Kitabı oku: «Долгое прощание с близким незнакомцем», sayfa 14
– Ну, конечно, хочу сам в чем-то убедиться. Любопытство меня подталкивает так же, как и вас.
– Давайте выпьем за наше любопытство.
Все чокнулись и выпили.
Саня ушел из-за стола по каким-то своим делам, пообещав, что, как только в поселок явится Иван Абатуров, сразу приведет его сюда.
Он появился вместе с Иваном где-то уже в седьмом часу. Мы с любопытством вглядывались в лицо и фигуру проводника. Он выглядел молодым, хотя что-то явно огрубляло его раньше времени. Тем не менее черты лица и, главное, взгляд светло-синих глаз располагали к себе. В поселке Иван работал кузнецом, а в тайге охотником, промышлявшим пушнину в течение промыслового сезона. Плечи его, как и должно быть у кузнеца, выглядели могучими, а рост едва ли был больше среднего, тем не менее, выглядел он очень крепким человеком, и я, в отличие от Андрея, не очень волновался, когда Саня Березин наливал ему стакан за стаканом из новой пол-литры.
На тихий полувопрос-пролупротест Андрея: «Как же он завтра нас в тайгу поведет?» Саня ответил: «Не волнуйтесь, для него это привычно, поведет как миленький. Сами не проспите, будьте готовы к выходу в шесть часов. А сейчас надо же показать ему наше уважение, верно?».
Верно-то верно. Но когда Иван ушел от нас домой, сильно покачиваясь, я тоже начал жалеть, что проявлять уважение на Руси каким-либо другим способом было не принято. Тем не менее Саня, тоже выпивший больше любого из нас, хотя и поменьше Ивана, повторил: «Не волнуйтесь. Как договорились, так и выйдем в шесть часов. Сами-то будьте готовы».
Мы постарались подготовить все, что можно, заранее, и в половине одиннадцатого легли спать. Маленький походный будильничек поднял меня в пять утра. Я сразу пошел кипятить чай и готовить бутерброды, затем устроил побудку и вышел из дома наружу. Поселок спал. Заря еще нигде не пробивалась сквозь тьму. Было облачно, холодно, но сухо. Когда я вернулся, народ уже был на ногах, каждый занимался своим делом, и внешне это выглядело как суета и разнобой. Тем не менее до шести мы успели слегка перекусить, приготовить кое-какую еду на дорогу и упаковать рюкзаки.
Прибирать Саня не велел, возложив этот труд на свою санитарку. Впрочем, особенно мы и не насвинячили, и даже посуда была у нас в основном своя. Так что кроме рюмок, тарелок и стаканов из буфета Березина убирать санитарке ничего не пришлось.
V
Иван явился к больнице точно в назначенное время. В свете фонаря у входа в больницу он осмотрел нас, согнувшихся под внушительными рюкзаками, и явно неодобрительно покачал головой. Сам он был с небольшим рюкзаком. На плече висела ижевская одностволка, фуфайку перепоясывал патронташ «бурский пояс». Сбоку патронташа в специальную стальную скобку было продето топорище среднего по размеру топора. Я подумал, как ловко Иван устроил это – топор всегда под рукой, но ничуть не стесняет действий. Такие вещи надо заимствовать без раздумий. У ног Ивана крутились две его лайки – Дамка и Тарзан.
Мы двинулись вперед за нашим проводником. Только-только светало, промерзшая за ночь дорога была плохо видна. Судя по обилию сброшенных вдоль нее раскряжеванных древесных стволов, дорога была лесовозной. Я подумал было, что по ней стоило проехать в грузовике – все проще, чем переть на себе рюкзаки, – но вскоре Иван остановился и, показав рукой на узенькую просеку, у начала которой стоял квартальный столб лесоустроителей, сказал: «Пройдем по грани». Я понял, что просека является границей между соседними кварталами. Лесоустроительная экспедиция прокладывала Эти прямые пути были довольно узки, едва достаточны для того, чтобы человек не задевал плечами деревья с обеих сторон. Идти было тяжеловато. Мы совсем еще не втянулись в маршрутную жизнь, а пройти нам сегодня предстояло километров двадцать.
