Kitabı oku: «Фантасмагорические картины из жизни следователя Татьяны Дмитриевны», sayfa 3
В душе я пробыла минут минимум пятнадцать, вообще кажется, бесконечно долго могу стоять под душем. Вылезла из кабинки, протерла ладонью запотевшее зеркало, попрыгала на одной ноге, выбивая воду из уха. Тоже вот забавно: много лет уже сюда приезжаю, а где-то подсознательно всякий раз удивляюсь, когда захожу в душевую кабину – не вяжется она у меня никак с образом «деревенского» дома. Приоткрыла дверь, выглянула – вроде, никого, и пробежала в свою комнату одеваться. Однажды смешной случай был. Тоже наплюхалась в душе, голову полотенцем обмотала и выплываю себе такая королевишна – в чем мать родила. И уже за ручку двери в свою комнату берусь и краем глаза замечаю какого-то незнакомого мужика, офигевшего полностью, в дверях соседней комнаты. Оказалось, он только что приехал, а дядя мне то ли не говорил, что гостей ещё ждет, то ли я его не слушала… Ну, мужик в общем адекватный оказался, потом мы ещё вместе и ржали над этим.
Я оделась в «домашнее», вернулась в ванную, причесалась там, построила себе рожи в зеркало и пошла вниз. Как ни странно, но дядя говорил по телефону. Вряд-ли все ещё с того звонка, но меня это позабавило. Впрочем, разговор уже заканчивался, я услышала только, как дядя сказал в трубку «хорошо», и повесил ее.
– Где сядем? – спросил дядя. – Тут или в зале?
Знал, ведь, чем меня можно вогнать в ступор. Дело в том, что мне бы хотелось и там, и там. В зале был массивный деревянный стол с толстыми точеными ножками, которые и «ножками» -то назвать было неприлично – такие там были столбы. Кстати, сам стол – овальный. На столе – чугунные подсвечники с толстыми желтыми свечами, вокруг стола, под стать ему самому – большие деревянные стулья с высокими прямыми резными спинками. Сам стол – перед широким окном, откуда вид на долину, где светят огоньки поселка и фонари на трассе. По сторонам окна – толстые темно-зеленые портеры, а справа от окна – настоящий камин, правда, сейчас не растопленный. В общем – такой кусок какого-нибудь баронского замка где-то во глубине времен. Да, чуть не забыла – над столом свешивается на цепях клепанный металлический обруч-люстра. Правда с него свечной воск не капает на головы, там, конечно же, электролампочки. Так вот… А на кухне, наоборот, все компактно: небольшой прямоугольный стол, но тоже деревянный и весь такой «деревенский», мягкий угловой диван, плетеные стулья. Оранжевый плафон почти над самым столом, свет от него как-бы ограничивает пространство стола и чуть вокруг него. Это называется «уютно», хотя само слово мне не нравиться.
– Давайте здесь, – сказала я, имея в виду кухню.
– Отлично, – согласился дядя, – меньше таскать.
Он водрузил на середину стола ту самую чудесную шкворчащую сковороду, подложив под нее старую разделочную доску, чтобы не портить стол. Расставил чашки со взявшимися откуда-то салатами, тарелки с маринованными огурчиками, помидорками, плошку с грибочками, сыр, нарезанный широкими, но такими тонкими пластиками, что через них, как говорил дядя, «можно читать газету». Вот это вот меня в нём тоже всегда озадачивало, потому что все остальные продукты – овощи, хлеб, колбасу там – он всегда рубил здоровыми кусками и ломтями, совершенно не заботясь ни о какой эстетике. Впрочем, своеобразная эстетика была и в этом, и ему она как раз подходила – оттяпать от буханки чуть ли не четверть, набросать туда несколько ложек майонеза, сверху – шмат сала или ветчины, сверху – немерено горчицы, и жрать это, неподвижно зажав в руках и отхватывая куски, дергая голову назад. Разбрасывая крошки… Странные, все же, бывают люди – в очередной раз отметила я про себя. Хотя, какие это странности? Так…
Потом дядя положил передо мною тарелку, вилку, ложку, поставил рюмку и стакан для запивона – морс был уже на столе в запотевшем графине, какие я видела, кроме как здесь, только в старых фильмах на столах в серьезных кабинетах. Себе также поставил приборы и, наконец, опустился на стул напротив меня. Я всё это время восседала на диване, поджав под себя ноги, и смотрела. У нас распределение обязанностей: дядя готовит и накрывает, я – убираю со стола и мою посуду.
