Kitabı oku: «Лестница. Сборник рассказов», sayfa 2
Соль души русской
На берегу маленькой и шустрой речушки Гривки, что в нашей губернии протекает, живёт с некоторых пор старенький астматичный мужичонко, на пенсию, по фамилии Цуг. Ранними утрами удит он рыбу, коей в Гривке ещё с советских времен осталось не выловлено – по недосмотру местной рыбоохраны – вот столько и ещё баржа. Если с утра пораньше вы отправитесь босиком по траве в сторону выселок, то непременно увидите соломенную шляпу от неблагоприятных метеоусловий и комаров – это и есть пенсионер Цуг Илья Климович в своей соломенной шляпе. Но только не пытайтесь с ним разговаривать в этот час, потому что он может и обматерить – не со зла, правда, а чтобы рыба шла. Но ведь всё равно неприятно.
В остальное время суток пенсионер Цуг занимается литературным творчеством, потому что чем ещё пенсионеру на пенсии заняться, сами посудите. Пишет Илья Климович очень складно и крайне жалостливо. Делает он это не по велению души, а с личным умыслом. Написав новую небылицу, торопится он из дома в дом, со двора на двор, со старым бухгалтерским по́ртфелем доперестроечного образца в одной руке и с литровой банкой – в другой.
Зайдя в хату, Климыч собирает всё её население в круг, вручает самой главной бабе принесённую тару и усаживается поблиз. Далее он достаёт из по́ртфеля свежую рукопись и начинает чтение душещипательного рассказа о тяжелой женской доле и несчастной любви. Не проходит обычно и четверти часа, как в банку падает первая мутноватая и жалостливая бабья слеза.
Илья Климович пристально следит за тем, чтобы ни одна капля не упала мимо банки, не была бы размазана по щеке или смешана с некстати набежавшей скорбной соплёй. И что вы думаете, к вече́ре таки набирается если не полная банка жалости, так уж грамм на девятьсот – это как пить. Где, бывает, и мужики смахнут мокреть с седого прокуренного уса, а уж молодые девки ревут так, что на церкви колокола гудят. Вот.
Аккуратно приладив к таре крышку, Климыч возвращается к себе. Там он, приняв во здравие своё четверть самогона, выгнанного бабкой Митришной, что с выселок, принимается за наловленную с утра рыбу. Да, таки натурально засаливает её в горючей бабьей слезе да ему одному ведомых специях.
На следующий день рыбка уже вывешена у него на дворе, на щедром летнем солнце – вялится. А как вызреют речки Гривки дары, так собирается Илья Климович в город, на рынок, коммерсант хренов.
И что я вам скажу. Мужики–пиволюбы за Цуговой рыбкой в очередь толпятся и чуть морды друг другу не квасят! Это я сам лично видел. По ста рубликов за рыбёшку имеет на бабьей жалости капиталист! Лучше Цуговой, говорят, рыбки к пиву ну ничего нет. Как, вроде, в господней моче рыбёха вымочена – такая у неё вкусность, такое благообразие после неё наступает и осветление души. Единственный, говорят, побочный эффект отмечается – жалостливость ко всей бабьей нации такая просыпается, что жить порой не хочется. Придёшь, мол, домой, уткнёшься в подол жене и ну реветь, чисто теля. Жалеешь её, чуть пятки не целуешь. А бабе чего ещё надо для её недолгого бабьего счастья… Она тебе и пиво простит и ублажит телесно – в смысле и борща и чего посолоней.
Уже и заграница Цуговой рыбкой заинтересовалась. Переговоры ведут о покупке лицензии.
Да только Климыч – ни в какую. Я, говорит, соль души русской, бабьей, никогда проклятой Антанте не продам. Я, говорит, и Родину–то в своё время не продал, хотя допуск имел. И на том, говорит, – баста.
Вот такая история. Не вру ни разу.
Тело в шляпе
Янош обнаружил его совершенно случайно, когда пришёл домой. Странно, что этот человек не нашёл лучшего места, где повеситься.
