Kitabı oku: «Долгое прощание с близким незнакомцем», sayfa 13
– Слышал о вас, – сказал Ильин.
– Очень приятно, – ответил я.
Все двинулись к самолету. Наши ребята грузили на борт рюкзаки. Я повернулся к идущим сбоку Сашке и Инке.
– Жаль, что так мало общались, – сказал я первое, что пришло на ум.
– А ты задержись у нас на обратном пути, – солидно посоветовал Сашка.
– Обязательно! – подхватила Инка.
В ее голосе слышалась уже директива.
– Постараюсь, – улыбнулся я. – Мимо вас обратно не проскочишь.
– А ты бы хотел? – спросила Инка.
Посмотрев ей в глаза, я серьезно ответил.
– Нет.
Мы обнялись, сказали все разом «до свиданья!», и я шагнул к трапу.
Командир пропустил меня вперед, потом поднялся сам, за ним закрыли дверь, и гостеприимных хозяев не стало видно. В привычном голом интерьере фюзеляжа, разлинованном стрингерами, я застрял непривычно близко ко входу, на наклонном боковом сидении. Экипаж направился в нос машины. Мысленно я, как и командир, только по памяти контролировал предполетные проверки. Включился стартер, и мотор сразу своим ревом перекрыл его песню. Погоняв по газам, пилот двинул машину в старту. Полет на Важелку начался.
Я следил за разбегом в иллюминатор. Как только дрожь от бежавших по полосе колес перестала передаваться каркасу, я понял, что летчик оторвал машину от земли на нужной скорости. Почти сразу же самолет еще больше задрал нос, расстояние между нами и бетонной полосой быстро увеличивалось, и вот мир снова широко распахнулся во все стороны. На душе стало веселей. Что ни говори, а взлет в чужом исполнении всегда ждешь с трепетом.
Машина набирала высоту, пока мы не остановились на высоте тысяча метров. Я смотрел на проплывавшие под нами лесные и болотистые участки, на мелькавшие кое-где речки и по привычке прикидывал, где можно попытаться сесть, если что-то случится с нашим чудным, но – увы! – единственным мотором. От этих мыслей меня отвлек свист из пилотской кабины. Кто-то из экипажа сделал мне приглашающий жест. Под понимающими взглядами членов нашей компании и еще двух летевших с нами незнакомых людей я прошагал по вещам, загромождавшим пол, придерживаясь руками за шпангоуты и стрингера. Протиснувшись мимо зазывавшего, прижавшегося спиной к блокам радиоаппаратуры, я оказался между двумя пилотами. После фюзеляжа тут казалось поразительно светло. Первый, командир, показал второму, чтобы он отдал мне переговорное устройство. Я принял наушники и привычно быстро надел их на себя.
– Как вам наши места, Николай Михайлович? – услышал я располагающий к разговору голос командира. – Похожи на ваши?
Оказывается, Сашка успел поговорить с ним обо мне еще до того, как мы познакомились.
– Немного похожи, – согласился я, быстро оглядевшись кругом, – и всё же не очень. Там, помимо тайги, еще и очень резкий рельеф, если ты не над приморской равниной или не над поймой широкой реки, Валерий?..
– Не надо, – ответил он как можно приветливей. – Просто Валерий.
– Ну, тогда и я – просто Николай.
– Не-е-ет, так нельзя, – повернулся он ко мне, – вы для нас фигура почтенная! Без отчества нельзя.
– Вот и ходи после этого в друзьях у начальника аэропорта! – с шутливой грустью отозвался я.
– Ну что Вы! Это не из-за вашей дружбы! У вас там, конечно, все сложнее, я знаю. Поэтому и хочется знать, как здесь, на Ваш взгляд.
Я понял, что его во мне занимает, и одобрил. Парень любую встречу хотел использовать для пополнения профессионального арсенала. Дельно.
– С посадочными местами у вас тут тоже не разбежишься, – после секундного раздумья сказал я.
– А что бы Вы сейчас, к примеру, выбрали для вынужденной?
– Давай прикинем, – я и не заметил, как перешел на «ты». – Теоретически можно спланировать в радиусе десяти километров с нашей высоты. Так?