Я вопросительно приподняла бровь, дядя хлопнул себя по лбу, опять подскочил и, слазив в холодильник, поставил на стол водку, снова сел и принялся открывать. Бутылка на глазах покрывалась изморозью. Открыл, поставил, поднял крышку со сковороды, откуда выплыл клуб аппетитно пахнущего пара, мы положили каждый себе того божественного варева, которое там ещё жило своей жизнью. Потом разлил по одной, по первой…
– Ну, за встречу!
– Да, спасибо тебе, господи, что я дожила до пятницы…
Мы выпили, я набросилась на еду, дядя, впрочем, тоже. Выпили по второй, мне стало хорошо, и тут началось неожиданное.
Послышался стук во входную дверь, потом звук открывающейся двери и шаги. Со своего места я увидела через зеркало, висящее в зале, какого-то мужчину, который стоял в темноте на пороге зала и осматривался, как будто ожидая встречи.
– Тук-тук, – сказал он в пустоту и постучал по косяку.
– Иду-иду, – прокричал дядя, поднимающийся из-за стола. – Надо, же – как учуял жратву, – сказал он уже тише.
Пока дядя с незнакомцем здоровались, я успела пожалеть о загубленном вечере, так как увидела, что незнакомец вешает свою куртку на вешалку и, судя по всему, тоже остается на постой. «Набухаюсь по-быстрому, и пойду спать» – подумала я.
Дядя провел незнакомца на кухню и представил нас.
– Очень приятно, – сказала я, улыбнувшись и кивнув. Кстати, незнакомец был ничего себе… Лет тридцать, не больше, но хорошо сохранившийся – наверное, ему обычно дают двадцать пять, если хотят польстить. Волосы скорее русые, чем рыжеватые, короткая стрижка. Не очень высокий. Глаза, вроде, серые. Это хорошо – нравятся мне светлые глаза, не всякие там карие, черные…
– …Как доехал? – тем временем спрашивал его дядя.
– Да, блин, гаишники… – тут он употребил ненормативное существительное во множественном числе, соответствующее слову «гомосексуалисты», и прилагательное того же качества, наиболее близко соответствующее определению «имевшие половые сношения». – Никогда же их там не было… на повороте там, перед развилкой! И ведь все по форме оформили… подпись, протокол! Полчаса с ними убил! Уроды, рота козлов! Тоже мне – правильные менты, честные гаишники, мать их! Так они еще страшнее…
– Ну… возможно, не стоит в таких выражения в присутствии представителей правоохранительных органов… – мягко проговорил дядя, взяв его за руку.
– Где? – спросил он и резко обернулся в темный зал, будто ожидая увидеть там ту самую роту тех самых козлов.
– Да нет, – дядя развернул его обратно, – вот Татьяна у нас имеет честь быть представителем этих самых органов, некоторым образом…
– Упс! – он явно смутился, забегал глазами и разулыбался. – Вы, хотя бы, не… гаишница? – с надеждой спросил он.
– Да нет, я – следователь.
– Ну, слава богу! Вы меня извините, если что…
– Да все нормально.
– Ну и хорошо. Но, все равно, гаишники – …, – он опять употребил эвфемизм слова «гомосексуалисты». – Разве нет?
– Бывают, – сказала я. – Я с ними, как водитель, не сталкивалась.
– Не водите?
– Почему? Вожу, меня просто не останавливают никогда.
– Да? Везет… А давно водите-то?
– Лет десять, – пожала плечами я.
– Сколько?! – у него, бедняжки, аж глаза округлились. И повторил, много более уважительно: – Везет…
После этого он пошел переодеться, умыться и минут через пять присоединился к нам. Мы с дядей уже успели пропустить по третьей, ну и его, естественно, заставили пить штрафную. В том числе за оскорбление скромных тружеников дорожной полиции. Такую формулировку предложила я; он посмотрел на меня как-то странно, но выпил – видать тоже не искал повода оставаться в трезвости.
– Какие… «скромные труженики»? – спросил он; я испугалась: как бы не завелся он на этой теме. Впрочем, по глазам было видно, что он хочет пошутить и попровоцировать меня.
