Kitabı oku: «Переплетение», sayfa 2
– Ты на установку ещё не ездил? Или был уже?
– Нет, ещё не был, – помотал тот головой.
– Ну вот и давай… – он повернулся к Краузу. – Саня, бери Мартова, и дуйте сегодня с ним на адрес. Пусть учится, пора уже.
– Сергей Михайлович, – Александр развел руками, – так, может, учиться лучше, когда мы с Олегом вдвоем будем ставить? Пусть тогда и Колян с нами едет да смотрит.
– А сегодня ты что предлагаешь? Отменить установку? Там, вообще-то, люди ждут. Отменишь сегодня – весь график собьется. Так что, надо было самим раньше головой думать, брать с собой Николая, чтоб учился. Давай, давай… Ничего, справитесь.
Загрузив в «буханку» дверь, сварочный аппарат, перфоратор, «болгарку» и другой инструмент, Крауз с Николаем поехали. Квартира, где надо было ставить дверь, находилась в обычной «хрущёвке» на четвертом этаже. Подъехав к дому, Александр заглушил мотор, щелчком пальца выбил из пачки сигарету и ухватил её губами:
– Колян, сгоняй сперва в хату, посмотри – дома они, нет. Вдруг никого, так, чтоб зря не кожилиться с дверью…
Николай кивнул и, выпрыгнув из машины, побежал наверх. Подойдя к нужной двери, он нажал кнопку звонка, внутри заверещала трель. Подождав с полминуты, Николай нажал кнопку снова, но никто не открывал. «Правда, что ли, дома никого нет? Как так-то?» – подумал он, собираясь уже уходить, но тут из-за двери послышался глухой женский голос:
– Кто там?
Николай только открыл рот, чтобы ответить, как замок щелкнул, и дверь открылась. В подъезд выглянуло заспанное девичье личико:
– Чего надо?
Девушка щурила глаза и с любопытством разглядывала Николая. Довольно пышные, длинные светлые волосы были растрепаны, а веки чуть припухли. Облизнув верхнюю губу, девушка вопросительно качнула головой.
Николай почему-то смутился, неловко переступил с ноги на ногу:
– Так мы это… дверь ставить приехали.
– Тьфу ты… – девушка наморщила носик. – Я ж забыла совсем… Ну давайте, ставьте, – она просто и открыто посмотрела на Николая и улыбнулась. – Вы извините, закрутилась вчера.
Тот пожал плечами:
– Да ничего, бывает… Сейчас всё принесем.
И он через ступеньку побежал вниз.
– Чего так долго? – Крауз, выйдя из машины, протирал тряпкой лобовое стекло.
– Да не сразу открыли, – махнул рукой Николай. – Заспанная вся…
– Кто заспанная?
– Ну кто… Хозяйка.
– А-а… Ну давай, подхватили!
Пока Николай с Александром затаскивали наверх железную дверь и необходимый инструмент, хозяйка квартиры более-менее привела себя в порядок. В коридоре, прислонившись плечом к стене, стояла стройная девушка в джинсах-варёнках и светлой рубашке навыпуск. Аккуратно расчесанные волосы спадали на плечи, обрамляя лицо, с правильными миловидными чертами: аккуратный носик, аккуратные губки, и большие, прямо и открыто глядящие глаза, в которых читалась легкая нахалинка.
Мило улыбнувшись, девушка спросила:
– Мальчики, а это надолго? Вы же шуметь будете, да?
Крауз оценивающе глянул на хозяйку и растянул губы в широкой улыбке:
– Шуметь мы, естественно, будем, без этого, увы, никуда, а вот надолго или нет, это во многом зависит от вас.
– От меня? – удивилась та.
– От вас, – кивнул Крауз, скорбно поджав губы.
– Почему от меня?
– Потому как покинуть ваш дом я смогу только тогда, когда вы меня прогоните силой. Сам от такой красоты я уйти не смогу.
Девушка фыркнула и отвернулась.
– Кстати, – продолжал Александр, – вы в курсе, что мы слишком долго ждали, пока вы отопрете нам дверь? Из-за этого у нас сдвинулось время следующей установки, а это, сами понимаете, репутационные потери.
– Чего? – девушка, прищурившись, с интересом посмотрела на него.
– Я говорю, моральный ущерб вы нам нанесли непоправимый, а за это штрафные санкции полагаются.
