Kitabı oku: «Грядущее вчера», sayfa 2

Безвыходность.

***

– Тильда Стандэн – криворукая задница! – кричала десятилетняя я, смотря на собирающую отцовский портсигар сестру, – папа тебе за это запретит сидеть вечером с нами, ха! – видя испуг в её глазах, – останешься без ужина и умрёшь ночью от голода!

Семилетняя Тиль утирала пальцами влагу с глаз, оставляла на сигарах темные пятна, отряхивала их от каминной пыли и сажи, а после складывала в металлический короб.

Я ненавидела её всем сердцем. Мама в порыве злости как-то выкрикнула, что его у меня вовсе нет, раз я могу быть настолько злой к сестре. А Тильда была доброй, она часто ябедничала, но только если я дразнила её, забирала или ломала вещи, или запирала её кукол в клетке попугая в своей комнате.

– Ты пойдёшь со мной на площадку? Ты обещала маме, – она неуверенно подняла на меня глаза.

Я запомнила именно этот взгляд: молящий, заслонённый слезами почти на треть и полный осознания того, что умолять меня бесполезно. А ещё чувство внутри меня – упоение своей властью, едкая мерзкая чернота, злорадство, грубость, ненависть, осознание собственной безнаказанности.

– Я что, каждый день должна тебя выгуливать? – я усмехнулась, – как собаку? – подалась вперёд с насмешкой, – иди играй с другими плаксивыми детишками!

Она низко опустила голову, едва касаясь подбородком собственной груди.

Я даже представить боялась насколько больно и тошно ей было в такие мгновения. Вся её жизнь была адом, в котором главными демонами, как бы это ни было странно, были её сестра и отец.

Все началось в тот год, когда мне исполнилось три. Я мало что помнила, кроме одного беспокойного дня, когда мама плакала больше всего. Она делала это раньше, но что может понять настолько невеликий ребенок, уже тогда осознающий, что она слаба? Я презирала её за это до поздней юности. Жалела почти всегда, но не могла понять, почему она не делает даже вздоха без чьей-либо помощи.

Отец же был воплощением силы. Весёлый, большой, разрешающий мне всё на свете. Вероятно, любящий только меня. Я хотела быть похожей на него.

Особенно в тот день. Он приносит домой завёрнутую в мерзкий розовый комбинезон дочь, прямо говорит маме о любовнице, оставляет ребенка на кресле у камина и идёт в свой кабинет – его ждала работа.

Она не сказала ему и слова. Лишь поплакала в коридоре, пока я разглядывала нового члена семьи, ревущего до красноты, затем долго не решалась приблизиться, а после… выбросила меня как что-то ненужное, заменив на вечно ноющую Тильду. Мама дала ей другое имя – не стала оставлять пресловутое «Дарья», данное, как выразился отец, «безродной идиоткой, посмевшей подкинуть ему девчонку».

Но моё отношение к сестре было спровоцировано совсем не этим. Как же пела моя душа, когда папа раз за разом прогонял подросшую Тиль из своего кабинета, в который пускал только меня. Только я была «Дочь», только я могла попросить что угодно, только я не наказывалась за проделки.

Её же он не принимал и обращался к ней лишь при необходимости. Я относилась к ней ровно так же, как делал это он. Холодно, лишь изредка поддевая или давя.

Моя мать приняла Тильду, поставив её на моё место, в то время как наш общий папа был к ней равнодушен. Мне даже не нужно было делать выбор в пользу любимого родителя.

– У меня нет друзей, – прошептала срывающимся голосом она, – никто не хочет играть со мной.

Я упала в широкое кожаное кресло и пожала плечами, уткнув нос в телефон.

– Видишь? – не отрываясь от очередной завлекательной игрушки, – если никто не хочет с тобой дружить, то почему должна я?

– Но ты обещала, – она, наконец, захлопнула короб из-под сигар и понесла его к каминной полке.

Слишком высокой для её роста – нужно было встать на носочки, чтобы подтолкнуть краем пальцев.

– Что ты делаешь?! – в проёме застыл готовый разразиться громом папа, – не трогай здесь ничего! Кто тебе разрешил?!

Я села с улыбкой, готовая внимать её оправданиям. Но в последний момент:

– Это я уронила их, папа, – отложила телефон на подлокотник, – прости. Мне захотелось рассмотреть эмблему, а Тильда помогла мне собрать.

Я смотрела в теплеющие отцовские глаза и виновато улыбалась. Он направился ко мне, сел на широкий холодный от кожаной обивки диван и забросил ногу на ногу.

