Kitabı oku: «Русский мир. Часть 1», sayfa 10

И русские правители, хорошо сознавая свою особую роль в жизни государства, вели себя просто и, как сейчас сказали бы, демократично. Итальянец Павел Йовий писал о том, что «государь имеет обыкновение с замечательной пышностью и особенным радушием, нисколько, впрочем, не вредящим его царственному величию, пировать принародно с вельможами и послами… Ни при себе, ни в других местах он не содержит в качестве телохранителей отрядов преторианских воинов, его окружает только его собственная челядь»¹⁰⁸. Сам Павел в России не был, но широко пользовался информацией как других путешественников, так и русских, посетивших Италию. Так что его мнение если и не всегда отражает реальную действительность, зато хорошо передает расхожие мнения.

Почитание правителя и особое народное доверие, скорее, только повышали и требования, предъявляемые к нему. Это отразилось и в упомянутых выше «непригожих речах». Так, калужский стрелец Паршка Семенов в мае 1626 г. обвинялся в том, что он «говорил про государя, что государь женился дважды, а им, стрельцам, своево государева жалованья дать не велел…»¹⁰⁹ В повторной женитьбе Михаила Федоровича ничего предосудительного не было, его первая жена умерла бездетной, но царю в народном сознании предъявлялись более жесткие, чем к обычным людям, моральные требования. Князь Курбский, анализируя каким образом «добрый род русских князей» произвел Ивана Грозного, видит причину в том, что Василий III родил его во втором браке, так «через попрание закона и похоть родилась жестокость»¹¹⁰.

Наконец, ощущение близости к государю, родства с ним, осознание той огромной роли, которую он играет в жизни страны, побуждало всех мыслящих людей самых разных эпох обращаться к нему с советами и своего рода поучениями. Это еще раз подчеркивает то человеческое начало, которое видели в нем.

Один из самых загадочных авторов древнерусской литературы – Даниил Заточник. Созданные им «Слово» и «Моление» Даниила Заточника относят к XII–XIII вв. В исторических источниках отсутствуют какие-либо сведения о его жизни, неизвестно, когда он родился и умер, кем он был, каким образом получил блестящее, судя по его произведениям, образование. Это дало повод некоторым исследователям предположить, что Даниил вообще персонаж вымышленный. Другие, наоборот, считают его автором чуть ли не всех главных древнерусских литературных произведений, включая знаменитое «Слово о полку Игореве». Как бы там ни было, произведения существуют и представляют собой ярчайший источник по истории Древней Руси, раскрывающий внутренний мир русского человека той поры. Даниил Заточник обращается вначале к князю с хвалебной речью: «Голос твой сладок и образ твой прекрасен; мед источают уста твои, и дар твой как плод райский». После чего переходит к настойчивым советам, как правителю надо жить: «Да не будет сжата рука твоя, княже мой, господине, на подаяние бедным: ибо ни чашею моря не вычерпать, ни нашими просьбами твоего дому не истощить… Господине мой! Не лиши хлеба нищего мудрого, не вознеси до облак глупого богатого…»¹¹¹ и т. д.

Старец Филофей (начало XVI в.) заключает свое послание к великому князю Василию извинением: «…не зазри о том, благочестивый царь, что дерзнул я писать твоему величеству». Он пишет о той особой миссии, которая выпала на долю князя как подлинно православного правителя. А затем открыто учит его, как надо жить и править: «Это ж тебе написал, любя, и призывая, и моля благодатью Божьей, что переменишь ты скупость на щедрость и немилосердие на милость. Утешь плачуших и рыдающих день и ночь, избавь обиженных из рук обижающих»¹¹².

В начале XVIII в. И. Т. Посошков пишет: «Царь судия и подобен он Богу. Того бо ради и всякой вещи за имя царское от мирских нельзя быть неотменной, ибо и в суде у царя, яко у Бога, нет лица ни богату, ни убогу, ни сильну, ни маломочну, всем суд един, и то стал быть суд Божий»¹¹³. Что не мешает ему написать целую книгу о том, как надо правильно управлять государством.

