Kitabı oku: «Русский мир. Часть 1», sayfa 9

В «Сказании о князьях владимирских» говорится и о приобретении царских регалий Владимиром Мономахом от византийского императора Константина Мономаха. Якобы Владимир пришел в Царьград с войском, а Константин решил передать ему символ государственной власти. «С шеи своей снял он животворящий крест, сделанный из животворящего древа, на котором был распят сам владыка Христос. С головы же своей снял он венец царский и положил его на блюдо золотое. Повелел он принести сердоликовую чашу, из которой Август, царь римский, пил вино, и ожерелье, которое он на плечах носил, и цепь, скованную из аравийского золота, и много других даров царских»⁹⁰. Таким образом, дары представляют все самые достойные преемственности царства, они происходят из трех великих городов – Иерусалима, Рима и Константинополя.

Тот факт, что, когда Константин умер, Владимиру было всего два года, значения для легенды не имел. Владимир Мономах, матерью которого была дочь императора Константина, уже своими родственными связями обосновывал идею родства и преемственности двух государств. Поэтому он и был самой удачной кандидатурой для получения царских символов, среди которых была знаменитая «шапка Мономаха». Причем в сказании особо подчеркивается тот факт, что это был не просто подарок, все это по праву принадлежало владимирским князьям и их царственным потомкам. Константин говорит Владимиру, что они «с самого начала твоего рода и твоих предков являются царским жребием, чтобы венчаться ими на престол твоего свободного и самодержавного царства»⁹¹. И так удачно, что о них «вспомнили» через 400 лет, когда это свободное и самодержавное царство создавалось.

К середине XVI в. относится и «Повесть о Новгородском белом клобуке». Теперь уже символ церковной власти, белый клобук, изготовленный в IV в. римским царем Константином, путешествует на Русь из Рима через Царьград. Для придания истории достоверности у повести есть предисловие, в котором рассказывается, как она была найдена в Риме Дмитрием Толмачем. Дмитрий Герасимов, известный еще как Митя Малый, – реальное историческое лицо, переводчик посольского двора, человек образованный, много поездивший по Европе с различными поручениями. Его рассказ о том, как он «горячею просьбой» и «великими мольбами» уговорил книгохранителя римской церкви Якова дать ему эту повесть, действительно придает всей истории правдоподобие.

Согласно повести, патриарху Константинопольскому Филофею явились во сне Папа Римский Селивестр и царь Константин (тот, который когда-то изготовил клобук). Очень торжественно они потребовали, чтобы святыня была отдана русским. И объяснили почему: «И так же как от Рима благодать и слава и честь были отняты, так и от царствующего града благодать Святого Духа изымется в годы мусульманского плена и все святыни будут переданы Богом великой Русской земле. Царя же русского возвеличит Господь над всеми народами, и под власть его подпадут многие из царей иноплеменных… И прозовется страна та озаренною светом Россией, ибо Бог пожелал подобным благословением прославить Русскую землю, наполнить величием православия и сделать ее честнейшей из всех и выше всех прежних»⁹². Вот так клобук оказался в России, а легенда опять-таки очень вовремя была «обнаружена» к моменту создания единого государства.

Наконец, широко известно «Послание старца и игумена псковского Елеазаровского монастыря Филофея великому князю московскому Василию III», в котором излагается знаменитая доктрина «Москва – Третий Рим» (написано около 1514–1521 гг.). И в духовной сфере, так же как и в государственной, надо было подчеркнуть идею преемственности, придать весомость концепции. Важно было не просто отметить тот факт, что после падения Константинополя Россия становилась самым крупным центром православия, не просто возвеличить Москву как ее сердцевину, а непременно сделать «Римом», пусть даже и третьим.

Рим и Константинополь пали в результате отхода от истинной веры, и Москва была объявлена их преемницей, главным центром православия (согласно русской традиции, «четвертому не бывать», так как Бог любит троицу). Филофей так формулирует свою доктрину: «…скажем несколько слов о нынешнем преславном царствовании пресветлейшего и высокопрестольнейшего государя нашего, который во всей поднебесной единый есть христианам царь и сохранитель святых Божиих престолов, святой вселенской апостольской церкви, возникшей вместо римской и константинопольской и существующей в богоспасаемом граде Москве, церкви святого и славного Успения Пречистой Богородицы, что одна во вселенной краше солнца светится. Так знай, боголюбец и христолюбец, что все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, и это – российское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать»⁹³. Идея эта так понравилась и правителям, и их подданным, что была впоследствии повторена на разные лады и в других памятниках литературы и общественной мысли.

