Kitabı oku: «Приключения режиссера», sayfa 4

Театр

Человечество со времен своего младенчества играло вокруг костра, устраивало пляски и первые любовные игры. Сначала охота инсценировалась, потом уже мамонт забивался на самом деле. Человек не может без игры, без мира фантазийного. Те, кто изображает на сцене любовь, понимают, что это перевоплощение и игра. На сцене нельзя заигрываться. Я знаю актрис, трагически закончивших карьеру из-за того, что не могли остановить поток эмоций. Беда и опасность профессии в том, что условием профессионализма и мастерства является расшатанность собственной нервной системы. Но актер не может себе позволить впадать в состояние аффекта.

Кино имеет преимущество перед театром – крупный план. Это помогает выстраивать любовные сцены, не переступая норм морали. В фильме Клода Лелюша «Мужчина и женщина» суперэротика на суперкрупных планах. Более чувственного и одновременно более целомудренного кинематографа до того момента никто не видел. Это было открытие минимализма в кино. Я не согласен с призывом Станиславского доводить на сцене правду до абсолюта. В таком случае пришлось бы проделывать нормальный половой акт, а это уже порнография. Существуют и порнотеатры, но это такая скука: от силы три сцены за спектакль. Особо озабоченным целесообразнее посмотреть видео, поэтому порнотеатр умирает. Остается эротическим – шоу, варьете, кабаре…

В театре драматическом задача актера очень сложна. Во-первых, он должен быть органичным, во-вторых – его энергетика должна передаваться в зал и заражать зрителей, в-третьих – ему очень трудно играть, если нет доверия к партнеру. Поэтому я стараюсь на репетициях создавать такую атмосферу, чтобы степень доверия была наибольшей. Театр как организм настолько многослоен, что можно было бы сравнить его с тортом «Наполеон»: мужья, жены, любовницы; свой, чужой, бывший, будущий; враг, друг и т.д… Поэтому бывает сложно распределить роли, чтобы, не дай бог, не заставить врагов по жизни играть любовную сцену. И потрясающе, когда в жизни между сценическими любовниками ничего не происходит.

Я люблю откровенный театр. Обожаю очень яркие актерские импровизации, естественно, в заданном рисунке. Я, как в джазе, оставляю актерам квадрат. Они могут иметь право на свои 16 тактов, но в очень жесткой партитуре. В театре мне больше всего интересен симбиоз метафоры и натурализма, но не все актеры на это идут. Не все понимают, что такое атмосферный театр, атмосферный прессинг, не все готовы вскочить, впрыгнуть в этот квадрат и научиться в нем свободно дышать. Потому я создаю все условия для актеров робких поначалу и просто счастлив, когда они у меня хорошо играют. Я из тех режиссеров, которые никогда не подставляют актеров, извините за такой глагол. Может быть, это происходит потому, что у меня были своя актерская биография и свое актерское прошлое.

Одно из самых сильных моих театральных пристрастий – наш великий Малый театр. Бесспорно, живой театральный организм был у Марка Захарова. Можно назвать театры Олега Табакова, Константина Райкина, Льва Додина, Галины Волчек. Есть замечательные спектакли и в других театрах. Я сейчас просто говорю про театральные организмы как про нечто целое, когда зрители штурмуют кассу. Ведь успех в театре много значит. Но я никого не хочу обидеть. Иногда бывает так: ставит режиссер спектакли, ставит, ставит, и вдруг – бац!!! – прорыв! Помните, как в свое время ожил театр Станиславского, когда Анатолий Васильев поставил там «Взрослую дочь молодого человека» Виктора Славкина? А ведь начинал он внеплановую работу с актерами, не занятыми в основном репертуаре.

У нас почти не было настоящего атмосферного медитационного театра, который гипнотизирует. К сожалению, дичок Анатолия Васильева к театральному древу не привился, а ведь он как раз туда шел. Роман Виктюк, который прекрасно понимал про гипнотический театр, использовал его для притока коммерческих вещей. Я очень не люблю, когда со зрителем заигрывают или пытаются его механически взбудоражить. Мне дорог театр, когда зрителя втягивают на уровне потока сознания, когда удается зацепить подсознание.

