, обхватив за спину, и прижав его плечо к своей груди. Опустив взгляд, Иналамин заметил, что шапка или капюшон у этого путника сделан из каких-то веток, но не сплетённых, а запросто ниспадающих на драный балахон. Капитан медленно поднял свой взор и рассмотрел макушку головы незнакомца. Он увидел, что никакой шапки и никакого капюшона вовсе нет, а эти ветки растут на голове существа вместо волос. Шелушившаяся кожа, нарывы и забившаяся в корни веточек пустынная грязь заставили капитана отвернуться. В глазах помутнело. Сделалось дурно.
Собрав волю в кулак, Лами поставил флягу на песок перед путником и поднялся. Капитан отошёл в сторону, но тут почувствовал головокружение и приближающийся обморок.
Подоспели друзья караванщики. Белый спрыгнул с верблюда и подхватил шатающегося предводителя. Толстый Биду медленно слез и спешно подошёл к незнакомцу.
– Благодарю за воду, – просипел тот, отдавая едва-заметный поклон, – Теперь отойдите.
Испугавшийся Биду попятился и чуть не упал.
– Вы видели!? – залепетал смешной караванщик, спрятавшись за верблюдом. – Что это ещё такое? У этого чудовища на голове целый огород! Ветки какие-то вместо волос! Недоброе это! Недоброе!
Биду отцепил от бока верблюда бурдюк, и спешно сделал несколько глотков. Красное вино потекло по подбородку.
– Оставь немного на переход! – рассмеялся Белый, спокойно наблюдая за тем, как его друг вытирает рот рукавом и таращит глаза на незнакомца. – Если выпьешь всё вино до пустыни, то в пути мы помрём не от жары, а от твоего нытья. Верно я говорю, Лами?
Белому удалось подбодрить предводителя. Тот выпрямился и даже усмехнулся.
– А то! – всплеснув руками, подхватил капитан Иналамин. – Не было у нас ещё перехода, чтобы ты, Биду, не выпускал из рук свой винный бурдюк!
– А встречный наш вовсе не чудовище, – нарочито громко произнёс Белый, чтобы и незнакомец его услышал. – Это дети деревьев. Мне рассказывали о таких, когда я купечествовал далеко на восходе, в Имурад Гумэ. Они живут ещё дальше, в землях, где наши караваны не бывают.
– И как же оно называется? – спросил заинтересованный Биду, не до конца поверивший словам товарища.
– А этого я не помню, – почему-то грустно сказал Белый. – Эй, добрейший, как называют вашего брата? И почему ты попросил моего друга Биду отойти от тебя?
– Наш народ зовут нуониэлями, – просипел незнакомец. Дрожащей рукой он поднял флягу и сделал несколько глотков. Затем он медленно поставил сосуд обратно на песок, прикрыл глаза и стал с удовольствием облизывать влажные губы. – Мои леса далеко на восходе. И там мы не очень жалуем вопросы.
– Эээ! – почесав затылок, протянул Иналамин. – От наших вопросов, добрейший, тебе точно не уйти! Так что, заранее прошу простить такую назойливость. В наших родных краях, в песках великого города Фин Иларим, встречающиеся в пути всегда разговаривают. Таков неписанный закон пустыни: добрым словом отвечать на любые расспросы незнакомцев, коль судьба пересекла пути. И, к тому же, мы дали тебе воду. Что бы ты делал без нас?!
Нуониэль медленно поклонился и поднял руки в жесте, обозначающем благодарность.
– Без воды, я бы умер, – шёпотом ответил одинокий путник и прокашлялся. – А где великий город Фин Иларим? – спросил он уже нормальным голосом.
– На полдень, за пустыней! – гордо ответил Иналамин. – Ты бы не дошёл один! Эх, и занесло тебя на край пустыни в одиночку! Кто же так передвигается по пескам?! Сразу видно, ты не здешний!