– Так.
– Но столько на нагруженной машине без мотора не пролетишь. Значит, попробуем найти что-то поближе. Проведем-ка границу километров за восемь. Это первое.
– А как? – озадаченно спросил он.
– Если летаешь над одной местностью часто, надо просто запомнить расстояния по карте между заметными ориентирами. Ну, это ты и без меня знаешь. А главное – надо постоянно практиковаться. Взглянув куда-то по курсу или в сторону – прикинул, сколько до ориентира и тут же проверил себя по карте. Да так не раз – и с разных высот. И скоро убедишься, что видение с правильными оценками вырабатывается. Вон до той речки, которая появилась впереди слева, семь километров. Проверь.
– Да, семь, – вскоре подтвердил он.
– Дальше. Садиться на деревья, на скалы, россыпи, да еще с неубирающимися шасси, сам знаешь, чем кончится. Тут уж лучше что поровнее – болото, но только рядом с кромкой леса, или река. Если есть пляж, галечная коса, обнажившаяся отмель – самое милое дело. Не беда, если узко и можешь зацепиться крылом, но тогда старайся зайти так, чтобы зацепиться сразу и правым, и левым. Если одним – воткнешься куда-то вбок. Садиться на воду тоже можно, но с расчетом, чтобы тебя к кромке берега по инерции поднесло. Тонуть в аппарате тоже не сладко. Но главное – экономно расходовать высоту. Стараться иметь запас возможно дольше. Полезно время от времени тренироваться в безмоторном полете, с большим запасом высоты, ну, и над местностью, где можно сесть без особых проблем. Привыкнуть планировать с малым углом тангажа, лишь бы не терять управления.
Я заметил, что Валерий, смотревший вперед, кивнул мне головой. Наверное, он этот маневр проделывал.
– Еще, на крайний случай, если сплошь всё заросло и нет никакого просвета, постарайся выбрать, где деревья потоньше, да пониже, и над ними потеряй скорость почти до нуля над самыми верхушками, и так парашютируй до земли. Удар, конечно, будет, но, может, его что-то смягчит, за что-то зацепишься, ну, в общем, как Бог даст. Тут уж любой мелочи обрадуешься. Лишь бы боком не врезаться в толстый ствол. И ему не поздоровится, и тебе. А насчет посадки на россыпь, я одно только смог придумать, но проверять не проверял. Постараться на приличной скорости, когда под крыльями еще хороший воздушный поток, аккуратненько снести шасси о какую-нибудь гребенку, барьер, взяв перед моментом касания ручку немного на себя, чтобы парировать опрокидывающий момент и не скапотировать. Но это не дай Бог. Главное, как в этом потренируешься?
Валерий снова подтверждающе кивнул.
– А что делать, если машина плохо управляется? – спросил он.
– Если шалят рули, пробуй играть элеронами и закрылками. В этом, кстати, можно упражняться сколько угодно. Тут полезен опыт Сент-Экзюпери. Ты читал его «Военного летчика»? Нет? Почитай. Там он пишет, что на десятикилометровой высоте у французских самолетов-разведчиков в начале войны замерзала жидкость в гидросистеме управления рулем. Ниже лететь – немцы собьют. Держать эшелон и в то же время маневрировать не получается.
– И что он?
– Кое-как подправлялся элеронами. Ну, это ему приходилось импровизировать, а нам грех заранее не воспользоваться подсказкой. Пробуй! Только не сейчас.
Он рассмеялся.
– А как садиться на речной и озерный лед?
– О! Это целая наука! Когда мороз устоится, тогда несложно, лишь бы в талик не влететь. Но это все-таки заметно по цвету снега. На талике он темней. Главное же – коснувшись льда, стараться понять, будет ли он держать без аэродинамической поддержки крыльями. Скорость надо держать, если, конечно, нет риска во что-то воткнуться, и смотреть, что под лыжами или колесами сзади – мóкреть или что. Плохо – из нашей кабины этого не увидишь. Надо дверь на ходу открывать и кому-то из экипажа смотреть. Если видно воду, взлетай обратно, коли можешь, ищи что-то еще. Ну, вот тут, я смотрю, еще ничего. Речки узенькие, неглубокие, есть шанс, что весь самолет в воду не погрузится. Лишь бы в завал какой не влететь… Кстати, ты на не расчищенную от снега полосу на колесах не садился?
