«Поселок на реке Оредеж» kitabının incelemeleri, sayfa 8

Но знала чертова дыра Родство сиротства — мы отсюда. Так по родимому пятну Детей искали в старину. Сергей Гандлевский, 1980

Бродишь по улочкам незнакомого зарубежного города, и что-то неуловимо напоминает тебе твою родину: то ли очертания этой группы домов, то ли взрыв смеха с балкона, то ли качающаяся листва. Слышишь песню на языке, слов которого не разберешь, но как будто узнаешь ее: подобный мотив ты уже слышал, но это совсем разные страны и даже эпохи, авторы не могли быть знакомы друг с другом, это не кавер, и даже не ретеллинг, и тем более — не плагиат. Даже люди могут встретить своих двойников, обладающих разной национальностью: об этом недавно было любопытное исследование. Лет в двенадцать я размышляла в стихотворении «Хранилище Великого Забвения» о том, что схожая идея может быть рождена дважды, а то и трижды, в не связанных друг с другом координатах времени и пространства. Такими неожиданными двойняшками для меня оказались книги «На последней парте» венгерского автора Марии Халаши и «Поселок на реке Оредеж» петербургской писательницы Анаит Григорян. Говорить я буду преимущественно о второй, потому что о первой все самое важное уже написали, хотя и мало. На книжных прилавках толком нет ни второй, ни первой, что зря. Книга Халаши написана в 60-е и посвящена острой проблеме «чужой, не такой, как все». Главная героиня — юная цыганка Кати Лакатош, ученица обычной венгерской школы, которая постоянно попадает в неприятности, потому что она — цыганка, другая, чужая. В 90-е годы имя Халаши было забыто как в Венгрии, так и в России. Несмотря на то, что в книгах затрагивались проблемы тяжелого детства: нехватка родительского внимания и жестокость к детям, дискриминация и попытка найти свое место под солнцем, — их стали воспринимать исключительно в контексте просоветского дискурса, который в обеих странах утратил свою актуальность. Анаит Григорян написала «Поселок на реке Оредеж» в 2019 году. Протагонистка — тезка и ровесница Лакатош, подросток Катя Комарова, вечно в ссадинах и с обкусанными ногтями. «На последней парте» — одна из книг, любовь к которым, заложенная в детстве, не вытравливается уже ничем; неудивительно, что, идя вглубь «Поселка…», я встречаю знакомые повороты сюжета и силуэт, который уже где-то видела… Обе Кати родом из многодетных семей, живущих за чертой бедности. Смотрят на мир настороженно и, пожалуй, ничего от него не ждут. На добро реагируют по-звериному: когда в Венгрии продавщица Этука хочет чем-то угостить Кати, та смущается и убегает, когда в поселке продавщица Олеся Иванна спрашивает, поела ли Комарова, та отнекивается, будучи очевидно голодной. В обеих книгах есть фигура учительницы, стремящейся понять: венгерская тетя Дерди, применяющая весь свой мотивационный спектр от кнута до пряника, от наказания за потерю роли для классного спектакля до приглашения к себе домой; безымянная поселковая учительница, говорящая Комаровой «можешь, но не стараешься» и обещающая подарить ей новенькую географическую карту за успехи в учебе. У Кати Лакатош — братья, бесталанный раздолбай Руди, который ей грубит, и Шаньо, чье поведение далеко от идеала; у Кати Комаровой — девятилетняя сестра Ленка, таскающаяся за ней, как хвостик, близняшки Анька и Светка, отстающая в развитии Олька, вечно болеющий Саня и пропадающий в поселке Ваня, которому пророчат будущее, как у местного грозы района Антона Босого. В обоих произведениях фигурирует мягкий пуховый платок как подарок судьбы. Комаровой белый платок достался от сердобольной попадьи Татьяны, которая фактически является ангелом-хранителем всего поселка и никому не отказывает в помощи. Для Лакатош небесно-голубая шелковая шаль цвета глаз матери, умершей рано, — последняя память о ней. Мама у Комаровой есть, но сложно сказать, что она выполняет свои родительские обязанности добросовестно, поскольку подвергает детей регулярному физическому насилию, вымещая на них всю злость за собственную нереализованность и угробленную жизнь. Восемь детей — плоды брака с человеком, который несколько лет назад стоял на платформе с сияющими глазами и говорил о большой любви, а в мрачном сегодня по-черному пьет и доставляет одни проблемы. Не имеющая своих детей, потому что «бог не дал», попадья Татьяна, реализуя через заботу свой материнский инстинкт, становится Комаровой второй матерью: и приютит, если дома мать «дала звону», то есть как следует побила и наорала, и обогреет, и залатает порванную одежду, и накормит вкусными котлетами. Для девочек эти платки — что-то очень важное, теплое не только по форме, но и по содержанию, по значению, которое понятно только им. Примечателен и мотив бабушки в обоих произведениях: и Катина бабушка-цыганка, берущая с собой внучку торговать на рынке, и бабка Марья — искусные сказочницы, и хотя их истории и простые, они способны вложить в детское сердце куда больше, чем гомон улицы и грубые окрики матери. Венгерский мальчик Крайцар, показавший Кати увлекательный мир заброшенного кладбища, похож на Максима, который зовет Катю смотреть поезда. Поселок настолько «полон достопримечательностей», что если для любого из городских жителей поезд — обычное дело, а метро — ежедневный квест, то для оредежских ребят это настоящее событие. В обоих случаях можно говорить о первой влюбленности девушек, появившейся в такой среде, где невозможно ни обговорить это с кем-либо, ни признаться в этом самим себе. Даже лихорадка обеих Кать описана крайне схоже: спутанное, лоскутное сознание, одни люди становятся другими, потерянные вещи находятся легко и быстро, и болезнь в обеих книгах — не столько физиологическое происшествие, сколько подчеркнутая реакция на происходящее. Только если для Лакатош болезнь становится поворотным пунктом, благодаря которому к ней начинают приходить домой одноклассники и завязывается коммуникация, то для Комаровой зараза, подхваченная от брата Сани, — это открытый финал книги, где каждый из выходов будет по-своему спасительным. Если о ней кто-то решится заботиться, наконец, это будет хорошо. Если она погибнет, в этом тоже не будет ничего плохого: река в Оредежи будет так же течь, Олеся Иванна так же будет обвешивать покупателей, а отец Сергий — крестить и отпевать. И вряд ли кто-то вспомнит, что Катя Комарова была заботливой сестрой, которая хоть и отбирала у Ленки восковых человечков, но сквозь время застыдилась и набрала в церкви воска для нового; которая натирает братика водкой, как видела на чужом примере; берет Ленины проделки на себя перед грозным и безголовым Босым. Какая память, если впору спиться или утопиться? Главная проблема, затронутая в обеих книгах, — дискриминация. Водораздел между «своими» и «чужими»: между цыганами и венграми течет огромный метафорический Дунай, между поселковыми и городскими разливается река Оредеж. В отличие от цыганки Кати в венгерской школе, Катя Комарова хотя бы находится на своей территории, что дает ей сомнительное право кидать репьем в заносчивых снобов-городских, приехавших снимать дачи на лето. Она не в восторге от планов сестренки Ленки выйти замуж за городского: «Кому ты там нужна?», как будто каким-то образом прочитала книгу «На последней парте» и уже знает, что ждет неместную в городе, да еще и с ногами по колено в грязи. Все они, оредежские, презирают город, и это презрение — смесь страха и зависти. Зависти, потому что всем понятно, что там, куда увозит электричка, — возможности. И не придется обдирать кожаные цветочки с выходных туфель матери и «получать звону», и пряники там не лежалые. Страха, потому что уехавшие за Черту не возвращаются. У них там, в городе, семьи, дети, а навещать бабушку, работающую на железнодорожной станции, они как-то не спешат. Мотив «чужой — значит, грязный» присутствует в обеих книгах. Тетя Бешке вряд ли является такой уж поборницей чистоты, какой она показана в книге глазами Кати, ненавидящей мыться: ее стремление к чистоплотности привычно и понятно любому городскому жителю, в то время как «детям улиц» это не кажется жизненной необходимостью. Так происходит не из любви к грязи, а из-за дискомфорта, причиняемого процессом мытья: в поселковых дворах стоят неудобные бочки с ледяной водой, окатывающие целиком, и в сравнении с этой почти китайской «пыткой водой» неудобства от знойного лета не кажутся такими нестерпимыми. О том, что такое теплая чистая ванна с пенящейся водой, эти девочки просто не знают. В их понятийном словаре такого нет. У Кати Комаровой нет желания уехать в город: ее даже на станцию влечет просто поглазеть, и не столько на товарняки, сколько на первую любовь — Максима; она понятия не имеет, что такое город и чем он хорош. Если бы кто-то привез ее туда и показал, как там живут люди, она бы, возможно, имела цель. А сейчас лучше разглядывать мошек, бьющихся в окно, слушать, как воют выпи и волки, смотреть странные сны и не трогать вот это вот, городское, чужое. Костик с его дерматитом, неуклюжий и добрый, — чужой, едва ли не хуже Антона Босого и его банды, потому что второй хотя бы понятен и привычен, а этот — что если возьмет и увезет Ленку в город, а это все-таки сестра и все-таки, наверное, любимая. Просто слова «любовь» у Катьки Комаровой тоже нет. Она выучила те параграфы для продвинутых учеников в школе жизни, что про несчастья, а добрые страницы были вырваны и пущены на самокрутки, только уже в другой книге — дедушкой Кати Лакатош. Какая разница, из какой песни эта строчка, если все равно эти слова были скурены и стали тяжелым воздухом? Я не могла не спросить, знакома ли Анаит с творением Халаши. И, получив отрицательный ответ, не удивилась. Испытала чувство, схожее с тем, как если бы несколько раз ударила кулаком по стене, не причинив бетону ни малейшего вреда, бессильная что-то изменить. Действие «Поселка…» современно нам, хоть и происходит в конце 90-х: можем ли мы считать, что что-то изменилось сейчас, двадцать лет спустя, если в Венгрии уже писали об этом полвека назад? Как ни крути эту Землю, на ней везде живут такие Кати. Живут Олеси Иванны, которые принимают своих Петров и Юриев всей душой, а те и рады пользоваться, а потом готовы окрестить шалавой, потому что женщина всегда везде виновата — от этого литература долго не избавится, феминизм еще не победил до конца. Живут отцы Сергии, которые найдут для всех правильные слова, а для своей жены не найдут, лишь машинально, автоматически погладят по голове, такой же рыжей, как и в юности. Жизнь «без»: дети без родителей (при живых родителях), сапожники без сапог, все — без денег, большой любви и надежды. Незаслуженно забытая Мария Халаши могла бы встать в один ряд со знаменитыми писательницами Астрид Линдгрен, Туве Янссон и многими другими. Почему бы этот ряд не пополнить и Анаит Григорян, которая есть у нас сейчас и дышит с нами одним воздухом? Анаит пишет жизнь, о которой мы, преимущественно дети города, могли бы вообще никогда не узнать. Мы часто удивляемся, а почему у некоторых на страничках «ВК» такая вопиющая безграмотность. Что за треш происходит в приложении «ДругВокруг», где алкоголички и зэки проводят прямые трансляции? Откуда берутся провинциальные сверхпробивные личности, готовые идти по головам? Или, наоборот, утратившие ценностные ориентиры, погружающиеся в болото из собственной нереализованности люди? Все они родом из этого же безымянного поселка, который лишь на первый взгляд — неприметная точка на карте, у него даже имени нет, есть у соседних, чуть побольше: вот Суйда, вот Сусанин, вот Семрино. Да и имя главной героини возникает далеко не сразу: с первых страниц, когда она появляется на исповеди в церкви, читатель вообще не признает в Комаровой девочку. Она кажется смурной и грустной женщиной, сполна познавшей жизнь, и после такой «прививки» читателю не разглядеть в ней легконогого и веселого подростка, коим она, возможно, никогда не являлась. «Раба Божия Екатерина», требует она, чтобы так к ней обращался сам Антон Босой. Мол, не властны надо мной ты и твои угрозы, только Богу я подчиняюсь, хотя вряд ли понимаю толком, что это такое или кто это такой. В «Поселке…» нет ни положительных, ни отрицательных героев: плюсы и минусы, высыпавшиеся из мешочка личной истории каждого, ложатся так, что становятся звездочками. Каждый герой — «задача со звездочкой». Даже не способный вызвать ни капли симпатии Антон Босой — не злодей, он всего лишь продукт этой фабрики, плод этого страшного сада. У поэта М.Кедреновского есть строка: «Изделие спрашивает у мастера: зачем ты меня так сделал?» У кого спросить: у пьющих или умерших родителей, у больной соседки, развешивающей трусы, или у попадьи, которая, канонично, самый теплый человек — и с нестерпимой большой бедой, бесплодием и плохо выражаемой любовью мужа? Ответы на эти вопросы можно только выдумать, как отец Сергий выдумывает легенду, почему люди курят. Он и сам не знает. Слово Божие в книге — не абсолют и не способно исцелить ничьих мук. Не так важно, что за слова говорят, важно, кто их произносит. Оттого люди и стремятся в церковь: оттого, что верят. Но верят они не столько в Бога, сколько в человеческое к ним отношение. Можно было бы сказать, что «Поселок…» — ренессанс деревенской прозы, и на этом остановиться, но нет. Это звание громкое, но ничего не объясняющее. Эта книга — не просто про деревню и то, как там живут, умирают, пьют и дерутся. Книга не для того, чтобы быть зрелищем под попкорн, это не смешно. Если Джордж Мартин через каждые несколько страниц убивает нового героя, то Анаит Григорян по кусочкам отрубает тебе веру в то, что «в деревне так хорошо жить, наверное». А потом ты вспоминаешь, что ты не Катя Комарова из поселка на реке Оредеж, и можешь максимум претендовать на роль Светки или Костика и не получить никакой серьезной травмы там, в поселке, кроме репья в волосы и задранного подола, и становится хорошо, как будто из ледяной речной воды мигом перемещаешься в теплую травяную ванну со свечами по бортику. Как бы ни были похожи книжка-венгерка и книжка-петербурженка, дело не в одинаковом имени, возрасте и условиях, в которых живут их героини. Подобно родимым пятнам, по которым узнавали детей в старину, на обеих лежит грязь общества, в котором они живут; дискриминационные клейма, и это — то, что не смыть ни в каком тазу с мылом у тети Бешке, ни под какой бочкой с ледяной оредежской водой. Даже персонаж совершенно иной культуры, Иватани Наофуми из японского анимесериала «Восхождение Героя Щита» — дальний родственник этих девочек, на котором — пятна той же грязи. Это классическая история попаданца в иной мир, где героя сразу дискриминируют, потому что, пока остальные герои сражаются с колюще-режущим оружием, у Наофуми есть щит и мировая несправедливость. Позже он, конечно, научится делать с щитом такое, что не подвластно ни копью, ни мечу, ни луку. Дальнейшие отсылки к фэнтези уже недопустимы, потому что Кати вышли из-под пера реалистов, и ничего, кроме грязных обкусанных ногтей, у них нет. Когда-нибудь, через полвека, будет женщина, и она снова напишет про девочку Катю. Башкирская Катыра, корейская Ерин, испанская Каталина — да будет ли это важно, если речь идет об одной и той же девочке, меняющей национальность и место жительства, но не меняющей судьбу? И будет новый литературовед, который найдет эту статью, романы Халаши, Григорян и тот, свежий, и то ли с удивлением, то ли с ужасом поймет, что это сама жизнь пишет руками писательниц такой странный ретеллинг самой себя. Возможно, эта третья Катя будет жить в тайской плавучей деревне, мимо которой русские туристы, купив экскурсию по реке Квай, так часто проезжают в красивых лодках. И она обязательно будет чем-то в кого-то кидаться. Не репьем, так дурианом. А может, сразу все поймет, прочитает эти две книги, испугается, будет изо всех сил учиться и поступит в Оксфорд, и все у нее будет хорошо, и выйдет из матрицы.