Тело висело прямо в прихожей, на крюке, который держал лампу. Лампа была снята и аккуратно поставлена на старый комод. И даже пыль с плафона висельник сначала тщательно стёр, чего давно уже не делал Янош. Тут же была аккуратно сложена одежда, принадлежащая телу, а само тело – совершенно нагое, но в шляпе – висело на крюку, как уже и было сказано. Шляпа каким–то образом не упала с головы, свесившейся на плечо. Она представляла собой высокий строгий цилиндр, в котором не стыдно было бы явиться и на приём к высокопоставленной особе, не только что повеситься.
Немного пораздумав, что же теперь делать, Янош поднял валявшийся на полу табурет, отброшенный, видимо, в последний момент ногой, принёс из кухни нож и полез снимать тело.
Повешенный был довольно худощав, поэтому обошлось без падения с табурета и лишнего шума. Одной рукой обняв тело за талию, второй он обрезал верёвку и, уже обеими руками прижимая повешенного к себе, кое–как спустился на пол. Правда, шляпа самоубийцы при этом свалилась с головы и закатилась за старый буфет, в котором хранились банки с вареньем. Пришлось лезть и доставать её, то и дело окунаясь лицом в густую паутину и чихая от пыли.
Достав цилиндр, Янош обнаружил внутри его, на подкладке, чернильную полурасплывшуюся надпись «Я. Лепец». Это удивительно: повешенный оказался однофамильцем Яноша.
Во исполнение последней воли самоубийцы натянув ему на голову цилиндр, Янош перенёс тело в комнату и положил на скамью. После чего пошёл поставить на огонь чайник.
– Эй, Янош, ты бы его хоть простынёй накрыл, срамота же, – сказала соседка, Мартина, зашедшая занять охапку дров.
«И то правда, – подумал он. – Неловко как–то». И накрыл тело накидкой, взятой с кровати.
– А ты уже проведал, чьё это тело? – спросил сосед Миклош, который чуть не каждый день заходил на чай. И как это он узнаёт всегда, что у Яноша закипел чайник?
– Нет, – ответил Янош. – Мне это не интересно. Теперь–то оно всё равно никому не принадлежит, кроме как богу.
– А вот и не так! – возразил Миклош, который был известным на всю деревню спорщиком – ему бы только поперечить. – Ещё как принадлежит!
– И кому же? – поинтересовался Янош.
– Тебе, дурачина! – рассмеялся сосед. – Вот возьмём случай, что нашёл ты на дороге подкову. Чья она будет?
– Моя, – поразмыслив, ответил Янош.
– Вот! – довольно хлопнул его по плечу Миклош. – А тело ты вообще у себя в доме нашёл. Значит, оно хоть как твоё.
– Ну, значит, моё, – равнодушно согласился Янош, скрывая охватившее его чувство гордости. И то сказать: подкову может найти любой. Вон, в прошлую среду Ярудек нашёл такую – подумаешь. А вот ты попробуй найти тело!
На следующий день уже вся деревня знала о находке Яноша. Целыми семьями приходили посмотреть на повешенца. Качали головой над удивительной шляпой, охали и удивлялись вымытой лампе, щупали тело и заглядывали ему в рот, как коню, словно хотели определить возраст.
– Продай, а? – попросил бочар Втыкл, отозвав Яноша в сени. – Тебе ведь он всё равно без надобности.
Надо сказать, Втыкл был известный на всю деревню охотник поторговаться. Самую ненужную вещь он, бывало, покупал себе за большие деньги, если только хозяин начинал торговаться с ним.
– А тебе на что? – спросил Янош.
Спросил он это не без умысла. Втыкл мог подсказать ему, как можно использовать тело.
– Знаю, на что, – скрытно ответил сосед. – Продай. Хорошо заплачу.
– Нет, – покачал головой Янош. – Очень уж полезная в хозяйстве штука, никак не могу продать.
– Да на что он тебе, – убеждал Втыкл. – Разве что забор станешь им подпирать. Так ведь тело попортится быстро. Тогда уж не продашь хорошо. А я заплачу. И за шляпу отдельно.
– Нет, – качал головой Янош. – Нет, и не проси, сосед, никак не могу продать.
На том и разошлись.