– Какие ещё санкции? Ты чего несёшь?
– Ну наконец-то! – Крауз поднял глаза к потолку. – Слава богу, мы перешли на «ты», и даже без шампанского на брудершафт. Но имей в виду, без поцелуя никак нельзя, таковы законы.
Девушка засмеялась:
– Ну и шустрый ты, как я погляжу.
– Это не я… Я же говорю – таковы законы. Ну так как? Прямо сейчас или попозже?
– Чего «попозже»? – не поняла хозяйка квартиры.
– Целоваться будем? – Крауз сделал серьезное лицо и пожал плечами.
– Какой целоваться?! Вы дверь ставить будете? Все мозги уже мне заплел…
Николай смотрел на эту сцену и поражался тому, как легко и нимало не смущаясь, нёс Крауз свою околесицу. «Понятно, чего он так просто с девчонками знакомится. Балабол ещё тот», – подумал он с легкой завистью. Сам он никогда не умел так вот болтать с девушками, всегда начинал смущаться, краснел и не знал, что говорить. Хотя Крауз вот тоже ничего особо умного не говорил, нёс всякую чушь, но как он это делал! Без тени смущения, уверенно, с улыбкой глядя прямо в глаза собеседнице.
– Хорошо, не хочешь соблюдать правила перехода на «ты» не надо, – продолжал Александр, – но как же штрафные санкции за ожидание? Это не моя прихоть, таковы правила нашей фирмы. Минута ожидания – один поцелуй. Мы ждали пять минут, вот и считай.
– Ты задолбал уже со своими поцелуями, – сделала притворно недовольное лицо девушка. – А если б тут бабка столетняя жила, ты бы к ней целоваться полез?
– К пенсионерам у нас другой подход, – не задумавшись ни на секунду, ляпнул Крауз. – С них мы берем натурой. В смысле – продуктами: огурцами и помидорами.
– Ну вот и я тебе помидорами заплачу. Да и где ты пять минут нашел? Ты сам уже тут сколько времени треплешься…
– Так я-то не виноват, это опять же ты. Если б сразу сказала «хорошо, давай», так уже и расцеловались бы, и дверь поставили.
– Ага… – криво усмехнувшись, кивнула девушка. – И вообще, чего ты-то лезешь с поцелуями? Это вон он приходил, в звонок звонил, – она показала рукой на Николая. – Тогда уж с ним целоваться надо.
Крауз тут же отскочил в сторону:
– Да не вопрос… Я же не о себе пекусь, я о фирме. Целуй Коляна, мне для себя ничего не надо.
Николай, не ожидавший такого поворота, растерялся и, отступив назад, пробормотал:
– Не-не… Меня не надо.
Девушка захохотала:
– Да ну вас обоих! Вы дверь ставить будете или нет? Уже полчаса резину тянете.
Крауз тут же легко и расслабленно улыбнулся:
– Всё, всё… Это же так, просто шутка, – он подмигнул девушке. – Надо же маленько настроение поднять перед работой. Сейчас всё сделаем. Колян, бери раму.
Дверь они поставили быстро, минут за сорок. Бо́льшую часть работы сделал Александр. Он ловко выставил короб по уровню, говоря при этом Николаю, что делать и как помогать. Затем пробурил в стенах дыры, вбил в них стальные штыри и приварил к ним раму. Николай суетился рядом, подавал Краузу инструмент, глядя, что и как он делает.
Когда работа подходила к концу, на этаж поднялась другая девушка и удивленно остановилась перед дверью.
– Оба-на… Танюха! – крикнула она. – Это чего тут у тебя?
На «Танюху» откликнулась хозяйка квартиры. Она выглянула из коридора в подъезд:
– Ленка, здоро́во, заходи, – махнула она рукой, приглашая пришедшую войти. – Я тебе не говорила разве? Дверь вот себе железную ставлю.
Аккуратно переступая через лежащий на полу инструмент, Ленка прошла в квартиру мимо стоящих у двери парней. Это была высокая длинноногая девица с ярко рыжей кудрявой шевелюрой, одетая в мини-юбку, высокие сапоги ботфорты и короткую замшевую курточку с меховой опушкой. И Крауз, и Николай невольно засмотрелись на неё.
– Ну вот тайна и раскрыта, – серьезно сказал Александр.
– Какая ещё тайна? – заранее заулыбалась Татьяна.
