Kitabı oku: «Враги-Друзья», sayfa 11

Yazı tipi:

Теперь он на протяжении недели бывал в торговом центре «ЮГ»: все тоже повторялось последующие пять дней – после рабочих будней, он стремглав направлялся на задание, – задание, которое даст ему плоды действия, совершив которое, он выйдет сухим из воды победителем. Конец рабочей недели наступил моментально, так как работа пока совсем не удручала, и возникала потребность в свершении задуманного, что так же коротало прожитое время, окунувшись в беспрерывный поток жизни. Август увлечен решением определенной задачи, которая доставляет – как бы странно не звучало – удовольствие. Неделя пролетела быстро – Август не успел и глазом моргнуть.

И тут Август задумался про жизненную скоротечность особенно тогда, когда появляются в жизни более благие цели: воспитание должным образом детей, рост по карьерной лестнице на любимой работе, развитие науки и изобретательской деятельности, ведение частного дела (предпринимательства), но толкового, с ведением всей документации, бухгалтерии, отчетностей, и т. п., – тогда пролетают годы, и неминуемо приближается старость. Август поразмыслил над этим и понял, что мечтает заняться таким делом, что бы жизнь не удручала и приносила удовольствие. Но чем-то придется жертвовать: тем же воспитанием детей, не успев опомниться, как они выросли, той же любовью к изящному, безупречному, воодушевляющему – к природе, теме же родственными и супружескими отношениями, которые становятся холоднее, оскоминней, презренней. Возможно, есть выход, сочетая все увлеченности с работой, ставя на первое место семью, поддерживая высокие отношения, даря заботу, защиту и любовь всем близким. Зачастую находишься на грани неизведанного, внушая, что пролетающие годы, оставленные на работе, являются совершенно пустыми и ненужными, когда следовало отдаваться самому себе и семье, или оглянувшись назад, составляешь прошлое по новому завету, выискивая грубые ошибки в своих поступках и свершениях. Забавно, что ничем не занимаясь, оставляя себя наедине со своими мыслями, становится тягостно, тревожно, скучно, превращая жизнь в бессмыслицу, от чего годы пролетать не перестают. Тогда что же нужно сделать, чтобы прожить достойно жизнь? Верить, что жизнь после смерти существует? Нет! Верить в Бога и идти с божьей силой? Может быть, но это тоже самое, что вера в жизнь после смерти. Тогда во что верить и как прожить, не задумываясь о плохом?

Каждый день Август надоумливал себя на эти мысли, борясь с самим собой, пререкаясь и разочаровываясь, что много времени тратит на эти размышления. Боязнь смерти поражала его, а еще больше страшила реальное окончание жизни у стариков, которые только стали мудрее, сильнее, опытней в непростом круговороте Земли вокруг Солнца; как наступает близость кончины? Когда она наступает – может завтра, может через год, может через два, а может через десять лет? Но старых людей она намного ближе – чем в девятнадцать лет – из-за изношенного организма. Конечно, лишиться жизни может любого возраста землянин, в любое время, и это не меньше пугает, но, когда сама биологическая оболочка на гране выхода из строя, тогда действительно ужасно. Соответственно, Август примерял на себя исход прожитой жизни своих бабушек и дедушек, он изучал свое будущее, намереваясь пройти путь с достоинством, рационально распределяя жизненную позицию. Сейчас он вершил немыслимое для обыденного существования человека, но после ему предстоит столкнуться с новыми преградами. Теперь, когда переплетались назойливые мысли о смысли жизни и предстоящем разрушении чьих-то судеб, а может неосторожного лишения жизни (а он осознавал всю опасность), возникала абсурдная спорная уверенность в смысле своих действий. Август запутался, что ему необходимо; возвращаясь в реальность, понимал: нужно перестать засорять голову бессмыслицей и вернуться к плану действия.