– Это же позор всей правоохранительной системы, это ходячая, махающая палкой компрометация всей государственности, жадная до денег и власти. «Гаишник» – это не профессия, это диагноз. Вот вы там работаете, может быть, вы видели хоть одного не тупого и не жадного гаишника? Может, их прячут от народа, чтобы не позорились?
– Ну, зря вы так, – улыбаясь, вяло оправдывалась я. – Вы просто расстроены из-за этого происшествия.
– Конечно, расстроен… Храбрые уличные инспектора они, а не «скромные труженики»!
– Ну, можно и так сказать, но они же не всегда в черте города несут свою службу, на улицах… – я пыталась не рассмеяться. Он был в ступоре: смотрел на меня во все глаза и пытался понять, стебу я над ним или нет.
– Это аббревиатура, – пояснил он.
– Абре… что? – спросила я.
– Ну, «храбрые уличные инспектора» – прочитайте… аббревиатуру – сдался он, но все-таки не сказал «прочитайте по первым буквам».
– Фи, какая гадость, – сказала я. – Мне вот их даже жалко иногда: стоят себе и в зной, и в стужу на дороге. Пресекают правонарушения… И в дождь тоже стоят, кстати. Ну, а что поделать, если тупы и корыстны – таким ведь тоже надо семьи кормить, не стерилизовать же их в детстве.
– Убивать из рогатки, – вставил он.
– Ну, это же не наш метод. Со временем всё будет хорошо, когда у нас изменятся представления общества о власти и о самом себе, это ведь не сами люди по своему извращенному умыслу выдумали образ гаишника и вышли на дорогу, это их государство поставило, а условия для такого образа возникли века назад и исчезнут тоже не скоро…
– Жаль, только жить в эту пору чудесную уж не придется ни мне, ни тебе, Танчо! – как-то слишком уж живо произнес дядя, который, как я заметила, озадаченно наблюдал последние минуты, как эту Танчо несло.
– Давайте, хоть выпьем за это, – предложила я, поморщившись.
– За то, что не придется или, что так будет? – спросил он, когда мы уже чокались. Мы рассмеялись и выпили без ответа.
– Так, вы прямо уголовные дела расследуете? – спрашивал он.
– Ну, да, – кивнула я.
– А какие именно, ну… по каким статьям?
– В основном – то, что называется «экономической направленности». Мошенничества, присвоения-растраты – такую, в общем, чушь…
– Ничего себе – чушь! Не хоте бы я у вас под следствием оказаться.
– Почему это? – выпалила я, как всегда, не думая, а потом рассмеялась. – Извините… А, что – есть основания?
– Да, вроде, нет, это я так…
– То есть – я сама вам не понравилась?
– Да почему же?! Вы… привлекательная девушка.
– П-привлекательная особа! – тут я просто заржала. – К-какой изысканный комплемент!
Смотрю, как-то странно он на меня глядит, но остановиться не могу… Просмеялась.
– Вы, главное, если под следствием окажитесь… Ну, не дай бог, конечно! Вы можете ни на какие вопросы не отвечать. Говорите, что пользуетесь пятьдесят первой статьей.
– Статьей чего?
– Конституции рэ-фэ, конечно!
– А… Ну, спасибо… Что бы я без вас делал? Будете ещё?
Ещё бы я не буду! Спать мне уже идти не хотелось. Он разлил ещё, и мы выпили молча, глядя друг на друга. Кстати, за столом мы остались уже одни – дядя как-то незаметно исчез.
– Может быть, перейдем на «ты»? – предложил он.
– Это ещё зачем? Мы же ещё мало знакомы, гражданин, – я улыбнулась. – Часа два всего, меньше.
– А, ну да… В таком случае, конечно, преждевременно…
Мы оба засмеялись. Потом повисла пауза, я пристально смотрела на его, улыбаясь, сжав губы. Ну, и как дальше?
– А ещё что расследуете? – нашелся он. Молодец.
– Ну, взятки там… – начала я.
– Взятки-гладки? – неожиданно сказал он, усмехнувшись.
– Смотря с кого, – ответила я и продолжила, – подделки документов, превышение должностных полномочий, подлоги… ну, кражи, грабежи-разбои…
– Это тоже экономическое?
– Не совсем, но… подследственность же у нас большая, а «экономика» – это специализация, но не… исключительная. В общем, что дают, то и расследуем.
– А убийства?
– Нет, это – прокуратура.
– А вы где работаете? – искренне спросил он.