– Нет, не приходилось.
– Тут тоже трудно решить, что делать. Хорошо, если он пушистый. Тогда сильно тормозить не будет. И то хорошо бы, его глубина была не больше половины радиуса колеса. А на более плотный, глубокий и вязкий, по-моему, одно возможно делать без опасения скапотировать – это ухитриться погасить скорость почти до нуля на высоте метров около двух и плюхнуться парашютированием. Тут очень важно знать, что центровка правильная. Вот только сложность в определении расстояния. Что-нибудь темное надо либо высмотреть на поверхности, либо самому предварительно выбросить. А при посадке на гладкую воду, если берег не рядом, ошибиться в оценке высоты еще проще. Я читал – раньше летчики на похожих на наш аэропланах бутылки с бензином сначала кидали в воду и потом ориентировались по пятну. Не то могли воткнуться в воду раньше, чем успевали подумать. Альтиметры врали – кстати, они и сейчас могут врать, – так что старайся все время знать, на какой высоте над поверхностью сейчас находишься, не только по прибору, но и по опыту. Ты еще не устал от моей болтовни?
– Нет, нисколько! Почаще бы такое слушать!
– Побольше читай воспоминания летчиков, особенно старых. Нам в малой авиации они ближе любых современников. Тем более, что им было во всех отношениях труднее, чем нам.
– А кого порекомендуете?
– Ну, из полярных – Михаила Каминского, Грацианского, и Аккуратова тоже, хоть он и не летчик, а штурман, но очень наблюдательный человек. Громова, конечно, Коккинаки, Сент-Экзюпери, Водопьянова, ну и еще всех, кто много летал и чьи фамилии сейчас не вспомню. Не знаю, писал ли Константин Константинович Арцеулов. Мне не встречалось. А если писал, надо бы прочесть.
– Он кто?
– Старейший летчик у нас. Еще до первой мировой начал летать. Любимый внук Айвазовского. Дед мечтал, чтобы он тоже художником стал. Единственный человек, которому он разрешал бывать в мастерской, когда там работал. А он… Как мы с тобой.
– Со мной в училище был один, – живо отозвался Валерий. – Уехал из дому сдавать экзамены в консерваторию по классу скрипки и так в летное училище со скрипкой и поступил!
– Во-во! Аналогичный случай, – подтвердил я. – Какие подарки делали ребята своим любящим предкам! Ни в сказке сказать, ни пером описать! Твои-то не огорчались, что в летчики пошел?
– Мои – нет. Не очень.
– Ну и правильно. Заранее огорчаться все равно без пользы. Только нервы трепать.
– Николай Михайлович, а в грозу Вы летали?
– Нет. Удирать приходилось, а внутрь, к счастью, не попадал. Ничего там в грозовой туче не видно, никакие приборы не работают, кроме, говорят, авиагоризонта, и только и жди разящего удара с любой стороны, а до него тебя так швыряет, что и без молнии крылья могут отскочить. Это уж форс-мажор, непреодолимая сила. В отдалении от хорошей грузовой тучи и то поймешь, что ты никто, мельче букашки в своем «ероплане», а уж тем, кто внутри грозы, и вовсе скверно. Некоторые, правда, выбирались. Но сами не понимали, как.
– И мастерство не помогало?
– А где его там показывать? Так что лучше драпать от грозы во все лопатки. Что, собственно говоря, и предписывает делать инструкция.
Я умолк, почувствовав, что слишком уж разговорился. Пожалуй, полезнее для нашего дела было послушать Валерия.
– Ты давно летаешь в этом направлении? – спросил я. – Не только на Важелку, а вообще на Север, поближе к Коми?
– Да года три. Каждую неделю по два-три раза, а то и чаще. А что?
– Понимаешь, у нас тут экспедиция от комиссии по изучению НЛО.
– Да, я знаю. Васильков говорил. Вас интересует, не видел ли чего такого?
– Да, – подтвердил я. – Так видел?