На следующий день Янош вынес тело в огород и подпёр им давно покосившийся забор. Головой подпереть было нельзя, потому что на ней высился цилиндр. Поэтому Янош сложил тело у забора буквой «Г», так, чтобы ноги как раз навалились на плетень. Теперь, проходя мимо огорода Яноша, в любое время дня и ночи можно было наблюдать торчащие над оградой голые ступни сорок четвёртого размера.
– Продай хотя бы одежду! – при следующей встрече пристал Втыкл.
– Нет, сосед, никак не могу, – покачал головой Янош. – Смотрю, она мне самому как раз впору.
На следующий день он щеголял по деревне в черных штанах и чёрном же фраке, под которым белела накрахмаленная рубашка. Правда, Янош немного ошибся – одёжка была ему великовата, так что рукава и штанины пришлось подворачивать. И цилиндр забрать с головы тела он не решился, поэтому надевал как обычно, по погоде, то свою поношенную рыжую кепку, то старый облезлый малахай. Ботинки тоже были велики и немилосердно тёрли, но Янош крепился.
Как–то зашёл к нему сосед через два дома, Вацек.
– А не займёшь ли, – говорит, – мне, Янош, тело своё на денёк?
– Это для чего же?
– Жениться решил. На Марыське молочнице. Уже сговорено всё и слажено. Хотим, вот, посадить твоё тело свадебным генералом. Оно же в шляпе у тебя, так Марыська говорит, что очень, мол, знатно будет смотреться.
– Кхм… – задумался Янош.
– Да ты не беспокойся, сосед, – поспешил успокоить Вацек, – вернём в лучшем виде, без единой царапины. Ещё и заплатим тебе за подержание, какой разговор.
– Пять грошей возьму, – решил Янош.
Так и пошло. Одни на свадьбу, другие свидетелем при клятве или сделке какой (кто ж при покойнике обманывать–то станет), третьи – в губернию выехать, для солидности, иные – так просто, перед соседями покрасоваться, а кто и в карты сыграть, скоротать вечерок. Стали из других деревень приходить. И даже из города барин какой–то приезжал: «Дай, – говорит, – тело своё на денёк. На охоту, – говорит, – едем, так мы его вместо штандарта».
В общем, дела у Яноша пошли в гору. Цена на подержание постоянно росла, скоро он уже меньше тридцати грошей за день и не брал. Мошна его стала тугой, супротив того обыкновения, что болталась на дне её жалкая монета в пять грошей или, в лучшем случае, гривенник.
Так бы и стал он богатеем и женился бы, глядишь, на Даринке швее, на которую уж давно заглядывался, да только тело однажды пропало. Цилиндр остался, а тело – исчезло. Янош как, скажи, при пожаре бегал вокруг дома своего и охал и руками плескал и спрашивал всех подряд, не видел ли кто его покойника. Никто. И только нашёл он босоногие следы сорок четвёртого размера, что уходили по рыхлой огородной земле от кладовой, где хранился повешенец, вниз, к реке. Тогда понял Янош, что тело вдруг взяло и утопилось.
«Уж чем ему не жизнь–то была, – горестно думал Янош. – Уж, кажется, мало какому телу так свезёт. Я же его и в баню каждое воскресенье, и слова худого не сказал отродясь, и водочки ставил на ужин за помин души, хотя и не полагается самоубивца–то поминать…»
Однако, думай, не думай, а жизнь у Яноша пошла с того дня под откос. Стал он запивать, накопленные деньги быстро разошлись по шинкам, по друзьям–выпивохам, да на подарки Даринке швее, которая подарки–то брала, а нос от Яноша воротила. Скоро на дне мошны его опять валялся одинокий гривенник, в башмаке образовалась дырка, фрак поизносился и всю свою былую представительность утратил.
В общем, ничего другого для себя Янош больше не видел, как взять и покончить разом с неудавшейся жизнью своей.
И покончил. Снял штаны, фрак и белую рубашку, сложил аккуратно на комоде. Там же поставил штиблеты. После чего надел на голову цилиндр, встал на принесённый табурет, да и влез в петлю. Аминь.
БДУ
– Надоело! – сказал Виктор Анатольевич, глядя на своё отражение в зеркале. – Всё надоело.
– К чёрту! – добавил он устало, после того как минуту рассматривал свои небритые щеки и выдавил прыщик под носом. – Сейчас позвоню и скажу им всё.