– Теперь я знаю, по какому адресу можно найти самых красивых девчонок нашего города. Да что там города – всей области, всей России, ёлки-палки! – Крауз, сохраняя серьезное выражение лица, посмотрел поочередно на девушек. – И я даже знаю, как их зовут: Таня и Лена.
– Так-то я тут одна живу, Ленка в другом месте, – ухмыльнулась хозяйка.
– Чего это? – удивленно посмотрела на неё Елена.
Она была на полголовы выше Татьяны, смотрела чуть свысока и была серьезна.
– Да-а… – по-прежнему улыбаясь, махнула та рукой. – Он тут щас такого наплел. Я тебе потом расскажу…
– Ладно, девушки, мы закончили, – Александр мило и даже как-то застенчиво улыбнулся, тщательно отряхивая бетонную пыль со штанов. – Дорогая Татьяна, если бы я делал эту дверь от себя лично, то я не взял бы ни копейки, но поскольку я выступаю от лица фирмы, то вынужден спросить оставшуюся сумму. Танюша, ты же только половину оплатила, да?
– Ого! – усмехнулась гостья. – Я смотрю, у вас тут всё уже на мази́: на «ты», да ещё и «Танюша»…
Хозяйка хотела что-то сказать, но Крауз перебил её:
– Перейти на «ты» было решением вашей подруги. Хотя она при этом и нарушила некоторые правила, но я ей это простил. Надеюсь, Елена прекрасная, что и с вами мы тоже скоро будем на «ты», но, желательно, уже по всем правилам.
– По каким ещё правилам? – Елена, ничего не понимая, посмотрела на хозяйку.
Та снова попыталась вставить слово, но Александр опять опередил её:
– А давайте я вам это сам объясню, но буквально минут через пять. Мы с моим коллегой сейчас отнесем инструменты в автомобиль, и я вернусь за деньгами. Договорились? – и, не дожидаясь ответа, он повернулся к Николаю. – Колян, потащили!
Внизу, после того как сложили инструменты в машину, Крауз подмигнул Николаю:
– Давай, Колян, пять минут меня подожди, а я сейчас махом, – и он скрылся в подъезде.
Вернулся он минут через десять, молча сел на водительское место и посмотрел на напарника:
– Ну что… Нас сегодня ждут в гости. К семи. Так что – будь готов!
– В смысле? – не понял Николай. – Почему «нас»?
– Ну а кого? Мы ж вдвоем с тобой были. И девушек двое.
– Не-е, – помотал головой Николай. – Я пас, мне домой надо будет.
– Тю-ю… – протянул Крауз. – Колян, да ты чего? Жена заругает? А мы ей не скажем. Это ж так… Отвлечься немного от серых будней. Девочки хорошие, сам видел, только, чур, моя – рыжая. Люблю рыжих девчонок, а хозяйка – твоя.
– Да нет, Санёк, я ж говорю, я пас. Я серьезно.
– Чего, взаправду жену свою так любишь? Тебя ж разводиться с ней никто не заставляет. Так, в гости сходить разок, развеяться, и всех делов. А то нехорошо получится, нас же двоих позвали…
Но Николай был непреклонен:
– Сань, да не пойду я никуда, – сдвинул он брови. – Надо было сперва меня спросить, а потом уж договариваться.
Но Крауз не стал больше уговаривать:
– Ну и ладно, – он завел двигатель. – Не хочешь – как хочешь, мне больше достанется.
В конце рабочего дня, когда стали переодеваться, Александр снова спросил Николая:
– Ну что, верный муж, не передумал? Может, всё же, вдвоем поедем, а то девочки обидятся. Ты же не бросишь товарища одного в таком деле?
Николай улыбнулся:
– Я не передумал и брошу товарища одного.
– Зря, потом жалеть будешь, да поезд уйдет.
– Пусть уходит, мне жены хватает.
Услышав разговор о каких-то девочках, тут же насторожился Толстобров:
– Об чем речь, мужики? Куда собрались, чё за девочки? Санек, давай я заместо Коляна, а? Если он не хочет.
– Вовчик, – снисходительно глянул на него Крауз, переодеваясь возле своего шкафчика, – тебя не приглашали, отдыхай.
– Ну и чё, что не приглашали. Какая разница?