Особое отношение народа к верховной власти, его любовь и доверие, почитание и уважение, а также предъявляемые высокие требования возлагали на правителей русского государства особую ответственность. И она прекрасно ими осознавалась. Владимир Мономах составил для своих наследников своего рода кодекс поведения государя. Правитель, по его мнению, не должен пренебрегать даже мелочами: «Куда бы вы ни держали путь по своим землям, не давайте отрокам причинять вред ни своим, ни чужим, ни селам, ни посевам, чтобы не стали проклинать вас. Куда же пойдете и где остановитесь, напоите и накормите нищего, более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришел, простолюдин ли, или знатный, или посол; если не можете почтить его подарком, – то пищей и питьем: ибо они, проходя, прославят человека по всем землям, или добрым, или злым. Больного навестите, покойника проводите, ибо все мы смертны. Не пропустите человека, не поприветствовав его, и доброе слово ему молвите»¹¹⁴.

Что-то очень личное в отношении к своему народу и государству ощущается в предсмертных словах строгого Николая I. Его наследник Александр II передал их на следующий день после кончины отца Государственному Совету: «Покойный государь, мой незабвенный родитель, любил Россию и всю жизнь постоянно думал об одной только ее пользе. Каждое его действие, каждое его слово имело целью одно и то же – пользу России. В постоянных и ежедневных трудах его со мною он говорил мне: “Хочу передать тебе Россию устроенною, счастливою и спокойною”. Провидение судило иначе, и покойный государь в последние часы своей жизни сказал мне: “Сдаю тебе мою команду, но, к сожалению, не в таком порядке, как желал, оставляя тебе много трудов и забот”»¹¹⁵. Николай очень сильно, как личную вину, переживал неудачи русской армии в Крымской войне, он не мог не видеть и острых нерешенных проблем в русской экономике и в сфере социальных отношений. Управление сложным и обширным хозяйством, забота о народе, ведение военных действий – все это теперь падало на плечи его преемника. Умирая, он беспокоился о будущем страны, о том, справится ли его сын со своими непростыми обязанностями.

Во время проведения первой всероссийской переписи населения в 1897 г. последний российский император Николай II написал о роде своих занятий: «Хозяин земли русской». Таким образом, он вполне определенно указал на то место, которое правители занимали в России.

В этом присущем русскому менталитету идеале сильного правителя нередко видят свидетельство некоей особой рабской психологии русского человека. Найти объяснение сложившимся идеалам всегда достаточно сложно. Безусловно, речь может идти только о комплексе исторических, географических, политических и других условий. Приведем только несколько наиболее очевидных причин. Среди них размер страны: чтобы удержать ее в целости, единой, нужна сильная центральная власть, иначе – неизбежный хаос и распадение на части. Нестабильная экономика, сложности ведения хозяйства: в одних регионах засуха, в других морозы, где-то бедные почвы, где-то болота – все это приводит к зависимости регионов друг от друга. Чтобы регулировать единую экономику, перераспределять, интегрировать, вмешиваться в региональную хозяйственную политику, исходя из общих интересов, нужен сильный центр. Несовершенство русских законов и легкомысленное отношение к их соблюдению делали правителя еще и высшим судьей (отсюда и знаменитое пушкинское выражение: «Должен быть один человек, стоящий выше всего, выше даже закона»). Важную роль сыграл и религиозный фактор: освящение государственной власти церковью выводило эту власть на особую высоту. Сказывалась и присущая русской культуре патриархальность семейных отношений: один Бог на небе, один отец в семье, один государь в стране. Он может быть строгим, даже жестоким, но он всегда прав. К тому же он и кормилец, и поилец, и заступник.

Россия много веков была страной многонациональной. В этих условиях нужен был посредник, миротворец, стоящий над всеми, проводящий единую государственную политику в этом вопросе. Как упоминалось выше, будущий император Александр II в юности путешествовал по России. Он оказался первым представителем царского рода, посетившим Сибирь. Четко выполняя данные отцом инструкции, он встречался с представителями разных народов, населявших сибирские земли. В письме Николаю I он привел слова местных жителей: «Они говорят, что доселе Сибирь была особенная страна, а теперь сделалась Россиею»¹¹⁶. То есть именно правитель придавал стране единство.