Это был не первый случай, когда Виктор Анатольевич хотел позвонить и сказать «им» «всё». Наверное, в сорок два года у многих мужчин возникает подобное желание позвонить и сказать. Особенно по утрам. Особенно, когда утро серое, хмурое и не обещает ничего хорошего.
Действительно, трудно смириться с тем, что тебе сорок два, на завтрак опять всё та же неизменная яичница, утро хмурое и уже совсем по–осеннему неуютное, а в театре тебе в сотый раз придется повторять всё те же набившие оскомину слова из роли второго плана.
Он уже совсем было потянулся к телефону, но в последний момент передумал. Всё–таки следовало сначала умыться. И позавтракать! Да, спокойно, никуда не торопясь, позавтракать. Может быть, даже, сходить в магазин и взять что–нибудь посолиднее для завтрака. Торопиться ведь некуда. Все равно он сейчас позвонит им и всё скажет.
Всё же, пока он умывался и чистил зубы, до боли знакомое чувство тревожило его. Это было чувство некой несвободы, чувство того, что он не хозяин своего времени. Кто–то невидимый и неведомый лучше его самого знал, сколько времени он имеет право потратить на туалет, на завтрак, на дорогу до остановки…
– Почему?! – воскликнул Виктор Анатольевич, забрызгав зубной пастой зеркало, перед которым чистил зубы.
– Почему всё так? – обратился он к своему отражению уже внешне спокойно, но чувствуя, что готов взорваться изнутри приступом ярости. – Какого чёрта?! Тебе сорок лет! И что? Кто ты?
Он замолчал на минуту, позволяя отражению найти нужные слова. Но отражение молчало. Оно было несвежим и жалким – с красным следом от прыщика под носом, с противно–мятной зубной пастой на губах, с нечёсаными волосами и серой как это утро щетиной на щеках.
– Дерьмо! – с сердцем произнес Виктор Анатольевич, наклоняясь над раковиной.
Непонятным осталось, к кому относилось это ругательство: к отражению ли, к осеннему ли утру, или к жизни вообще.
Он быстро покончил с умыванием, после недолгого раздумья «Бриться или на фиг?» решил всё же не бриться, наскоро пригладил волосы расчёской и вернулся в комнату. Сначала ноги привычно понесли его в кухню, но он сердито их одёрнул. Хватит! Теперь он сам решает, когда, что и в какой последовательности делать.
Какое–то тревожное чувство не покидало его. А сейчас, когда он с уверенным видом прошествовал мимо кухни, словно подводя некую незримую черту, это чувство стало ещё более острым. А так ли надо? А всё ли он правильно делает? А что то будет? Ведь это всё, это конец. Конец привычной старой жизни и начало некой новой… Не рано ли? Готов ли он? Не поздно ли?
Усилием воли Виктор Анатольевич заставил этот тревожный внутренний голос замолчать. К чёрту! Надоело. Будь что будет…
Он демонстративно прошагал мимо платяного шкафа к тумбочке, на которой примостился телефон, порывисто сел на пуфик и снял трубку.
Протяжный гудок был каким–то тревожным, осиротевшим, он дико не гармонировал с привычным распорядком.
Не давая себе времени опомниться, Виктор Анатольевич быстро набрал номер.
В трубке что–то сухо щёлкнуло и наступила абсолютная тишина. По всем законам бытия сейчас должны были последовать длинные гудки вызова, но их не было. Можно было, наверное, сосчитать до десяти, пока длилась эта тишина. Он уже совсем собрался нажать на рычаг и набрать номер заново, но тут вдруг прямо посреди тишины прозвучал мелодичный женский голос:
– Бэ–дэ–у.
Это было так неожиданно и странно, что Виктор Анатольевич не нашёлся, что делать и что сказать.
– Бэ–дэ–у… – повторил он растерянно.
– Да, – подтвердил женский голос доброжелательно. – Бэ–дэ–у. Слушаем вас.
– Э–э–э, – протянул он, позабыв или не зная, что сказать. – А что это значит?