Театр в начале XXI века – абсолютно режиссерский. И очень важно понятие Стиля, магнетизма. Даже работа на уровне гипнотическом, когда зритель не понимает, как именно он втягивается в действие. Поэтому мне очень нужна настолько высокая по эстетике картинка, что живые актеры должны до нее дотягиваться. Поэтому я часто работаю над крупными планами – почти кинематографичными. И я совершенно не обиделся, когда услышал, что меня назвали однажды мальчиком Каем, который складывает из льдинок слово «ВЕЧНОСТЬ». Потому что эта фраза говорит только о моей точности. Конечно, режиссура – это горячее сердце. Но и такая холодная-холодная голова…

Возможно, я скажу сейчас страшную вещь. Я занимаюсь театром, потому что от театра ничего не остается.

И эта вечность глобальная и невечность конкретная меня просто заставляют вибрировать. Сама мысль, что все то, чем я занимаюсь, настолько сиюминутно, что, подобно эфиру, дает какую-то витальную силу тому, что я делаю. У поэтов остаются стихи, у композиторов – ноты, у живописцев – картины. У киношников, в конце концов, – пленка, целлулоид… У нас не остается ничего. Декорации сжигают или списывают в утиль, фотографии желтеют, а записанный спектакль – уже совсем не то. Это Ильич в мавзолее, если хотите.

Спектакль каждый раз рождается заново и в конце вечера вновь умирает. Это как солнце – каждое утро восходит, а вечером – падает в море. Может быть, Театр – это вообще часть Природы?..

Тарковский

Мама с папой часто уезжали в командировки; я был предоставлен самому себе – все книжные шкафы в доме были в моем распоряжении. Очень рано прочел «Милого друга», который во времена нашего детства считался «порнографическим» романом, и вообще все то, что сейчас ставлю. Все, что узнавал, хотелось продлить в воображении. Я обожал что-то прочесть, потом увидеть во сне, а потом разыграть самому с собой… Еще одно детское впечатление – «Андрей Рублев». Тарковский снимал его именно у нас, во Владимире, где я родился. Мне безумно понравился этот хрупкий, пронзительный человек в кепочке. Он сидел на кинематографическом кране, командуя «татарским нашествием». Меня поразило, как один человек может, по сути, заново формировать пространство. Сначала я подумал, что это Бог. Я спросил, кто это, и мне объяснили, что – режиссер, который за все тут отвечает и которого тоже зовут Андрей. Может, отсюда все и началось… Кто же знал, что пройдут годы и случится такое чудо: я сам стану «командовать» актерами, буду работать с любимой актрисой Андрея Тарковского – Ритой Тереховой. До сих пор диву даюсь, что актеры, которых я боготворил когда-то, – основные герои моих спектаклей. Это такое чудо, что большего в жизни я и не жду!..

Потом я увидел фильм и постоянно его с тех пор пересматриваю. Поражаюсь каждый раз, как в условиях существовавшей тогда цензуры он сумел снять каноническую картину! В Америке, где я часто бываю, все киногурманы смотрят Тарковского и больше всего именно «Рублева», причем воспринимают его именно как религиозный философский фильм. И знаете, что для меня ужасно? Сегодня он не смог бы найти таких людей для своей картины. Смотрите, как изменились актерские лица! Сейчас в глазах у актеров совершенно другой – зеленый – блеск. Мало осталось актеров, которые могут не думать о хлебе насущном. А тогда, при всем том, что все мы жили бедно, могли… И вот Тарковский делал в своих фильмах то, что для меня в искусстве очень важно: выстраивал временную вертикаль, связывал прошлое с будущим, строил БЕСКОНЕЧНОСТЬ.

Этого на самом деле почти никто не может, это ведь значит в какой-то момент заглянуть туда… Тарковский мог. Может быть, отсюда его такой ранний уход. И всех, кто был таким. Вы посмотрите: Солоницын, Дворжецкий, Гринько, Кайдановский… Вы помните, какие у них всех были лица, не отсюда?..