Где-то впереди громко залаяли обе собаки. Немного послушав, Иван изрек: «Глухаря лают», – быстро, уже совсем новой походкой, лавируя между деревьями, пошел на шум. Я без промедления двинулся за ним и вскоре увидел, что Иван сбрасывает ружье с плеча и берет его в руки. Я тоже перекинул через голову погон своей двустволки. Иван оглянулся на меня, поднес палец к губам, призывая к молчанию и осторожности, но неудовольствия не проявил. Мы подошли уже достаточно близко к месту, от которого несся лай. Иван сбавил темп и теперь внимательно всматривался перед собой. Вот он поднял руку, показывая мне, что видит и чтобы я стоял, а сам сделал еще пару шагов вперед, замер и вскинул ружье. Ствол глядел куда-то вверх, но я, как ни силился, ничего не успел рассмотреть. Выстрел громом разорвал тишину. Спустя несколько мгновений тяжелая черная масса птицы повалилась, перекидываясь с ветки на ветку, вниз. Иван поспешил к петуху. Тарзан уже победно придерживал шею подстреленной дичи зубами. Хозяин ласково и одобрительно потрепал за шею пса, полез в карман фуфайки и дал ему угощение.
– Смотри, – довольно сказал Иван, держа птицу и сам любуясь ею.
Шея глухаря отливала зеленоватым золотом. Красные брови, борода под клювом, а главное, величина действительно вызывали восхищение.
– С полем! – сказал я.
– Спасибо, – ответил Иван. – Большой. Килограммов шесть будет.
Он снял рюкзачок и упихнул туда глухаря, видимо, сразу удвоив вес своего заплечного груза.
Мы вернулись к «грани», и снова в однообразном движении пришлось мечтать о скорейшем привале, лишь бы дать передохнуть наливающимся болью плечам. В конце концов мысль об этом вытеснила из моей головы любые другие. Наконец, мы вышли из мрачной чащи на свет Божий и оказались на берегу речки, которая вся целиком, насколько хватало глаз, была сплошь забита раскряжеванными стволами.
– Рояльная древесина, – коротко пояснил Иван.
– А зачем она мокнет несколько месяцев?
Этого Иван и сам не знал, но, очевидно, так полагалось.
– Нам на тот берег? – спросил Андрей.
– Да, – ответил проводник. – Так по бревнам и перейдем. Главное, переступать надо быстро, иначе в воду уйдешь. Держитесь за мной.
Не говоря больше ничего, Иван спустился к урезу воды и точно выверенными короткими прыжками перескочил на другой берег. Все завороженно провожали его глазами, и каждый, наверное, подумал, что преодолеть речку по «рояльной древесине», пожалуй, трудней, чем сыграть «Чижик-пыжик» или «Собачий вальс». Когда очередь дошла до меня, я тоже рванулся по бревнам вперед, опасаясь одного – как бы не оскользнуться и не соскочить с закрутившегося бревна в темную глубину. Соскочить-то не соскочил, но в одном месте помедлил, примериваясь к прыжку, и тотчас ушел ногой в воду по колено. К счастью, я успел опереться двумя руками в другое бревно перед собой и в таком положении застыл, перестав погружаться глубже.
– Быстрей, Коля! – крикнул Иван.
Я рванулся, как спринтер из стартовой стойки, и дальше уже поскакал бодрым козликом, пока не очутился, наконец, на другом берегу и не перевел дух. Пожалуй, мне форсирование «рояльной древесины» удалось хуже всех. Не потому ли что я все-таки перегрузился? От груза у нас никто не отлынивал, просто, видимо, сам перебрал. Ничего, впредь такое пойдет в науку. Сплавщик ты или не сплавщик, а раз оказался перед плотно забитой молем рекой, изволь уметь перескакивать и с грузом, и без груза. Другого пути всё одно нет.
На берегу был сделан краткий привал. Иван предложил всем по куску сахара и достал из сидора кружку, чтобы попить у реки. Все с видимым наслаждением воспользовались его добротой. К этому времени из двадцати километров до Ивановой избушки мы одолели от силы шесть.