– Самих летающих тарелок – нет, хотя разговоры слышал. А вот какое-то странное свечение в воздухе, причем пасмурным днем или в ранние сумерки, когда еще в принципе не темно, видел. Причем именно на севере, где-то в районе границы с Коми.
– А какое оно было?
– Ну-у… пожалуй, похоже на полярное сияние. Большие пятна, иногда световые занавесы, только более стойкие, не такие колеблющиеся.
Я кивнул.
– Но что-то все-таки их отличало, кроме меньшей подвижности?
– Пожалуй, да. Гораздо быстрее занимаются, им не надо разгораться постепенно. А ярче намного. В ранние сумерки у нас сияний не видать.
– А подолгу светило?
– По-разному. То несколько минут, то горит все время, пока не удалишься. Не прерываясь, минут по сорок, по пятьдесят.
– А бывают свечения, прерываемые паузами?
– Да.
– И большие перерывы?
– По часам не засекал, но это минутные затмения, не секундные. Повторялись по-разному. От двух до семи раз. Это я запомнил.
– А приборы как себя вели?
– На таком удалении нормально. Это, кстати, тоже отличает такие свечения от обычных сияний. Я смотрел на магнитный компас. Не метался, не колебался. Странно, да?
– В этом деле, почти все странно, кроме боязни властей говорить об этом.
– А что вы рассчитываете найти?
– Если повезет с информаторами, то, возможно, места приземления. И там по ним поползать, поснимать, поизмерять. С приборами мало кто оказывался в подобных местах. Ты, кстати, не видел круглых плешей в тайге?
– Идеально круглых?
– Ну, может, почти – эллипс, овал.
Валерий покачал головой.
– Бывают и болота примерно круглой формы. Поди узнай, обычные они или нет.
– Это верно. А размеры этих круглых болот какого порядка?
– Метров под сто – самые маленькие. Но бывают и больше километра.
– В этой местности?
– Да, и в этой тоже А вас какие больше интересуют, большие или маленькие?
Вопрос Валерия застал меня врасплох. Я подумал, не посоветоваться ли с Андреем, но решил, что это еще успеется. Главное, «наша» северо-восточная плешь по этой градации была небольшой.
– Больше, пожалуй, малые. Метров по семьдесят или около того, – сказал я.
– Пару таких я держу на примете в качестве запасных ориентиров в этом районе.
– А где?
– Одно еще до Важелки, километров за тридцать, немного в стороне от трассы. Подвернуть туда?
– Если несложно. А другое?
– А другое за Важелкой, к северо-западу, примерно в двадцати километрах.
– На твоей полетной карте они есть?
– Да. Но это я их сам точками отметил. Вот, смотрите – здесь и здесь.
Я всмотрелся в карту. Вокруг обеих точек был обозначен лес. В рельефе не было никаких особенностей – ни высоты, ни впадины. Так, ровная местность. Чуть не подумал: «Как плешь».
– Можно будет перенести эти точки на нашу карту? – спросил я.
– Конечно. Тайны тут никакой. Сами увидите. Как есть болота. Только что круглые и маленькие. Вырубок здесь никто бы таких не сделал. Да и дорог к ним нет. Ни новых, ни заброшенных.
– Любопытно.
– К первой плеши подлетим минут через пятнадцать.
– Пойду тогда предупрежу нашего начальника. Пусть тоже посмотрит.
– Ага, посмотрите. Только не снимайте. А то, если узнают, мне здорово нагорит.
Я кивнул. По секретной инструкции, с которой и меня в свое время знакомили, о нарушающих запрет фотографировать землю с воздуха полагалось сразу же сообщать по радио в аэропорт прибытия, а там уже самолет должны были встречать люди из органов. Недаром долгое время главное управление по геодезии и картографии было при НКВД. Затем при генштабе. Но хрен редьки не слаще – все равно снимать нельзя было даже из-под полы. Раз Валерий предупредил, значит не вполне уверен в ком-то из своих или из пассажиров – могут настучать. А тогда действительно не оберешься.