Что у него было: куплен перцовый баллончик, подготовлена монтировка, найденная у отца в гараже. Решено было следующие выходные воспользоваться отцовской машиной, чтобы, если что, быстро скрыться с места преступления, – как бы не хотелось, но он становился полноценным преступником. Да, скорее всего все свершится на этих выходных. На протяжении всей недели он не мало узнал об объектах наблюдения. С самого начала было известно, что четвертого из компании нет по непонятным причинам, а из подслушанного разговора узналось: он сильно болеет, что-то вроде простуды, – третий, который ошивался в субботу с двумя главными претендентами на «снос головы», как понимал Август, был в их тени и придавался насмешкам более раздухаренных перчиков, пресмыкаясь, подобая их позорному поведению, насмехаясь над собой в ответ на унижения в свою сторону, которые те находили забавными. Слабый человек, и жалко его не было: в таких слабаках рождаются самые свирепые, беспощадные души, способные, при накоплении всей злости, обиды, которые скрывали годами, становиться зажатыми, скрытыми, хитрыми, склонными убивать, действовать на основе ярости – без эмоций. Пока он только накапливал агрессию, которую, как он думал, спокойно гасил в глубинах пустодушия, – но там копилось зло. Этот четвертый уважением не пользовался, за глаза его тоже обсуждали. Тогда зачем ребята послабее общаются с такой швалью, которая не признает их нахождения рядом? Может, больше не с кем общаться с себе подобными по развитию; немаловажен факт, что их цепляла напыщенность и уверенность двух главенствующих друзей, являющихся примером для подражания крутости: тем двум хотелось выглядеть также круто, деловито, что нелепо получалось – они же обычные сосунки. Да, и парочка расхорахоренных главарей вовсе не являются гангстерами, они лишь отличные актеры с ораторскими способностями.

Август всего лишь раз сидел практически возле них, а так как они громко и много болтали, беспричинно дурачась, сквернословя, расплескивая руками, ему было не трудно изучить их личности досконально. После, он наблюдал со стороны и в основном отслеживал время их ухода с торгового центра, сидя в отцовской машине. Они выходили часов в одиннадцать вечера (23:00), переходили дорогу, а август следовал за ними пешком, держась на расстоянии сто метров. Костя заходил в свой дом, про который сказал Андрей, его правая рука шел в дом на против, а третий сворачивал направо и проходил два дома по дворам, стоящих вдоль проспекта, попадая в третий дом от дома Кости, жил он в пятом подъезде, в какой квартире – уже не важно, – Август все равно все сделает на улице, не привлекая много внимания. Прощались они, естественно, у подъезда предводителя шайки, а в столь поздний час на этом месте не было ни яркого света прожекторов, ни суеты людей, – будто все благоволило Августу, дабы не попасться с поличным.

Наблюдалась интересная картина, как раз утешившая Августа, придав уверенности: эти тунеядцы вышли чуть раньше обычного из излюбленного места дислокации, перед этим, у выхода нагрубив женщине, которую нагло не пропустили в дверях, а ее муж, на вид лет пятидесяти, отойдя от жены чуть дальше на метров десять, услышал в ее адрес оскорбления, орлом подлетев к шайке недоносков. Он резко схватил за грудки струсившего Костеньку, который только судорожно мычал в момент шквала оправданной нравоучительной агрессии мужика. Два соратника по банде, как бы смешно не звучало, стояли как вкопанные, не проронив ни слова. После всей неловкой ситуации, Константин, как истинный главарь, накинулся на самого слабого, – конечно, на ком было еще срываться, только на нем, в параллели фыркая на второго.

– Лохи, стояли как олени, – напористо стал подходить к третьему. – Не мог слова сказать, лошара. – И со всего маху ударом двух рук произошел толчок в грудь слабака. Бедняга чуть не перевернулся через голову, упав на спину, так ничего и не сказав. – Придурки конченные, какой от вас толк.

– Так, а ты сам то что молчал? На нас срываешься, а ему ответить не смог ничего. – Проговорил «правая рука».

– Да пошли вы, придурки! – И он устремился, вероятно, прямиком домой.

Август испугался, что они разругались на долгий период, и теперь его планы невольно оттягиваются на потом, чего так не хотелось, поднимая внутри злость, хотя обстоятельство данное доказало, какие же они жалкие существа, способные только тревожить хрупких красавиц. Твари! Один день они правда не появлялись вместе, никого из них не было видно в «ЮГе», а на следующий, после рабочего вечера четверга, Август наблюдал их трио в полном составе: тогда он выдохнул с облегчением, все же волнуясь, предвкушая скорое приближение вендетты.

Маскировка Августа была весьма проста настолько, что машину он не святил, всегда ставя в укромных местах за территорией торгового центра, и он с точностью знал, что его ни разу не заметили ни на машине, ни гуляющем рядом пешим ходом. Здесь он постарался на славу, даже не попадаясь в объективы камер, которыми были окружены все стороны здания. Одежда всегда была различна, даже капюшон и шапки были по-разному надеты со сменой каждого часа. Собственно, Август за это не переживал, прибывая в уверенности, что из-за такого отрепья сама судьба соблаговолит пощадить его, находя в его деяниях праведность.