Я с тоской представил себя в роли пешего скитальца. Наверное, после работы воздушным извозчиком прелесть пешего странствия и могла издали показаться привлекательной. А вблизи, как выяснилось, это был труд, труд и еще раз труд – нескончаемый и изнуряющий. Однако уныние, как известно из Библии, есть смертный грех, так что лучше стараться не унывать.
Тем временем отдых кончился. Иван убрал кружку. Мы навьючили рюкзаки. Примет энтузиазма я ни у кого не заметил. Оставалось только стараться не показать свою слабость.
И мы старались почти дотемна, пока наконец не достигли Ивановой избушки. Она стояла на маленькой полянке, со всех сторон окруженная тайгой. Я не сразу оценил, как умело спрятал ее Иван от нежелательных визитеров. По узкой, с резким поворотом дороге от нее было метров семьдесят до речки вроде той, через которую мы перескочили по бревнам, но с берега избушку не было видно. Дорога словно упиралась в стену леса. Слава Богу, в этой речке рояльную древесину не держали. Да и то сказать – в той, где замачивали, ее бы явно хватило для всех роялепроизводителей мира.
Вернувшись от речки с полными ведрами, я застал Ивана за работой. Он уже напилил коротких чурбаков и теперь раскалывал их на аккуратные мелкие полешки. Заготовив дрова, Иван забил ими почти все пространство внутри железной печки, стоявшей в зимовье.
Они вспыхнули почти разом. Вскоре в сумраке избушки вся печь засветилась малиновым светом. Сколько раз согревал меня – и душу, и все существо – огонь щедро набитой дровами железной печи в тех местах, куда заносило полетное задание и где подолгу держала непогода! Я уж и думать перестал, что снова буду когда-то захвачен тем блаженным ощущением уюта, бесхитростного жилья, защищающего от буйства стихии, – уюта, дороже которого, пожалуй, ни в каком другом доме ни за что не узнать. Через какое-то время сладкого безделья, наполненного созерцанием огня, я вышел по надобности наружу. Небо было уже совсем темным. Над головой и до кромки леса вокруг избушки сверкало дивно яркими звездами небо. Но в его бесконечную глубину вторгалось еще что-то, кроме звездного света. Я оглянулся и замер. Из железной трубы над крышей зимовья снопом вылетала струя оранжево-красных искр, словно печка сама праздничным фейерверком отмечала наш долгожданный приход. Я смотрел как зачарованный. В голову почему-то полезли мысли, что скорее всего точно так же в ночи, нет, не дымили – искрили первые паровозы на железных дорогах и первые пароходы на водных путях. Вот и наша избушка летела куда-то, оставаясь на месте. Должно быть, летела вместе с Землей. Жизнь внутри меня, казалось, зависела от этого неиссякаемого энергетического фонтана, который толкал и толкал ее в космическую даль…
В избушке уже изготовились ужинать. Вряд ли, правда, можно было рассчитывать, что мясо глухаря приготовилось. Его сколько ни вари – все равно останется жестким. Впрочем, глухариный бульон тебе ни в одном ресторане мира не подадут. Народ немного оживился, придя в себя после трудной дороги. Еда быстро исчезла со стола.
Но особенное наслаждение принес всем божественный напиток, коего было сварено целое ведро. Саня высыпал в него пачку чая, а Иван сдобрил пуком голых побегов дикой черной смородины. Раньше мне доводилось пить чай только с листьями черной смородины. Но чай с побегами показался гораздо вкусней. После долгого пути всех потянуло в сон. Вот только места в избушке было явно недостаточно. На нарах вдоль стены могли устроиться, да и то в тесноте, не более пяти человек. На полу могло улечься еще двое. Одному места все равно не хватало. Кто-то предложил тянуть жребий, кому спать в первую очередь, а кому дежурить у печки, пока не освободится лежанка. Я представил себе тесноту на нарах и сквозняки на полу. И то и другое мне совсем не глянулось.