Нуониэль улыбнулся; сухая кожа смялась, как старая бумага. Обветренное лицо на мгновение просияло. Строгие очертания сменились на ласковые и даже благородные. Биду осмелел и выполз из-за верблюда.
– Ставим лагерь! – скомандовал Иналамин.
– Немного поодаль, если вас не затруднит, – не открывая глаза, заявил нуониэль.
– Хорошо, – нахмурившись, согласился капитан каравана и махнул пару раз рукой своим спутникам, чтобы ставили палатки ближе к отвесному склону плато.
– Но разве ты не присоединишься к нашему лагерю? – недоверчиво спросил Иналамин.
– Я останусь здесь, – отблагодарив поклоном за предложение, ответил нуониэль.
– Как знаешь, – пожал плечами капитан, и стал снимать с верблюда мешок с колышками для палаток.
Биду взялся обустраивать стоянку, а Белый собрал всех верблюдов вместе и отвёл поближе к отвесному склону, чтобы они скорее попали в тень. В небе вновь показался лаггар.
– И всё же это почтовый лаггар, – громко произнёс Белый, глядя на небо.
– И что с того! – ответил сидевший на песке Биду, раскладывая тент палатки. – Пусть и почтовый! Его отпустили на гнездование, вот он этим и занимается.
– Здесь они не гнездуют, – вмешался в разговор капитан; он отошёл шагов на десять, упёр руки в боки и стал задумчиво смотреть на струящиеся пылью барханы. – Так ты и вправду не бывал в лучшем городе пустыни Фин Илариме? – повернувшись к нуониэлю, крикнул он. – Откуда же ты? Расскажи о своей земле!
Капитан каравана приблизился к незнакомцу, но, вспомнив просьбу этого нуониэля, уселся на песок шагах в двадцати от него.
– Наши леса зелены и обширны, – сказал нуониэль, осёкся, поднял дрожащей рукой флягу и сделал несколько глотков. Иналамин понял, что нуониэлю тяжело говорить.
– Точное место моего дома обозначено на карте, – продолжил нуониэль.
Он повернул голову вправо и, медленно подняв руку, указал вдаль. Иналамин приподнялся и стал всматриваться в скучный пейзаж; там что-то лежало. Капитан переглянулся с Белым. Караванщик, без лишних расспросов понял, что хочет от него предводитель. Отвязав верблюда, он сел верхом и помчался к чернеющей вдалеке точке. Биду тут же встал на ноги и поднял с кучи своих вещей саблю. Опытные караванщики знали, как бандиты могут обманывать купцов, и всегда оставались настороже. Вдруг этот нуониэль – получеловек-полудерево – всего лишь приманка? Что, если всё это нарочно подстроено, чтобы разделить караванщиков и напасть на них по отдельности?
Белый поднял с песка суму и двинулся обратно. Вернувшись, он показал своему предводителю вещи, в числе которых был и лёгкий меч. После этого всем стало ясно, что никакой засады бандитов нет. Странник никогда не оставил бы оружие и вещи, если бы не смертельная усталость.
Капитан поднял найденное оружие и стал рассматривать эфес. Белый тем временем откупорил футляр и развернул хранившийся там пергамент.
– Лами, – окликнул он капитана, не отрывая глаза от карты.
Иналамин глянул на пергамент и тут же отложил меч.
– Отменная карта, – со знанием дела заметил капитан, почёсывая покрывшуюся потом волосатую грудь. Он взял пергамент и стал водить по нему пальцем, всматриваясь в надписи и рисунки. – За такую карту легко можно выторговать трёх верблюдов!
– Если не пятерых, – заметил Белый, поднимая меч нуониэля и вглядываясь в разноцветные камешки на эфесе.
– С такой картой невозможно заблудится! – заключил Лами, сворачивая пергамент и засовывая его обратно в футляр. – Соответственно, ты точно знаешь, где находишься. А отсюда вопрос: что же ты здесь делаешь?
– Я помогаю птице свить гнездо, – ответил нуониэль и глянул в небо, где кружил лаггар.