Зачем он это спросил? Он ведь просто должен был сказать: «Извините, я, кажется, ошибся номером». Нажать рычаг и набрать номер заново. Почему он этого не сделал? Чего он ждал? Может быть, он всё–таки ещё не был готов к тому, чтобы «сказать им всё»? Он давал себе время последний раз подумать?
– Бюро добрых услуг, – меж тем расшифровала дама с приятным голосом.
Неужели?!
Виктор Анатольевич был совсем ошарашен. Неужели в наше время ещё существуют бюро добрых услуг?! Хотя… Хотя каких только фирм и фирмочек с самыми странными названиями сейчас нет! Быть может, они предоставляют услуги горничных, нянек и прочего чего–нибудь, наподобие…
– Ау, – позвал его голос. – Вы здесь?
– Да–да, – спохватился Виктор Анатольевич. – Просто я… я несколько… э–э–э…
– Может быть, вы ошиблись номером? – предположил голосок.
– Нет! – поспешно воскликнул Виктор Анатольевич. – Нет–нет, я именно… да…
Наверное, всё–таки, он тянул время. А может быть, ему просто было приятно слушать этот тихий, спокойный, мелодичный женский голос.
– Замечательно, – терпеливо кивнула барышня на том конце. – Ну так чем мы вам можем помочь?
– Помочь мне? – повторил Виктор Анатольевич. – Э–э–э… Боюсь, что…
– А вы не бойтесь, – пошутила она. – Любое ваше желание будет исполнено качественно и в кратчайшие сроки.
– Вы – фея? – пошутил он.
– В некотором роде да, – на том конце провода его шутку, кажется, совершенно не поняли. – У каждого человека свои представления о том, кто занимается исполнением желаний.
– Думаю, что вашей фирме не по силам исполнить моё сокровенное желание, – сказал Виктор Анатольевич, иронично улыбнувшись телефонной трубке.
– Нашей фирме, – подчеркнула дама это слово, – по силам любые желания. – И уж по крайней мере, сокровенные желания – наша основная специализация.
– Подождите! – Его осенило. – Вы занимаетесь… э–э–э… вы предоставляете… как бы это сказать…
Дама в трубке терпеливо ждала, пока он наконец сформулирует свою мысль. Хотя молчание было таким, что не оставалось никаких сомнений: она уже поняла, что он хочет сказать.
– Ваша фирма занимается оказанием интимных услуг, да? – наконец проговорил он.
– Сокровенные желания всегда достаточно интимны, – сказала она. – Но если говорить о том, что конкретно вы имеете ввиду в данном случае, отвечу: мы не делаем каких–либо различий между желаниями клиентов. Для нас не существует исполнимых и неисполнимых, удобных и неудобных, хороших и плохих желаний. Есть просто желание отдельного человека. Всю ответственность за качество желания несет клиент. Мы отвечаем только за качественное его исполнение.
– Забавно, – произнес Виктор Анатольевич. – Вы так серьезно об этом говорите, будто и в самом деле… будто и в самом деле способны… Впрочем, понимаю: имидж фирмы… Другими словами, я могу позволить себе любое, самое извращённое желание, да?
– Да, – ответила она просто и естественно. – Это ваше желание и всю ответственность за него несете вы. И оцениваете его как «извращённое» или «благое» тоже вы.
– Удобно, – сказал он. – Удобную позицию вы заняли.
Она не ответила на его саркастическое замечание.
– Ну а кроме интимных услуг? – поинтересовался он неведомо зачем. – Чем ещё занимается ваша фирма?
– Я же вам сказала, – в её голосе не было даже признаков нетерпения, скорее в нём прозвучало то ли легкое удивление, то ли сожаление. – Мы занимаемся исполнением желаний… Вы уверены, что правильно набрали номер?
Он не знал, что ответить на этот каверзный вопрос. С одной стороны, говорить уже было не о чем. Он явно попал в одно из множества тех заведений, которые занимаются тем, что благообразно называется «организация досуга». Да, концепция этого конкретного заведения показалась ему довольно забавной. Но говорить, в общем–то, было больше не о чем. По крайней мере, сейчас ему было не до изощрённых способов организации своего досуга.
– А если я пожелаю вас? – зачем–то ляпнул он.
– Нас? – не поняла она.