– Большая. Если я вместо Коляна приду с тобой, меня самого оттуда нафиг выгонят. Лучше уж дядю Федю тогда взять, – Александр глянул на сварщика. – А, дядь Федь? Поехали с тобой в гости. Мы сегодня с Коляном с такими классными девчонками познакомились, они нас в гости позвали, а он не хочет, жены боится.
Дядя Федя помотал головой и что-то пробормотал себе под нос, потом сказал громче:
– Ты парня не порти. Сам кобелируешь, так хоть других не совращай.
– Кого это я совращаю? Его, между прочим, дамы пригласили, отказываться ведь нехорошо, а он всё равно отказывается.
Толстобров не унимался:
– Ну, Санёк, ну возьми меня, ну чё ты… Какая разница?
– Всё, базар окончен, мне пора. А ты, Вовчик, молод ещё для тех девочек, поищи себе кого-нибудь сам, пионерку какую‑нибудь.
Приняв свой внерабочий облик, Крауз сел в «девятку» и быстро уехал; время подходило к семи.
Николай шел домой хмурый. Разговор с Александром в конце рабочего дня не то что подпортил ему настроение, но чем-то неприятно зацепил. Вроде и днём на эту тему обмолвились, но тогда Николай вообще не принял близко к сердцу ни сказанного Кораузом, ни этого приглашения в гости, но вот вечером… Однако, что именно зацепило его, он пока разобрать не мог.
Да, он, наверное, действительно любил свою Катьку, но при этом понимал, что, по большому-то счету, кроме неё никого из девчонок и не знал. Одноклассницы и просто знакомые были не в счёт, это другое. Не общался он с другими именно как мужчина с женщиной, и не в возрасте тут дело. И когда парни – в техникуме, в армии – рассказывали о своих любовных похождениях, он всегда чувствовал себя не в своей тарелке, ведь ему-то рассказать было не о чем – есть вот у него Катька, ну и всё, чего тут рассказывать? Вроде как и не надо больше ему никого, незачем… Но в глубине души он всегда при таких разговорах ощущал определенное превосходство над собой таких вот, как этот Крауз, и, как он понимал сейчас, даже немного завидовал им. Завидовал их легкости, раскованности, какой-то даже нагловатости в общении со слабым полом. Раньше не признавался себе в этом, а вот сейчас, после того как Александр поехал к тем девицам, а он пошел домой, почему-то вдруг ясно понял – завидует. И усиливало эту зависть то, что это были уже не просто абстрактные разговоры о том, что случилось когда-то и с кем-то – это уже было вполне ясное и осязаемое. Ведь там, на той квартире, они с Краузом были сегодня вместе, и его, Николая, тоже позвали. Девушки позвали, а когда такое с ним было раньше? Не было… Но Крауз вот туда поехал, а он сейчас идёт домой, хотя мог бы поехать с ним. Но не поехал… Не поехал потому, что Крауз этот умеет и знает что-то такое, чего он, Николай, не умеет и не знает. И Катька у него одна и единственная именно поэтому, а не потому, что она лучше всех остальных. Вот и всё, ёлки-палки!
Было уже темно. Николай поёжился от холодного ветра, глубже втянул голову в поднятый воротник и со злостью пнул консервную банку, валявшуюся на обочине. «Катька, конечно, хорошая, но вдруг ещё лучше есть? – думал он, широко шагая и глядя себе под ноги. – Хотя, нет, не так… Глупость это, ерунда какая-то… Дело ведь не в том, что кто-то лучше, а кто-то хуже, просто вообще есть другие, не такие, как она… Но не будешь же всех подряд перебирать, чтобы узнать, какие они, это же идиотизм получается. Да и я ведь её люблю, она вон из армии меня дождалась, семья у нас, дочка. Мы ведь уже пять лет вместе. Точно, пять лет уже! И это при том, что мне-то всего двадцать два, – вдруг удивился он этим цифрам. – Ну и ладно, ну и пусть, чего ещё надо? А-а-й! Да ну его к лешему!» Он энергично мотнул головой, словно хотел, чтобы из неё вылетели все эти неприятные для него мысли.
Жены дома ещё не было, она работала во вторую смену и должны была прийти лишь в девятом часу. Тёща тихонько качала на руках Анютку:
– Зубки у неё уже резаться начинают, сегодня весь день хнычет.
Николай, сняв куртку, присел на табурет у двери.