– Знаете, – сказал я, – спать надо всем сразу. Можно, конечно, разыграть, кому спать на нарах, кому на полу. Но я пойду ночевать на улицу. Ночь ясная, дождя или снега не предвидится. А холод я, надеюсь, в спальнике на надувном матраце перенесу.
Все начали возражать, уговаривать не делать этого. Но мне и впрямь хотелось провести ночь под звездами, наедине с ними, а не в тесноте и духоте переполненного зимовья.
Я вышел наружу с матрацем и со спальником в руках. Место не надо было долго искать. Трава, подернутая инеем, по которой еще никто не ходил, была совсем рядом. Я постелил постель и, сев поверх нее, разулся и по привычке согнул голенища высоких сапог, чтобы внутрь их не смогла попасть никакая влага. Потом, прямо как был, в куртке, втиснулся в мешок и стал ждать, когда же он меня согреет. Но спальный мешок не спешил. Через одежду мое собственное тепло не имело шансов быстро пробиться к стенкам спальника, чтобы снова вернуться ко мне. Согреваться надо было по-другому. Я вспомнил, как это сделать: по уверениям медиков, занимающихся проблемами выживания, искусственно вызванная дрожь повышает теплоотдачу организма сразу вдвое – и уже через минуту почувствовал, что мне действительно стало теплей. Над моим лицом, обращенным к небу, застыли звезды. Я отметил знакомые созвездия, немного подумал о сегодняшнем долгом, однообразном пути, во время которого единственным «экзотическим» моментом был переход речки, не считая, конечно, добычи Иваном глухаря, оценил наше продвижение к цели как пристойное, потом вспомнил Инку и ее предложение тряхнуть стариной. Странно, что она все еще хотела этого. Я попытался представить, каков мог быть ренессанс. Инка не потеряла привлекательности, конечно, но все же о чем бы я мог с ней говорить? О любви? Но ее бесполезно придумывать. Об удовольствиях секса? Их лучше достигать молча. А вот чего мне точно не хотелось, так это выслушивать, почему ей скучно с Сашкой или за что она намерена воздать ему связью со мной. Если бы я вознамерился вернуть ее себе и жениться, тогда, вероятно, другое дело. А так – расслабиться и позволить захватить себя, о чем несомненно пришлось бы пожалеть впоследствии, зачем это мне? Зачем вторгаться в семейную жизнь бывшей любовницы и приятеля, пусть и не такого дорогого, как прежде. Я чувствовал, что не просто отвык от Сашки, он мне разонравился – он перестал быть таким, каким был вместе со мной в курсантах училища. Тогда он любил полеты, упивался счастьем от них, когда все получалось или могло получиться в скором будущем. Оно представлялось нам тогда как широко распахнутое небо, только не черное и не в звездах, не то что сейчас. И вот теперь он пришел к выводу, что с него хватит, и не стал дожидаться, когда его попрут по состоянию здоровья или по сокращению штатов летного состава. Он правильно решил. Начальство на его уровне сокращать не будут. А если и сократят, найдут что-нибудь другое…
И тут я прервал себя. Неужели я готов был переспать с Инкой за то, что Сашка отказался от романтических глупостей, которым, казалось, он будет верен всю жизнь? Что такого необычного, в конце концов, он сделал? Повзрослел и избавился от благоглупостей. Только и всего. И за это считать себя вправе наставлять ему рога? Не здорово это получалось, не здорово. Так что делать, если при новой встрече Инка возьмет инициативу в свои умелые руки? Что мне тогда – уклоняться и отступать? И вообще получается, бывший друг в беззащитном положении просто откровенно взывал к моему товарищескому великодушию, наперед зная, что сам ничего поделать не сможет ни с Инкой, ни со мной, что тут ни предпринимай.
Угревшись, я думал и думал об этом, пока не заснул.