– Нет–нет – вас, именно вас, конкретно вас, женщину, которая со мной разговаривает сейчас, – пояснил он. – Это тоже будет исполнимое желание?
Наступила тишина. Видимо, к такому вопросу дама с очаровательным голосом не была готова. Здорово он ее подловил! Ну-с, что теперь по поводу исполнимости?
– Да, – наконец ответила она. – Вы имеете право на любое желание.
Вот как… Ну что ж…
– И сколько это будет стоить? – спросил он. Кажется, его целью стало сбить её с толку, вывести из себя, заставить растеряться и занервничать.
– Услуги нашего бюро бесплатны, – ответила она заученной фразой.
– То есть… – растерялся он сам. – То есть как?..
– Всё–таки, насколько я понимаю, вы ошиблись номером, – констатировала она.
– Да, но… То есть, нет! – спохватился он. – Нет, я не ошибся… Скажите, а…
Стоп! Это какая–то ловушка… Может быть, таким образом они ищут идиотов, которых… которых можно развести на деньги или… или выведать адрес и потом…
Хотя нет, скорее всего это обычные мошенники. Сейчас она побольше о нем выведает, увлечёт пустым разговором, а потом впарит ему какую–нибудь совершенно ненужную вещь. Или навялит ему лекарство от всех болезней, которое в лучшем случае окажется слабительным.
Никто, никто в этом мире не станет делать добро за просто так. Ну за исключением редких идиотов. А уж бесплатно исполнять чужие желания…
– Э-эй? – позвала собеседница.
– Да–да, – отозвался он.
– Ну так? Вы что–нибудь решили?
– Нет… То есть, да. Скажите, а как вас можно найти?
Он довольно улыбнулся своему хитроумию. Ну что, господа, готовы вы назвать ваш адрес? А то ведь мы ещё и другими атрибутами вашей фирмы поинтересоваться можем.
– Боюсь, найти нас будет для вас не реально, – ответила она с улыбкой в голосе.
– Даже если это будет моим желанием? – не сдавался он.
Снова наступило молчание. Она обдумывала ответ. Видимо, не каждый день им попадаются такие смышленые клиенты. Они привыкли к тупицам, которых слово «халява» вводит в состояние транса, напрочь отключая им мозги.
– Мы исполним любое ваше желание, – ответила она. – И если вы чётко сформулируете, что именно вы имеете в виду, говоря «я хочу вас найти», то…
– То?.. – поторопил он.
– То мы предоставим вам такую возможность, – закончила она. – Только помните, что желание обратной силы не имеет. И желание может быть только одно.
Так–так… Пошли оговорки, условия, предупреждения… Уже лучше. Ещё немножко «дожать» и – мадам на том конце провода не выдержит: поняв, что напоролась не на того, она бросит трубку.
Он ещё сам точно не знал, что он сейчас скажет. Мысль ещё не оформилась в слова. В том, что он сказал в следующую секунду, повинен был только его язык.
– А если я захочу миллион долларов?
– Регистрировать? – спросил голосок. Впервые в нем, кажется, послышалось легкое нетерпение. Или усталость. Будто подобные вопросы она слышит уже в тысячу первый раз в своей жизни и давно утомлена однообразием людских желаний.
– Что? – не понял он.
– Это ваше желание? Мне регистрировать его к исполнению? – пояснила она.
– В смысле? – не понял он. – То есть вы хотите сказать… Вы хотите сказать, что у меня будет миллион долларов?
– Послушайте… – начала было она, но он не дал ей договорить.
– Подождите, а если я попрошу два миллиона? Вы мне их дадите? Вы пришлете нарочным? Или положите на мой счет?
– Я не знаю, – ответила она. – Я всего лишь оператор. Моё дело принять от вас желание, зарегистрировать его и поставить в очередь на исполнение.
– Как все буднично! – он чуть не рассмеялся.
– Ну, это всего лишь моя работа, – улыбнулась она.
– А миллиард? – пытал он. – Могу я пожелать миллиард?
– Послушайте, – кажется, она все же потеряла терпение. – Может быть, вам лучше перезвонить позже? Когда вы наконец определитесь с вашим сокровенным желанием.
– Нет–нет! – почти крикнул он. – Не оставляйте меня наедине с моими желаниями! Их слишком много. А я – один… Совсем один.