– Я и печку-то вам не затопила, ты уж, Коля, сам, а то Анечку как положишь, так плакать сразу зачинает, – тёща посмотрела в личико внучки. – Ути, маленькие мои, зубики у нас режутся. Ну ничего, ничего…
– Да ладно, вы идите домой, – предложил Николай, – я сам управлюсь.
– Так ты печку уж сперва затопи, чтоб потом не отвлекаться, я и пойду тогда, – тёща энергично закачала девочку, которая снова захныкала. – Сейчас папа наш печечку затопит, дома тепло станет, и бабушка домой к себе пойдет, – голос у неё сделался елейным, и она засюсюкала, коверкая слова: – Не надо плакать, не надо, ути-ути, маленькие мои, Анечка наша…
Николая вся эта сцена с сюсюканьем почему-то неприятно раздражила.
– Чего вы с ней так разговариваете? – спросил он резковато.
– Как? – не поняла тёща.
– Как с дурочкой недоразвитой. Нельзя нормально говорить, что ли, не коверкая слов?
Та изумленно посмотрела на зятя:
– Так чего такого-то? Она ж маленькая ещё, всегда так с маленькими говорят.
– Ладно… Я так просто, – Николай уже пожалел, что грубовато заговорил с тёщей. – Может, она голодная?
– Да нет, я её покормила недавно. И поспали мы уже. Зубки это, зубки…
Николай затопил печку, и тёща, положив внучку в кроватку, быстро собралась и ушла домой. Анютка снова захныкала, и отец, подхватив её на руки, стал кружить по небольшой комнате.
– Ну всё, всё… Успокойся, – приговаривал он, но дочь не унималась.
Минут через двадцать пришла Екатерина. Уставшая, с потухшим взглядом, она, опустив плечи, села на тот же табурет, на котором сидел, придя домой, Николай, и стала снимать сапоги.
– Ой… – вздохнула она. – Чего-то я сегодня умаялась совсем… Сплошь валят простудники, как раз сейчас сезон такой. Всякие ОРЗ начались да прочие гадости.
Николай, держа на руках дочь, подошел к жене:
– Слушай, мать твоя говорит, у неё зубы режутся, хнычет весь день, и я вот как пришел, так ноет и ноет, в кроватку не положить.
– Ну да, началось у неё. Куда деваться, – без эмоций отреагировала на его слова жена, стягивая с себя плащ.
Николая её безэмоциональность немного разозлила:
– Что значит, куда деваться? Ты же медсестра, ёлки‑палки! Сделай что‑нибудь! Ты же мать, должна знать, что в таких случаях делать надо!
Екатерина удивленно посмотрела на мужа:
– Так, а чего тут сделаешь? Все они так… Дёсны у неё болят, чешутся. Надо просто что-то дать ей: соску, игрушку какую-нибудь, чтоб грызла. Меньше будет плакать.
– Ну вот и дай, – нахмурившись, Николай всучил дочку жене.
– Так я хотела ужин разогревать, – растерялась та.
Но муж, ничего не ответив и накинув куртку, вышел на улицу, сердито хлопнув дверью. У Николая снова поднялась внутри волна раздражения и неясной неудовлетворенности. Он пошел в углярку набрать на утро угля с дровами, но, отставив лопату в сторону, задумался: «А ведь и вправду – что я видел кроме Катьки? Ведь никого и не знал больше».
Ему снова вспомнились те две девушки, которые были в квартире, где они с Краузом устанавливали сегодня дверь. Были они совсем не такие, как его уставшая жена. Какие-то веселые, раскованные… «Хотя, нет… Это та, которая Татьяна, хозяйка – она веселая, а вторая, которая позже пришла, Елена, рыжая, та посерьезнее, но всё равно совсем другая», – думал он, стоя в тусклом свете слабосильной лампочки. «И одеты совсем по‑другому, и разговаривают по‑другому. Гм, интересно, как там Санёк сейчас один отдувается? – усмехнулся Николай. – Хотя, может, он и рад только, сказал же – ему больше достанется. А может, и вправду надо было с ним съездить? – но на душе от этой мысли неприятно заскребло, и он отмахнулся от неё. – Да ну нет! Глупости!» Набрав угля с дровами, Николай пошел в дом.
Утром, когда он пришел на работу, его распирали противоречивые чувства. С одной стороны, ему не хотелось опять поднимать эту тему, где-то в глубине души она была ему всё же неприятна, но с другой – его распирало любопытство: как там вчера Крауз в гости сходил, спрашивали ли о нём, о Николае? Он не хотел уподобляться Вовчику и приставать с расспросами, но Крауз сам подошел к нему. Весело улыбаясь, он достал сигарету и закурил:
– Ну, Колян, подставил ты меня вчера.