Я вылез из кабины и спустился с «небес на землю». Крича Андрею на ухо, я объяснил ему, что скоро мы подлетим к одному круглому пятну внутри леса, и попросил достать карту. По масштабу она на была вдвое крупнее полетной, но на ней тоже не было обозначено ни одного круглого пятна в районе Важелки. Андрея мое сообщение заинтересовало. Я предупредил, что снимать не получится, иначе подведем первого пилота, а он и так ради пятна отклонился от трассы. Андрей кивнул. В этом смысле он был абсолютно надежный парень.
– Минут через десять подлетим.
– Он посигналит?
– Да, наверное, включит сигнальную лампу.
Я показал ряд из трех разноцветных плафончиков на переборке пилотской кабины,.
– А они работают? Не провороним? – усомнился Андрей.
– Должны работать, – ответил я, однако, подумав, сказал:
– Ты последи за сигналом, а мы с ребятами будем через иллюминаторы смотреть вниз слева.
Андрей понимающе кивнул.
Под нами постепенно перемещались участки леса, обычно довольно молодого, выросшего из посадок, делянки вырубок, исполосованных дорогами и захламленных не вывезенной древесиной или порубочными остатками (рубки были все как одна сплошные, самые гадостные из всех), болота, изредка довольно широкие поймы узеньких рек. Через какое-то время боковым зрением я увидел, что на переборке зажглась сигнальная лампа, и тотчас вытянул шею, вглядываясь вниз и вперед. Валерий уже снизился на пару сотен метров. Нам хорошо было видно небольшое пятно, вокруг которого сплоченно стоял молодой сосняк. Внутри круг был пуст – там не было ни поваленных деревьев, ни обуглившихся стволов и ветвей, ни, как мне показалось, болота, хотя этого с гарантией нельзя было утверждать.
Мы провожали пятно глазами, пока оно не ушло назад и не исчезло из видимости. Андрей переместился ко мне.
– Что скажешь? – спросил он.
– Похоже, – сказал я, пожав плечами. – И дорог к этой плеши не было видно никаких, даже давних. Но здесь непонятна подстилающая поверхность. У меня была видна скала.
– Неплохо было б приземлиться… – задумчиво произнес Андрей.
– Тогда, возможно, не понадобится лететь на край земли.
– Нет, что ты! Одно другого не заменяет. Просто неплохо было бы их сравнить по всем параметрам. В том числе и с тем пятном, которое дальше, после Важелки. Как думаешь, там рядом есть где посадить вертолет?
– Почему нет? Метрах в восьмистах – голая пойма речки. Там можно посадить машину и обосновать лагерь, а оттуда расчистить тропу к плеши. Ты что, хочешь договориться по радио о спецрейсе из Важелки на обратном пути?
– Может, даже и не из Важелки, а из той точки, где мы будем работать на границе с Коми. Об этом с твоим другом можно договориться?
– Не знаю. Наперед не скажешь. Ты вот что попробуй: Валерий ведь сегодня же вернется на базу. Отправь с ним гарантийное письмо и одновременно записку с предложением оплаты наличными. Если с нашей рации не удастся поговорить с Васильковым, то уж в Важелку-то он сможет прислать ответ.
– Верно, так и поступим, – решил Андрей.
Он был явно доволен: испытательный полигон, выбранный им на севере Вятского края, оказался перспективным полем деятельности, причем гораздо более масштабным, чем думалось поначалу. Но хватит ли у нас времени и сил обследовать все выявленные объекты? Андрей наверняка обдумывал сейчас, как можно ускорить работу на севере. Однако я полагал, что пока у нас в руках слишком мало данных для того, чтобы строить какие-то расчеты. Так оно, в общем, и вышло.
IV
В Важелке мы приземлились на выгон, с которого согнали привычно пасущихся там коров, – дело известное, не пропадать же земле даром. Сколько раз мне случалось гнать коров с полосы, заходя прямо на них и пугая ревущим мотором. На скатах крыши аэродромного домика был написан номер населенного пункта для ориентации с воздуха. Непонятно только, как эта система работает зимой, когда крыши напрочь завалены снегом.