Россия, находясь между Востоком и Западом, постоянно подвергалась военным нападениям. Войны много веков были неотъемлемой частью русской истории. Отсюда и идеал царя (правителя) – воин, защитник своего народа и отечества. Не случайно самыми популярными государями в народе были те, кто вели успешные войны. Даже если они и не попадали под остальные требования, которым должен соответствовать идеальный царь. Среди них – Иван Грозный, Петр I, Александр I, Александр II. Характерно, что в случае с последним б#óльшее восхищение у простого народа вызывали победа в русско-турецкой войне, его личное участие и мужество, чем отмена крепостного права.

Эти причины лишь малая часть материалистических причин, определивших сложившийся в народе идеал. Были еще и духовные, лежащие в характере и менталитете русского народа. Словом, причин можно найти много, но суть простая – ослабление центральной власти в России неизбежно приводило к развалу и хаосу.

Исходя из вышеуказанных идеалов, становятся понятны и многие «загадки» русской истории, и проблемы сегодняшнего дня. Вот, например, Иван Грозный. Для современного человека он является символом тирании и насилия. Известны казни, проводимые в его царствование, преследование несогласных, подавление непокорных. А в народных песнях и сказаниях он предстает правителем, любимым народом. Кого он преследовал? Бояр, тех, кто угнетал народ. Он укрепил государство, ознаменовал свое правление военными победами. Это и было важно для народа. Отсюда большое число разного рода песен и сказаний, прославляющих царя. Вот одно из них, довольно характерное: «Когда на Москве был царем Иван Грозный, он хотел делать все дела по закону христианскому, а бояре гнули все по-своему, перечили ему и лгали. И стала народу тягота великая, и начал он клясть царя за неправды боярские, а царь совсем и не знал о всех их утеснениях. Насмелились тогда разные ходоки, пришли в Москву и рассказали царю, как ослушаются его князи-бояре, как разоряют людей православных, а сами грабят казну многую и похваляются самого царя известь. Разозлился тогда царь на бояр и велел виноватых казнить и вешать». (Записано в 1878 г. в с. Стеньшино Липецкого уезда Тамбовской губернии.)¹¹⁷ Здесь объясняется политика Грозного, показывается, что проводимые им казни организуются ради спасения народа, по его же, народа, просьбе. Множество песен величает также военные успехи царя, в первую очередь покорение Казанского и Астраханского ханств.

Известно, что И. В. Сталин очень уважал грозного царя. В период его правления временно была пересмотрена традиционная точка зрения историков на эпоху Ивана Грозного. Последний оценивался исключительно как мудрый дальновидный политик, служивший России и своему народу. Интересно, что действительно некоторое сходство ситуаций между двумя правителями существует. Сталина тоже считали победителем в войне. Проводимые в стране репрессии с точки зрения народного восприятия также нередко оценивались как борьба с теми представителями власти, которые угнетают народ и проводят за спиной вождя несправедливую политику. Не случайно их подчеркнуто именовали «врагами народа» (а не правительства или даже отечества). В почитании Сталина нашло отражение традиционное для России восприятие сильной власти как справедливой и правильной. Кстати, первые правители советского государства хорошо понимали важность учета народной психологии. Может быть, этим частично был вызван и культ личности, исходивший из того, что в России всегда все лучше через край, лучше «пере», чем «недо».

Выборы же никогда не представляли интереса для русского человека. Начать с того, что в России не любят выбор вообще. Когда с развитием рыночных отношений в страну хлынул поток товаров, и прилавки магазинов заполнились разнообразными наименованиями, многие жаловались на то, что чувствуют себя несчастными. Зачем столько видов сыра, колбасы и зубной пасты? Как разобраться во всем этом многообразии? А не ошибся ли я в выборе? Многие даже с тоской вспоминали прежние времена, когда покупка туфель или куска хорошего мяса с трудностями, через знакомых или после огромной очереди делала человека счастливым, возрождала древнее чувство добытчика, обеспечивающего себя и семью.

Схожие чувства вызывают и политические выборы. Одно дело, когда это острая необходимость, как было во времена Смуты в 1613 г., когда была прервана законная династия и шла война. Или когда выборы – это праздник сильной власти, как было в советское время, когда они были безальтернативными и сопровождались гуляньями, праздничными мероприятиями и продажей дефицитных товаров в буфете на избирательном участке. А наблюдать за спорами и борьбой политических противников, да еще и выбирать одного из них – это в России интереса не вызывает. Да и веры в выборы очень мало: «все равно изберут, кого им надо, и без нас» – таково распространенное мнение.