«Тупые гражданские!» – подумала я и объяснила.
– Понятно, – сказа он. – А я думал, что раз следователь – значит в прокуратуре…
– Восемьдесят процентов уголовных дел расследуется следователями органов внутренних дел, – назидательно сказала я.
– Милиции? – переспросил он.
– Да… милиции, – вздохнув, согласилась я. – Меньше надо смотреть сериал «Тайны следствия».
– Да его смотрят в основном ради главной героини.
– Да? Не ради сюжета? Ну, тогда ладно…
– А про подделку документов вы говорили – это каких?
– Да всяких разных, но это в основном идет как способ совершения других преступлений – того же мошенничества.
– А вы сами умеете что-нибудь подделывать? Ну, то есть… знаете, как что делается?
– Ну, только в общих чертах, я же не эксперт. А вы бы, что – научиться хотели какие-то документы подделывать? – тут я снова засмеялась и добавила: – Лотерейные билеты, например?
– Почему именно лотерейные? Акции «Газпрома», например.
– С размахом мыслите, – я уважительно кивнула. – Хороший мошенник из вас бы получился.
Потом мы довольно долго – ну, как мне показалось – ещё болтали о всякой ерунде, не помню какой, смеялись, в общем, вели себя, как будто знакомы тысячу лет. Мы сидели напротив друг друга; я, глядя ему в глаза и улыбаясь, положила руки на стол. Он взял мои ладони в свои, и мы так сидели ещё какое-то время, почти ничего не говоря, только улыбаясь и играя в гляделки. Признав свой очередной проигрыш, да и хотелось уже дальнейшего развития, я пересела рядом с ним, и мы стали целоваться. Вскоре я поднялась и, молча, потянула его за руки в сторону лестницы. При этом я заметила, что меня уже хорошо пошатывает, так что я почти что повисла на нем, когда он вскочил; и так мы в обнимку, целуясь, двинулись из кухни. Выходя в зал, я хлопнула рукой по выключателю, гася лампу над столом. В голове прошла мысль, что завтра с утра надо будет быстро помыть посуду, а то неудобно перед дядей. Свет на лестницу попадал только снизу из прихожей, так что было почти ничего не видно. Мы, запинаясь, обнимаясь и подталкивая друг друга, стали подниматься. На втором этаже он потянул меня куда-то в сторону – в его комнату, поняла я. Ну, нет… и я затащила его в свою…
…Тилим-тилим-тили-ли-ли-лим… Проспала?! Я резко села на кровати, шаря рукой вокруг подушки в поисках орущего телефона. Нашла, вырубила, покрутила, щурясь, головой… Комнату заливал серый предутренний свет… Окно, холмы в тумане, комната, отделанная деревом, а это… Ах, ну да…
– Привет, – сказала я, пока он ошалелыми глазами пялился на меня, приподнявшись на локте.
– Ты… будильник ставила? – хрипло спросил он.
– У-гу, – сказала я, закрываясь простыней, и чмокнула его в плечо. Целоваться не стоило, учитывая, как от меня должно было разить после вчерашнего. Да и от него тоже.
– А зачем? Ты… уезжаешь?
Я с приятым чувством уловила в его голосе то ли растерянность, то ли сожаление. Или захотела уловить.
– Да нет… Я всегда в субботу на утро будильник ставлю… Ну, чтобы отключить и дальше спать, – зевая сказала я и легла.
– А-а, понятно… Я как-то даже испугался звонка.
– Совесть у тебя не чиста. Давай спать.
– Ты меня еще и ночью напугала, – сказал он, вытягиваясь на спине.
– Чем? – замерла я.
– Ты во сне руки тянешь вверх, к потолку. Жутковато…
– А, – я перевела дух, – да, бывает у меня такое. Я говорила что-нибудь?
– Да, вроде нет…
За окном, вдалеке послышался собачий лай
– Чёрт, – сказал он, – мне ещё всю ночь собака снилась.
– Просто, наверное, сквозь сон слышал, – сказала я.
– Нет. Именно снилось, что сидит на снегу и воет собака.
– К покойнику, – сказала я и, повернувшись к нему, спросила: – Большая?
– Московская сторожевая.
– Ничего себе! – сказала я и повторила, закутываясь в одеяло и отворачиваясь к окну: – Давай спать.