Она ничего не ответила. Она ждала.
Наверное, целая минута прошла в молчании.
– Что–то не так? – спросила она доверительно.
– В смысле? – не понял он.
– Ну, не знаю, – заколебалась она. – Обычно люди твёрдо знают, чего хотят. Или, во всяком случае, они думают, что хотят именно того, о чём просят.
– Наверное, я не такой как все, – кивнул он. – А вы не посоветуете мне, чего пожелать?
– Боюсь, что нет, – ответила она поспешно и почти испуганно. – Я не могу взять на себя такую ответственность.
– Слушайте, а давайте просто поболтаем? – предложил он. – Я понимаю, у вас там сценарий для разговора с клиентами–лохами, правила и все такое… Но мы уже оба понимаем, что я не ваш клиент, так что… Можем мы просто поболтать? Просто по–человечески поболтать. У вас очень приятный голос.
– К сожалению, я не могу, – произнесла она. – Мы с вами и так уже довольно долго занимаем линию…
– А если это моё желание? – настаивал он.
– Тогда я должна зарегистрировать его и поставить в очередь на исполнение. Я не исполняю желаний, – пояснила она. – И после того как вы изложите своё желание, оно не начнет исполняться немедленно, поэтому наш разговор всё равно будет закончен. А потом…
Она вдруг рассмеялась.
– Я никогда даже не представляла себя в роли желания, – пояснила она свой смех. – Не знаю даже, как такое ваше желание могло бы исполниться.
– Но оно исполнится? – спросил он.
– Вне всяких сомнений, – произнесла она совершенно серьезно и даже несколько буднично. – В нашем бюро не было ни одного случая, чтобы заказ остался без удовлетворения.
– Знаете, мне даже страшно стало, – добавила она несколько секунд спустя. – Я как представила себя в роли чьёго–то желания… Это же я самой себе уже, вроде как, и не принадлежу…
– Да, – кивнул он. – Быть чьим–то желанием – большая ответственность.
– Наверное, – согласилась она. – Я никогда об этом не думала… Странно…
– Да. А представьте себе, что я пожелаю большего, чем просто несколько минут разговора с вами. Представьте, что я захочу, скажем…
– Вы меня пугаете! – не дала она ему договорить. Сказано было шутливо, но… но может быть, не так уж и шутя.
Он уже должен быть в театре. Через полчаса начнется репетиция.
Нет, его это уже не касается – ведь он принял решение… Позвонить. Он должен позвонить.
А вместо этого он уже полчаса ведёт никчёмный разговор с диспетчером лоховодческой фирмочки.
– А могу я загадать желание, которое… которое, скажем, причинит вред другим людям? – спросил он.
– Можете, – ответила она. – Вы можете сформулировать любое желание. И любое ваше желание так или иначе будет исполнено.
– Вам это не кажется несправедливым?
– Любое, даже самое личное желание, всегда кого–нибудь задевает, – ответила она. – И даже если вы попросите о справедливости, всегда ведь найдется кто–то, для кого ваша справедливость окажется чем–то противоположным и нежелательным.
Она сказала это быстро, не задумываясь. Наверное, думала об этом не раз.
– Но наша фирма работает очень грамотно. Никакого явного вреда никому причинено не будет.
– Вы меня не поняли, – покачал он головой и перенёс трубку к другому уху. Правое уже ломило. – Я имел в виду желание, прямо направленное на причинение вреда другому человеку. Ну например, если я пожелаю чьей–то смерти. Ужасной и мучительной.
– А… вы об этом… – её голос изменился. Он как–будто треснул изнутри. Стал сухим и ломким.
Она замолчала.
– И? – торопил он её с ответом.
– Я зарегистрирую любое ваше желание. Абсолютно любое.
– И оно будет исполнено? – не отпускал он её.
– Наша организация называется «бюро добрых услуг», – сказала она.
– Оно будет исполнено?! – почти крикнул он.
– Да, – выдохнула она едва слышно.
Нет, это не то. Это не лоховодческая компания. Это что–то иное. Она должна была ответить «нет». Она не должна была вот так буднично и уверенно обо всём говорить. И никакого заигрывания. Ни малейшего намека на установку близкого контакта. Так что же это? Куда он попал?