Опубликовано в Юность №4, 2021

Во время чтения «Трех сестер» Чехова у некоторых людей возникает вопрос, почему сестры не пошли на вокзал в их городке (который, по словам одного из персонажей, Соленого, «если бы был близко, то не был бы далеко, а если он далеко, то, значит, не близко») и не купили билеты в Москву, о которой мечтают и говорят в течение всей пьесы. На это можно ответить, что образный мир пьесы таков, что Москва в нем – недостижимая цель, рай, объект воспоминаний, ностальгии, то место, куда никогда не попасть, вне зависимости от того, близко или далеко находится вокзал, и есть ли оттуда поезда в Москву. Этим постоянным присутствием «города» как объекта, о котором говорят, на который ориентируются, куда мечтают уехать и где почти никто не бывал, роман «Поселок на реке Оредеж» Анаит Григорян схож с пьесой Чехова. В нем героини Катя и Лена (Катька и Ленка, как они сами себя и их младшие братья и сестры их называют) Комаровы живут в поселке на реке Оредеж и мечтают уехать в город. Особенность мира, созданного писательницей, – в том, что это очевидно Санкт-Петербург (еще совсем недавно бывший Ленинградом), но он ни разу не называется в романе – конечно же, сознательно. Просто город и город – оттуда приезжают дачники (чужие для поселковых люди, «городские», глупые, неумелые, не знающие местной жизни), оттуда приехала мать Кати и Лены (и осталась жить, выйдя замуж за их отца, и всю жизнь об этом жалеет), там кое-кто из самых старых жителей поселка никогда и не бывал, но именно там может начаться новая, прекрасная жизнь с рыцарем на белом коне – мужем или ухажером, который заберет отсюда навсегда.

Для жителей юга Ленинградской области эта удаленность города, невозможность туда попасть может показаться такой же неестественной, как и невозможность попасть в Москву в «Трех сестрах» – ну чего стоит сесть на электричку и поехать, ведь это совсем близко. В романе упоминаются Гатчина, Тосно, Сиверский, Суйда, и из многих из этих населенных пунктов люди ездят в Петербург на работу каждый день. Но чтобы полностью погрузиться в мир «Поселка», нужно забыть, что город в целом территориально доступен, и что электричка – это обычное средство попадания туда. Для сестер Кати и Лены Комаровых мир города – это далекий, во многом чуждый им, но тайно зовущий к себе мир фантазий, и не только потому, что они еще маленькие и не могут сами достать денег и купить билет, или остаться жить в городе – для другой героини романа, Олеси Ивановны (а она здесь –выросшая, никуда не уехавшая Ленка) он так же далек, как и для двух девочек.