Он ничего не ответил, но скоро, уже проваливаясь в сон, я почувствовала как его рука скользит по моему бедру. Ну, уж нет… По крайней мере, не сейчас. Я, не оборачиваясь, вытащила его руку, положила сверху на одеяло себе на талию и снова стала засыпать. Так хорошо…
День второй (суббота)
Когда я проснулась, было уже вовсю светло, солнечные лучи сияли на деревянных стенах комнаты, окно было приоткрыто, с улицы слышалось чирикание птиц и больше ничего. Я повернулась на другой бок, поискала телефон, чтобы посмотреть время, но под подушкой, куда я его сунула после звонка будильника, его не было. Зато он оказался на тумбочке рядом с бутылкой минералки и стаканом, причем вода была уже и в стакане. Славный мальчик, заботливый… Напившись и поставив чуть дрожащей рукой стакан на место, я поняла, что чувствую себя, в принципе, неплохо. Мне не хотелось даже дальше валяться в постели. Неужели, я выспалась, господи? – подумала я, вылезла из-под одеяла, накинула рубаху и пробежала в душ.
Осторожно спускаясь по лестнице, я прислушивалась к звукам на первом этаже. Звуки доносились из кухни, как, впрочем, и запахи, и обещали завтрак. Я вошла на кухню, заботливый мальчик готовил яичницу с ветчиной.
– Есть будешь? – обернувшись, спросил он меня. – Привет…
Вчерашняя посуда была аккуратно составлена рядом с мойкой, и, судя по всему, дожидалась меня.
– Буду, спасибо, – сказала я и села за стол. – А дядю не видел? Привет…
– Нет… Он, вроде, вчера говорил, что рано уйдет куда-то, что я его утром уже не застану.
– Ясно.
– А он твой родной дядя?
– Нет, он вообще не дядя… Ну, не родственник. Это просто я с детства привыкла его так называть. Он друг моего отца.
– Ясно…
Мы молча позавтракали, выпили кофе, который он тоже сварил.
– Я сейчас уезжаю, – сказал он. – Приятно было познакомиться…
– Мне тоже… – до меня только сейчас дошло, что он был почти одет, только куртка должна была висеть на вешалке. И портфель, с которым он вчера приехал, лежал здесь на стуле.
– Дяде что-нибудь передать? – спросила я, мне было интересно, вернется он вечером или нет.
– Да нет, ничего. Мы вчера все обговорили, – он улыбнулся, – когда я только приехал. – Привет передавай!
– Хорошо…
– Дверь закроешь?
– Конечно…
– Ну, пока…
– Счастливо!
Он оделся, вышел, я закрыла дверь, услышала, как внизу хлопнула дверца машины, потом завелся мотор. Я пошла мыть посуду.
Блин! В голове определенных мыслей не было, так – обрывки мыслей… Не спросил мой телефон… Ну, по крайней мере – не стал навязываться… Свой не оставил… Но, наверное, подумал, что я смогу спросить у дяди… А, если у него нет? Да, нет – должен быть… Они же знакомы… Блин! Что это со мною?.. Кстати, мой телефон он тоже у дяди может узнать.
Потом я оделась и вышла на улицу. Дверь закрыла своим ключом. Солнце поднялось над горой напротив и хорошо нагревало склон, на котором стоял дядин дом. Я стала спускаться по улице вниз, к поселку, и всё глядела по сторонам на поросшие лесом холмы – такая красота… Местами, где был крутой спуск, я почти переходила на бег, и волосы, хоть и не длинные они у меня, били по глазам. В принципе, плана у меня на сегодня никакого не было – так пошататься бездумно, на гору подняться… Вот ведь что забавно: много лет уже сюда приезжаю, поднимаюсь на гору на подъемнике и летом и зимой, но вот на лыжи встать или, упаси господи, на борд – этого никак себя заставить не могу. Есть вещи, которых я, наверное, просто не понимаю. Горные лыжи – среди них, хотя на беговых время от времени и покатываюсь. Помню, когда я поднялась на гору в первый раз – летом с кампанией знакомых – так чуть насмерть там не замерзла. Конечно, если заехать на подъемнике на самый верх в одной маечке… Хорошо, добрые люди там, наверху водкой отогревали и дождевик какой-то дали. Помню, что горы тогда вокруг мне показались почти как на Кавказе, где я была в детстве… Хотя, конечно, как я потом поняла – никакого сравнения. Но ощущение было очень сильное, как будто попадаешь в другой совершенно мир. Словами не передать…
Я дошла до поселка и направилась к остановке – все-таки тащиться пешком такую даль не очень-то хотелось. Вдруг подумалось, что надо было подъехать на машине, хотя тут я стараюсь не ездить, а просто ходить себе спокойненько пешочком, релаксировать… Меня даже удивила эта своя мысль – «зачем на машине-то?» Что-то в голове у меня, все-таки переклинило с этим… Интересный мальчик, надо признать. По крайней мере, поболтали мы с ним здорово, легко с ним было. Ну и остальное – тоже ничего… Звонить ему потом или нет? Буквально: «быть или не быть?» И что я ему скажу?