– Ты помогаешь птице? – переспросил удивлённый Лами, усаживаясь на песок. – Ты умирал от жары и жажды, но при этом помогал какой-то птице вить гнездо? Это же нелепо!
– Нет ничего нелепого в том, что птицам нужны гнёзда, – ответил на это нуониэль.
– Нелепо заниматься проблемами птицы, когда сам помираешь от жажды! – рассмеялся капитан.
– Меня учили всегда делать то, что должно быть сделано. Делай должное, и мир будет двигаться вперёд, – произнёс нуониэль, пошатнулся и чуть не упал лицом в песок: он успел подставить руку.
Капитан вскочил, чтобы подбежать и оказать помощь изнеможённому сказочному существу, но тот жестом остановил его. Затем незатейливый путешественник сделал ещё глоток из фляги караванщиков.
– Вот видишь, – тяжело дыша, сказал нуониэль, – ты кинулся помогать мне, потому что не желаешь видеть, как я умру. Ты не хочешь жить в мире, где путники умирают тогда, когда ты можешь помочь им. А я не хочу жить в мире, где у птицы нет гнезда.
Караванщик промолчал. Он знал, каково это, бродить по чужбине и видеть во снах свой город, своё родное гнездо.
– Если помогать каждому встречному, то никогда не достигнешь своих целей, – ответил наконец капитан.
– Неведомо, кто указывает нам жизненные цели, – сказал нуониэль и снова распрямился.
– Но ведь ты зачем-то дошёл досюда!
– Возможно, я пришёл именно за этим, – объяснил нуониэль, глянув ввысь. Лаггар издал протяжный крик, описал круг и стал снижаться. Караванщики замерли. Птица стремительно опускалась на нуониэля. В последний момент она расправила крылья и, выпустив когтистые лапы, села на голову путешественника. Оторвав одну из веточек с головы сидящего, птица поднялась ввысь. Караванщики проводили её взглядом до отвесного склона плато, где лаггар исчез в щелях обветренных скальных выступов.
– Здесь не растут деревья, – задумчиво произнёс Лами, снова глянув на нуониэля. – И ты решил усесться тут, чтобы птица свила гнездо из твоих веток?
– Нет худого в том, чтобы помочь тому, кто не имеет гнезда, – ответил усталый путешественник; его голос вновь стал сиплым, а частое дыхание не успокоилось как после первых глотков воды. Нуониэль делал отчаянные резкие и частые вдохи.
Лами переглянулся со своими караванщиками: капитан видел такое много раз – тяжёлое дыхание умирающего в пустыне.
– Вот что, приятель, – начал предводитель, поднимаясь и делая шаг к нуониэлю, – мы перенесём тебя в палатку. Больше на солнце сидеть нельзя!
Нуониэль резко выбросил вперёд руку, останавливая Лами. Это был жест существа, полного сил. Капитан замер в нерешительности.
– Ещё пара веточек, – произнёс нуониэль.
– А что это вообще за ветки у тебя на голове? – спросил Белый, подходя ближе.
– Ольха, – еле-слышно ответил сидящий на песке. – Моё родное дерево.
Третий караванщик, пузатый Биду, подошёл к товарищам.
– Его надо перенести в тень и уложить, – шепнул толстяк капитану.
– От жары он тронулся рассудком, Лами, – нашептал предводителю в другое ухо Белый. Но сам капитан каравана не отреагировал на советы друзей. Нахмурив брови, он пристально смотрел на нуониэля, и о чём-то усиленно размышлял. Такой концентрации внимания ни Белый, ни Биду не видели в своём капитане уже очень давно. Даже во время песчаных бурь лихой Лами оставался уверенным в себе и спокойным. Теперь же, что-то иное угадывалось в суровом, но растерянном лице предводителя. Капли пота выступали на морщинистом лбе пустынного купца. Увеличиваясь, они скатывались вниз на косматые брови, подёрнутые редкими седыми волосками, струились по вискам и терялись на многодневной щетине, прорастающей сквозь слой дорожной пыли, осевшей на смуглой коже.