Хотя, безусловно, основное внимание в России уделялось поиску истоков русской государственности на Западе, но в вопросах преемственности было важно подчеркнуть все возможные исторические связи. Иван Грозный, победив Казанское царство, становился в каком-то смысле и преемником Золотой Орды.

Важность преемственности и традиции в государственной власти подчеркивает и тот факт, что за все время существования монархии в России было только две правящих династии более чем за тысячу лет (особенно наглядно это проявляется при сравнении с европейскими монархиями): Рюриковичи и Романовы, да и те были тесно связаны между собой родственными узами.

Большое значение для поддержания государственной власти имел вопрос о ее законности, тесно связанный с темой преемственности. Причем в народном сознании были свои четкие представления о том, кто законный правитель, а кто нет. Нередко они шли вразрез с официальным законодательством. Правитель должен был относиться к правящей династии, быть прямым наследником, венчан на царство. К тому же, согласно народным представлениям, он должен быть «праведным царем», что в первую очередь включало в себя набожность, а также правильный образ жизни и чистоту нравов. Нарушение законности, вернее, представления о ней неизбежно приводило Россию к смутам, к появлению легенд о чудесно спасшемся законном правителе.

Самый известный пример из истории России – Смутное время. Иван Грозный, женившийся семь раз, имел пять сыновей и трех дочерей. Из них выжило трое: Иван, Федор и Димитрий. Старший сын Иван погиб от побоев, нанесенных ему в гневе отцом. Димитрий умер при невыясненных обстоятельствах, по официальной версии он напоролся на ножичек, с которым играл во дворе. Федор, последний в роду, правил до своей смерти в 1598 г. и не имел наследников. Таким образом, прямая линия наследования была прервана.

К власти пришел Борис Годунов, брат жены последнего царя Федора Иоанновича. Ловкий политик, дальновидный государственный деятель, пытавшийся всеми силами укрепить свою власть, он так и не был признан народом, сомневавшимся в законности его власти. В его правление появился самозванец Григорий Отрепьев, выдававший себя за чудесно спасшегося царевича Димитрия, законного правителя России. Несмотря на абсурдность такого предположения, оно было принято многими, и Лжедмитрий I (такое имя он получил в истории) вошел с войсками в Москву и венчался на царство. Потом появился Лжедмитрий II, а позже Лжедмитрий III. В Россию вместе с псевдо царевичами вторгаются иноземные захватчики – поляки, шведы. Достигшая процветания при последних московских правителях Русская земля опустошается и приходит в запустение. Словом, смута во всей красе.

Мысль о том, что настоящий, истинный монарх – это царевич Димитрий (заметим, погибший в возрасте 8 лет и никак не успевший проявить себя), сохранилась в памяти народной надолго. Вот как в народной легенде представлены два правителя – подлинный и мнимый: «Случилось в Угличе черное, злое дело… Убили злодеи ангела Божьего, малолетнего царевича Дмитрия. А убили его по наущению злого человека – Бориса Годунова, которому самому захотелось на царство сесть, а Дмитрий-то царевич ему помехой был, потому что он самый кровный, истинный наследник престола был.

Убили Дмитрия царевича. Господь Бог взял его в сонмы ангелов Своих святых и мощи его нетлением прославились, и Борис Годунов сел на царский престол и стал царствовать, как будто и взаправдашний царь правит. Но не снес этого Господь»⁹⁴.

В тот момент не менее важным, чем изгнание захватчиков, было срочное восстановление законной государственной власти. Как было это сделать? Выход был один, и он очень напоминает тот эпизод, который был положен в основание русского государства. Надо было начать все сначала и «призвать», как когда-то, нового правителя. В 1613 г. собирается Земский собор, представлявший самые разные слои населения, и избирает нового государя – Михаила Федоровича Романова. Новому правителю было всего 16 лет, у него не было опыта и хватки Бориса Годунова, но он признан законным царем, связанным кровными узами с предшествующей династией, всенародно избранным.