Когда же еще и объявляются суммы, расходуемые на предвыборную кампанию, всеобщему недоумению нет предела. В отношении простых людей к этому вопросу не так уж много изменилось по сравнению с предшествующими эпохами. Оно сродни переживаниям старушки из гениальной поэмы А. Блока «Двенадцать» (1918):

От здания к зданию

Протянут канат.

На канате – плакат:

«Вся власть Учредительному Собранию!»

Старушка убивается – плачет,

Никак не поймет, что значит,

На что такой плакат,

Такой огромный лоскут?

Сколько бы вышло портянок для ребят,

А всякий – раздет, разут…

Вопросы истории государства российского часто малопонятны иностранцам. Во все эпохи русское правительство они оценивали чаще всего негативно. Почитание правителя всегда принималось за склонность русских к насилию над собой, сильная власть – за тиранию. В выпускаемой британцами серии «Ксенофобских путеводителей» как бы суммируется принятая на Западе точка зрения: «Русские за почти тысячу лет привыкли к плохому правлению. В своей истории они знали только одну альтернативу плохому правлению – отсутствие правительства вообще»¹¹⁸.

К историческим явлениям вообще нельзя подходить с современными идеологическими мерками, а уж к русским – в особенности. Понятия, термины, слова меняются с течением времени, в разных странах наполняются своим смыслом, а навешанные ярлыки только затемняют картину. Вот, например, Петр I – реформатор из реформаторов, практически безоговорочно любим мировыми русистами, его деятельность в России ассоциируется с понятиями «прогресс», «демократизация», «европейский уровень». Что же сделал этот реформатор и демократ: отменил совещательный орган Боярскую думу и создал вместо нее полностью подвластный ему Сенат, приказы преобразовал в коллегии, развив и расширив бюрократическую систему, отменил патриаршество, подчинив своей власти церковь и т. д. Словом, довел свою власть до абсолюта.

Единовластие и сильная власть в России никогда не означали всевластия. Пример: Генрих VIII в Англии единолично ввел новую церковь, полностью изменив духовную жизнь страны. В России же попытка реформировать существующую церковь привела в XVII в. к расколу, отзвуки которого дошли до сегодняшнего дня. Так называемые старообрядцы по сей день этих перемен не признали. Сильная центральная власть в России всегда сочеталась с самоуправлением, с разного рода демократическими структурами: Боярской думой, крестьянской общиной, земством и т. д.

Служение государю сливалось в сознании русского человека со служением государству, а любовь к правителю была одним из проявлений патриотизма. Не так давно один таксист, человек, далекий от исторических или политических изысканий, рассуждая о Николае II, последнем русском императоре, воскликнул: «Он не имел права отрекаться от престола!» Так, почти через сто лет человек, выросший в совершенно иную эпоху, крайне далекий от монархических взглядов, оценил поступок императора как предательство, несоблюдение той ответственности, которая была возложена на него судьбой, историей и Богом.

Не случайно в подготовке русской революции большую роль играло расшатывание и разрушение образа монарха: нагнеталась история с Распутиным, подчеркивалась слабость и неспособность правителя к решительным действиям, его неумение справиться с внешне и внутриполитической ситуацией. Вместе с тем важность места и роли государя в русской истории отнюдь не свидетельствует о том, что для порядка России нужна только монархия, как это иногда представляется. Речь идет только о таком правлении, которое базируется на следовании некоторым правилам, обусловленным традицией развития России. При этом сами формы правления могут быть современными и новыми.

Идеалы – вещь удивительно живучая. Совершенно иной по форме советский период сохранил многое из идеалов прошлого, с которым он так активно боролся. В частности, веру в сильного правителя. Идеология, форма правления, правитель – все изменилось, а чувства остались. И сегодня, во вновь изменившихся условиях, важно помнить эти уроки истории. Народ по-прежнему ждет своего героя. Только бескомпромиссный правитель, сильный и решительный, будет пользоваться уважением народа.