– Чего?
– Чего-чего… Ничего… В следующий раз так не делай, вот и всё. А где, говорят, второй? Чего ты один заявился? Чуть за тобой не отправили. Татьяна весь вечер о тебе расспрашивала, а я толком ничего и сказать не могу. Говорю, мол, женатый он, глупостями всякими не занимается, а они только смеются.
Толстобров, которому вчера было отказано в компании, изо всех сил делал вид, что разговор этот его нисколько не интересует. Зато Олег, вышедший сегодня на работу, проявил к новой для него теме интерес:
– Вы о чём? Что за Татьяна?
– Да вот, мы с Коляном вчера на установке были, с девочками двумя познакомились. Они нас в гости потом позвали, а он как уперся, – Крауз, стряхнув пепел, кивнул на Николая, – и ни в какую. Пришлось одному идти.
– Хэх! – усмехнулся Токмаков, присаживаясь на лавку в курилке, переехавшей к зиме с улицы в помещение, под вытяжную вентиляционную трубу. – Так я ж тебе говорил уже, Колян у нас однолюб. Угости сигареткой, у меня кончились.
– Так его никто любить и не заставляет, – Крауз протянул Токмакову пачку «Кэмел». – Так, в гости сходить, да и всё.
Николаю не понравилось такое обсуждение его персоны. Он сердито посмотрел на обоих:
– Мужики, может, хорош, а? Чего вы как бабы сидите, меня обсуждаете: однолюб, не однолюб… Не ваше это дело, вот и всё.
– Да ладно, ладно, – примирительно улыбнулся Александр, – не обижайся. Никто тебя не обсуждает, живи как хочешь. Только это… Тут ещё темка одна нарисовалась. Ты, случа́ем, подкалымить не хочешь?
– В смысле? – не понял Николай. – Где подкалымить?
– Дверь-то мы с тобой вчера поставили, но там, по‑хорошему, надо бы по косякам шпаклевкой пройтись, щели, дыры позамазывать, да и дверь саму покрасить. Вот Татьяна – это хозяйка которая – и спросила, не можешь ли ты взяться?
– А тебя почему не попросила?
– Я почём знаю… Ты, наверное, больше доверия ей внушаешь. Да и мне, если честно, не до этого. А она говорит, у самой у неё не получится. Адрес ты знаешь. Она сказала, если согласишься, то в эту субботу она будет дома, пусть, говорит, приходит. Краска у неё есть, а замазку, если пойдёшь, просила, чтоб ты сам купил. Естественно, и материалы, и труд будут оплачены.
Вовка Толстобров, возившийся тут же со сварочным аппаратом всё-таки не выдержал и, ощерившись, вставил свои «пять копеек»:
– Натурой? – и заржал как лошадь.
– Дурак ты, Вовчик, – покачал головой Николай. – Больше ни о чем думать не можешь.
– Ага, гормоны мальчику покоя не дают, – Крауз затушил сигарету. – В общем, смотри, Колян, я тебе сказал, а там уж сам решай.
Поднявшись с лавки, он бросил окурок в урну и пошел к большому столу, на котором лежал лист металла на очередную дверь.
– Я подумаю, – ответил Николай.
Предложение подкалымить, озвученное Краузом, засело у него в голове. Конечно, деньги лишними никогда не будут, подзаработать на стороне можно было, но он понимал, что за этой просьбой может скрываться что-то иное. И вот это «иное» вдруг взволновало его не на шутку. «Что она – дверь сама покрасить не может? Щели замазать? Так-то это как раз женская работа и есть, маляры вон почти все бабы. Хотя, разбери этих девиц нынешних, не похоже, чтоб она привыкла руками-то сильно работать. Им проще деньги отдать, чем самим возиться, пачкаться не хотят… – думал Николай, отрезая «болгаркой» уголок. – И, с другой стороны, не станет же она сама приставать ко мне. Приду, сделаю всё что надо, деньги возьму и – до свидания. Плевать, что она там ещё думает». На этом он и порешил.
