«Дама с собачкой (адаптированный текст)» kitabından alıntılar, sayfa 3
Пройдет какой-нибудь месяц, и Анна Сергеевна, казалось ему, покроется в памяти туманом и только изредка будет сниться с трогательной улыбкой, как снились другие. Но прошло больше месяца, наступила глубокая зима, а в памяти все было ясно, точно расстался он с Анной Сергеевной только вчера.
И тут отчетливо бросались в глаза две особенности нарядной ялтинской толпы: пожилые дамы были одеты, как молодые, и было много генералов.
В его наружности, в характере, во всей его натуре было что-то привлекательное, неуловимое, что располагало к нему женщин, манило их; он знал об этом, и самого его тоже какая-то сила влекла к ним.
Как освободиться от этих невыносимых пут?
- Как? Как? - спрашивал он, хватая себя за голову. - Как?
И казалось, что еще немного - и решение будет найдено, и тогда начнется новая, прекрасная жизнь; и обоим было ясно, что до конца еще далеко-далеко и что самое сложное и трудное только еще начинается.
...говорил себе, что всё кончилось и они уже никогда не увидятся. Но как ещё далеко было до конца!
"Что-то в ней есть жалкое все-таки", - подумал он и стал засыпать.
В рассказах о нечистоте местных нравов много неправды, он презирал их и знал, что такие рассказы в большинстве сочиняются людьми, которые сами бы охотно грешили, если б умели...
Вот и выспался зачем-то. Что же я теперь ночью буду делать?
Он подошел к ней и взял ее за плечи, чтобы приласкать, пошутить, и в
это время увидел себя в зеркале.
Голова его уже начинала седеть. И ему показалось странным, что он так
постарел за последние годы, так подурнел. Плечи, на которых лежали его
руки, были теплы и вздрагивали. Он почувствовал сострадание к этой жизни,
еще такой теплой и красивой, но, вероятно, уже близкой к тому, чтобы
начать блекнуть и вянуть, как его жизнь. За что она его любит так? Он
всегда казался женщинам не тем, кем был, и любили они в нем не его самого,
а человека, которого создавало их воображение и которого они в своей жизни
жадно искали; и потом, когда замечали свою ошибку, то все-таки любили. И
ни одна из них не была с ним счастлива. Время шло, он знакомился,
сходился, расставался, но ни разу не любил; было всё что угодно, но только
не любовь.
И только теперь, когда у него голова стала седой, он полюбил, как
следует, по-настоящему — первый раз в жизни.
Так шумело внизу, когда еще тут не было ни
Ялты, ни Ореанды, теперь шумит и будет шуметь так же равнодушно и глухо,
когда нас не будет. И в этом постоянстве, в полном равнодушии к жизни и
смерти каждого из нас кроется, быть может, залог нашего вечного спасения,
непрерывного движения жизни на земле, непрерывного совершенства.
Сидя рядом с молодой женщиной, которая на рассвете казалась такой
красивой, успокоенный и очарованный в виду этой сказочной обстановки - моря,
гор, облаков, широкого неба, Гуров думал о том, как, в сущности, если
вдуматься, все прекрасно на этом свете, все, кроме того, что мы сами мыслим
и делаем, когда забываем о высших целях бытия, о своем человеческом
достоинстве.
Подошел какой-то человек - должно быть, сторож, - посмотрел на них и
ушел. И эта подробность показалась такой таинственной и тоже красивой.