Улетать обратным рейсом в Киров собралось уже несколько человек. Среди них двое выделялись явно городской одеждой: высокий плечистый мужчина с бородкой, эдакий ушкуйник или вольный казак из флотилии Стеньки Разина, и миловидная очень молодая женщина, явно при нем. Мы сразу перекинулись с ним любопытствующими взглядами. А чуть позже, передавая Валерию бумаги для Василькова, мы снова оказались рядом. И тут выяснилось, что ушкуйник провожает, а не летит. Он обнял женщину, поцеловал ее, затем подсадил в фюзеляж и подал вслед чемодан. Пообещав сделать все, о чем мы просим, Валерий попрощался и тоже поднялся на борт. Ушкуйник не уходил. Вот уж изнутри закрыли дверь, потом чихнул и запустился мотор. Аппарат двинулся с места и развернулся для разбега против ветра. Провожающий замахал рукой. Самолет с ревом пошел на взлет. Махать дальше стало бесполезно. Заметив, что я наблюдаю за ним, ушкуйник без церемоний подошел ко мне и представился.
– Я главный врач здешней больницы, Александр Березин. Вы к кому-то в поселке?
– Нет, мы – небольшая экспедиция. Я ее участник, Николай Волгин.
Пожимая его руку, я невольно обратил внимание на то, как она велика и сильна.
– Вы хирург? – догадался я.
– Хирург, – с удовольствием подтвердил он. – А вы пилот?
– Да пилот, правда, теперь уже бывший.
– Что так?
– Возраст.
– Вам много не дашь, – возразил он.
– А у нас и не держат до старости, – объяснил я.
– А экспедиция, если не секрет, зачем?
– Ищем следы пребывания НЛО, в том числе на почве.
– Ну-у! – пораженно воскликнул он. – А где?
– К северу от Важелки, у границы с Коми.
– Серьезно?
– Серьезно. Можем показать бумагу из комиссии при Академии наук.
– Да нет, я не о бумагах. Мне они… – он прервал сам себя, чтобы не сказать незнакомому, что он о них думает и как вообще расценивает бумаги… – К тому же я и не местная власть, хотя, к слову сказать, все-таки избран членом районного совета. Меня интересует насчет НЛО – это вы серьезно?
– Вполне серьезно, – подтвердил я, – и несмотря на всю их неуловимость для науки.
– Тогда приглашаю вас ко мне. Жену вот проводил, в квартире при больнице места много, никого не стесните.
– Так нам сразу надо на место. Времени у нас мало.
– А куда вы сегодня пойдете? – возразил он. – Все равно Ивана Абатурова дома нет. Будет только вечером.
– А при чем здесь этот Иван?
– А при том, что он завтра пойдет в свою избушку, как раз в ту сторону, куда вам надо. Лучшего проводника не найти. Вы же дороги не знаете?
– Нет.
– Ну тогда и дождитесь его, только время сэкономите. Так идем?
– Сейчас скажу о вашем приглашении нашему лидеру. А кроме Ивана туда некому провести?
– В данное время нет. Один он свободен. Это я вам точно говорю.
«Точно так точно», – подумал я и пошел сообщать о предложении Березина Андрею.
Тот подумал, взвесил «pro» и «contra» и решил, что даже при полусуточной задержке с проводником мы доберемся до места скорее, чем идя самостоятельно. Я вернулся к доктору и сказал, что мы согласны.
– Вот и хорошо, – обрадовался он. – Пойдемте. Нам на ту сторону.
Поселок от аэродрома отделяла не то речка, не то река. Она была быстра, и в этом месте ее ширина доходила метров до сорока. Подвесной пешеходный мостик был поднят высоко над водой и даже над берегом – до его шаткого настила надо было подниматься по ступеням, как на второй этаж. Сверху провисший узкий мост выглядел пугающе, но толстые тросы внушали доверие.
– С него часто падают?
– Нет, не очень. С пьяных глаз.
– Неужели мало пьют?
– Не-е… пьют как полагается. Падают редко.
– Выплывают?
– Кто как.
– А вообще у вас работы много? Как у хирурга?
– Да, в общем, хватает. То аппендицит, то ножевое ранение, то травма на лесозаготовках, то еще что-нибудь.
– А оборудование? Все есть, что полагается?