Подобных примеров в русской истории можно найти множество. Русская императрица Екатерина Великая пришла к власти при сомнительных обстоятельствах, ее участие в убийстве мужа не вызывало сомнений. Она много сделала на благо России, но всю жизнь ее преследовали разного рода самозванцы и самозванки. Даже знаменитый Пугачев, поднявший восстание в 1773 г., объявил себя не кем-нибудь, а спасшимся от смерти мужем Екатерины Петром III.

Павел I погиб от руки убийц. И в начале XIX в. в Сибири стали распространяться слухи о чудесном спасении императора. Его видели в некоем старце Афанасии Петровиче.

При загадочных обстоятельствах в 1825 г. скоропостижно скончался русский император Александр I. Его прямым наследником должен был стать брат Константин, отказавшийся от престола еще до смерти Александра. Выбор между незнатной женой и тяготами русского трона Константин сделал в пользу семейного счастья. Власть перешла к следующему брату Николаю. Но законный, с народной точки зрения, ход был нарушен, и через непродолжительное время в народе появляется легенда о мудром старце Федоре Кузьмиче, живущем в глуши в далекой Сибири. Благородная осанка, образованность, величественные манеры, знание некоторых подробностей жизни императорского двора – все это наводило на мысль, что подлинный правитель России жив. Якобы император Александр не умер, а решил отойти от суетной жизни и удалиться в уединение. Одновременно с этим распространялись слухи о том, что подлинного царя, собиравшегося дать крестьянам свободу, убили (Константин умер от холеры в Варшаве в 1831 г.). Но он на самом деле не умер и готов взять власть в свои руки. Так, легенды и смуты окружали в России любое нарушение законной, с народной точки зрения, власти.

Любая государственная власть поддерживается идеями. Для России в течение многих веков такой идейной и духовной основой было православие. Вера поддерживала особое положение и власть государя в России. Еще при Иване III (для его внука) был введен обряд миропомазания по образцу византийскому. Начиная с Ивана Грозного, он становится обязательным элементом прихода к власти нового государя. Каждый новый правитель русского государства должен был пройти этот церковный обряд. Этот день становился днем официального вступления во власть, а также объявлялся главным светским праздником в стране.

В этом был глубокий смысл. Царь становился помазанником Божьим, а государственное служение – своего рода церковным подвигом послушания. Освящение государственной власти в церкви не только укрепляло власть в глазах народа, оно возлагало особую ответственность на российского царя. Оно определяло и особое положение правителя России. Для Востока свойственно обожествление государя, он – бог, который может все. На Западе король прежде всего человек, политик, государственный деятель. В России же он человек, но чья власть освящалась свыше, что возлагало на него особые требования и ответственность. Власть его как бы изначально ограничивалась более могущественной силой. Но это и ставило его в особое положение: бунт против царя становился бунтом против Бога.

Таким образом, в России веками существовала, принимая разные формы и изменяясь в зависимости от эпохи, своеобразная триада: религия – правитель – страна. Она была основой функционирования государства и была важной составляющей народного самосознания, базировавшегося на вере и патриотизме. Все эти три составные части успешно взаимодействовали, опирались друг на друга и поддерживали свое положение. Церковь призывала любить отечество и служить государю, государь – чтить веру отеческую и хранить землю Русскую, ну а любовь к своей стране питалась верой в Бога и государя. Это единение отразилось и в русском языке: слово «государство» происходит от «государь», а оно, в свою очередь, от «господарь», а этимологическое происхождение последнего исследователи видят в слове «Господь».

Особенно это взаимодействие было заметно в критические моменты русской истории, во время войн. Историк А. А. Горский, основываясь на памятниках древнерусской литературы, рассмотрел представления о защите отечества в XI–XV вв. По его подсчетам сражались за: Русскую землю (29 раз), веру (29), конкретный храм как символ города (18), «церкви» вообще (15), христиан (14), князя (9), брата (5), обиду князя (4), раны князя (3), обиду (3), (княжескую) отчину (3), город (2), отечество (2), честь князя (2), государя (2), народ (1), свою жизнь (1), «братью свою» (1), правду свою (1), свою отчину (1), правду государя (1)⁹⁵.