Чтобы срезать, я пошла дворами – дворы тут советские ещё такие, зеленью все заросшие, асфальта кот наплакал, с бабушками на лавочках у открытых деревянных дверей подъездов…
Кстати, о бабушках. Сидит вон одна такая – даже скорее просто ещё пожилая женщина – на складном стульчике рядом с песочницей, где мальчик годов четырех копается. Вернее, копался, а теперь отбросил совочек и вот-вот зареветь готов. И она быстро-быстро начинает ему что-то рассказывать. Сказку какую-то, что-ли. Как-будто с середины или откуда там ещё. Видать раньше уже начала: «…а в горах жил-был чародей… Умный-умный, старый-старый…» Задумалась – видать на ходу сочиняла. «А потом в горы пришла девочка, заблудилась, отстала от группы – а она туристкой была – думала уже замёрзнет в горах… Но в последний момент набрела она на пещеру, где жил чародей, он её отогрел, напоил-накормил, и стала она у него жить…» Чем все закончилось для девочки, я не узнала, не останавливаться же было и спрашивать: «Можно я тоже послушаю, страсть как интересно». Да и ситуация какая-то двусмысленная – девочка, наверное, маленькая ещё (хотя, кто маленькую девочку в горы потащит?) – попадает в не пойми какую пещеру, к не пойми какому чародею (старому-старому), который живет там хрен знает сколько лет или веков… И чем она там, спрашивается, может заниматься?.. Чародей-то, поди одичал за это время… Хотя, может он её просто чародейству своему будет учить, и станет она великой чародейкой какой-нибудь там первой категории… Всё ведь может быть у них, у чародеев.
Я вышла со двора на улицу и пошла вдоль дома, за которым уже была автобусная остановка. В доме был продуктовый магазин, и на его крыльце стояли двое парней, посасывая пиво. Я даже облизнулась мысленно. Молодцы – с утра выпил, и весь день свободен! Один что-то оживленно доказывал другому: «Да у меня в войну там бабка родная погибла! Вернее, без вести пропала». «Да тебе сколько лет-то?» – это другой спрашивает. «Так он на моей матери уже второй раз был женат, поздно. А бабка как отца родила в восемнадцать – сразу его своим родителям отдала и на фронт попросилась. Она уже до этого в каком-то диверсионном отряде служила. Ну их и забросили летом сорок второго на Кавказ, как раз перед приходом немцев или как раз во время… Туда семнадцатая немецкая армия рвалась. Перевалы что-ли они там какие-то должны были удерживать». Ну, да – «Первый отряд» буквально, подумала я, проходя мимо. А потом ещё и умилилась – какое поразительное для наших времен и ихнего поколения знание истории: «семнадцатая армия…» Если не четвертая танковая, кстати… Смотря о каких местах речь шла – четвертая, вроде, по побережью наступала.