Биду кинулся к вьючным верблюдам и стал копаться в тюках. Найдя нужное, он прибежал обратно. В руках он держал белоснежный шёлковый платок. Белый взял у пузатого друга эту чистую вещь, расправил её и стал вытирать капельки пота со лба капитана. Лами не сразу заметил это, но, когда понял, что происходит, вопросительно посмотрел на товарища. Не успел тот объясниться, как заговорил нуониэль:
– Расскажи мне о… – кашель сбил речь истерзанного путника, – …о Фин Илариме!
Капитан призадумался. Хмурый взгляд его сменился прищуром, который неизбежно появляется у человека, который старается вспомнить что-то давно позабытое, но важное.
– Фин Иларим? – переспросил капитан. – Мой город? Да кто не слышал о нём! Ведь это центр всей пустыни! Оазис с пресными ключами священной подземной реки Шафи́н! – от воспоминаний Лами просиял. – Сколько башен возвышается над моим городом! Сколько товаров продаётся на его площадях! А сколько тихих и укромных садов разбито под пальмами в закоулках уютных районов! И лучше всего в нашем городе то, что нет среди его жителей нуждающихся и несчастных! Всем хватает еды и воды! Ах, сколько недругов желали бы овладеть богатствами Фин Иларима! Но разве есть в мире армия, способная одолеть пустыню, защищающую наш великий и прекрасный город! Родовое гнездо всех полуденных купцов!
Капитан аж воздел руки к небу, вспомнив о неприступности своей родины. Биду и Белый, очарованные словами предводителя, блаженно прикрыли глаза и сладостно заулыбались, представляя далёкий город.
Нуониэль ничком упал на песок.
Караванщики, опомнившись от забытья, кинулись на помощь. Биду скинул свой кафтан и расправил его над головой нуониэля, чтобы тот наконец-то оказался в тени. Белый смочил платок в воде из фляги и стал прикладывать к губам сказочного существа. Лами хлестал бессознательного путника по щекам, но тот оставался бездыханным.
– Вставай! – яростно орал Лами каждый раз как ударял нуониэля. – Вставай! Подымайся!
Капитан отчаянно бил лежащего до тех пор, пока Белый не схватил Лами за руку. Поняв, что ничего сделать уже нельзя, предводитель каравана вскочил, выкрикивая проклятья и, сжав кулаки, стал бродить вокруг, время от времени пиная песок. Волны из песчинок взмывали в воздух и, не успев растаять на ветру, летели на караванщиков, застревая в глазах у Биду и Белого, опадали на лицо мёртвого нуониэля. Веточки почившего сказочного существа с увядшими от жары листочками россыпью лежали на песке, будто хворост от только что срубленного дерева.
Друзья отвели капитана в единственную палатку, которую к тому времени успел установить Биду. Там в оранжевой тени толстого полотна колышущихся под порывами ветра стен Лами пришёл в себя. Он даже попросил у пузатого друга глотнуть из винной фляги. Но, забытый на несколько минут под солнцем сосуд так нагрелся, что капитану пришлось сплюнуть кислое пойло. Никакое вино, даже самое ароматное, не смогло бы заглушить горечь смерти странного существа.
– Отдыхайте капитан Иналамин, – сказал Белый, – Мы закончим подготовку стоянки сами. А это дитя деревьев сейчас же похороним.
– Нет, – остановил караванщика капитан. – Птице надо ещё две веточки.
Караванщики пожали плечами и, оставив капитана в палатке, продолжили обустраивать стоянку.
– Это решительно странно, – негодовал Белый, расправляя толстую ткань временного жилища. – Что здесь делает почтовый лаггар?
– То, что он почтовый – это твоя догадка, – ответил ему Биду, притащивший к стоянке вещи нуониэля и флягу с водой, из которой пил умерший. – И какая теперь разница? Несчастный помер! Что толку думать о том, какому лаггару он помогал, почтовому или простому? Вон, глянь!