На момент частого отлучения по вечерам с целью подготовки к бою, Август всего раз навестил Алису, ссылаясь на изучение документации в после рабочее время, чтобы становиться более компетентным сотрудником, решая большие задачи компании. Алиса в этом и не сомневалась, когда Август объяснил, что это займет неделю, так как он достаточно быстро вник во все нюансы должностных обязанностей, и на выходных он постарается закончить изучение своей новой профессии. Чувствовал он себя от вранья отвратительно, но знал, что обманывает во благо ее достоинства. Каково бы было разочарование Алисы, если бы она узнала, что Август регулярно, на протяжении трех недель, ей врет. Но опять-таки, он во всем сознается, когда свершит задуманное, а пока следует оставить в тайне его намерения мстить. С другой стороны, если он станет изменять Алисе, попросту врать, а когда скрывать будет нечего, сознается, – ждет ли его снисхождение? Возможно, нет. Ведь он опозорит, прежде всего, себя, и оскорбит неистово Алису ложью. Стоит только верить, что Август не совершит ошибки, ступив на черную тропинку разврата, довольствуясь бесчувственными телами вожделенных девушек.

Наступила суббота солнечного ноябрьского утра с положительным градусом температуры на улице, растапливающим снег, превращавшимся в радужную капель. Пахло весной, навевающей скорую кончину мертвой зимы, по своему великолепной и манящей в просторы бескрайних белых полей. Но это продолжится недолго, вновь наступят холода, предвещающие о неумолимом приходе зловещей зимы, сковывающей своим ледяным обжигающим объятием, снежными бурями сметая спокойствие, а также исцеляя тревогу, замораживая жизнедеятельность до первой оттепели. От окна не оторвать глаз, представляя все же, закравшуюся весну, вот-вот предвещающую расцветание трав, набухание почек серых деревьев – но лишь расположение ярко-желтого Солнца предвещало продолжение последних скудных дней осени. Солнце все дольше зависало над южным полушарием, даруя ее жителям летние жаркие дни, крадя день у севера, истощая ночь юга. Август спокойно попивал чай, совсем не крепкий, так как ненавидел вяжущее чувство во рту от перезаваренного напитка: ему встречались люди, которые не понимали, как можно пить чай слегка настоявшимся – тоже самое, что пить горячую воду. А если добавить в обжигающий чай холодной воды – все, пиши: «пропало». Август не видел ничего диковинного, довольствуясь своим еле заваренным напиток, слегка горячим. И почему кого-то должно заботить неординарное поведение, не совпадающее с общими принцами общества!? Ведь он не лезет в чужое пространство, когда что-то не совпадает с общепринятыми стереотипами, ему важно следить за своим поведением, а никак большинство, действующее стадным инстинктом. Август забывался, – ему было свойственно замечать чужие промахи, яро и бестактно критикую человека, но удавалось сдерживать себя, когда он переходил грань дозволенного, распуская клевету за спиной друга или недруга.

Из ряда вон выходящих моментов в неоправданной озабоченности со стороны голодных до сплетен чужих судеб людей существовало в каждом шаге: куда ни плюнь, кому ни нагруби, где ни соверши добро, чего ни достигни великого, всюду царит зависть, подлость, обсуждения. Такое ощущение, что заняться больше нечем. А ведь так и есть: теперь главным увлечением стал телефон, а точнее – смартфон, – развратник глупости, дезинформации – интернет совершенно завладел умами человечества. Теперь пошла новая эпоха, не развития науки, конечно, а ее игнорирование, ссылаясь на сказанное любым самодуром, клоуном, зазнайкой – наверное, по большей части публичной личностью, – а они сказать готовы что угодно, лишь бы ласкало ухо свободолюбивых сумасбродов, удовлетворяя хитрый мозг, мечтающий о вечной лени. Впрочем, Августу это не грозит, но невольно и он прогибается под зависимостью вести себя убого, примитивно, несуразно, правда, сохраняя рассудительность. Идеальным он себя не считал, лишь пытался найти путь просвещения, ступая на тропу сдержанности, соблюдения приличий, аскетизма, мужественности, старания, обучения.