То, что здесь ходят только «городские» автобусы, то есть только муниципальные железные желтые гробы на колесах, я, конечно, знала, но как-то не восприняла это за какую-нибудь проблему. Зря. Простояв минут двадцать на остановке, я стала думать, что надо было все-таки идти пешком. Да и наличие народу на остановке, когда я подошла, меня обмануло. Я подумала: значит, последний автобус был давно, и скоро придет следующий. Как бы ни так… Последний-то, может быть, и был уже достаточно давно, но это не означало ничего насчет следующего. Да и народ в основном толпился, подходя и уходя, у киоска на этой остановке. Я сначала прохаживалась туда-сюда в нескольких метрах от этого самого киоска, по другую сторону от которого была сама остановка с навесом. Потом успела изучить уже весь ассортимент киоска и даже стала приглядываться к витрине с пивом, перебирая в кармане мелочь. Вчера в магазине, ещё в городе, тридцать рублей сдачи мне сдали пятирублевыми монетами, так что меня прямо-таки перевешивало на одну сторону. Надо было поровну разложить их по двум карманам… Народ на остановке – в основном пенсионеры – возмущался отсутствием транспорта. Видать, он запаздывал даже сверх обычного…
Хотя и не одни пенсионеры тут наблюдались. У киоска терлась компания трех алкашей – мужиков лет пятидесяти. Казалось, они не могут вспомнить, зачем они тут, так как пялились они все в витрину, но трепались совершенно не о том. «Так вот они полвека не виделись, а потом этот друг его появляется и говорит, мол, ты, что, мол, делаешь! – она же посланник темных, ей не ты нужен, а дверь!» «Какая дверь?» – вопросил второй алкаш, помотав головой. «Ну, он же дверь в Шамбалу стерег!» – авторитетно пояснил третий, – «А никак нельзя было, чтобы темные через нее проходили». «Почему?» – это снова второй, – «Пусть проходят – если это темные, они там и сгорят сразу же!». «Сам ты темный!» – возразил первый, – «Там заклятие такое было, что темным – нельзя!» «Пипец…» – подумала я. «А этот друг его и говорит» – снова первый, – «Я её в тот раз убил, когда мы до сюда дошли, я её и теперь убью – она одна и та же… Ну, тут он и вспылил, конечно – он-то не знал, что это друг его тогда постарался, он-то думал, она сама гробанулась…» Тут подкатил-таки большой желто-ржавый автобус, и я не без сожаления полезла в него. Алкаши, похоже, относились раньше к советской интеллигенции, и первый пересказывал какую-то четверосортную фэнтези.
В автобусе мне даже удалось усесться к окну. Народу, на удивление, в салоне было немного, но прямо за мной оказались две тетки, обсуждавшие, наверное, уже всю дорогу, какой-то сериал. «…а в той серии что было? Я тогда так и не поглядела…» «Там они на курорт горнолыжный поехали, только у них всё снова стало налаживаться, она Николаса стала забывать… И тут ему такой сон приснился в гостинице, что она под лавину попадает и задыхается там – прямо показали это, так жутко… Вот и после этого он её никуда не стал отпускать на лыжах кататься, а она, конечно, психовать стала. Ну и он подстроил так, что она упала и подвернула ногу, и тогда он её обратно в город отправляет. А она-то ещё больше взбеленилась – у неё там уже интрижка наклевывалась с инструктором одним…» – «А Френсис сам остался, что-ли?» – «Да, у него там какие-то ещё старые дела всплыли, ещё с тех времен, когда он в тех местах служил». – «И она, что – поехала?» – «Ну, да. Ей все равно пока только на костылях можно было…» – «И, что – она спокойно его оставила там, на курорте?» – «Да нет, она у него карточку кредитную стащила в последний момент, да ещё вместе с бумажником, а там у него были какие-то документы что-ли… как раз по тому делу, из-за чего он остался…» – «Ну, и?..» – «Так он потом локти-то и кусал – думал, потерял все это, а там с него эти документы уже трясти стали прежние его дружки… там они партизаны какие-то или мафиози». – «Он, что, так и не узнал, что это – она?» – «Ну, потом она сказала – случайно, мол, прихватила, не заметила!» – «Молодец, девка!»
Нет, полезно бывает, вот так вот, среди простонародья потереться – понимаешь, что ещё не всё потеряно, что та полоса жизни была ещё светлая…
Минут двадцать дребезжания и подпрыгивания на ухабах заняла дорога. Оказалось, к подъемнику ехала я одна. Кажется, это была конечная, и кроме меня в автобусе больше никого не осталось, кроме тетки-кодукторши. Подъемник работал, я купила билет и встала в очередь. Передо мною было человек пять, кажется, одна кампания. Три женщины и двое мужиков средних лет, где-то за сорок всем. Уже веселые, ржут как кони. Я осмотрелась – на площадке рядом несколько иномарок, наверное, я одна приехала сюда на общественном транспорте. То, что это бросается в глаза, я поняла, когда один из мужиков, оглянувшись, заметил меня. Потом он быстро осмотрел машины, вернул взгляд на меня, и я прочитала в нем искреннее недоумение: мол, откуда ты взялась, родная? Взгляд его на мне задерживался, и я спросила мысленно: «Ну, чё пялишься? Вон, у вас своего добра навалом! На малолеток потянуло?» Хотя выглядела я, наверное, забавно: куртка не-пойми-какая, бесформенная, называвшаяся когда-то спортивной, джинсы, кроссовки, маникюра и косметики – ноль. Я упорно пялилась в небо, он отвернулся, поправив в левом ухе наушник. Тут я поняла, откуда мне слышалась музыка – настолько тихо, что я думала, мне кажется. Поправляя наушник, он его слегка вытащил, и до меня донеслось: «…в своем стака-ане совсем один…». Боже мой! Да-да: Варум, «Человек-свисток»… Кажется, первая ее песенка. У них, что ретро-вечеринка на горе намечается?