Если подытожить эти данные, то в целом картина получается следующая: за веру – 76 (если сюда включить «конкретный храм как символ города», без него – 58), за страну – 36 (если включить «конкретный храм», который может равно быть и символом веры, и родной страны – 54), за государя – 24. Словом, действует все та же формула «За веру, царя и отечество», появившаяся много позже. Известно, что и во время Великой Отечественной войны солдаты шли в атаку с криками «За Родину! За Сталина!» (т. е. за отечество и царя) и тоже, в каком-то смысле, с верой в идею светлого будущего.

Интересно отметить взаимосвязь и взаимозависимость государственной власти и веры. Очевидна она еще на ранних этапах формирования русской государственности. Достаточно вспомнить хотя бы вышеупомянутые теории периода создания единого государства: свое самодержавное устройство Россия строила в тесной связке с самовыдвижением в главные защитники православия. Падение Константинополя (1453) передало русской церкви лидерство в религиозной сфере, конец татаро-монгольского ига (1480) создал условия для самодержавной власти. Так они и шли рука об руку. Но и в более поздние периоды эта связь отчетливо прослеживается. Так, А. И. Деникин в своих воспоминаниях писал о том, что после отречения царя число солдат, приходивших к исповеди, сразу сократилось в 10 раз, а после Октябрьской революции – еще в 10 раз⁹⁶. Отречение царя было воспринято ими как освобождение от клятвы и перед царем, и перед Богом, и перед отечеством.

Из всего вышесказанного вытекает еще одна важная особенность русской государственности: та особая роль, которую правители играют в жизни государства. Речь идет именно о правителях вообще, а не только о монархах и самодержцах, вне зависимости от того, как они назывались – великий князь, царь, император и даже генеральный секретарь или президент.

В русском народе всегда существовал идеал сильного и справедливого правителя. Советская историческая наука иронично называла это явление «верой в доброго царя», «царистскими иллюзиями», «наивным монархизмом русского народа». Действительно, вера в верховную справедливость является важной чертой русского народа. Правитель всегда прав. Если что-то происходит в государстве не так, значит виновато окружение правителя, мешающее ему, скрывающее от него правду, вредящее народу. Это окружение было разным в разные времена (бояре, помещики, чиновники), но именно оно являлось виновником, с народной точки зрения, всех бед в государстве. Отсюда и стремление дойти до самого верха, достучаться до правителя в поисках правды, открыть ему глаза, чтобы он покарал виновных.

Примеров тому великое множество. Отмена крепостного права была не понята большинством крестьян. Им даровали личную свободу, но велели выкупать землю, на которой они работали испокон веков. Вывод крестьяне сделали один – подлинный императорский манифест подменили злодеи-чиновники, надо предупредить государя.

Совершенно другое время – сталинские репрессии. Сохранился богатейший архив писем к Сталину, в которых люди, пострадавшие от репрессий, старались сообщить вождю о злодеяниях, творящихся за его спиной. Ведь все зло – от окружения, от плохих людей, которые обманывают вождя и творят бесчинства за его спиной. И верили, как когда-то крестьяне, что Он разберется и восстановит справедливость.

Вера в высшую справедливость правителя проявилась уже на самых ранних стадиях развития русского государства. «Повесть временных лет» сохранила легенду о крещении Руси князем Владимиром. Князь долго решал этот вопрос, обсуждал его с боярами, а когда решение о крещении было принято, начал распространять истинную веру в своем народе. Вот как, с трогательным умилением, пишет летописец об этом: «И когда пришел, повелел опрокинуть идолы – одних изрубить, а других сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву взвозу к Ручью и приставил 12 мужей колотить его палками… “Велик ты, Господи, и чудны дела твои!” Вчера еще был чтим людьми, а сегодня поругаем… И, притащив, кинули его в Днепр. И приставил Владимир к нему людей, сказав им: “Если пристанет где к берегу, отпихивайте его. А когда пройдет пороги, тогда только оставьте его”. Они же исполнили, что им было приказано… Затем послал Владимир по всему городу сказать: “Если не придет кто завтра на реку – будь то богатый, или бедный, или нищий, или раб, – будет мне врагом”. Услышав это, с радостью пошли люди, ликуя и говоря: “Если бы не было это хорошим, не приняли бы этого князь наш и бояре”».