Биду указал в небо. Там, от склона плато снова полетела хищная птица. Она описала круг и спикировала к телу нуониэля. Откусив от головы ольховую веточку, она взмыла ввысь и скрылась в расщелинах.
– Осталась одна ветка, – заметил пузатый караванщик, бросая сумку нуониэля и его меч к палатке. – Эдакий был парень!
– А почему последние два месяца к нам не прилетали почтовые птицы? – спросил Белый то ли у Биду, то ли у самого себя.
– А ты не знаешь нашего начальника почты Аскера! – рассмеялся Биду, усаживаясь в тени палатки. – Он ведь как напьётся, устроит такой дебош в своей почтовой башне!
– И то верно! – рассмеялся Белый. – Так разгуляется, что потом надо неделю собирать разбросанные птичьи клетки и отлавливать разлетевшихся!
– Работникам после таких попоек несколько дней и ночей приходится разбирать разорванные учётные книги! – добавил Биду. – И ещё хорошо, если он всё не сожжёт! Тогда придётся бегать по всему Фин Илариму и снова спрашивать у людей, кто кому хотел отправить письмо!
– Старый пьяница Аскер! – снова рассмеялся Белый, но тут же нахмурился. – Неужели и в этот раз два месяца не было писем из-за очередной выходки нашего почтового начальника?
– Помяни моё слово! – успокоил растревожившегося друга пузатый караванщик. – Прибудем домой, а там только и будет толков о том, как громыхала почтовая башня!
– Но если этот лаггар почтовый, то почему он не улетел дальше? Ведь если начальник почты два месяца назад устроил дебош, то у этой птицы хватило бы времени улететь очень далеко.
– И прицепился ты к этой птице! – разозлился Биду и, отвернувшись от товарища, стал копаться в сумке нуониэля.
Лаггар снова подлетел к нуониэлю и оторвал от головы покойника веточку.
Капитан Лами вышел из палатки в тот момент, когда птица только набирала высоту. Хмурый предводитель проводил взлетающего лаггара взглядом и уселся на песок рядом с пузатым другом. Тот протянул ему флягу с водой.
– Пей, Лами, не стесняйся. До колодца Аюб отсюда день пути: там восполним запасы.
– Я знаю, сколько идти до колодца Аюб, – отрешённо ответил Лами, сделав глоток и вытерев губы грязным рукавом. – Но вот чего я понять не в состоянии, так это хода мыслей ветковолосого существа.
– Брось, Лами! – раздосадовался Биду. – И ты туда же! Мало того, что Белый теперь места себе не находит, так ещё и ты не выкинешь эту мрачную историю из головы. Во всяком случае, свои две ветки эта птица забрала. Так что, если никто не против…
Биду поднялся и, кряхтя, направился к своему верблюду. Он достал из пожитков лопату, показал её друзьям и, сняв с плеч тяжёлый кафтан, направился к телу.
– А ты что думаешь, Белый? – спросил Лами у друга, который уже поставил вторую палатку и спрятался там от солнца и резкого ветра.
– Я думаю, что лаггар почтовый, – хмуро ответил караванщик.
– Хм… Странно. Но почему же этот нуониэль считал, что помочь птице важнее, чем… Даже не знаю, какие цели преследовал этот чудной путник! Ничего не понимаю! Никогда не встречал такого поведения! Это всё совершенно не укладывается у меня в голове. – Лами помолчал, а потом перебежал в палатку к Белому и уселся рядышком. – Слушай, а если лаггар и вправду почтовый?
– Несомненно, – закивал Белый. В этот момент они напоминали заговорщиков, которые судачили о чём-то секретном, чего их третий друг Биду знать не должен.
– А если на нём есть и письмо? – предположил Лами. – Надо проверить! Но если мы даже засвистим, он не прилетит к нам: у него гнездование.
– Можно поискать гнездо и… – пожал плечами Белый.