Не верилось в возможное совершение преступления, и, поняв, сколько сил, времени, раздумий ушло на подготовку, Август погрузился в неистовую безнадежность, не веря в происходящее. Ему казалось, что все вокруг поменялось, изменился он, став непонятным самому себе человеком. Он стоял перед окном, продолжая любоваться истерзанной природой, мучащейся от отходов жизнедеятельности людской. Но лишь в ней находилась отдушина. Как только он отрывался от пейзажа высоких лысых деревьев, наполненных на половину яркими красками солнца, то наступала нестабильность, гармония владения телом отсутствовала, будто в жизни удалось все осознать и требовалась перезагрузка, перед выходом на новый высший уровень. Складывалось впечатление, что он ничего не совершил и совершать не собирается. Такое чувство отталкивало продолжение свершить правосудие, убивая искры ярости. Появилась бессмыслица в его глазах, запал иссяк, но не в попытке заступиться за суженную, а в проведенной работе, казалось, он переделал и достиг того, что не удается сделать за три-пять лет жизни. В этот момент происходило перенасыщение информацией, которая заполняла чашу, переполнившуюся и впоследствии опустевшей, а те наполнения были отлиты в новую форму, которую Августу не удавалось нащупать в полумраке своего призвания. Словом, он достиг чего-то большего, чем мог свершить до этого, и поменявшееся мировоззрение уводило в забвение, непонимания действительности.

Его глаза боялись, а руки делали: он окончательно готов к схватке, пусть другие об этом не догадывались совсем. Оно и не надо, главное закончить начатое. Теперь Август знал достаточно, понимая, что медлить нельзя, – время беспощадно, если упустить один миг предоставленной возможности что-либо свершить – не важно, то что намеревался сделать Август, или задавшись другой целью – надо делать. А дай он волю неуверенности, страху, разочарованности, безуспешности, то руки опустились бы, иногда лепя слабую, стесненную личность. Таким ему стать не пришлось бы, так как он четко знал: всему свое время, но, порой, примыкая к легкому течению жизни, смывались все мечты одаренного юноши.

Август собирался, все же, не осознавая реальности будущего, как будто ему предстояло посмотреть в кинотеатре фильм со своим участием или с участием любимого актера. А по правде, забраться можно по уши в помои, задохнувшись в них. Но этому осознания не было. Так же, есть вероятность гладкого исхода, пока неиспытанных эмоций. Когда произойдет намерение оглушить противника и обезвредить, когда он смоется с места разбоя, тогда он прибудет в новый мир чувств, до селя ему не знакомых.

Сейчас он опустошенно надевал спортивный костюм черного цвета, черные кожаные кроссовки, спортивную легкую куртку, вытаскивая капюшон кофты наружу, накидывая черную шапку. Август начинал постепенно зверски себя настраивать, вздумав разрешить все как можно беспощадно, тихо, хладнокровно, степенно сохраняя спокойствие. До вечера еще было много времени, но дома находиться не хотелось. Отец прибывал в небольшой командировке, и Август мог спокойно распоряжаться машиной, чему также не препятствовала мать, которая зачастую уставала от езды на собственном автомобиле, отдавая предпочтение ходьбе, если собиралась к подругам или по магазинам за мелкими покупками. Его мама была самой замечательной на свети, если бы он мог – а он точно сможет, – он дал бы все, что она захотела, защитил бы при любой возможности, не боясь ни секунды погибнуть за нее. Он любил мать – этим все сказано, – как и любил отца. Никогда мама не позволяла себе вольностей, пьянства, буйства, держась мужественно, решительно, лучше любого профессора, преподавая науку жизни, кнутом и словом воспитывая в Августе мужчину. Она идеальна!

С этими мыслями он вдохновленно пошел на улицу, как будто собираясь отстаивать честь семьи. Ведь так и было, – Алиса, ему чувствовалось, ему и сестра, и мать, и подруга, и жена, она для него стала частью жизньи, хоть он и не верил в чудеса. С каждым днем он все больше становился материалистом, но сталкивался с ведуньей судьбой, предсказывающей раскладку будущего. Но он твердо верил – только в его силах вершить судьбу, – может, допуская ее помощь, но вершит все сам. Да, истина именно в этом и заключалась, – только он был способен радовать себя или неустанно огорчать, сидя без дела. Сейчас ему было легко, хотя камень с души еще не скоро упадет, не дождавшись затишья. Зачем об этом думать, если ничего не сделано!?

Уличная флора и фауна благоухали, навевая влажную свежесть слежавшихся мокрых листьев, сопровожденную оркестром свирелей птичьих связок, рождающих невероятные симфонии благородного создателя. Достаточно на секунду проникнуться хоть и серой осенью, совсем не привлекательной, но по-своему обаятельной, при свете лучей раскаленного шара, несущегося сквозь пространство и время, нарушая смысл существования всех живых существ, но подводя к новым загадкам, которые следует разгадать. Ладно, Августу не стоит углубляться в космос, – он необъятен, а нужно научиться заключать в оковы видимое: это тоже самое, когда учишься говорить на английском языке, совершенно не понимая русский язык.