– Ничего страшного, Фейри, – он называл меня так обычно, – я не злюсь на тебя, – не смотря на то, как младшая дочь пытается сунуть сигары на полку, – через неделю я отправляюсь во Францию.

Я нахмурилась. Он продолжил:

– У меня дела в Ницце, но в этот раз я планирую остановиться у своего друга, поэтому, как и обещал, возьму тебя с собой.

Я рывком вскочила на кресло ногами, сандалии скрипнули по обивке, а я сама упала на широкий подлокотник, обняв отца.

– А… а я? – всё ещё держала тонкими пальчиками короб Тиль, – могу я тоже поехать?

Обычно она старалась на него не смотреть, но только не сейчас: её взгляд буквально горел надеждой. И как же было привычно видеть то, как она угасает.

– Ты останешься с Клаудией, – только и сказал отец.

Ему будто было всё равно. А ещё он никогда не называл маму не по имени. Даже когда говорил о ней мне.

– Ницца, – болтнула ногами я, – ты часто там бывал?

Он взглянул на часы, поджал губы и ответил:

– Достаточно часто, – его ладонь скользнула по моей макушке, – мне пора уезжать, Фейри. Обсудим это за ужином.

Я пожала плечами.

– Как скажешь, – вернулась к телефону я.

Через минуту его автомобиль вынырнул из-под автоматических ворот и рванул мимо декоративного заборчика, у которого целый день крутился садовник.

– Ты не сказала, что я всё рассыпала, – всё так же понуро стояла сестра.

Я подняла на неё взгляд.

– Ты скажешь маме, что сама не хотела гулять сегодня, – поставила её в безвыходное положение.

Такими как она и мама было легко манипулировать. Я научилась этому у отца.

***

Город. Либэн. И я – одна из миллиарда точек его существ. Крохотная звезда его вселенной.

На мне юбка-миди, туфли на среднем каблуке и строгая блузка с округлым вырезом под горло. Зачем было это перечислять? Я стою у обвалившейся стеклом витрины какого-то магазина, прижимая пальцы к острому осколку, оставшемуся в пазах резиновой прокладки.

Шаг назад. Взрыв!

Сперва волосы и юбку рвануло ветром вперед, и только после до ушей донёсся грохот вперемешку со звоном.

Пыльная завеса осела на испещрённый трещинками асфальт только тогда, когда я пробралась к эпицентру удара – казалось, что туда упала как минимум бомба, как максимум ракета. Камни и крошево не мешали пробираться даже в такой обуви и одежде, тормозило меня лишь осознание собственной неподходящести.

Я подошла к котловану глубиной в метр, и меня заставил очнуться ударивший по ушам гул сирен. Такие обычно включало городское управление при опасности. Воздушная тревога? Или не совсем?

– М-мы не хотим проблем! – донеслось до меня сбоку.

Парень. Лет двадцати пяти, темноволосый и с ясным, пусть и бегающим, взглядом. А ещё со стареньким замотанным синей изолентой ружьём. Изолента. Да, самое стойкое решение всех проблем. Была бы я той, кто всё за себя решает, то обмоталась бы ею с ног до головы.

Бредятина.

– Я пойду с вами, – вышло слишком уверенно.

Будь на его месте кто постарше, меня бы уже застрелили.

– С нами? – изумился он, – п-перебежать хочешь?

Я кивнула, соображая о том, что везде будет лучше, чем там, где меня желают соединить с другими частями сознания.

– Да, – направилась к нему, – куда идти?

Он указал мне за спину, затем неуверенно опустил своё оружие и направился туда сам.

– Давай быстрее, – сперва ускорил шаг, а затем побежал он, – нам нужно успеть за основной группой. Так что… – он замялся, – разуйся что ли…

Я хмыкнула.

– Ты, видимо, очень плохо знаешь женщин, раз сомневаешься в моей способности бежать на каблуках, – рассмеялась, а после рванула за ним.

Через несколько минут он успел запыхаться, а я мельком оглядеть город. Ничего особенного: монументальная современность, модерн по большей части, а ещё стойкое ощущение холодной прямолинейности.

– Я… я нигде не мог тебя видеть до этого? – забежал в переулок он, – лицо знакомое.

Я последовала за ним.

– Понятия не имею, – оперлась о стену, – мы же должны бежать быстрее?

Он кивнул.

– Это место встречи, – пояснил он, – скоро… – примерился к часам, – через минуту будут, – кивнул, – если их, конечно, не поймали.

Я кивнула, подобралась ближе и села на корточки, надоев самой себе стоять.

– Куда мы отправимся позже? – поинтересовалась у него.

Он упал прямо на землю. Где-то я уже видела это.