– Он бы так не поступил, – задумчиво произнёс Лами, выглядывая из палатки на лежащее у подножья бархана тело нуониэля, возле которого копал яму пузатый караванщик. – Спугнём птицу. А если наш запах останется на гнезде, то лаггар может выбросить яйца! Это неправильно.
– Но если в письме что-то важное! – упорствовал Белый. – Подумаешь, несколько яиц! В будущем году будут новые.
– Так-то оно так, – закивал Лами, обхватив колени руками, – но тогда получится, что этот нуониэль умер ни за что. К тому же, лаггар может статься и не почтовым.
– И то верно, – согласился Белый и тоже обхватил колени руками. – Что же делать?
– Ждать, – ответил предводитель.
Выкопав глубокую яму Биду вернулся на стоянку. Не успел он напиться воды, как Белый сообщил ему план предводителя «подождать, пока лаггар не высидит птенцов». Новость произвела на уставшего от работы Биду чрезвычайно нерадостное впечатление.
– Подождать!? – вознегодовал толстый караванщик. – Как это подождать? Что это «подождать»? – забегал он по стоянке, в отчаянии приседая и хлопая себя ладошами по ногам. – У нас вода на исходе! У нас люди ждут товаров! Я хочу домой! И ты, Лами, хочешь в Фин Иларим! И чего нам ждать? Пока птица насидится на своих яйцах и будет отвечать на наш свист? А если это не почтовая птица? Бедолага тронулся умом от жары, а мы теперь будем искать великий смысл в его смерти? Лами, Белый, вы же оба не первый год караваните! Должны знать, что в пути люди мрут, словно мухи! И никогда в их смерти нет смысла! В смерти вообще нет смысла! А в жизни есть! В моей жизни есть смысл!
– Ты богатый купец, Биду, – спокойно ответил Лами, лежавший на полу в палатке, заложив руки под голову. – Твоё полное имя Бидуани Сим Тагир звучит гордо. Но скажи, усыпана ли твоя сабля такими прекрасными камнями, как меч этого нуониэля? А много ли среди твоих карт таких, которые бы сравнились в точности с той, что мы нашли у этого путешественника? Уверен ли ты, что прошёл больше дорог, чем тот, кто лежит сейчас у подножья бархана?
Капитан каравана вылез из палатки и подошёл к раздосадованному Биду. Он аккуратно положил руки на плечи друга.
– А ведь он счёл, что жизнь его не важнее своевременно свитого птичьего гнезда, – добавил Лами.
– Но ведь он помешался! – попытался урезонить предводителя Биду.
– А может быть, это мы все помешались?
Лами вынул из-за пояса нож и опустился на колени у одного из колышков, к которому верёвкой была привязана палатка. Он отрезал от конца верёвки небольшой кусочек и сжал его в кулаке. Потом он взял из рук Биду полупустую флягу и побрёл к нуониэлю. По предметам в руках своего предводителя караванщики поняли, что сейчас будет происходить. Они поднялись и пошли следом.
Солнце уже опустилось и разбухло, налившись предзакатными алыми цветами. Тени от плато наконец-то накрыли прохладными одеялами уставших от жары верблюдов. Три человека стояли над ямой в песке, на дне которой покоился нуониэль – дитя леса с веточками вместо волос.
– Нет ни нитей, ни верёвок, ни цепей в этом мире, которые не имели бы конца, – произнёс капитан каравана Иналамин, и бросил на мёртвое тело кусочек верёвки. – Пусть эта короткая бечёвка напоминает тебе мир, из которого ты сегодня уходишь. Мы опускаем тебя под пески, чтобы воды подземной реки Шафин унесли тебя в последнее путешествие. – Иналамин поднял флягу над могилой и вылил из неё воду. – А ты, подземная река Шафин, прими эти несколько капель в уплату за то, что унесёшь на своих волнах безымянного нуониэля в мир тёплых теней. Да будут вечно бить ключи твои под Фин Иларимом!
– Под Фин Иларимом! – вторили капитану караванщики.