Талызина

Валентина Талызина – «миллионерша», которую любят «батра́чки», т. е. простые женщины…

Я бесконечно люблю Валю Талызину. У нее необыкновенное женское чутье, и она хорошо разбирается в психологии. Мне всегда хотелось найти для нее неожиданный материал, и я подкинул Валентине Илларионовне пьесу Теннесси Уильямса «Внезапно прошлым летом». Ей безумно понравилось, что она будет играть миллионершу. Сама купила себе песцов: поехала в заказник, отобрала, только что лично их не подстрелила – приготовилась. А пьеса начинается с того, что погиб сын этой женщины. И как всегда у Теннесси Уильямса, мы понимаем, что герой был ненормальной сексуальной ориентации.

Вдруг вызывает меня дирекция и предлагает другую актрису. Все знают, что однокурсником Валентины Илларионовны по ГИТИСу был Роман Виктюк. И я, оперируя этим козырем, заявляю: «Нет-нет, играет Талызина. Только эта народная артистка нашего театра что-то понимает в нетрадиционной сексуальной ориентации». Тут директор упал со стула от смеха: «Делайте что хотите…»

Подумать только, уже больше 60 лет она в театре Моссовета! Пришла сюда девочкой, окончив ГИТИС. Кстати, актрисой сибирячка Талызина могла и не стать. В родном Омске она сначала пошла учиться в сельхозинститут, на экономиста. Проучившись два года, поняла, что занятия в драматической студии при институте ей интереснее, чем лекции по экономике, и поехала в Москву. Когда Талызина появилась в театре, здесь работали Фаина Раневская, Ростислав Плятт, Вера Марецкая, Серафима Бирман, Валентина Серова… А руководил театром блестящий Юрий Завадский. Любимым же режиссером и другом молодой актрисы стала Ирина Анисимова-Вульф, дочь лучшей подруги Раневской. Она дала Талызиной первую большую роль – красавицы Зинаиды в «Дядюшкином сне» по Достоевскому. Мать Зинаиды играла сама Раневская, и отношения с ней поначалу складывались непросто.

Однажды Валентина приболела, и мама ей посоветовала народное средство от простуды – чеснок. Пропускать репетиции Талызина не хотела и, съев котлеты, в которые заботливая мама подмешала «лекарство», отправилась в театр. Во время одной из мизансцен, когда дочь падает перед матерью на колени, Раневская учуяла острый запах чеснока от партнерши, прервала репетицию: «Это что такое?!» Далее последовали обидные слова, на которые Фаина Георгиевна была щедра.

После конфликта молодая актриса совсем пала духом и призналась Анисимовой-Вульф, что не справляется с ролью. Ирина Сергеевна начала репетировать с Талызиной отдельно, и в результате все получилось. Этот спектакль был очень популярен. Когда моссоветовцы приехали с ним в Париж, Талызину в газетах называли настоящей русской красавицей. Сама Эльза Триоле, известная писательница, сестра Лили Брик, пришла за кулисы, чтобы познакомиться с Валентиной. Наладились отношения и с Раневской. А с Анисимовой-Вульф Валентина Илларионовна дружила до ее последних дней…

Несмотря на предупреждения администрации о сложном характере актрисы, мы с Валентиной Илларионовной довольно быстро нашли контакт. Она с легкостью поддерживала самые безумные мои идеи. Например, в пьесе Теннесси Уильямса есть ремарка, что у героини постоянно кружится голова, она часто падает в обморок. Я говорю: «Давайте так: начинаете монолог, я сделаю руками так – “Бац!” – и вы падаете. И лежите, пока зритель не начнет шевелиться, кашлять, нервничать: почему лежит народная артистка?» Она была в восторге! С тех пор в разных местах во время спектакля, как только она слышала мое «Бац!», – падала. Причем делала это очень плавно, знаете, вдруг как-то так оседает – брык! – и уже на полу. Зрители верили, нервничали, начинали звать администратора. А когда она вставала, устраивали ей овацию. И еще, конечно, тогда я оценил знаменитый голос Талызиной. Она владеет огромным богатством интонаций – от нежной, легкой, сексуальной до какого-то невероятного металла… Не то что люди – животные заслушиваются. В театре жили две большие крысы, которых никто не мог поймать. Но когда на сцене играла Талызина, они неизменно выползали за кулисы и слушали. Видимо, что-то их привлекало в вибрациях ее голоса… Крыс мы прозвали Мишка и Машка. После спектакля я смешил Талызину: «Ну вот, Валь, сегодня играли хорошо, потому что опять вылезли Мишка с Машкой, слушали ваш монолог…»