4
В субботу утром, после завтрака, Екатерина, убирая со стола, сказала:
– Слушай, Коль, я с Анюткой вчера завертелась, из головы вылетело… Вчера отец твой заходил, часов в пять уже. Сказал, что баню будут сегодня топить пораньше, к обеду. Говорит, приходите часам к трем.
Николай, отложив ложку, вытер губы салфеткой.
– Я это… Тоже забыл тебе вчера сказать. У меня там калым один намечается. Как раз сегодня, так что я навряд ли смогу. Если хочешь, сходи одна с Анюткой, помоетесь.
– А что за калым? – жена присела к столу.
– Да на неделе там двери одним ставили, ну они и попросили заодно покрасить её, щели зашпаклевать. Так-то мы это не делаем, хозяева сами потом, но раз попросили, вот я и подумал…
– Да? – голос у Екатерины стал расстроенный. Она вздохнула. – И так почти не видимся, ты целыми днями на работе, я часто во вторую… Думала, хоть в выходные вместе побудем.
– Да я и так каждые выходные дома, чего ты? – пожал плечами Николай. – Первый раз же такое. Да и деньги не лишние будут.
– Так-то оно так, конечно… Ну ладно, – Екатерина улыбнулась. – Иди, добытчик ты наш, зарабатывай нелишние деньги, – встав, она подошла к мужу и ласково поцеловала в щёку. – Когда пойдёшь-то?
– Да сейчас, управлюсь по дому и пойду. Часов в одиннадцать.
В комнате снова захныкала Анютка. У неё лезло два зуба на нижней десне, и она по-прежнему часто плакала. Николая это хныканье почему-то раздражало, и настроение портилось всякий раз как дочь начинала плакать. Сейчас он, снова морщась как от зубной боли, встал из-за стола:
– Кать, ну сделай что-нибудь, у меня, прям, голова сразу болеть начинает, когда она хнычет.
Жена виновато глянула на него:
– Так, чего я сделаю? Потерпеть просто надо…
Он ничего не ответил и ушел на улицу.
Николай думал о предстоящем визите. Вроде бы он и решил, что просто сделает работу, возьмет деньги и уйдет, но непонятное волнение нет-нет, да и подкатывало, сжималось в неприятный комок где-то под ложечкой.
И почему-то каждый раз ему вспоминался момент, когда он, позвонив в звонок, уже собрался, было, уходить, но дверь открылась, и оттуда показалось заспанное лицо хозяйки. Вспоминалась легкая припухлость её щёк, век, неряшливая, но в то же время симпатичная растрепанность длинных светлых волос и та непосредственность, с которой девушка посмотрела на него своими большими глазами. В какой-то момент он вдруг ясно понял, что всё это – и глаза, и волосы – ему на самом деле очень и очень понравилось, и это в свою очередь злило его, но он ничего не мог с собой поделать.
«Может, плюнуть да не ходить? – размышлял он, выливая из железных бочек, расставленных под водосточными желобами, оставшуюся с лета воду. – Ведь я никому ничего не обещал, и даже Крауз не знает, что я идти надумал». Крауз вообще последние два дня даже не заикался на эту тему, словно и не было всех тех разговоров и подначиваний. Олег тоже молчал, а Толстобров со вчерашнего дня простыл, и в кооперативе остался один сварщик – дядя Федя, которому вообще до всего этого не было никакого дела.
Николай сел на березовый чурбак, стоявший возле пустовавшей стайки. «Да все уже давно позабыли про это, я один только как дурак хожу, чего-то накручиваю себе», – думал он, глядя на покрытую густым рыхлым инеем жухлую траву.
Вода в лужах к утру покрывалась крепким хрустким ледком, но первого снега пока ещё не было. Листья на березах уже совсем облетели и лишь на отдельных осинах ещё желтели редкими яркими пятнами.
Отец предлагал Николаю съездить, пока нет снега, на мотоцикле за калиной: сейчас её было бы неплохо побрать, ещё не стылую, но уже подбитую морозцем, сочную и приятно‑горькую. Но сын отнекивался: вся неделя была занята на работе, а в выходные хотелось отдохнуть, просто ничего не делать. «Но сегодня же ты собрался на калым, не отказался, а с батей за калиной съездить у тебя времени нет, – усмехнулся Николай. – Как так-то, а? Неужели только из-за денег? Да ведь не так уж и много их там будет. Или всё-таки не деньги тебя туда манят? Колись, Коля, себя-то не обманешь». Вздохнув, он встал и пошел в дом: сидеть без дела на улице было прохладно.