Русская интеллигенция

Особое отношение к правителю и сильной власти, сложившееся в России, привело к появлению интереснейшего феномена, который довольно условно можно назвать «русской интеллигенцией». Идиллической картины – могучий правитель и восхищенный им народ – в действительности никогда не было и быть не могло. Выше шла речь об идеалах, а не о реальной ситуации в стране. Была и другая сторона медали – отторжение всего официального, исходящего сверху, свойственное русскому характеру. Вера в «доброго» правителя часто сочеталась с недоверием к государству, которое он воплощал. Сомнение – очень русская черта, так же как и критиканство. А в России всегда было, что критиковать и в чем сомневаться.

Из этого противоречия, кстати, проистекают и особенности русского патриотизма. Часто он тихий, скрытый, как бы застенчивый. Русские чрезвычайно склонны к самокритике и самобичеванию. Но не надо забывать, что это оборотная сторона гордости и самолюбия. Так что иностранцам не стоит покупаться на заявления типа: «В этой стране жить нельзя!» Русские часто жалуются на жизнь (слава Богу, поводов хватает), но вряд ли оценят столь же критическое отношение со стороны постороннего человека.

Сильная власть, столь необходимая для поддержания порядка в огромном многонациональном государстве, рождала и протест. Наиболее полное выражение протест против государственной власти получил в деятельности русской интеллигенции. Можно сказать, что интеллигенция – явление искони присущее русскому государству, своеобразная реакция и своего рода противовес идее о сильном правителе и вере в «доброго царя». Она была особенно активна в периоды укрепления русского государства, когда у власти стоял сильный правитель.

Понятие «интеллигенция» используется в данном случае достаточно условно. В этом вопросе в науке нет терминологического единства. Споры о том, что такое интеллигенция и каково ее значение в жизни общества, не смолкают вот уже без малого 150 лет. Каковы же основные определения и концепции по данному вопросу.

Традиционно считается, что термин «интеллигенция» ввел в широкое употребление в 1870-х гг. почти забытый ныне писатель П. Д. Боборыкин. Петр Дмитриевич Боборыкин (1836–1921) прожил долгую и насыщенную событиями жизнь. Выходец из старинного дворянского рода, он считал себя представителем той самой «интеллигенции», о которой писал. В начале своих воспоминаний он обещает показать «писательский мир и все, что с ним соприкасается, и вообще жизнь русской интеллигенции, насколько я к ней приглядывался и сам разделял ее судьбы»¹¹⁹. Жизнь самого Боборыкина сложилась неплохо: он учился на трех факультетах – юридическом Казанского университета, химическом и медицинском Дерптского – и ни один не закончил. Что не помешало ему позже сдать экзамен на степень кандидата права в Петербургском университете, а в 1900 г. даже стать академиком.

Он был журналистом и сотрудничал (в числе прочих) с такими крупными журналами, как «Отечественные записки» и «Вестник Европы». В какой-то период своей жизни увлекся театром и стал театральным критиком. Много и с удовольствием жил за границей. Встречался со многими знаменитостями: А. И. Герценом, Н. П. Огаревым, И. С. Тургеневым, А. Н. Островским, М. Е. Салтыковым-Щедриным, Ап. А. Григорьевым и многими другими. Дружил с А. Дюма-сыном, Дж. Элиотом, У. Коллинзом. Постоянно находился в гуще общественно-политической, философской и литературно-художественной жизни как России, так и Западной Европы.

Но главным делом своей жизни Боборыкин считал писательский труд. Писал он очень много. Романы выходили один за другим («Опять набоборыкал роман», – ворчал по его адресу Салтыков-Щедрин). Его литературное наследство составляет 70 увесистых томов. Плодовитость, которой позавидовали бы многие! Он писал обо всем, что видел вокруг, что волновало русское общество того времени: о «женском вопросе», судебном процессе над А. В. Сухово-Кобылиным, быте и нравах новой русской буржуазии, «славянском вопросе», разочаровании русской интеллигенции «хождением в народ» и, конечно, о любви. Один из самых известных его романов «Китай-город» рассказывает о купеческой Москве начала 1880-х гг., «Василий Теркин» (именно так!) – о появлении в России мыслящего купца, «Из новых» – о поисках и блужданиях русской интеллигенции.