Конечно, с точки зрения летописца, человека православного, да еще и монаха, уничтожение языческих идолов было делом благим. Но даже и он не может удержаться от размышления о бренности всего сущего: «Вчера еще был чтим людьми, а сегодня поругаем». То есть он вполне сознает, как тяжело должно было быть людям, которых в один момент заставили отречься от чтимых ими богов. Но, по его представлению, доверие к правителю было столь велико, что не могли возникнуть сомнения в правильности пусть и жесткого поступка. Да и врагом князя никто не хотел себя считать.

А что же делать, если правитель, настоящий, подлинный, не какой-нибудь узурпатор власти, оказывался несправедлив? С подобной ситуацией столкнулись приверженцы старой веры, не принявшие реформу 1653 г., проведенную патриархом Никоном. Алексей Михайлович был истинным православным царем⁹⁷. Сначала они надеялись, что он просто введен в заблуждение «еретиком» Никоном и ничего не знает о творимых «бесчинствах». Они обращались к нему с различными посланиями, умоляя остановить погибель страны, которая, по их мнению, непременно произойдет в случае отхода от истинной веры. Они молились за спасение его души.

Потом стало очевидно, что царь поддерживает перемены. Возникли сомнения, началась мучительная борьба между верой в царя земного и небесного. Царская власть сохраняла свою незыблемость в системе ценностей, но и отказаться от старой веры, как она требовала, было невозможно. Потом пришла спасительная мысль о подмене царя, возникли сомнения в его «истинности». Сама по себе идея власти осталась нетронутой, но теперь надежды связывались с «подлинным» царем – наследником престола.

Еще более радикальный выход из ситуации нашли монахи Соловецкого монастыря. Как известно, этот монастырь оказал наиболее твердое сопротивление церковным нововведениям, вылившееся в знаменитое Соловецкое восстание или «сидение». Монахи, мучительно переживая создавшуюся противоречивую ситуацию, когда невольно они оказались втянутыми в конфликт с сакральной царской властью, обратились к Алексею Михайловичу с неожиданной просьбой, которую потом не раз повторяли в других челобитных. Они попросили его прислать войско и убить их, чтобы не мучаться больше сомнениями и неправедными мыслями в адрес монарха. Они обращаются к нему с огромным почтением: «Благоверному и благочестивому и в России пресветло сияющему, от Небесного Царя помазаннику, в царех всея вселенныя великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу, всея Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу». Но просят об одном: «вели, государь, на нас свой меч присылать царьской и от сего мятежного жития преселити нас на оное безмятежное и вечное житие, а мы тебе, великому государю, не противны…»⁹⁸

Об удивительном пиетете по отношению к государю говорят и свидетельства иностранцев. Многие считали это признаком варварства и свойственной русской государственности тирании. Другие восхищались этим свойством русских, считая, что подобная власть государя служит благоденствию России. Ниже приводятся выдержки из трудов, вышедших в Европе в первой половине XVI в. Этот век, когда Европа «обнаружила» на своих восточных границах объединенное, централизованное, самодержавное русское государство, к тому же еще все укреплявшее свою мощь и расширявшее границы, был особо богат на свидетельства иностранцев о России. Так было в самые разные эпохи: сильная и пугающая своим размахом Россия всегда привлекала внимание иностранных наблюдателей, пусть даже и не всегда доброжелательных, но заинтересованных. Как только она слабела, интерес внешнего мира к ней угасал, о ней забывали, чтобы вновь с удивлением «открыть» в момент могущества.

Авторы разные, из разных стран. Кто-то из них путешествовал по России, кто-то пользовался рассказами русских путешественников и чужими трудами. Но все они сходятся в одном: власть правителя в России – это реальность, которая поддерживается верой народа в его справедливость и силу.