– И вы полагаете это справедливым? – спросил он устало. – Любой может позвонить вам и пожелать несчастья для ближнего своего?
– Я не занимаюсь вопросами справедливости, – ответила она отстранённо. – Я всего лишь оператор регистрации желаний.
– Но свое мнение–то вы имеете, чёрт вас побери!? – прикрикнул он на неё.
– Имею, – ответила она тихо. – И не надо на меня кричать. Я приму и зарегистрирую любое ваше желание. Любое ваше желание будет исполнено. Но желания явного ущерба другим лицам или самому себе пойдут через другое ведомство.
Бред. Какое еще ведомство?
– Бред. Какое ещё ведомство? – озвучил он свою мысль. – «Бюро злых услуг»?
– Что–то вроде этого, – кивнула она.
– Так–так… А кто возьмёт на себя ответственность за содеянное?
– Я уже говорила вам: всю ответственность за качество желания несёт клиент. То есть вы.
– Ну хоть это утешает, – вздохнул он. – Другими словами, ваше бюро готово сделать для меня то, чего не могу или не умею сделать для себя я сам. Совершенно безвозмездно. Но под мою ответственность.
– Вы очень точно выразили принцип работы нашего бюро, – согласилась она.
– Забавно… Забавно…
Наступила тишина. В трубке он слабо слышал другие женские голоса – наверное такие же операторы регистрации желаний разговаривали с клиентами. И быть может, одна из этих операторов сейчас регистрирует желание тридцати трёх несчастий вот конкретно для него, Корягина Виктора Анатольевича… Забавно…
Тьфу… Неужели он принимает весь этот бред всерьёз?!
– Забавно, – повторил он. – Скажите, девушка, а как… я имею в виду, в чём будет выражаться моя ответственность?
– Это зависит от многих обстоятельств.
– А поконкретнее?
– Это зависит от очень многих обстоятельств, – повторила она. – Мне слишком долго придётся перечислять все возможные нюансы в расчёте меры ответственности клиента. Многих из них я могу просто не знать.
– Ну скажите, хотя бы, в утешение: мера ответственности пропорциональна желанию?
– Всегда, – коротко ответила она.
– Ну и чему, например, будет равна мера ответственности за ниспосланный мне миллион долларов?
– Она будет равна миллиону долларов.
Он рассмеялся. Ну да, разумеется, чему же ещё может быть равен миллион долларов, как ни самому себе!
Его смех, наверное, напомнил ей об её обязанностях.
– Итак? – спросила она. – Вы готовы сформулировать ваше желание?
– Сформулировать… – повторил он. – Сформулировать… Ну отчего же не сформулировать.
И вот тут ему вдруг стало страшно.
Или нет, не страшно. Но как–то не по себе. В начале этого странного разговора он внутренне исходил из того, что случайно нарвался на какую–то мошенническую компанию, или на глупый розыгрыш.
Потом, в процессе беседы с «оператором регистрации желаний» что–то пошло не так, и это «что–то» подспудно изменило его отношение к разговору. Незаметно для него самого изменило.
Ну и опять же глупую общечеловеческую слабость верить в чудеса следует тоже принять во внимание.
В общем, он не знал сейчас, что сказать. И это определённо говорило о том, что его отношение к «бюро добрых услуг» изменилось. Иначе что мешало ему ляпнуть первое, что пришло бы в голову… Ан нет – извечное человеческое «а вдруг правда!» сейчас стрекотало внутри черепной коробки, щекотало темечко изнутри, билось в паутине извилин.
– Слушаю вас, – поторопила она.
– Да–да, – отозвался он, лихорадочно соображая. – Одну минуту… Решение–то, сами понимаете, не из легких.
– Понимаю, – согласилась она.
На часах было 8:52. Через восемь минут начнется репетиция. В это время он всегда был уже в театре. К этому времени он уже успевал выпить кофе или чего покрепче. А сейчас его не было. Его ещё не хватились, конечно, но Виктория наверняка уже заметила его необычное отсутствие. Быть может, она уже звонила ему. А сотовый он ещё не включал. А домашний – занят разговором с… С кем?