Он прожил долгую и вполне благополучную (особенно учитывая все катаклизмы русской истории тех лет) жизнь и умер в 1921 г. в Швейцарии, в Лугано, оплакиваемый знакомыми и друзьями. Известный правовед А. Ф. Кони написал в некрологе по поводу смерти П. Д. Боборыкина: «…исчез европеец не только по манерам, привычкам, образованности и близкому знакомству с заграничной жизнью, на которую он смотрел без рабского перед нею восхищения, но европеец в лучшем смысле слова, служивший всю жизнь высшим идеалам общечеловеческой культуры, без национальной, племенной и религиозной исключительности»¹²⁰. Таков был человек, объявивший себя «крестным отцом» понятия «интеллигенция» и считавший себя одним из ярких ее представителей. Как это ни странно, но именно этим он остался в истории. Все 70 томов его романов благополучно забыты, а вот в разных словарях и энциклопедиях он всегда упоминается в статье «интеллигенция» как человек, который ввел это понятие в русский язык.

В последние 10 лет традиция связывать понятие «интеллигенция» с именем Боборыкина сильно пошатнулась. Оказалось, что слово это употреблялось в русском языке задолго до плодовитого автора романов. Так, недавно была опубликована запись в дневнике В. А. Жуковского. Он описывал страшный пожар в Петербурге, когда сгорело много человек, а через несколько часов рядом с пепелищем устроили бал и танцевали до утра как ни в чем не бывало. Эту публику Жуковский и описал в дневнике: «кареты, наполненные лучшим петербургским дворянством, тем, которое у нас представляет всю русскую европейскую интеллигенцию». В комментарии к тексту историк С. О. Шмидт высказывает предположение, что слово это поэт, скорее всего, услышал от Александра Тургенева, а тот привез его из Франции, где как раз в это время Бальзак «возымел идею организовать партию интеллектуалов с печатными органами», где он мог бы публиковаться. Эту партию Бальзак предполагал, как пишет С. О. Шмидт, назвать «партией интеллигентов», что засвидетельствовано в письме классика к Эвелине Ганской от 23 августа 1835 г.¹²¹.

Есть и более ранние свидетельства употребления слова «интеллигенция» в русском языке. Академик В. В. Виноградов отмечал, что оно использовалось в языке масонской литературы еще во второй половине XVIII в.: «…часто встречается в рукописном наследии масона Шварца слово “интеллигенция”. Им обозначается здесь высшее состояние человека как умного существа, свободного от всякой грубой, телесной материи, бессмертного и неощутительно могущего влиять и действовать на все вещи»¹²². Слово «разумность» для перевода лат. intelligentia было предложено В. К. Тредьяковским еще в 30-х гг. XVIII в.¹²³

Слово «интеллигенция» в значении, близком к современному, появляется в русском литературном языке 60-х гг. XIX столетия. Оно широко использовалось в художественной литературе, встречается в документах личного характера. Интересно, что уже тогда оно нередко имеет слегка негативный или насмешливо-презрительный оттенок. Н. П. Огарев в письме (1850) к историку Т. Н. Грановскому пишет: «Какой-то субъект с гигантской интеллигенцией рассказал, что жена моя говорит, что вы – друзья мои – меня разорили! И вместо того, чтобы обратиться ко мне с запросом (если уж духа не хватало рассердиться на клевету), вместо того обвиненье субъекта с гигантской интеллигенцией было принято за аксиому». В дневниках министра иностранных дел П. А. Валуева и литературного цензора А. В. Никитенко (изданы в 1865) также встречается понятие «интеллигенция». «Управление, – пишет Валуев, – по-прежнему будет состоять из элементов интеллигенции без различий сословий». «Народ погружен в глубокое варварство, интеллигенция развращена и испорчена, правительство бессильно для всякого добра», – говорит Никитенко¹²⁴.

В. И. Даль помещает это слово во втором издании «Толкового словаря» (в первом, 1863 г., оно отсутствует), объясняя его таким образом: «разумная, образованная, умственно развитая часть жителей».