Все с минуту помолчали, а потом закопали тело. На получившемся холмике Лами начертал знак, похожий на букву «н». Никто из этих людей не знал, почему надо чертить именно такой знак. Никто не знал, почему никак иначе не отмечают могилы усопших. Никто не знал, почему ветер заметает песком такие знаки. Никто не знал, зачем ветер разравнивает и могильные холмики, превращая всё вокруг в одну бесконечную пустыню.
***
Два последних дня бушевала песчаная буря. Даже сюда на стоянку у подножья отвесного плато, ветер принёс массы песка, завалившие палатки и жавшихся друг к другу верблюдов. Где-то за серыми тучами взошло солнце.
Лами стоял у потухшего костерка и потирал руки выше локтей: за ночь он замёрз, а хмурое утро совсем не грело. Лами неустанно вглядывался в изгибы барханов. Из палатки вышел Белый.
– Две недели, – сказал он, не глядя на Лами. – Как раз дошли бы до Фин Иларима.
– Дошли бы, – ответил Лами.
– Переживаешь за Биду?
– Он попал в самую бурю. Ночь до колодца – буря. И обратно ночь – тоже буря.
На вершине бархана появился наездник: это Биду возвращался от колодца Аюб. За время двухнедельной стоянки четыре раза караванщики ходили к колодцу за водой; один из них брал отдохнувшего верблюда и на два дня исчезал в дрожащем от жары песочном горизонте.
Биду, увидев друзей, замахал рукой и что-то радостно прокричал. Белый вскинул руку в ответ возвращающемуся водоносу.
Раздался крик лаггара. Лами глянул в небо и улыбнулся парящей там птице. Он надел на руку мягкую кожаную соколиную перчатку с длинной крагой защищающей запястье и выставил руку вперёд. Белый заложил в рот два пальца и со всей силы засвистел. Лаггар стал снижаться.
– Почтовый! – рассмеялся Биду, подкатывая на своём усталом верблюде к стоянке. – Почтовый лаггар!
Белый кинулся помогать другу спешиться. В это время птица опустилась на перчатку капитана Лами.
– Вот так буря! – сетовал посыльный, подавая друзьям наполненные водою фляги и меха. – Чуть не пропал!
– Ты истинный сын пустыни! – похвалил караванщика Лами, осматривая лаггара. – А вот и письмо! Надо же!
Лами отцепил маленький свёрток от хвоста птицы и передал его Белому, который тут же стал разворачивать кожаный конвертик. Радостный караванщик долго копошился дрожащими пальцами, в предвкушении перехваченных вестей. Откуда же им быть, как не из родного города капитана и Биду!
– Ах, ну и птица! – воскликнул Биду, приближаясь к Лами. – Давно не видывал тебя, приятель! Вестник ты наш надёжный! Что там в письме?
Лами и Биду всё ждали, когда же Белый прочитает развёрнутое им послание. Но чем дольше Белый всматривался в мелкий текст, тем серьёзнее становилось его лицо.
– Что там, Белый? – растревожился капитан и, отпустив птицу, снял перчатку.
Лаггар воспарил в серое небо. Птица попала в пробившиеся сквозь тучи лучи солнца и на миг загорелась ярким оранжевым светом.
– Читай! – приказал Лами.
Белый вздрогнул и посмотрел на друзей каким-то отчаянным взглядом. Он сжал скулы и снова глянул на записку.
– Войска Имурада одолели нас, – читал Белый, дрожащим голосом. – Вчера город пал. Я и ещё несколько человек отошли к бархану Кайро, откуда наблюдали, как враг сжёг Фин Иларим. Не осталось ни башен, ни стен, ни садов. Мы не знаем, уцелел ли кто ещё. Чтобы враг не настиг нас, мы пойдём в Низину Холодных Песков. Работники почты не лучшие кочевники, но мы постараемся дойти! Возможно, там есть вода. Пусть тот, кто получит это письмо, передаст сию скорбную весть всем караванам. Подпись – Аскер, начальник почты Фин Иларима.