Я, естественно, знал, что за ее плечами огромный киноопыт. Валентина Илларионовна понимала: будешь сниматься – на тебя и в театр зритель пойдет. Она из тех актрис, кто очень любит кино и ни от каких съемок не отказывается. И, конечно, ее виртуозное владение голосом всегда привлекало режиссеров дубляжа и тех, кто хотел, по тем или иным причинам, переозвучить героинь в своих картинах. Голосом Талызиной говорят актрисы в культовых советских фильмах «Долгая дорога в дюнах», «ТАСС уполномочен заявить», «Ирония судьбы, или С легким паром!». История последнего фильма для Талызиной болезненная. Она очень обижается, когда, допустим, на фестивалях не объявляют, что Брыльску озвучила она. А все потому, что у Валентины Илларионовны есть все основания считать, что она спасла этот фильм.

Дело в том, что, когда Рязанов представил первую версию картины, художественный совет вовсе не увидел в ней хит. Более того, встал вопрос о том, что в фильме нужно что-то радикально менять. В первую очередь потребовали переозвучить Брыльску, говорящую с польским акцентом. Все сходились во мнении, что ее резковатые интонации портят картину. Рязанов стал искать, кто может это сделать, перебрал много актрис, работающих на озвучке. Талызину ему рекомендовала ассистент по актерам. Рязанов Валю прекрасно знал – она у него играла в фильмах «Зигзаг удачи» и «Старики-разбойники», да и в «Иронии…» прекрасно исполнила роль подруги Нади. Но озвучивать главную героиню?! «Почему Талызина? У Вали же совершенно другой типаж», – недоумевал он. Тогда рядом с Рязановым всегда была его верная супруга, Нина Скуйбина. Она также настаивала на том, чтобы Эльдар Александрович попробовал Талызину. Валентина Илларионовна мне рассказывала, что, когда она встала к пульту, Скуйбина сказала: «Валя, нужно спасти фильм!» И Талызина это сделала, выжав из своего чудного голоса все что возможно. Она, ни много ни мало, сыграла роль заново. Потому что, если вы выключите звук в «Иронии судьбы…», вся эта мягкость Наденьки, женственность ее уйдут…

Более того, Алла Пугачева, исполнявшая песни, потом их тоже перезаписала, сделав голос более мягким, проникновенным, «под Талызину». И вот после такого труда Брыльска получает за картину Государственную премию СССР, а о том, кто ее озвучивал, как-то забывают. Обида осталась на всю жизнь…

Но, конечно, не на Рязанова. С ним Валентина Илларионовна прекрасно работала и позже. Хотя Рязанов был режиссером достаточно жестким в работе. Он, например, сказал Вале: «Теперь тебе будут давать роли только некрасивых героинь». И Талызина поняла, что́ он имел в виду, и смогла оценить его откровенность. Она рассказывала, что Эльдар Александрович грудью вставал за своих актеров, если им что-то было нужно. Например, он узнал, что у Талызиной очень маленькая ставка. Произошло это на второй их картине, «Старики-разбойники».

Рязанов позвал Юрия Никулина, и они с Талызиной пошли в актерский отдел «Мосфильма». Рязанов продумал мизансцену: «Заходим в кабинет втроем, Валя стоит посередине, мы с тобой, Юра, по бокам падаем на колени!» Так и сделали. Но начальник в этот момент с кем-то разговаривал по телефону. Никулин с Рязановым перемигнулись: «Не уходим, стоим!» В результате чиновник повесил трубку и сказал: «Я все понял! Идите».