И. С. Тургенев вкладывает слово «интеллигенция» в уста своего персонажа в «Странной истории» (1869) и сопровождает его комментариями повествователя. Видно, что в разговорной речи это слово тогда было новым: «“Послезавтра в дворянском собрании большой бал. Советую съездить: здесь не без красавиц. Ну и всю нашу интеллигенцию вы увидите”. Мой знакомый: как человек, некогда обучавшийся в университете, любил употреблять выражения ученые. Он произносил их с иронией, но и с уважением». Иронически отмечено модное слово «интеллигенция» в «Литературном вечере» И. А. Гончарова (1877): «Возьмешь книгу или газету – и не знаешь, русскую или иностранную грамоту читаешь! Объективный, субъективный, эксплуатация, инспирация, конкуренция, интеллигенция – так и погоняют одно другое».

У Салтыкова-Щедрина в «Пошехонских рассказах»: «Многие полагают, что принадлежность к интеллигенции, как смехотворно называют у нас всякого не окончившего курс недоумка, обеспечивает от исследования, но это теория несправедливая»¹²⁵.

В 1890 г. И. М. Желтов в заметке «Иноязычие в русском языке» писал: «Помимо бесчисленных глаголов иноземного происхождения с окончанием -ировать, наводнивших нашу повременную печать, особенно одолели и до тошноты опротивели слова: интеллигенция, интеллигентный и даже чудовищное имя существительное – интеллигент, как будто что-то особенно высокое и недосягаемое. …В известном смысле, впрочем, эти выражения обозначают действительно понятия новые, ибо интеллигенции и интеллигентов у нас прежде не бывало. У нас были “люди ученые”, затем “люди образованные”, наконец, хотя и “не ученые” и “не образованные”, но все-таки “умные”. Интеллигенция же и интеллигент не означают ни того, ни другого, ни третьего. Всякий недоучка, нахватавшийся новомодных оборотов и слов, зачастую даже и круглый дурак, затвердивший такие выражения, считается у нас интеллигентом, а совокупность их интеллигенцией»¹²⁶.

П. Д. Боборыкин, который объявил себя «крестным отцом» термина и в этом качестве встречается почти во всех словарях, справочниках и энциклопедиях XX в., широко использовал его в прессе и в каком-то смысле действительно популяризировал его, ввел в массовый оборот. Боборыкин объявил, что заимствовал этот термин из немецкой культуры, где он использовался для обозначения того слоя общества, представители которого занимаются интеллектуальной деятельностью. Он объяснял, что в него вкладывается особый смысл: он определял интеллигенцию как лиц «высокой умственной и этической культуры», а не как «работников умственного труда». По его мнению, интеллигенция в России – это чисто русский морально-этический феномен. К интеллигенции в этом понимании относятся люди разных профессиональных групп, принадлежащие к разным политическим движениям, но имеющие общую духовно-нравственную основу.

Вопрос о происхождении слова «интеллигенция» имеет большое значение. Во-первых, оно помогает понять содержание, суть явления, во-вторых, важно время его появления и распространения в русском обществе. Наконец, политическую остроту имеет вопрос о заимствовании. Неоднократно отмечалось, что слово «интеллигенция» вошло в иностранные языки из русского. В последние годы, когда вопрос о том, что в России есть своего, а что привнесенного (с очевидным перевесом в сторону последнего), стал особенно актуальным, авторы все чаще указывают на французское, немецкое и даже польское происхождение слова. Очевидно, что, будучи латинским в своей основе, оно было распространено в разных европейских языках, но как термин (intelligentsia, intelligenzia), означающий вполне конкретный феномен общественной жизни, причем именно русской, оно вернулось в иностранные языки из русского, но уже с новым содержанием.

Выше шла речь о появлении и бытовании термина «интеллигенция». Каковы же основные определения этого понятия? Попытки четко и научно его сформулировать относятся к началу XX в., когда вопрос об интеллигенции, ее месте в революционном движении стал особенно остро, и уже нельзя было игнорировать существование некоей особой группы людей, влиявших на ход исторического развития страны.

Существует две основных точки зрения на то, что такое интеллигенция. Одна, зародившись в начале XX в., потом получила развитие в эмигрантской литературе и стала вновь популярной в России сегодня. Согласно ей, интеллигенция представляет собой особую часть образованного общества, играющую большую роль в духовной жизни страны. Эта «особость» наполнялась авторами разным смыслом. Литература по проблемам интеллигенции огромна, столько же примерно и попыток объяснить, что это такое. Приведем лишь некоторые.