Проснулся я от холода. Надо мною по-прежнему были ясная черная ночь и звезды. Я прикинул, что они сместились по азимуту градусов на сорок пять. Значит, прошло три часа. Вытаскивать из спальника руку, чтобы свериться с часами не хотелось. Зачем мне вообще проверять, верный я сделал расчет или нет? На кой-черт это посреди ночи! И тут над кромками деревьев небо озарилось ярким, но рассеянным светом. В удивлении я приподнялся на локте. Ночь была безоблачной, поэтому заревом, отражающим свет, идущий с земли, этот свет быть не мог. Тем более, что никаких населенных пунктов в той стороне – примерно к северу от нас – на карте не значилось. К тому же я мог биться об заклад, что небо над лесом было темным еще несколько секунд назад. Пожар не смог бы заняться так быстро. Да и сам свет казался холодным, даже ледяным. Я взглянул на часы: три сорок семь. Вытащив жидкостной компас, с которым никогда не расставался в лесу, я определил направление. Двадцать градусов к востоку. Еще сколько-то времени я продолжал смотреть на свет, как вдруг он погас. Я снова посмотрел на часы. Было три часа пятьдесят минут. Новых вспышек в небе не последовало. На всякий случай я достал полевую книжку и записал в ней время наблюдения и азимут объекта.
Что же это могло быть? Самолет? Вертолет? На свет обычной лампы-фары, какими освещают землю самолеты, он не походил: он был гораздо более широким и при этом такой силы, какую без концентрации лучей в узкий параллельный пучок известные мне световые приборы не дают. Но теперь он погас. Стоило ли в таком случае будить Андрея? Решил, что не стоит: лучше не доспать одному, чем двоим.
Над моей головой снова были только звезды, а перед глазами по-прежнему стоял конус света. Нет, светил не вертолет! А кроме него, кто мог висеть на одном месте? Дирижабль или НЛО. Дирижаблей уже давно нет. Стало быть, я видел свет от НЛО, внутри которого, надо надеяться, есть все, что может быть на дирижабле, и еще кое-что, о чем мы даже не мечтаем. И, конечно, светильники необыкновенной мощности, работу одного из которых я наблюдал в течение трех минут. Что они делали, эти пришельцы, светя с высоты? Ведь источник света явно не снижался. Смотрели – и больше ничего? А зачем смотреть целых три минуты на одно место, особенно ночью? Днем-то виднее… С этим я и заснул.
Проснуться меня заставил голос Ивана:
– Николай! Не замерз? Вставать пора!
– Нет, не замерз, – ответил я. – Иван, скажи, в том направлении есть какой-нибудь аэродром или посадочная площадка для вертолетов?
Иван посмотрел сначала в указанном мною направлении, потом на меня. В глазах его было удивление.
– С чего ты взял? Нет там ничего такого.
– Точно?
– Точно. А что?
– Да вот в четвертом часу там горел яркий свет.
– Не знаю, – ответил он. – Там тайга. Километрах в шести отсюда холм. Больше ничего. Хочешь туда сходить?
– Видимо, придется. Надо Андрею сказать.
Андрей выслушал меня не перебивая. Вопросов по моему сообщению он тоже не задавал. Достал карту:
– Иван, где мы сейчас?
Немного подумав, Иван указал точку на берегу реки.
– Ты уверен? – спросил Андрей.
– Да, вот тут приток недалеко, метров триста ниже по течению. И река только здесь не идет с запада на восток.
Я поставил азимутальный круг компаса на двадцать градусов плюс склонение и прочертил карандашом линию от точки, указанной Иваном. Линия действительно прошла недалеко от точки с отметкой высоты 458,6 м над уровнем моря, в шести километрах от нашей избушки. Судя по горизонталям, пологий холм возвышался метров на сорок над подножьем.
– На вершине лес? —спросил я.
– Да, – ответил Иван.
– Густой?
– Нет, не очень.
– А вершина обширная, плоская?
– В общем, да.
– Что скажешь, командир? – спросил я Андрея.
– Надо сходить, – согласился он. – А раньше ничего такого тут не видели?
– Я не видел, – сказал Иван. – Ночью-то сплю. Выхожу редко.
– Понятно, – сказал Андрей. – Завтракаем и идем.
– Палатки и спальники берем?
– Все надо взять. Туда-сюда не набегаешься. Тропа туда есть, Иван?
– Есть. Не прямо, правда, но подойдем.
