Несколько минут мы сидели молча, затем тишину нарушил громкий утробный звук – у брата заурчало в животе. Я вспомнил, что последний раз мы ели почти сутки назад, и ощутил вину перед Тохой – обещал же ему, что теперь все будет по-другому. Хотя что это я! Все ведь уже по-другому. Я еще раз оглядел стильный интерьер и почувствовал гордость и какое-то злобное торжество. Где мы ночевали пару дней назад – и где будем спать сегодня! То-то! Я повернулся к брату, подмигнул ему и улыбнулся.
– Мы вчера так и не заглянули в холодильник. Наверняка он набит всякими вкусняшками. Не хочешь посмотреть?
Тоха кивнул и отправился на кухню, зашумел дверцами шкафов, зазвенел чашками. Я поднялся с кресла, подошел к окну, выглянул во двор. Тихо. Уютный двор с аккуратно высаженным палисадником, ряды красивых дорогих машин. Почему мы не родились в таком месте? Почему одним достается все, а другие вынуждены голодать и побираться, чтобы выжить?
– Почему? Почему? Почему? Почему? – пронеслось над ухом. Тихий шепот, почти на грани слышимости. По спине побежали мурашки, я оглянулся.
В дверях застыл Тоха.
– Я нашел конфеты, заварил чай. Ты пойдешь? – спросил он, удивленно глядя на мое испуганное лицо. – Что случилось, Серый?
– Ничего, – пробурчал я, раздосадованный тем, что брат стал свидетелем моей слабости.
Прошел мимо него в кухню, уселся на стул. Взял с тончайшего фарфорового блюдца конфету, развернул обертку, сунул в рот и закрыл в глаза. Сладкий вкус на мгновение воскресил прошлое, возвратив в то беспечное время, когда были живы родители и жизнь походила на сказку. Рядом чем-то зашуршал Тоха, разрушая хрупкую гармонию, мимолетная радость сменилась раздражением и злостью. К черту все! Сказка кончилась пятнадцать лет назад.
Я проглотил приторную слюну, запил конфету чаем и хотел уже свалить в спальню, как брат начал говорить:
– У них тоже есть сладости для домового, прикинь! Целая миска на верхней полке буфета. А я думал, только наша бабка верила во всю эту чушь!
– Люди часто склонны к суевериям, – ответил я, – и порой им кажется, что если они будут соблюдать выдуманные ими же правила, жизнь переменится к лучшему. Оттуда все эти обряды, ритуалы, которые она соблюдала. Она просто верила, что они помогают нам выжить.
– Да уж, – покачал головой Тоха, – прятать угощение от голодных детей, чтобы умилостивить домового, отличное правило.
– Она была просто безумной старухой, Антон. – Я протянул руку и пригладил брату волосы на затылке. – И ей было с нами тяжело.
– Не называй меня этим именем, – проворчал брат, – так называла меня она. Я – Тоха, а ты Серый, не забывай!
– Я помню, – сказал я. – А вот тебе стоит забыть о той жизни, чтобы начать новую. Скоро все изменится. Полиция не станет караулить в аэропортах и на вокзалах вечно. Как только все уляжется, мы уедем.
– Уедем, – мечтательно произнес Тоха и, широко открыв рот, в голос зевнул. – Пойду-ка я спать, чур, кровать в спальне моя!
– Окей, я лягу в гостиной. – Я посмотрел ему вслед, невольно улыбаясь. Давно не видел его таким веселым.
Мне было восемь, когда родители умерли и бабушка забрала нас к себе, в старый дом, со скрипучими половицами и обшарпанными грязными стенами. По ночам там все время что-то скрипело, стонало так, что мы подолгу не могли заснуть. Нам хотелось вернуться домой, в нашу маленькую уютную квартиру, но бабушка объясняла нам, что это уже невозможно. Тохе недавно исполнилось пять, и для него слова о долгах и денежных займах значили еще меньше, чем для меня. Это сейчас мы знаем цену деньгам. А в детстве разговоры о них мало чем отличались от рассказов об обрядах для задабривания домового. Тем более что бабушка умело смешивала правду и вымысел, манипулируя нами, приучая нас к тому уровню дисциплины, на котором мы с братом мало чем отличались от мебели.