– Какое там! – махнул он рукой. – Света и то иногда не бывает. Даже во время операции. В поселке дизель вырубают в одиннадцать часов. Дальше делай как хочешь. Не так давно оперировал одного, пырнули ножом в живот. К концу операции вырубили свет, хотя я и послал сказать, чтоб не вырубали. Пришлось заканчивать при фонариках.
– И как?
– Да плохо. Пациент умер. Назначили экспертизу. Обнаружили, что я не все разрезы зашил. Один маленький – с сантиметр – остался. Его просто не было видно. Пришлось оправдываться перед прокурором.
– Ничего себе! И чем кончилось?
– Да все подтвердили ему, что дело не во мне. А так, худо-бедно, но я почти всем нужным кое-как обзавелся. И то лишь потому, что я ёбаный депутат районного совета! А так и этого бы не имел.
Я подивился, как он метко окрестил себя, точнее, свою депутатскую должность и масштаб возможностей избранного народом лица, а еще больше – власти всего райсовета. Вскоре мы свернули с грязной улицы, по бокам которой стояли деревенские дома, в какой-то заулок, к обширному одноэтажному зданию в виде буквы «П». Это и была поселковая больница. Одно крыло занимала квартира доктора. Из трех комнат обставленными оказались только две маленьких, а большая проходная зала оставалась совершенно пустой, если не считать большого стола и двух лавок. Хозяин предложил расположиться в меблированных помещениях, но Андрей и следом все мы дружно запротестовали, доказывая, что нам мебели не надо, у нас при себе в рюкзаках свой комфорт. Березин не стал возражать, и мы устроились на полу.
Неожиданно образовавшийся в наших занятиях вакуум надо было чем-то заполнить. Березин пригласил осмотреть больницу. Он действительно постарался укомплектовать ее чем надо, особенно же операционную. Больных было на удивление мало: женщина, которой удалили аппендицит, бойкий мальчик с рукой в гипсе и пара мужчин, наблюдавшихся после отравления. Да и больница оказалась невелика. Экскурсия быстро закончилась, и мы решили приготовить обед.
Это было первое испытание наших кулинарных способностей. Я вызвался варить гречневую кашу. Геохимик Виктор Петрович развел огонь в дровяной плите и принялся за сооружение яичницы. В кухню заглянул Андрей. Березин, пройдя мимо него, вдруг ни с того ни с сего спросил:
– Вам причиняли неприятности почки?
– Было дело. По поводу камней.
– По-моему, они и сейчас там есть.
– А как вы определили?
– Уловил рукой.
Мы с Андреем тотчас переглянулись.
– Вы экстрасенс? – спросил он.
– Что-то в этом роде. А что?
– Нам как раз и нужен такой человек.
– Для чего? Лечить кого-то в экспедиции?
– Нет, чтобы установить, существуют ли в месте предположительной посадки НЛО какие-либо поля или эффекты, которые не в состоянии зафиксировать приборы, но которые, вероятно, мог бы ощутить экстрасенс. Вы с рамкой работали?
– Это которая крутится? Нет. Она реагирует на аномалии?
– Да.
– А у вас она есть?
– Есть. Но в наших руках она вряд ли закрутится.
– А мне можно попробовать?
– Разумеется.
Андрей принес рамку. Саня взял ее и начал ходить по кухне. Мы напряженно следили за ним. Проходя за спиной геохимика, Саня вдруг с изумлением уставился на рамку, когда она вдруг весьма заметно отклонилась от прежнего положения. Постояв несколько секунд, он пошел дальше. Рамка вернулась в прежнее положение. Саня вернулся назад. За спиной Виктора Петровича она снова развернулась. Ни у кого не осталось сомнения в том, что таким образом действительно можно уловить нечто невидимое.
– Интересно, – пробормотал Березин и начал водить рамкой вдоль тела каждого из нас. Кое у кого она меняла ориентацию, и Саня в таких случаях объяснял, какую патологию он здесь усматривает голой рукой. Похоже, что даже такая примитивная инструментальная возможность диагностирования казалась ему достаточно ценной.
Обследовав рамкой всех, кто был в квартире, он решил обойти больницу. Итоги испытания «прибора» он передал в следующих словах:
– Рамка реагирует на наличие и даже на интенсивность вредных для человека факторов.