VI
Мы были в пути уже два часа, когда, наконец, тропинка, повернувшая на восток, начала подниматься вверх. Можно было надеяться дойти до вершины минут через двадцать-тридцать. Иван действительно оказался прекрасным проводником. И охотником: по дороге он умудрился хлопнуть еще одного облаянного собаками глухаря.
Вчерашняя усталость и подъем заставляли жаждать привала. Но надо было дойти до вершины. И мы не пожалели. Вершина действительно представляла собой плато больше половины футбольного поля размером. По периметру рос лес. Но внутри леса не было. Это был правильный круг (во всяком случае, так казалось еще до измерений), и внутри него было чисто, будто оплавлено.
– Что скажешь? – поинтересовался я первыми впечатлениями Андрея.
– Перст Божий был тебе прошлой ночью, вот что.
С этим смешно было спорить. В конце концов, перст Божий это и есть Свет. Свет, проявляющий для нас нечто, скрытое тьмой.
Было ясно, что где-то здесь надо устраиваться биваком.
– Подожди, – сказал Андрей, когда я поделился с ним этой мыслью. – Сначала надо достать радиометр и счетчик Гейгера. Померим – тогда решим, где.
Оба наших геохимика принялись за дело. Перво-наперво Андрей послал их обследовать круг по внешнему контуру. С этим они справились минут за десять и сообщили, что никакого скачка от фоновой величины не наблюдают. После этого Андрей разрешил войти внутрь круга. Оба геолога принялись колотить молотками по оплавленным камням, геохимики передвинулись со своими приборами к центру, а мы с Андреем, взяв стометровую рулетку, занялись промерами диаметра пятна по разным румбам, фиксируя данные в полевой книжке. Везде получилось по семьдесят семь метров. Разница составляла сантиметров шесть-восемь. Скорее всего, это объяснялось тем, что мы протягивали ленту не совсем точно через центр круга. Геодезисты могли бы справиться с этой работой гораздо лучше нас, но и без них было ясно, что корабль, отрабатывавший вертикальную посадку, шел по намеченной линии очень точно. Тем временем ребята установили, что и в центре плеши радиационных аномалий нет. Стало быть, культура пришельцев позволяла им пользоваться другим видом энергии, то ли вовсе безопасным (в чем лично я склонен очень и очень сомневаться), то ли таким, опасность которого мы просто не умели выявлять. Но нет ли тут остатков какой-либо химической отравы, особенно такой, которая не сказывается немедленно, а действует постепенно. Образцы, взятые из грунта, ребята, конечно, исследуют, но только когда? Когда все, что может на нас подействовать, подействует уже в полной мере. Тем хуже для нас. Чрезмерное любопытство наказуемо не только в легендах о «Синей Бороде».
Все это время Саня Березин и Иван наблюдали за нами со стороны. Андрей не разрешил им входить в круг, пока его не проверят на излучения и радиоактивное заражение: нас, экспедиционный состав, он еще в Москве застраховал на приличные суммы – друзья из Важелки страховки не имели. Но вот настал Сашин черед. С рамкой, вращающейся вокруг вертикальной оси, он пошел по периметру плеши, не входя в круг. Так мы договорились. Вернувшись в начальную точку, он сказал, что изменений поля пока не отметил. Тогда Андрей разрешил ему войти в круг, наказав, что, если рамка покажет серьезное возмущение энергетического поля, он сразу выйдет за границу пятна.
К этому времени я уже набросал на планшете эскиз пятна, проведя оси по основным частям света и указав промеры. Нам с Андреем было видно, что рамка у Сани в руках вертится. Не как пропеллер, но все-таки довольно ходко.
– Уходи из пятна! – крикнул Андрей, но Саня только досадливо отмахнулся. То ли возмущение поля не казалось ему особенно сильным, то ли он просто не хотел отставать от нас. Завершив круг, Саня сказал:
– По периферии внутри пятна возмущения везде. Думаю, одинаковые. Рамка крутилась ровно, не ускоряясь и не замедляясь.
– А ты считал обороты в минуту?
– Нет. Давай замерим. Засекай время.
Саня снова вошел в круг и устремил взгляд на рамку. Я сделал то же самое. Андрей дал сигнал. Через минуту он выдохнул:
– Стоп!