До нужного дома надо было ехать на автобусе, но не очень далеко, всего четыре остановки. По дороге Николай зашел в хозяйственный магазин и купил банку шпаклевки, шпатель и на всякий случай кисточку: про краску Крауз сказал, а вот про кисточку нет.
На звонок дверь сразу же распахнулась. На пороге стояла улыбающаяся Татьяна в коротеньком цветастом халатике, перетянутом в талии тонким пояском.
– Привет! – громко и радостно поприветствовала она Николая. – А я как раз к окошку подошла, смотрю – ты идешь. Заходи, разувайся!
Николай замялся:
– Здравствуйте. Да я проходить не буду. Вы скажите, что делать надо, а то мне Александр толком не объяснил. Так, в общих чертах только, – он старался не смотреть на хозяйку, отводя глаза в сторону.
– Ты чего мне «выкаешь»? – обиженным тоном спросила Татьяна. – Я что, такая старая? – она снова улыбнулась. – Тебя же Николай зовут, да? Твой друг так говорил, правильно?
– Ну да, Николай. Только он мне не друг, мы просто работаем вместе и всё.
– Да фиг с ним, какая разница. Ладно, не хочешь проходить – дело твоё. Ну вот смотри тогда… – девушка взялась рукой за железный косяк, но тут же перескочила на другую тему: – Слушай, а ты чего не пришел тогда? Мы вас обоих ждали. Или тот тебе не сказал? Он говорит, ты сам отказался. Чё, правда, что ли? – в её голосе снова послышались обиженные нотки.
Николай смутился ещё больше, хмыкнул:
– Хм… да я это… Некогда мне было, занят был вечером.
– А-а… Ну ладно. А чего тот – как его? – Саша, кажется, сказал, что жена тебя не пускает? – широко улыбнулась Татьяна. – Ты, правда, женатый, что ли?
– Женатый.
– И давно? Ты же молодой ещё.
Николай пожал плечами:
– Как из армии пришел, второй год уже.
Он по-прежнему старался не смотреть на девушку, скользил взглядом по стенам, по полу. А та стояла перед ним, привалившись спиной к стене и выставив вперед голую коленку, чуть не касаясь ею гостя.
– Ну ладно… Заболтала я тебя совсем, смотрю. Засмущала… – она вызывающе глянула в лицо Николаю, а в её глазах мелькнула уже знакомая ему нахалинка. – Прям, покраснел уже…
Он ничего не ответил, нахмурился и вдруг почувствовал, что и вправду покраснел. «Ёлки зелёные! Как малолетка какой», – рассердился он на себя, и, отвернувшись, снял куртку.
– Куда можно повесить?
– Давай, – Татьяна взяла куртку и повесила на крючок. – Вот смотри… – она подошла к двери. – А сначала чего – красить или замазывать?
– Замазывать, конечно.
– Ну тогда вот… Видишь, какие тут щели получились? Конечно, старая дверь на месте осталась, сквозь них и не видно ничего, но всё равно – не красиво: дыры, палец пролезет… Наверное, потому что стена неровная. Ты их замажь, а потом и покрасить всё. Щас я краску принесу, – повернувшись, она пошла на балкон. – Только слушай, у меня кисточки нету, – крикнула она оттуда.
– Я купил, – сказал Николай, открывая банку со шпаклевкой.
– Молодец, – Татьяна принесла с балкона банку голубой краски и поставила у двери. – Сразу видно – хозяйственный мужик, – она засмеялась.
Николай засучил у кофты рукава и стал замазывать шпаклевкой щели вдоль стального короба. В квартире было тепло, и он быстро вспотел, но снять кофту стеснялся, под ней была только майка. Ловко орудуя шпателем, он через сорок минут закончил эту работу и принялся за покраску. Татьяна ушла на кухню и что-то там делала: оттуда доносился звон посуды, лилась вода и через какое-то время пошли вкусные запахи.
– Татьяна, – позвал хозяйку Николай, – вы не могли бы дать мне пару газет, на пол постелить, чтоб не накапать.
Девушка вышла в коридор.
– Ты опять мне «выкаешь»? – она сердито посмотрела на Николая.
– Извините. Ой… извини… Мне бы газет парочку.
Она принесла ему газет. Краска неприятно пахла, и девушка открыла балкон и форточку на кухне.