Поэтому весь мир романа – это именно поселок. Поселок на реке Оредеж. В романе очень подробно описана его картография глазами девочек: мы как будто погружаемся в некую 3D-реальность, в которой начинаем узнавать, где расположен вокзал, где «этот» берег, где «тот», где плотина, где опасные кусты и овраги, где можно упасть и вымазаться, где подстерегает банда Антона Босого, и где работает продавщица местного магазинчика Олеся Ивановна. Погружение в реальность поселка глазами девочек – это в первую очередь то, за что хочется посоветовать прочитать этот роман. Здесь будут и животные, и птицы, и травы, и грязь, и холод реки, и жара июля, и ночные залезания в окно, и порезы, боль и удары – все это переживаешь вместе с героинями, бонусом получая возможность посмотреть на этот мир и глазами Олеси Ивановны, и доброй попадьи Татьяны, и ее мужа, священника Сергия, и даже сравнивающего «странный» поселок со своей удобной квартирой городского мальчика Костика.

Также очень любопытны в романе отношения с историческим временем. Конечно же, самое важное в «Поселке» – это время человеческой судьбы, стремление девочек (уже почти девушек, так как взрослеют в поселке, очевидно, раньше, чем в городе) выстроить или хотя бы сносно пережить, снести свою судьбу. На их жизни (страх перед отцом и матерью, злобные, часто агрессивные реакции на окружающих, воспоминания об умершей бабушке Марье, желание вырасти и уехать из поселка) наслаиваются судьбы женщин и старух, и – чуть реже – мужчин поселка (почти все – пьющие, почти все – изменяющие женам, часто где-то отсутствующие, покупающие в магазине водку). Историческое время проступает через воспоминания (почти мифологизированные) о партизанах и войне, о красных и священнике Алексее, о предшественнике отца Сергия отце Александре, а также – в упоминаниях собираемых Ленкой Комаровой вкладышей от жвачек Love is и Тurbo. Только по ним, этим вожделенным вкладышам (кто их не собирал в начале 90-х), мы и можем определить, что мы в 90-х – это очень интересный ход, делающий поселок еще более удаленным от того, что происходит в это время в постсоветской России. Потому что пока страна стремительно меняется, в поселке, по сути, все остается прежним. Из стремительно меняющейся потребительской корзины тех лет до поселка не доходит почти ничего (водка, пряники и печенья не в счет, они – еще из советских времен), кроме ярких вкладышей от «жувачек». От этого его связь со всеми предыдущими временами, с жизнью «так, как было» не обрывается, как для России тех лет, а, кажется, только укрепляется. Не доезжает сюда ни доктор, ни даже медсестра (имеющаяся женщина-фельдшер прописывает только парацетамол). Зато есть священник – и отец Сергий и его бездетная жена Татьяна, по сути, являются ангелами-хранителями, врачевателями, утешителями этого поселка и этих людей.

Что больше всего привлекает в романе – его безоценочность, доброта, внимание к каждому человеку и даже каждому животному. Как будто и нам, читателям, дается возможность посмотреть на поселок глазами Татьяны или Сергея, принимающих и понимающих всех, кто здесь живет. У матери девочек есть причины быть изможденной, злой, неухоженной, а у Олеси Ивановны – приставать ко всем мужчинам и зависеть от их помощи и внимания. Пожалуй, в этом всеприятии есть и некоторая слабость текста – он как будто не дает возможности составить для себя какую-то внутреннюю моральную матрицу, выделить главных и второстепенных, плохих и хороших. Ударивший Катю Антон Босой остается без наказания, больше не появляется в романе, а подаривший всем ребятам Костик блуждает в одиночестве, и мы так и не узнаем, примет ли его поселок в свой круг. Также, пожалуй, отмечу сознательную бессюжетность текста, отказ автора создавать единую историю с началом и концом – в нем есть маленькие небольшие сюжетики (любовь Кати к Максиму, внимание Лены к Костику, а Костика – к Кате, ухаживания женатых мужчин и парней поселка за Олесей Ивановной, страдания Татьяны о нерожденном ребенке), но они так не связываются в единый сюжет, оставляя читателю импрессионистскую, мозаичную картину жизни поселка. В результате уносим мы с собой некую безысходность, помноженную на гуманизм авторского взгляда. И с нею тоже можно не согласиться – ведь в 1990-е судьбы людей могли резко поменяться, много дорог было открыто, и далеко не все юные жизни заканчивались магазином у станции в поселке на реке Оредеж и вокзалом, с которого не уедешь в город. Но яркое эмоциональное ощущение, цельный образ, подпитанный вытканными автором разнообразными картинками и удивительно чистым, многослойным, сложным языком романа, от «Поселка на реке Оредеж», без сомнения, остается. И ради этого послевкусия стоит перенестись в подробно выстроенный, пахнущий, кричащий, хлюпающий грязью, согретый летним солнцем и продуваемый осенними ветрами мир, созданный Анаит Григорян в ее изданном в 2019 году в издательстве «Эксмо» романе.

«Поселок на реке Оредеж» Анаит Григорян 16+

⠀

Книга состоит из двух частей: в первой части рассказывается про поселок и семью Комаровых в настоящем; во второй части - про их прошлое.

⠀

В книге повествование ведется от нескольких лиц: Катя Комарова - старшая из детей в семье; Олеся Иванна - продавщица в магазине; попадья Татьяна. Три женщины - три судьбы. На протяжении всего повествования рассказывается об их жизнях, о проблемах с которыми они столкнулись. Но вот смогут ли они их решить тяжело сказать. Мать Кати было даже жалко, не заслуживает она такую судьбу. Но при чем здесь дети хотелось бы знать? За что их наказывать? За то, что их много или за то, что они не хотят находиться дома?

⠀

История о не легкой жизни двенадцатилетней Катьки и Ленки Комаровых. 

Которая будучи старшим ребёнком в многодетном и не очень благополучном семье, пока родители «тонут в объятиях бутылки», всеми своими силами пытается помочь семье! Когда присмотреть за младшими, когда убраться в доме! Ей приходится бросить школу, чтобы подрабатывать у Олеси Ивановны в местном магазинчике.

Олеся Ивановна женщина добрая, но почему-то в личной жизни у неё ничего не склеивается. 

Ленка же часто чумазая, все дни на пролёт «шатается» по посёлку, где-то что-то подворовывая, что-то выпрашивая, «добывает» еду для себя и младших.

Ну а младшие!?! Младшие целыми днями предоставлены себе. Не кому с ними возиться. 

История интересная, хоть и тяжёлая, но благодаря легкому слогу автора читается легко. Не много раздражает уровень не грамотности детей в посёлке, но что поделаешь времена такие.