– Девяносто! – сказал Саня.
– Девяносто! – подтвердил я.
– Ты считаешь, такая интенсивность не опасна? – спросил Андрей.
– Думаю, нет. С такой скоростью рамка крутится порой и дома, в больнице. Теперь надо в центре посмотреть, как считаешь?
– Пойдем, – сказал я Сане. – Я тебе помогу.
Мы пошли к центру круга, следя за поведением рамки. Я шел справа, чуть сзади, выглядывая из-за Саниного плеча. Изменения скорости вращения я, пожалуй, не заметил.
Когда наблюдатели, занявшие посты в точках пересечения круга диаметрами север – юг и восток – запад, велели нам остановиться, мы измерили скорость вращения в центре.
– Девяносто восемь, – сказал Саня.
– Девяносто семь, – сказал я. – Запишем девяносто восемь, я переводил взгляд на часы. Тебе это о чем-нибудь говорит?
– Не больше, чем тебе. Немножко гуще к середине. Не более чем на десять процентов.
Мы вернулись к Андрею.
– Ничего особенного, – сообщил я, предупреждая его вопрос. – Там девяносто восемь оборотов в минуту.
– Все-таки у меня впечатление, что это немало, – отозвался Андрей. – Ты бы своих пациентов, – обратился он к Сане, – оставил в таком месте или поместил туда, где рамка не вертится?
– Пожалуй, не оставил бы.
– Значит, и нам надо устроить бивак в стороне от этого места.
– А в любом случае в стороне, – вмешался я. – Бивак надо разбить у воды. Тут ее не достанешь. Надо Ивана спросить, где здесь ручей.
Вслед за Иваном мы спустились по западному склону почти до самого подножья холма. Там был ключ. Несколько выше его и сбоку нашлась площадка, на которой среди деревьев вполне могли уместиться наши три палатки.
– То, что надо, – сказали оба геолога-геофизика, Валентин и Матвей.
К этому времени всем уже здорово хотелось есть. Иван ощипал глухаря, и тот отправился в котелок. Мы открыли четыре банки сардин и бутылку коньяку, которая полагалась обнаружившему «стоянку» НЛО, наподобие того приза, который ожидает в геологической партии первого, кто обнаружит образец с ископаемой фауной, позволяющий произвести датировку пласта. На этот раз в роли «открывателя» оказался не кто иной, как я.
Мы выпили за удачу, потом еще раз – за знакомство с Иваном и Саней, а потом навалились на еду. Организм, промытый свежим лесным воздухом, реагировал на алкоголь довольно заметно, несмотря на скромность принятых доз. Чуть ли не каждый, вставши на ноги, сразу чуть оступался и только затем, мобилизовав сознание и волю, заставлял себя подчеркнуто устойчиво держать курс. К выпитому коньяку добавилась бутылка водки, вынутая из рюкзака Саней Березиным. Здесь я заметил, что все экспедиционники плеснули себе по кружкам совсем немного, и в результате Ивану, к его вящему удовольствию, достался почти целый стакан. На его широком, открытом и добром лице было прямо написано, что ему хорошо, хотя вряд ли он разделял нашу радость от обнаружения посадочной площадки. Что ему, местному жителю, с того, что в двадцати пяти километрах от его постоянного дома и в шести от охотничьей избушки высаживались на Землю инопланетные существа, которые никого не трогали, ничего не отнимали и не навязывали своих правил? И есть ли на самом деле все эти пришельцы, о которых мы без конца твердим? Но людьми мы оказались приличными, самого Ивана слушались и уважали, отнеслись к нему как к равному и кое-что умеющему делать лучше нас, и это было справедливо.
Иван хотел сразу после обеда вернуться в избушку, но Андрей решил не брать грех на душу и отпускать его в пьяном виде одного. Чтобы не вынуждать Ивана упрямиться, настаивая на своем, Андрей тихо попросил Саню Березина подействовать на него как на пациента и соседа.
– Иван, – сказал Саня серьезным, не допускающим возражений тоном, – сегодня ты на охоту все равно не пойдешь. Так?