Сама Валентина Илларионовна никогда за себя нигде не просила. Леонид Непомнящий, ее муж, художник по профессии, неплохо зарабатывал. Она безумно любила его, вместе они прожили 12 лет, растили дочь Ксюшу. Хотя сказать, что их семейная жизнь была счастливой, нельзя. Муж выпивал, и Талызина это не скрывает. Много лет она его тянула как могла (Талызина и Непомнящий развелись, он снова женился и уехал со своей новой женой в Мексику. Там он добился успеха как художник. А несколько лет назад вернулся в Москву). После развода Валентине Илларионовне пришлось одной растить дочь, заботиться о маме. Ксюша стала замечательной актрисой, сейчас работает в Театре Российской армии. Они с мамой иногда очень бурно выясняют отношения, у них бывали периоды непонимания, но сейчас такая любовь!.. На самом деле Валентина Илларионовна всегда ей очень помогала и в жизни, и в профессии. И, что невероятно ценно для Ксении как для актрисы, мама всегда говорит ей правду. Когда дочь звонит ей после своей премьеры, Валентина Илларионовна спрашивает напрямую: «Ты хочешь похвалу услышать или правду?»

О сложном характере Талызиной в театре ходят легенды. Что я могу сказать? Это так, человек она прямой, неуживчивый. Помню скандал, когда она поссорилась с актрисой Ольгой Кабо и ушла из спектакля «Мораль пани Дульской». Талызину в этой постановке заменили. Когда я спросил Валентину Илларионовну, неужели невозможно было договориться, она ответила: «Нет, не могу – с Кабо договориться невозможно. Жуть состоит в том, что Оля переставляет реплики. Я не могу каждый раз судорожно перебирать в памяти весь текст, чтобы понять, откуда этот кусок. Мне мое здоровье дороже». Талызина вообще человек поступка, очень не любит лишней болтовни. Она может тебя прервать на полуслове: «Это все ерунда, бла-бла-бла. Ты мне скажи, что по делу-то надо?» Поэтому Валентина Илларионовна сразу останавливает людей, которые легко раздают обещания, – она ненавидит пустые слова. И если принимает какое-то решение, например помочь человеку, Талызина так и сделает. А когда кого-то невзлюбила, уже ни за что даже не подойдет к этому человеку.

Валентина Илларионовна из тех людей, кто никого особо внутрь к себе не допускает. Я даже скажу больше: как-то она призналась, что всех подруг «ликвидировала». Кстати, это выражение потом использовал Рязанов – помните, героиня Фрейндлих в «Служебном романе» говорит эту фразу. И у Валентины Илларионовны действительно немного подруг, насколько я знаю. Мне даже иногда кажется, что она больше доверяет животным. Есть у нее страсть – коты. Она подбирала животных с улицы, постоянно выхаживала каких-то брошенных котят. Ее партнер по спектаклям Борис Щербаков все время подшучивал над Талызиной из-за такого количества кошек, но потом понял, что это ее отдушина и она с ними успокаивается. Как недавно выяснили ученые, коты ведь даже более преданные, чем собаки.

Если же говорить о дружбе с людьми, Талызина предпочитает дружить с мужчинами. Она всегда умела находить баланс с партнерами, умела поставить себя так, что никаких романов не было. Когда мы с ней делали второй совместный спектакль, «Двое с большой дороги» по пьесе Виктора Мережко, она сама себе выбрала партнера – мхатовского актера, красавца Борю Щербакова. Я говорю: «Знаете, вы хорошая пара, но у вас довольно большая разница в возрасте». Она мне отвечает: «Андрюша, вы из зала этого не заметите». И действительно, она так хорошо выглядит для своих лет, а главное, они так играют, что никому и в голову не приходит вспоминать, сколько кому лет в этой паре. К тому же Валентина Илларионовна ведет здоровый образ жизни, внимательно следит за своим питанием, не признает никакого фастфуда. И поэтому на свои годы она никогда не выглядела.