Не много расстроила неожиданная и неопределённая концовка книги. Так что остались вопросы по сюжету к автору!

Тоска... вот самое точное определение той атмосферы, что окружает героев книги. Подросток Комарова (да именно по фамилии, не по имени называет автор девочку, ведь именно она тащит на себе весь взрослый груз) живет в небольшом поселке со своими многочисленными сестрами и братьями, да с пьяницами родителями. И не знает Комарова ни тепла, ни внимания, не представляет, что ждет ее впереди. Кругом одна грубость, мужья бьют жен, матери колотят детей, беспросветная безнадега.

Где этот поселок находится и в каком году всё происходит? По сути когда угодно и где угодно. «И город - всего-то в ста шестидесяти километрах, на электричке - рукой подать. И непролазная грязь». Почему жители поселка, что взрослые, что дети, живут так разобщено? Почему столько грубости? Откуда это стремление задеть друг друга и наговорить гадостей?

В книге нет противопоставления «город-деревня», что поселковые дети от того и дерутся, курят, грубят, что плохо воспитаны, а родители бьют их и пьют. Пронзительно описано несчастье людей, причем у каждого свое. У продавщицы Олеси Иванна не клеится личная жизнь, местные женатые мужики ходят к ней, «безотказной», а она всё ждет, что зайдет в магазин миллионер красавец и увезет ее в город. Даже попадья Татьяна, чистый и добрый человек, грустит от одиночества, мечтая, чтобы Бог послал им с мужем ребенка.

Что видят дети в поселке кроме нищеты и безысходности? Что их ждет - повторение судьбы родителей? Что движет их поступками, страх наказания и невежество? Дети же замечают некую тайну, в реке живут русалки, всё вокруг обретает некий мистический смысл.

«Поселок на реке Оредеж» несомненно перекликается с другой книгой Анаит Григорян - «Осьминог» - именно в части проникновения таинственного начала в жизнь ее героев. В этом и заключается самобытность автора.

Первое, на что обратит внимание хоть сколько-нибудь искушённый читатель, - это на живые или, если хотите, жизненные диалоги: «слушая» героев «Посёлка на реке Оредеж», вы не будете спотыкаться о натянутость и неестественность. Трёхэтажной метафоричности в романе тоже не найти, зато здесь море, ну хорошо - река правды. Это и деревенский «сленг» с его, пусть нечастыми, но просторечиями (до завтрего, не боись, оттудова, еёный) и ругательствами (стервоза, сволочь старая, шалава из сельпо, бесстыжая прорва, хайло поганое), и честная, зримая образность в описательных сценах, при этом, без лобовых эпитетов-«табличек» в авторской речи: Анаит Григорян не говорит, что вода была ледяной, а пишет, что опущенные в воду ноги «онемели по самые колени».

Отсутствие неуместных красивостей не отменяет здесь высокой художественности, но образность не перегружает текст, не делает его тяжёлым. Метафоричность в романе и достоверна, и оправданна («темнота стала плотной, хоть режь ножом», «размоченное печенье... с мокрым шлепком падает на клеёнку», «было так жарко, что воздух казался подёрнутым рябью и мелко дрожал»). Автор использует ёмкие и не заезженные сравнения: «лоб... сухой, как газетная бумага», «суставы были похожи на деревянные шарики, перекатывающиеся под кожей», промокшие волосы «колыхались в воде, похожие на нити густой рыжей тины». Не сбивают читателя с толку и эпитеты, используемые в описании природы: «неподвижный воздух», «тяжёлый и глухой звук» товарняка, «ровный и мягкий свет вечернего солнца», «вздувшаяся от осенних дождей река»... Реалистично описываются в романе и чувства героев, их переживания - опять же, либо через ёмкие сравнения («казалось, что язык покрылся паутиной и прилип к нёбу», «обида стояла в горле, как будто она случайно проглотила кусок хлебного мякиша»), либо через говорящие действия («отвернулась и закрыла лицо ладонями», «крепко стиснув зубы, чтобы не закричать», «никак не получалось разлепить губы»).

«Посёлок на реке Оредеж» преисполнен острой пронзительности, особенно в сценах, рассказывающих о взаимоотношениях детей Комаровых. Вчерашняя семиклассница Катя Комарова (автор, правда, на протяжении всего романа называет её преимущественно по фамилии) заботится о своих младших сёстрах и братьях, не особо нужных родителям. Она молится о «мелких», но в основном переживает за самую близкую к ней по возрасту и самую неугомонную Ленку, среди незатейливых развлечений которой - «встретить хотя бы Светку, чтобы обозвать её крысой и бросить ей в волосы репьёв». В одном из эпизодов, обращаясь к Николаю Чудотворцу в своих неловких и неуклюжих молитвах, Комарова просит защитить Ленку от наказания за сворованные сестрой у Светки... трусы. Комарова постоянно выручает свою сестру, но может, за дело, и влепить затрещину. А в конце романа, когда заболевает её любимый младший брат Саня, Комарова сперва обращается, как водится, к Святому Николаю, а потом ещё и бежит в церковь и, как может, просит за брата Богородицу. Думать о себе, при этом, Комаровой некогда: повзрослевшая раньше времени, не знавшая детства и любви близких (чуть ли не самое ласковое, что она слышала в свой адрес, да и то не от матери, а от бабки, - «кикимора моя») эта девчонка никому ни на что не жалуется («Дома-то как? - Так как-то...»; «Сильно больно? - Да так...») и ведёт себя, как партизанка (не даром, говорят, её бабка Марья в войну партизанила и фашистские поезда под откос пускала).

В «Посёлке...» всем кто-то причиняет боль или делал это раньше: бабку Комаровой, Марью, когда та ещё была жива, сначала второй муж бил головой о стену дома, потом колотил сын, который сейчас, напиваясь, жестоко избивает своих старших дочерей; таскает за волосы Комарову с Ленкой и их обиженная на неудавшуюся жизнь мать Наталья; хулигана Антона Босого, который сейчас неспроста отрывается на других, батя мутузил и посылал чуть ли не голышом в ноябре за водкой; а продавщицу Олесю Иванну, когда та была ещё девчонкой, мать - лупила, а отчим - и вовсе изнасиловал...