Франческо да Колло, итальянец:

«Нет здесь никакого писаного закона, но Князь старательно следует собственным обычаям. Его воля, однако, единственно почитается за закон, и настолько ему все подчинены, что, если он прикажет кому пойти и повеситься, бедняга не усомнится немедленно подвергнуть себя таковому наказанию. Не видно ни у кого и такой смелости, чтобы кто-то решился сказать – это имущество мое; но говорит – по милости великого Государя приобрел я сие имущество. <…> Сей князь может поставить под ружье около 400 тысяч конников, по большей части лучников, а также других – копьеносцев и владеющих саблями, при весьма малых расходах, ибо они воюют не по найму, но из любви, уважения, страха и подчинения, и обильное питание является для них единственной наградой»⁹⁹.

Альберт Кампенский, голландец, жил в Риме:

«Никто [из московитов] не смеет в чем-либо перечить воле государя. Их он по своему усмотрению переселяет из одного места в другое, то и дело выводя новые колонии или взаимозаменяя [жителей] друг другом, как ему заблагорассудится. Люди [там] – рослые, выносливые в тяжелых трудах и привычные к суровому климату. Тем, которые имеют склонность к пьянству, государь под угрозой тяжелейших кар запретил употреблять мед, пиво и всякое другое питье, которое может опьянить; исключение делается для некоторых главных праздников года. В этом (хотя бы для них и было очень трудно), как и во всем остальном, они смиренно повинуются»¹⁰⁰.

Иоганн Фабри, немец, советник и исповедник эрцгерцога Австрийского Фердинанда:

«Замечательно и заслуживает высшей похвалы у них то, что всякий из них, как бы ни был он знатен, богат и могущественен, будучи потребован [великим] князем хотя бы через самого низкого гонца, тотчас спешит исполнить любое повеление своего императора, яко повеление Божье, даже тогда, когда это, казалось, сопряжено с риском или опасностью для жизни. …Словом, нет другого народа, более послушного своему императору, ничего не почитающего более достойным и более славным для мужа, нежели умереть за своего государя. Ибо они справедливо полагают, что так они удостоятся бессмертия»¹⁰¹.

Сигизмунд Герберштейн, австрийский дипломат:

«Они прямо заявляют, что воля государя есть воля Божья и что бы ни сделал государь, он делает это по воле Божьей. Поэтому также они именуют его ключником и постельничим Божьим и вообще веруют, что он – свершитель Божественной воли. Поэтому и сам государь, когда к нему обращаются с просьбами о каком-нибудь пленном или по другому важному делу, обычно отвечает: “Бог даст, освободится”. Равным образом, если кто-нибудь спрашивает о каком-либо неверном и сомнительном деле, то обыкновенно получает ответ: “Про то ведает Бог да великий государь”. Трудно понять, то ли народ по своей грубости нуждается в государе-тиране, то ли от тирании государя сам народ становится таким грубым, бесчувственным и жестоким»¹⁰².

Этнографические данные свидетельствуют о том, что далекий царь был близок крестьянству, воспринимался им как родное существо, сопровождал в повседневной жизни. В очерках Пермской губернии 1869 г. записано: «Грозит ли мужику даже наказание за какой-нибудь проступок, он утешает себя словами: “Батюшка наш царь простит нас, слепых людей, и помилует”. Замирает ли у него сердце от страха при каком-нибудь грозном явлении природы, вместе с глубоким вздохом вы наверное услышите: “Что-то теперь у нашего царя-батюшки деется?”»¹⁰³.

Отношения между правителем и народом, в идеальном виде, носили семейный характер. Отец может быть строг, но справедлив, он наказывает, но любит и защищает свою семью. Это отразилось и в языке – «царь-батюшка», «отец наш» называли государя в народе, а о себе говорили «мы – дети государевы». Отсюда и стремление иметь сильного правителя, который был равнозначен в народном сознании сильному государству.

В крепостном крестьянстве широко было распространено представление о том, что земледельцы только временно принадлежат тому или иному помещику, настоящий их владелец – государь. Это отразил в своей знаменитой «Книге о скудости и богатстве» И. Т. Посошков, русский экономист и предприниматель эпохи Петра I: «По моему мнению, царю паче помещиков надлежит крестьянство беретчи, понеже помещики владеют ими времянно, а царю они всегда вековые и крестьянское богатство – богатство царственное, а нищета крестьянская оскудение царственное»¹⁰⁴.