– В нашу деревню, там безопасно, – парень начал внимательно меня осматривать, – почему ты решила перейти к нам? Таких как ты немного.

Я пожала плечами.

– Мне здесь не место, – ответила, – я, если честно, мало что помню и совсем не знаю, что здесь происходит.

Он удивился:

– Ты сбежала из местной больницы?! – вскочил на ноги, – то… то есть, смотри! Блин, как же это проще? Ты помнишь же, что Либэн – это город, в котором живут ньянговцы?

Пришлось мотнуть головой, хотя он на меня внимания почти не обращал.

– Хотя, это мы их так называем, – продолжил, – мы – это те, кто отказался от их бессмертия в колбе, – он усмехнулся, – и этого не помнишь? Ладно, – сдался, – я не знаю, когда это произошло, но очень-очень давно ученые создали вакцину бессмертия. И её мог вколоть каждый – их раздавали бесплатно. После пошли все эти протесты, потому что эта гадость принесла с собой кучу проблем, и образовалась наша деревня. Хотя… думаю, что таких деревень, как и городов много – они же на вертолетах куда-то летают, – он выругался, – нам не нужно быть бессмертными, иначе люди перестают быть людьми. Сидят в своих городах, истребляют всех несогласных и считают нас отбросами. Они перестали развиваться, только и делают, что жрут и пьют в своё удовольствие, а мы…

Молчание затянулось. Потому я продолжила его сама:

– А я… ты начал говорить что-то про меня и клинику?

Он скривился.

– Говоришь так же «изысканно», как они, – он опомнился, – но ничего, несколько месяцев и будешь как мы, – он по-доброму улыбнулся, – а насчёт больницы, то они могли только недавно вколоть тебе эту гадость, поэтому ты можешь ничего не помнить, – он рассмеялся, – если только ты не робот!

Мои щёки стянуло вниз.

– Эй! – встряхнул за плечи меня он, – ты не пугайся так! Роботов же легко отличить! Я тебе точно говорю, – заверил он, – и ты совсем не похожа на робота! У тебя вон… – он засмущался, – рука мягкая, теплая, а ещё не похожа на резину.

Шумный выдох я удержала в груди, однако кивнула ему быстрее, чем нужно было. Не спроста же Белые перчатки говорил о сканировании. Это ещё тогда прозвучало странно.

– Ладно, – кивнула, – да, ты прав. Я, очевидно, только недавно приняла эту вакцину. Иначе и быть не может! Поэтому и память возвращается, но медленно. Угу. Да.

– Не робей! – положил руку мне на плечо он, – главное, что ты теперь на правильной стороне. Мы тебя спасём, а потом ты сама поймёшь, как тебе повезло!

Я смогла лишь выдавить улыбку.

– Ты прав, – согласилась, – но зачем вы тогда ходите в Либэн?

Он замялся.

– У… у нас с едой и вообще… со всеми припасами туго, вот мы и…

Воруете. А жители города стреляют по вам и убивают. Разве можно за обычное воровство наказывать так?

– Это кошмар, – буркнула, качая головой из стороны в сторону.

Парень поник.

– Всё не так плохо, – встрепенулся он, – вернее, мы не плохие! Мы бывает оставляем что-то взамен! Но только… иногда.

Хотелось зажмурить глаза.

– Ты сказал, что он придут через минуту, – напомнила ему, осознавая, что всё совсем не так хорошо, – но прошло уже несколько!

Его глаза широко распахнулись, а руки задрожали.

– Ещё несколько минут, – втолковывал сам себе он, – нужно подождать.

– Мы сможем выбраться без них? – спросила прямо.

Парень кивнул.

– Да, конечно, – натянутая веселость, – меня, кстати, Лой зовут. А ты?

Светлые глаза обратились в мою сторону. Не кроваво-коричневые, а… зачем я сейчас про них вспомнила?

– Ауфер, – выдохнула, – меня зовут Ауфэр Стандэн.

Его лицо стянулось вниз, как бы говоря, что он не впечатлен, и тем более не обрадован.

– Вот, где я тебя видел, – шумно сглотнул он.

Я нахмурила брови.

– Где?

Печальной ухмылки я от него не ожидала.

– Везде, – взгляд поверх моей головы и резкие неаккуратные движения: рука в карман, нож, острие в моё горло.

Я обомлела.

– Навредишь ей, и я лично вырву твоё сердце, – леденящий тело голос за спиной.

Не знаю почему, но человеку с холодным оружием у моей сонной артерии я доверяла больше.

– Я тоже хочу уйти, – шепнула ему.

Он прижал нагретое теплом кармана лезвие ближе. Все равно немного прохладное.