Даже приметы у этих суеверных жителей посёлка связаны с горестями, тоской или хворью («Сергий вздохнул. Всё у них к несчастью»). Плохо в романе - всем, у каждого - свои печали и трудности, и каждый герой выживает, как может. Кто-то пьёт, кто-то гуляет налево, кто-то привирает, чтобы лучше шли продажи, а кто-то вынужден юлить, чтобы спастись от побоев (так, Ленка, «набедокурив, всегда выворачивалась до последнего, как рыба, которую пытаешься ухватить голыми руками на мелководье»). «Жалко их. Всех жалко. И её саму жальче всех», - передаёт автор мысли Олеси Иванны и, вероятно, свои, по крайней мере, читатель по отношению к героям Анаит Григорян проникается сочувствием: автор пишет так, что её персонажей  становится по-человечески жалко... Благодать в романе царит только в эпизодах, посвящённых священнику Сергию и его супруге Татьяне, да и там не всё ровно: тоже не без переживаний и грусти. Здесь все беззащитны, как дети, ведь даже сам Христос - ребёнок (по крайней мере, Татьяне «казалось, что мир замучил и распял именно ребёнка»).

Все герои «Посёлка...» ищут любви, в том или ином её проявлении. Комарова увлечена парнем, который из всех местных - единственный достоин её внимания («всем хорош, только от жизни как будто ничего не хочет»). Одинокая и безотказная продавщица сельпо Олеся Иванна ждёт своего принца, а пока не дождалась, встречается с женатыми деревенскими мужиками и с другими ухажёрами, дачниками. Она в своём магазине пытается хоть кому-то продать несвежие, сухие пряники - не так ли и себя, уже не такую молодую, несчастная женщина надеется пристроить, и ревёт порой от одиночества и непонимания окружающих, считающих её шалавой? Семейная пара Сергий и Татьяна тоже, каждый по-своему, грезит о большом и светлом чувстве. Сон священника, приснившийся ему ещё до его женитьбы, после которого Сергий проснулся совершенно здоровым, говорит о том, что именно любовь между мужчиной и женщиной - на вершине всего, и что выше церковной крыши - долгий тёплый поцелуй. Правда, не всем хватает на эту надежду душевных сил («Может, и нет её, этой любви, - сказала Олеся Иванна своему отражению. - И счастья нет никакого, только болтовня одна»).

В романе можно выделить несколько лейтмотивов и образов-противопоставлений. Прежде всего, это противоборство реки (= жизни возле реки) и железной дороги (как возможности уехать отсюда); беспросветного существования и мечты о лучшей судьбе. 

Посёлок в романе противопоставляется Городу как некоему месту, где можно стать счастливым. Роман пронизан разговорами о переезде: Ленка мечтает свалить из этой дыры и только об этом и талдычит; о том, не хочет ли уехать и Комарова, спрашивает её продавщица Олеся Иванна, у которой девочка работает помощницей. «Вот ведь тоска, сил нет... Уехать бы вам отсюда, девочки», - советует она сёстрам, но в другом эпизоде уже, сама себя, убеждает: «Всё-таки у нас лучше, чем в городе». Разговоры на эту тему возникают систематически, в разных сценах. «Кому ты там нужна?» - постоянно осекает Комарова Ленку, но иногда - сомневается: «Может быть, и права Ленка, что так хочет уехать в город»; а младшая сестра, в свою очередь, жалеет старшую, «которая останется в посёлке брошенной и не увидит города». Даже на некоторых юных дачников, приезжающих сюда на лето, посёлок навевает тоску. Одному из таких, Костику, «с трудом верилось, что когда-то посёлок считался лучшим местом», где можно было «ходить каждый день на реку с небыстрым течением и чистым песчаным дном»; «Костику стало так тоскливо, что хоть прямо сейчас беги на станцию и покупай обратный билет»; «Уехать бы, уехать отсюда - и от этих домов, и от этой реки»... С другой стороны, отец Александр, говоря о Сергии, сетовал, что «испортили в городе хорошего парня»; а первого, «хорошего и красивого» мужа бабки Марьи и вовсе в городе задавило трамваем...

На протяжении всего романа слышится стук то электричек, то товарняков. И Комарова ходит на станцию любоваться поездами, и Олеся Иванна «в детстве поезда любила. Смотреть на них бегала, гадала, какой куда едет, всё пыталась представить, как там люди живут». «Комаровой тоже хотелось бы так ехать - неизвестно куда, в пустой электричке, где для неё одной горит свет». Железная дорога, с её расходящимися параллелями рельсов («Путей было много, они то сливались, то снова расходились»), предстаёт в романе как утопический образ некоего светлого пути. Недаром в тексте сквозит коммунистическая тема партийности («когда была партия, был порядок», «а теперь никакого порядка нет» - говорила Комаровой бабка Марья, будто и правда дело было в этом). Свет в романе словно брезжит, мнится героям где-то там, за путями, где «солнце повисло над железной дорогой». Комарова как-то в детстве сказала Ленке, «что вечером солнце грузят в товарный вагон, и оно всю ночь едет на поезде до того самого места за лесом, где его выгружают, и оно снова поднимается на небо», и Ленка потом несколько раз бегала на станцию в надежде увидеть, «как будут грузить солнце». Сёстры Комаровы мечтают о настоящей жизни, а не существовании: «У бабки жизнь была, - повторила Ленка. - А у нас, как думаешь, будет?»

Кроме «посёлок - город» и «река - железная дорога» в романе очевидны и другие взаимопроникающие образы-контрасты. Так, в паре «темнота - свет» первое используется, в том числе, в переносных смыслах: темнота связанная и с необразованностью (мракобесие - вера), и с тяжёлой, беспросветной жизнью (жестокость - любовь), в которой не помогает даже религия, ведь ночью, в темноте, церковь - как «чёрный силуэт с крестом, ... как будто нарисованный на небе чёрной краской». Впрочем, и днём, если смотреть против света, церковь кажется Комаровой тёмной, только крест на крыше как будто светится по краям. Ещё одна антонимическая образная пара - чистота и грязь: и Ленка, ненужная своим родителям и опекаемая старшей сестрой, всё время неумытая; и у Комаровой «руки были такие грязные, что, казалось, грязь намертво въелась в каждую пору и каждую трещинку на коже»; и у заплаканной Олеси Иванны «вокруг глаз были тёмные разводы туши», но «отец Сергий, наверное, не испугался бы и благословил бы её такую чумазую». В семье священника и его жены - напротив, чисто и опрятно, и утром, после ночёвки девочек в этом доме, «небо за окном было чистое, как будто его протерли влажной тряпкой»; и «Татьяна тоже была чистая. Как говорил батя: «плюнуть и отвернуться». И всё-то, вроде бы, у них хорошо, и жить бы им счастливо, без печали, но вот как-то тоже не получается: Бог детей не дал.