С гастролей Талызина всегда едет с огромным количеством сумок, потому что закупается на рынках местными продуктами. Везет какие-то сезонные фрукты, овощи, покупает рыбу, соленья. У нее даже в райдере раньше было написано: «посещение рынка». Талызину везде узнают, что-то дарят, но это не важно – она и сама много покупает и везет в Москву. Я иногда подшучивал над ней, говорил: «Валентина Илларионовна, вы как гоголевская Коробочка». На самом деле эта бытовая предприимчивость делает ее бесценным человеком в команде. У нее также есть предпринимательская хватка в сочетании с полным отсутствием хитрости, которую многие считают важным качеством для бизнесмена. Спектакль «Двое с большой дороги» мы готовили в сложное время, денег на него найти было нереально, и Талызина со Щербаковым вложили свои. Мы договорились по-джентльменски, что спектакль я с ними репетирую бесплатно. Дальше они поехали по гастролям, пошла прибыль, и мне начали честно выплачивать гонорар. Это было благородно.

Кстати, когда мы с этим спектаклем гастролировали в Америке, был один смешной случай. В одном из городов Валентине Илларионовне приглянулась антикварная лампа. Достаточно большая. Пришло время возвращаться домой. Валентина несла основание лампы, а Боря надел себе на голову абажур. В самолет они так и зашли. Я говорю: «Боже мой, Валя, зачем вам эта огромная лампа?» – «Тише, тише, главное, не говори никому, что она антикварная. А то еще на таможне завернут». Да, Талызина – борец, для нее нет безвыходных ситуаций. И это держало ее на плаву в самые сложные времена. Однажды за границей мы играли «Двоих с большой дороги» в синагоге. Ну вот почему-то местные организаторы дали такую сцену. И у радиста не сработала фонограмма выстрела. Представляете, Валя держит пистолет, стреляет в Борю, а звука нет! Я сижу в первом ряду, единственный из зала понимаю, что происходит. И тут Талызина так вполоборота ко мне мигает на бабушку, которая рядом сидит. А у этой еврейской бабушки в руках довольно большой зонт. Я его выхватываю и – бах по плиточному полу! Валя «стреляет», Боря падает… И никто даже не заметил, как я этот выстрел сделал. Кроме бабушки. Она боялась, что я не верну ей этот зонтик.

Еще одно свойство Валентины Илларионовны стало редкостью в современном мире. Она неравнодушна, всегда чувствует свою ответственность – за партнеров, за театр. Помню, в каком-то американском городе Боря Щербаков закрылся изнутри в номере и заснул. И никому не открывал. Так она весь отель на уши поставила, полиция взламывала дверь, потому что Валентина решила: не дай бог Боре плохо, а мы бездействуем. И была права – ведь сколько таких историй мы знаем, когда человеку вовремя не помогли…

Почему же есть коллеги, которые не то что не любят, а побаиваются Талызину? Я скажу так: Раневскую при жизни тоже мало кто любил, ее боялись, никто не хотел попасть ей на язык. Талызина тоже шутит точно, остро. Она и про себя может сказать: «У меня походка уточкой», и других не пожалеет. Был свидетелем, как один известный режиссер спрашивает ее после прогона: «Ну как?» – а она отвечает: «Ну как, как… Провалился ты, и все». Или одному актеру на репетиции говорит: «Зачем ты ходишь такими мелкими шагами? Эта походка делает тебя убогим». Такого рода замечания кого-то могут задеть, обидеть. Только умный человек в состоянии оценить эту прямоту и использовать себе на пользу.

Зная о наших хороших отношениях, в дирекции театра меня не раз просили «урезонить» Талызину. «Ну, вы скажите ей, скажите, ну как так можно себя вести?» Я отвечал: «Вы знаете, перевоспитывать в таком возрасте уже сложившуюся, яркую актрису ни к чему. Зачем? Это ее индивидуальность. Это те пригорки, ручейки, которые составляют суть человека». Мне говорят: «Андрей, ну что она такое несет в интервью? К чему эти откровения? Могут подумать, что у нас в театре не все благополучно». Я отвечаю: «Все это не со зла, просто у нее душа болит за театр. Поэтому она говорит правду». Талызина неравнодушный человек, в отличие от многих. Она здесь жизнь прожила. И я считаю, что долгов у театра перед Валей больше, чем у нее перед театром.