– Я отпущу её невредимой, если дадите мне выйти из города! – объявил Лой.

Я мотнула головой. Неужели он оставит меня здесь? С ним?

– Ты идиот, – только и сказал Белые перчатки.

Выстрел!

Я зажмурилась. Лицо было мокрым от крови только что застреленного человека передо мной.

А чудовище с кровавыми глазами не побоялся попасть в меня.

– А если бы я… – не открывая глаз.

Шаги за спиной.

– Я не промахиваюсь, Рэффи, – помог, а вернее поднял меня сам мужчина.

Вновь подобное прошлому одеяние. Перчатки в этот раз были грязными от пыли.

– А ещё быстро учусь и, – усмешка, – умею вешать маячки.

Я встретилась с ним глазами. Он держал меня за запястье.

– Планируешь сопротивляться? – спокойный тон.

Я стёрла с ресниц кровь. Какой ужас!

– Если да, то застрелишь меня? – хотела добавить «как и его», но по ощущениям меня должно было вывернуть с минуту на минуту.

Он замер на секунду, вглядываясь в моё лицо, а после ответил:

– Нет, Рэффи, – потянул меня из переулка, – чёрт тебя дёргает за язык спрашивать меня такое!

– М-маячок был на мне? – спросила, шагая вслед за ним и разглядывая спокойно спешащих по улице людей, – я была… приманкой?

Мужчина усмехнулся.

– Конечно нет, – дернул головой он, – а маячок нужен был только для того, чтобы найти тебя быстрее обычного. И смог это сделать не только я, – он вытянул меня, заставив идти рядом с собой, а не позади, – должен быть какой-то триггер появления твоего сбоя, – он положил мою руку себе на локоть, – это может быть встреча с этими проклятыми мятежниками, – усмешка, – но почему? – он внимательно оглядел цепочку людей в чёрном, разместившихся у оградительной ленты вокруг этого места, – Ханс, что насчёт остальных?

– Трое ушли, – отчитался мужчина, к которому обращались, – жаль, что вы теперь не в строю, госпожа Ньянг.

Обращался он ко мне. Я не нашла, что ответить.

– Ты их выслеживала до того дня, когда я запретил, – пояснил для меня Белые перчатки, – я не разрешаю тебе приближаться к ним. Надеюсь ты запомнишь, Ауфэр, – внимательный взгляд, – сообщи это всем своим ответвлениям сознания, – он улыбнулся.

Я боязливо кивнула. Он тяжело вздохнул и закатил глаза.

– Это всего лишь шутка, Рэффи, – направился вверх по дороге он.

Что странно – автомобилей здесь не было. Ни одного.

– Куда мы идём? – решила спросить.

– Сканировать твоё сознание, пока ты находишься в этом состоянии, – он повернул меня вправо, – у меня не остается адекватных догадок, а ты удивляешь всё сильнее. Как, говоришь, тебя зовут? Твоя фамилия. Я же не ослышался.

Хмурость наплыла на моё лицо сама.

– Стандэн, – повторила, запутавшись совершенно.

Он поджал губы, но остался довольным. Каким-то воодушевлённым.

– Ты не могла этого знать, – усмехнулся он, – видишь ли, ты каждый раз даёшь мне небывалую надежду и низвергаешь так глубоко под землю, что я должен был уже вариться в магме.

Легче мне не стало.

– Я хочу существовать отдельно от того сознания, – сообщила ему.

Он медленно кивнул.

– Либо ты останешься, либо вы вместе – другого не дано, – был категоричен мужчина.

Я забрала свою руку и остановилась.

– Т-тогда выключи меня, – попросила, – я не хочу знать, что меня отключат… вернее, втолкнут в другое сознание.

Он легко приподнял бровь.

– Отключат? – повторил он, – звучит забавно, – хмык, – но несколько далеко от истины, – он вновь взял мою ладонь, – я усыплю тебя перед тем, как объединять.

Верить ему или нет, выбора у меня не было. Ступени, казалось бы, самого высокого здания в этом городе. Может так и было? Не зря же те люди называют всех городских и… долгоживущих «ньянговцами». Образовалось это от его фамилии. Я запомнила.

– Ты ощущаешь себя полностью властной над этим телом? – спросил мужчина.

– Я…

Взрыв!

Я успела лишь прижать голову к коленям, чтобы хоть как-то защитить её от удара. Боль обожгла спину огнем. Я закричала, не в силах терпеть.

– Господин Ньянг! – крик сквозь кучу бессвязных воплей.

Странно, что на меня в это время никто не смотрел. Я чувствовала, как моё собственное сознание ускользает в темноту.