Не всегда чистота и свет сопутствуют в романе чему-то жизнеутверждающему. Так, по воспоминаниям Олеси Иванны, над которой в её детстве надругался отчим, «в тёмное время суток... было легче смириться с чем-то дурным», «но тогда-то было утро» и «на чистом, без единого облачка небе как ни в чём не бывало светило солнце, равнодушно и без разбора согревая всех своими лучами». Правда, спустя годы, насильника «нашли на болотистом берегу Оредежи», ходили слухи, что это старший брат Олеси утопил её отчима, но следователь пришёл к выводу, что тот упал в реку пьяным и «так и захлебнулся в вонючей илистой жиже».

Центральный образ - река - постоянно упоминается в романе как то место, в котором можно пойти на дно либо осознанно, либо - волею судьбы («река эта, в которой каждый год кто-нибудь то утонет, то утопится»); используется автором это недоброе сравнение и при описании состояния больного ребёнка, младшего брата Комаровой («было слышно тревожное дыхание Сани, как будто он тонул и пытался ухватить слабеющими губами немного воздуха»); и даже печенье, которое готовится на топлёном молоке, называют здесь «утопленниками»... В своё время неудачно вышедшая замуж мать Комаровой, Наталья, на которую её старшая дочь внешне очень похожа, беременная хотела утопиться («Утопилась бы - стала бы русалкой, ... жила бы с водяным... И она, Комарова, родилась бы водяницей - всё лучшее, чем кикиморой»). Но реке - всё равно, она - «равнодушная ко всему», «и Комарову она тогда подхватила так же легко и так бы несла, кружа и играя, если бы платье не намокло и не потянуло ко дну».

У Комаровой, в отличие от большинства тех, кто её окружает, нет надежды ни на посёлок, ни на город. То место, где в своих безысходных фантазиях девчонка, ни во что уже с детства не верящая, рассчитывает укрыться и наконец-то, впервые, назвать себя полностью - по имени, отчеству и фамилии, - это даже не река, а болото. И архетип - лес, как некое неизведанное пространство (или просто, для Комаровой, нечто из детских сказок и бабкиных поверий), возникает неслучайно: вот пойдёт она «на болото к кикиморам и скажет: «Это я, Комарова Екатерина Михайловна, больше никакая не раба Божия Екатерина, а просто Комарица, примите меня к себе» - и останется навсегда жить в лесу». «Пробиралась куда-то через лес» Комарова, с Ленкой, однажды и во сне: «ноги вязли в хлюпкой болотистой почве, и Комаровой всё время хотелось заплакать, но слёзы никак не могли вылиться из глаз и скапливались в горле противным липким комком».

А ещё Комаровой хотелось в темнеющем поле разбежаться и прыгнуть в травы, «лёжа на спине, как она иногда плавала в речке, - просто плыть, не двигая руками и ногами, и смотреть на синее, как материна любимая эмалированная кастрюля, июльское небо». Вообще, именно природа, не вера в Бога (что, впрочем, не удивительно, ведь языческое всё же преобладает в сознании простых жителей посёлка), в романе иногда кажется единственным убежищем для души. Вот и несчастной Олесе Иванне хотелось «стать лёгкой, как одуванчиковый пух, оторваться от земли и полететь - далеко-далеко, куда понесёт её ветер, над полем и лесом, чтобы ... солнце прорезывало своими лучами горячий дрожащий воздух».

Как вы видите, в романе встречаются аллюзии и на чеховские «Сёстры» с «Чайкой», и на пьесу «На дне» Горького и даже на «Грозу» Островского. Среди писателей-современников можно провести аналогии с персонажами Улицкой и Сенчина или с «маленькими людьми» из жизненных фантасмагорий Петрушевской. При чтении одного из знаковых эпизодов вспоминается также роман Алексея Сальникова «Петровы в гриппе и вокруг него». Немного охмелевшая от впервые выпитой водки главная героиня «Посёлка...» Комарова, сидя перед почти уже умирающим братом, надеется на чудо: она уповает на обычный парацетамол, которым фельдшерица лечит в посёлке всех и от всего («Сейчас, Санечка, скоро уже... Ленка фельдшерицу нашу приведёт, она тебе парацетомол пропишет, и ты у нас поправишься»; «а может, парацетомол как раз против этой болячки и помогает, может, его как раз специально для этого и придумали, чтобы Саню вылечить»). А в «Петровых...» сына главного героя буквально чудесным образом спасает единственная таблетка старого аспирина, предложенная Петрову накануне, во время совместной попойки, его другом: у того, с незапамятных времен, случайно завалялись дома пачки с этими просроченными таблетками.

Есть в романе и межкультурные переклички с российским «авторским кино». Например, с фильмом Киры Муратовой «Мелодия для шарманки», где рискующие оказаться в разных интернатах сестра и брат, по матери, которая умерла, отправились на поиски своих отцов (= счастья). Когда ты наблюдаешь за невеселыми, порой тоскливыми буднями жителей посёлка, мечтающих уехать в город, на ум также приходят слова персонажа из дилогии Досталя «Облако-рай» / «Коля - перекати-поле». Сравнивая путешествия своего земляка Николая с их тоскливым прозябанием в маленьком городке, в котором вообще ничего не происходит, герой Сергея Баталова говорит: «Это ещё не минимум. Вот у нас - самый минимальный минимум!» Но все эти аналогии и ассоциации лишь помогают тексту Анаит Григорян раскрыться в своей глубине и, при этом, самобытности - безусловно, у писательницы есть свой голос и узнаваемый, индивидуальный, стиль. Её романы, независимо от того, в каком жанре они написаны, хочется читать и читать, не откладывая на бесконечное «потом».