Известный общественный деятель второй половины XIX в. А. Н. Энгельгардт передавал представления мужиков о государе в следующих выражениях: «Царь хочет, чтобы всем было равно, потому что всех он одинаково любит, всех ему одинаково жалко. Функция царя – всех равнять». И далее о крестьянине: «Случайности природы он сосредоточивает в Боге. Случайности всевозможной политики – в царе. Царь пошел воевать, царь дал волю, царь дает землю, царь раздает хлеб. Что царь скажет, то и будет; деньги платятся царю, а разбирать, что такое урядник или непременный член, это уж совершенно не нужные подробности…»¹⁰⁵ Правитель, таким образом, становился и мерилом справедливости, равенства и власти.

Интересные и неожиданные свидетельства особого отношения к власти нашел исследователь П. В. Лукин, проанализировавший так называемые непригожие речи – те высказывания, которые, с точки зрения российских органов власти XVII в., наносили ущерб «государской чести». То есть по сути это, казалось бы, противоправительственные выступления, за которые наказывали по суду. Тем неожиданней выводы, к которым приходит исследователь. Он пишет о том, что проведенное исследование следственных дел о «непригожих речах» позволяет говорить о сакрализации царя и царской власти. В системе народных ценностей только Бог стоял выше него. При этом сакрализация не означала обожествления. Он также отмечает существование в народном сознании идеального образа «праведного» и «благочестивого» государя и свойственных ему «правил поведения», хотя они и представляются несколько абстрактно и расплывчато. Заметим, что эти представления характерны для самых разных слоев населения и регионов России, что засвидетельствовано в довольно подробно составленных судебных документах.

Вот примеры подобного рода «речей». Курский тюремный сиделец сын боярский Серый Сергеев (1626/1627) на допросе рассказал о ссоре: «…в прошлом де во 135 г. У Антошки Плотникова на беседе я был и, напився де пьян, тюремный сторож Сенька учал меня лаять и я де ему молыл: “Мужик де, про что меня лаешь, бороду де тебе за то выдеру!” И он де, Сенька, молыл: “Не дери де моей бороды, мужик де я государев и борода де у меня государева”». А вот два посадских человека из Костромы Митька Калинин и Мишка Огарев пострадали из-за спора в кабаке из-за 2-х рублей, спрятанных в шляпе: «…и схватил де с него, Мишки, тот Митька шляпу, а в шляпе де было денег два рубли, и он де, Мишка, учал де ему, Митьке, говорить: “Стану де я на тебя бить челом государю”»¹⁰⁶. Таких примеров, нелепых, смешных, трагических, самых разных, приводится очень много. В них ярко проявляется стремление русских людей XVII в. в любой спорной ситуации, независимо от ее серьезности, бить челом государю. И связано это было в первую очередь с представлением о царе как о гаранте общественного порядка.

Таким образом, можно говорить о том, что в России веками складывался идеал государственной власти как законной, централизованной, сильной. Главное место в системе государственного устройства отводилось правителю. Служба государю и государству приравнивались, а патриотизм нередко выражался в любви к своему правителю.

Вместе с тем важно еще раз подчеркнуть, что подобное отношение к государю отнюдь не означало его обожествления. Полнота власти и доверие народа не означали вседозволенности. Во-первых, над царем земным стоял Царь Небесный, и его власть была гораздо более всеобъемлющей. Даже сам Иван Грозный в своем первом послании к сбежавшему в Литву князю Курбскому, своему бывшему сподвижнику, примкнувшему к его врагам, отмечал пределы царской власти: «Потому и все Божественные писания наставляют в том, что дети не должны противиться родителям, а рабы господам ни в чем, кроме веры. А если ты, научившись у отца своего, дьявола, всякое лживыми словами своими сплетаешь, будто бы бежал от меня ради веры, то – жив Господь Бог мой, жива душа моя – в этом не только ты, но и твои единомышленники, бесовские слуги, не смогут нас обвинить»¹⁰⁷. То есть вера все-таки находится вне власти государей. Само послание, написанное в полемическом запале, прославляет царскую власть, но даже грозный царь не мог не сделать оговорку. Кстати, сам факт существования двух писем к князю, в которых Иван в каком-то смысле оправдывается перед своим бывшим приближенным, тоже указывает на то, что царь, как любой человек, не мог просто отмахнуться от обвинений в свой адрес.