И не успел я спросить: «Почему именно вредных?», как Березин добавил:
– Знаете, мне захотелось сходить с вами к этим плешкам от посадок. Надо все-таки знать, навредили они нам или нет. Если да, то от этих мест надо держаться подальше.
В этот момент я уже знал, о чем теперь думает Андрей: у него наконец появился шанс укомплектовать весь требуемый состав летней экспедиции.
Наша трапеза за общим столом затянулась. К экспедиционной еде, включавшей, помимо яичницы и каши, консервы, колбасу и сыр из Москвы, Саня Березин выставил и свои две «поллитры». И хотя на этот счет у Андрея возражения явно были, он промолчал. Словно читая его мысли, Саня сказал:
– Литр водки на семерых мужиков – это не о чем говорить. Просто выпьем с вами за знакомство.
Оно и в самом деле. На каждого выходила почти символическая доза.
Тем не менее и ее хватило, чтобы у большинства развязались языки. Беседы шли вокруг разных странных случаев и в экспедициях, и в медицине. Наши коллеги-геологи, то есть геофизики и геохимики, за свою еще в общем недолгую жизнь в избытке навидались и наслышались всякой всячины. И о найденных месторождениях жильного золота, которые не удавалось найти во второй раз, хотя из первого открывателями были доставлены весьма впечатляющие и по качеству, и по массе образцы. И о целых народах, исчезнувших в Арктике. И о нескольких крупных осколках таежных и тундровых племен, которые ухитрились на пять десятилетий пропасть из поля зрения советской власти. И о староверческих тайных поселках, где жители истово придерживаются обрядов и, главное, морали средневековой, дониконовской Руси. И о бесследных исчезновениях партий и экспедиций, на поиски которых бросались крупные силы. И о встречах с людьми гигантского роста, с которыми не удавалось при этом вступить в контакт и о которых вообще ничего нельзя было выяснить ни из расспросов старожилов, ни из легенд. Не было только рассказов о личных наблюдениях НЛО, и Саня Березин не преминул это отметить.
– Я-то думал, что все вы ищете то, что однажды уже видели и что больше от себя не отпускаете, – сказал он.
– А нас и без этого не отпускает, – усмехнулся в ответ Андрей.
– То-то и странно! – обронил Саня.
– Ты что, сомневаешься в нашем психическом здоровье? – улыбаясь, спросил я.
Мы уже с ним уже твердо перешли на «ты», в то время как остальные еще путали «ты» и «вы».
– Да нет, – ответил он. – Чего я буду сомневаться в вашем здоровье? Мужики вы явно нормальные, только интерес ваш какой-то странный.
– А вот с этим я как раз и не согласен, – вмешался Андрей. – Если бы мы своими глазами видели инопланетный корабль, то, вопрос, существуют НЛО или нет, отпал бы сам собой. А так мы вынуждены собирать доказательства, большей частью косвенные или субъективные, которые убедили бы в реальности НЛО других таких же не видевших, как и мы.
– С этим действительно нечего спорить, – согласился Саня. – Но ведь вы уже уверены, что НЛО – не выдумка, не фантазия. На чем же основана эта ваша уверенность?
– Пожалуй, на двух вещах. Первая – это вполне разумное предположение, что мы не единственные мыслящие существа во вселенной и, тем более, не венец мироздания. Вторая заключается в том, что люди, по большому счету, ничего не умеют выдумывать.
– Как не умеют?
– Да так. Исказить виденное могут, и даже обязательно это делают. А вот вообразить нечто совершенно небывалое не умеют. Я, во всяком случае, такого не знаю. И потому верю тем, кто утверждает, что наблюдал НЛО и еще что-то, что с их появлением связано. Но официальная наука, то есть те люди, от которых зависит, придать ли серьезный масштаб исследованию этой проблемы, только и твердят о жертвах галлюцинаций и надувательстве. А в результате мы не можем сделать так много, как хочется или как надо бы, но все же сохраняем надежду на то, что постепенно наберем столько данных, что от них уже не отмахнешься. Вы, Саша, ведь не случайно же хотите пойти с нами?