К слову, об остальном творчестве автора. Есть «Посёлке на реке Оредеж» и любопытная, не то намеренная, не то случайная, само-аллюзия - отсылка к другому роману Григорян, «Осьминог». В её «японском» произведении часто упоминается старая слепая кошка, обитавшая в синтоистском храме, а в «Посёлке..», где описывается жизнь героев в небольшом населённом пункте Ленинградской области, встречается тоже немолодая (живущая «на станции, сколько Комарова себя помнила») и не совсем здоровая (глухая) кошка. Учитывая, что железная дорога предстаёт здесь как образ некоего «светлого пути», чем, по сути, является и вера в любой религии (в том числе, в синтоизме), эта отсылка, вероятно, неслучайна. Вообще, мне показалось, что кошки в «Посёлке...» упоминаются чаще, чем собаки, которых здесь зовут либо Дружками, либо Шариками, и только у Комаровых - Лорд: то церковная (здесь, понятно, речь уже о христианской церкви), то какая-нибудь перебежавшая дорогу (чёрная или нет - «в такой темноте не разберёшь»), то домашние - прежде всего, комаровская, по кличке Дина. В случае с последней, правда, никаких светлых ассоциаций у читателя при встрече с ней не возникнет. Более того, есть в романе эпизод, в котором Дина вызывает у главной героини «тёмные» мысли: «Комаровой вдруг тоже захотелось пробежать по коридору до входной двери и пропасть вслед за ней в жаркой и дождливой ночной темени»... 

Книга, читая которую ты как будто отправляешься в глухой областной посёлок и живёшь это беспросветной безнадёжной жизнью. С самого начала я поняла, что счастливого конца или невероятных поворотов в этой книге не будет. ⠀ При этом мне было очень интересно. Я действительно не могла оторваться от истории, рассказанной автором. Мне хотелось узнать, что ещё придумает Ленка, во что ввяжется Катька, как со своим одиночеством справится попадья и какой новый поклонник придёт к Олесе. ⠀ Персонажи собирательные. Таких красивых Олесь, молодых жён священников и детей пьющих родителей по всей стране пруд пруди. И у них нет света в конце тоннеля. Из всех персонажей на что-то надеется только маленькая Ленка. Девочка, которой нет ещё и 10 лет, а которая уже многое повидала, мечтает, что однажды она уедет в город. ⠀ 90-е – лихие годы, думаю, в городе тогда тоже было нелегко. В конце века люди находились на распутье, хорошей их жизнь не была. Сытой тоже не была. Здесь на первый план скорее выходят человеческие отношения и судьбы. ⠀ Жизни каждого из героев так или иначе покалечены. Семья Комаровых – это одна сплошная чернота. Здесь и алкоголизм, и домашнее насилие, и отсутствие образования и воспитания, и больные дети. И нет единства, семьи как таковой нет. Хотя две старшие девочки живут как будто в своём собственном мирке, в котором материны побои – это лишь плата за то, что днём им было весело или хотя бы немного спокойно. ⠀ А как трагична история Олеси... ⠀ Автор не даёт объяснения причин, автор не ведёт линию героев так, что ты начинаешь понимать их перспективу или предполагать, что что-то изменится. Не изменится ничего, сохранилось бы то, что есть. Добрые сердца двух девчонок и двух женщин. А за этими образами скрываются все матери, бабушки, дочери, сёстры и жёны России.

Говорят, что книга «Посёлок на реке Оредеж» похожа на «Контур человека». Мол, обычно берут в тандеме, потому что конец прошлого века, развал и последствия, кризис и т. д.

Я считаю, нет, я уверена, что кроме временного отрезка в книгах нет ничего схожего. Книга Анаит Григорян драматичнее и трагичнее.

Сюжета в книге нет. По сути нам рассказывают несколько дней из жизни двух девочек Кати и Лены Комаровых из многодетной семьи, где батя беспробудно пьёт и бьёт, а мать, когда-то красивая девушка, от него не отстаёт. Жизнь детей без прекрас. С их горестями и мимолётными радостями. Старшая девочка Катя вынуждена в 13 лет бросить школу и работать помощницей продавца в сельпо. А Лена, которая на 3 года младше Кати постоянно за ней везде ходит и устраивает старшей проблемы. Дети бояться идти домой, питаются у чужих и отзывчивых людей, убегают от отца, который в случае поимки изобьёт. Периодически сидят с младшими детьми, но в основном «шляются», как говорит мать.

Детская память быстро стирает обиду, но Катя уже подросток и её чувства переполняют. Оная всё чаще задумывается о несправедливости жизни, но никому ни слово ни жестом не позволяет понять, что у неё на душе.

В книге много второстепенных персонажей, судьбы которых немного раскрываются между не столь интересной жизнью главных героинь. Это и священник, который старается как может привести людей к вере и делает добро, но всё чаще думает, а правильную ли дорогу он выбрал. Жена его-Татьяна. Постоянно грустит из-за отсутствия детей. И, зная, что это грех, обижается на господа, что вот мол, кому-то по 7 ненужных детей, а ей никак не удаётся ребёночка родить хоть одного. Продавщица-Олеся Иванна. Красивая, но ветреная (точнее шалава, как говорят в посёлке). Встречается со всеми занятыми мужиками. Но судьба у неё сложная, а жизнь тяжёлая.

Я знаю такие семьи, как Комаровы. Почти вся жизнь моя прошла в таком похожем посёлке на реке, но всё же себя я больше вижу в «Контуре человека» Машей, потому что та обстановка и то окружение мне более подходит.

Этот роман о безысходности поселковой жизни, бесконечной тоске, перемежающейся бытовым насилием и повседневной жестокостью, отозвался во мне "поселковыми флешбэками". Побывав в своей жизни на стороне ребят городских, на стороне дачников, я все же могу сказать, что все написанное автором до ужаса реально, и, что самое страшное, этот мрак живет по сей день в сотнях и тысячах поселков, расцветая в пьяном угаре, детском плаче, женском крике и мужской брани. Эпоха и место действия описаны пугающе реально. И пусть минули 90-е, Комаровы с их нелегкими судьбами живут где-то и по сей день, и хорошо, если некоторым Катям и Ленам удается вырваться из давящих условий.

В этой книге очень много насилия. Ненависть между супругами крепнет, растет их общая жестокость по отношению к собственным детям, а дети, лишенные другого примера, копируют этот же стиль общения. И вот уже старшая сестра бьет младшую, пытаясь воздействовать на ее поведение. Споры решаются криком, напряжение растет, множится страх, и ежедневной боли становится лишь больше. Это книга об искалеченных душах, о семье, которая расположилась на социальном дне, об уже разрушенных мечтах и о тех робких мечтаниях, что могут быть растоптаны в будущем.