– Так, – подтвердил Иван.
– Значит, незачем тебе торопиться. Здесь в палатке переночуешь. Я тоже остаюсь.
– Там у меня тепло, печка, – возразил он.
– Здесь тоже не замерзнешь. Ребята нам теплые куртки дадут. И под себя подстелить, и укрыться.
– Ты нам лучше скажи, – добавил я, – встречал ли где-то еще такие вот круглые полянки или круглые следы?
– Не-е, таких – нет. Это ты, Коля, раньше всех усмотрел.
– А пожары в лесах по неизвестным причинам случались? – спросил Андрей.
– Пожары бывали, а как же, когда лето сухое. Тут от чего хочешь загорится, в том числе по непонятным причинам. А ты думаешь, ракеты?
– Я не знаю, вот и спрашиваю.
– Не-е. Ракеты тут не падали.
– Почему так думаешь?
– Потому что туда, где они падают, команду из военных присылают. У нас один из Важелки в такой команде служил. Он и рассказывал. Здесь таких команд не было ни разу.
Было ясно, что других находок с его помощью мы не сделаем.
– Скажи, Саня, забыл тебя тогда сразу спросить, – обратился я к Березину. – Мы с тобой только на рамку смотрим. А сам ты на плеши что-то особенное чувствовал?
– Чувствовал.
– И что?
– Сказать, что тепло, было бы неверно. И не похоже на то, как бывает, когда ведешь руки вдоль тела и натыкаешься на место, где у человека болит. Ну разве отчасти. Возможно, мой организм просто очень слабо воспринимает это энергетическое поле.
– Но это не значит, что само поле слабое?
– Нет, конечно. Я о том и говорю. А вы сами что-то в себе замечаете?
– Я ничего не заметил, – сказал я.
– Я тоже, – подтвердил Андрей.
– А здесь, по прошествии времени, не стали чувствовать себя хуже, чем утром? Головной боли нет?
– Боли нет, – ответил Андрей, – только голова какая-то не совсем своя. Может, от выпитого?
Саня отрицательно покачал головой:
– У меня тоже голова не совсем своя. А выпил я по моим меркам совсем ничего. Здесь что-то не так. А у тебя? – обратился он ко мне.
– Не знаю. Может, действительно от выпитого. Чуть трудней двигаться против обычного. Вроде больше ничего.
– Давай попробую узнать, есть что или нет. Саня взял мою голову, так сказать, в дистанционный охват своими ладонями, сначала с боков, затем со стороны лица и затылка.
Потом он то же самое проделал вокруг головы Андрея.
– Что скажешь? – спросил тот.
– У тебя легкое возмущение. Я его снял. У Николая действительно все в порядке.
– А у тебя? – спросил я.
– А ты попробуй сам определи.
Я попробовал, наперед зная, что это попытка с негодными средствами. И, тем не менее, возле его висков я как будто обо что-то слегка споткнулся.
– Что-то в височных областях ощущаю, но не знаю что.
– Угу, – удовлетворенно кивнул Саня. – А теперь ты попробуй, – велел он Андрею.
Андрей так же, как и я, с полным неверием в собственные способности начал манипуляции возле головы Березина.
Он повторил их несколько раз, прежде чем сказал:
– Действительно вроде что-то есть возле висков.
– А теперь над макушкой ладони подержите. Чувствуете?
– Чувствуем, – друг за другом признались мы.
– Что же получается? Вы мне раньше говорили, что никаких экстрасенсорных способностей за собой никогда не замечали. Так?
– Так, – подтвердили мы.
– А теперь они вроде как у вас открылись. Выходит, внутри этой плеши действует что-то, влияющее на скрытые или дремлющие способности?
– Может быть, – отозвался Андрей. – Помнится, такого рода сообщения уже были. Ты испытай сейчас всех, ладно?
Не прошло и пяти минут, как Валентин и Матвей, Игорь и Виктор Петрович по очереди обследовали голову Березина и затем по одному, в отсутствии других, отчитались в том, что возле висков и макушки Сани они что-то ощущают.
– Интересное дело, – подвел итог Андрей. – Что же это в нас прорезалось?