Пропустив после компании сиденья три, я поехала. Впереди глядеть было не на что – крутой склон, пожухшая трава – и я вертела головой направо-налево, оборачивалась назад, чуть не с ногами забираясь на сиденье. Канатка ползла медленно, и я любила эти моменты, когда уменьшаются, становясь игрушечно-пряничными, домики внизу, расступаются ближайшие склоны, звуки – которых тут и так мало – затихают… Кстати! Радио у них не орет отчего-то сегодня на каждой третьей опоре, что не может не радовать. Держась за палку, на которой сиденье подвешено за трос, я, сидя в пол-оборота, смотрела вниз и назад. Горы, полностью поросшие елями, торчавшие до этого над зданием канатной станции, закрывая – ну, не полнеба, конечно – понижались, а за ними вставали новые, повыше, а за ними – ещё, и так в несколько рядов до горизонта, теряясь в дымке уже очень-очень далеко… Поселок стал как на ладони, даже не игрушечный, а уже как нарисованный на картинке в книжке. Башня на дальнем его краю – что-то промышленное – вблизи огромная, с нормальный шестнадцатиэтажный дом, теперь смотрелась миниатюрной такой спичечкой… Ну, пусть не спичечкой, ну с мой мизинец. С погодой мне, кажется, повезло – на склоне, по крайней мере, ветра не было, и облака только изредка наползали на солнце. Так – любуясь пейзажами, довольная, в общем-то, не пойми чем – я доехала до вершины. Слезла и пошла бесцельно бродить вокруг. Народу было мало – сезон, слава богу, ещё не начался. Снега здесь, наверху тоже почти не было, хотя по склонам от вершины уже начинали тянуться белые языки. Чуть спустившись, я дошла до полосы снега, протянувшейся в небольшом распадке. Попробовала носком – вроде, твердый. Наступила и провалилась – нет, не эльф я, все-таки… Чертовски жаль. Опустилась на корточки, сгребла снежок, скатала, размахнувшись, бросила – куда глаза глядят. Растерла на ладонях остатки ледяных крупинок, провела по лбу… Хорошо. Не спускалась бы отсюда. Не хочу я вниз, нечего там делать. Тут вспомнилось из второй части «Брата»: «Что я там буду делать? – А тут ты что делаешь?» Хороший момент. Дальше мысли потекли уже сами… Представилось, что работаю я тут на станции канатной дороги, рычаги какие-нибудь переключаю, или что там у них есть… Живу в какой-нибудь пещере – плевать, что тут нет пещер… И тут мне стукнуло: пещера – чародей – девочка… Блин! Вот ведь нездоровое воображение! Но ведь как забавно совпало… Прям про меня почти что сказочка была… Осталось чародея найти – старого-старого – и в ученицы к нему набиться. Интересно, каков обряд посвящения в ученицы чародеев? М-да… И тут меня стукнуло второй раз, и как-то мне жутковато даже стало. Я вспомнила другие подслушанные мною краем уха разговоры по дороге сюда. Про чью-то бабку в горах сгинувшую по молодости лет. Ну, это понятно, был Кавказ. Про Шамбалу – тоже по слухам горная страна. И кого-то там мочканули аж два раза. Потом – про горнолыжницу эту неудавшуюся из сериала, которой ногу-то поломали, чтобы она с инструкторами местными не мутила. Или с чародеями?.. Это я уже сама додумала. Забавно – как будто слышала одну какую-то историю из разных совершенно источников… Никогда такого не замечала. Историю в переложении разных людей, показанную обрывками и с разных сторон, но одну историю-то! Блин, почти евангелие какое-то… Прости, господи…