Предвкушая победу, что было странно, Август смог перебороть негатив, заражающий мозг инфантильностями, разубеждающие в успешности, – его даже нельзя было отговорить, хотя он постарался, чтобы никто не сумел этого сделать – он всего лишь промолчал о планах мстить, даже Алисе, которая, безусловно, наотрез отказала бы ему так действовать. Это преступление, но это не имело никакого значения. Он насыщен верой в справедливость, наказанием, уравновешивающим сильные и слабые стороны.

Пройдя к машине, Август еще раз осмотрел подготовленные к бою предметы: перцовый баллончик на месте – в кармане куртки, монтажка – она же фомка – была наготове в машине возле водительского сиденья на полу. Машина заправлена, Август настроен на все сто процентов, осталось дождаться темного вечера, предвещающего для одних беду, а для другого наслаждение. Те ребята омерзительны, не признававшие совершенного преступления, – они были похожи на наркоманов, которые воруют и убивают. Ничего благого в этих людях (в наркоманах) нет, они безжалостны, бездушны, пустынны, их вид иссохшести, вид пощипанного цыпленка устрашает. Хоть эти сволочи (за кем охотился Август) не были так уродливы, но их глаза наполнялись этой мерзостью, выливающейся в разительное поведение, пугающее обывателей: словом, их глаза сверкали, как у волков, беспощадно растерзывающие свою жертву.

Август решает прогуляться, для него было важно ни о чем не думать: так проще совладать с собой в решающий момент, потому что все вещества, разгоняющие кровь по венам, заставляя мышечный мотор сжиматься быстрее и быстрее, лучше применять в последний момент, в час «X», сейчас интересно познавать окружающую среду, по-новому взглянув на замыленное глазами постоянство. Август будто переродился, по-другому смотря на движение транспорта, заглядывая внутрь квартир, воображая, что где-то происходит любовь, где-то ссора, воспитание, развод, перемирие. Как любопытно читать написанную книгу без букв и слов, сотворенной трудом, наукой и технологией, закалкой и твердением (металла). Можно бесконечно продолжать описание участвующих в проекте производства или строительства объектов субъективных процессов и утверждений, главное, какое рассуждение рождается из итогов зримого. Август уходил в дебри детального рассмотрения исходного элемента. Его, иногда, это пугало, а сейчас, он спокойно щеголял по тротуару вдоль проспекта, направляясь под горку, нежным теплом солнца согреваясь со стороны спины. Асфальт казался таким мягким, от чего не страшно упасть, как на воздушную кровать, всасывающей внутрь хлопковых тканей. Так ему легко шагалось по твердому полотну, на самом деле шероховатого, как наждачка: Август вспомнил, как не раз падал на коленки, иногда, разом на две, как именитые футболисты «Суперлиги» прокатываются по скользкой траве после сокрушающего гола, явно, не сдирающей кожу. Смешно, если бы он это делал нарочно, но это получалось случайно, что так же уморительно.

Прогулявшись, полюбовавшись территорией парка, взирая на лениво опущенные веточки берез, стволами статно тянущихся к небу, и смотря на тополя, такие напряженные и хмурые, покрытые корой песочно-глиняного цвета. Здесь они его не ужасали, наоборот, дарили, разрезая лучи света, новые мечты. Свежестью веяло вокруг. Пройдя немного дальше, брусчатый парк сменялся с гигантов на карликов, – ягодная рябина и усыпанные на почве и ветках ранетками ранетницы уступали по размерам могучим березам и тополям. Но они не блекли на фоне гигантов, власть не была отдана мощным правителям парка, – здесь царило равноправие, гармония, понимание. Возможно, растения и были идеалом, созданным природой, кормящих живых существ, молчаливых, степенно наблюдающих за льющейся жизнью. Август долго любовался двумя пейзажами, такими разными и великолепными. Рассматривая каждую клеточку стволов, ветвей, опавших листьев, колышущихся на кончиках этих ветвей, борющихся с ветром, не отцепляясь от родного дома, а как манили плоды, норовящие попасть в рот, чтобы испытать их сладкий, кислый или горький, но свежий, наполненный вкусом, сок. Прошло часа два, как он невинно порхал среди уютных улиц, заставленных домами, но с сохранившимися диковинными пятаками пролесков. Время пробило четыре часа (16:00), и через два часа произойдет неминуемый закат солнца, вряд ли смеющего вернуться в серый мир мнимой весны, чтобы вновь озарить все струящимися золотистыми лучами. Но предвещающаяся кончина осени не так уж ужасна, хоть пепельными остатками лета нагнетает грусть.

Август направился в сторону дома. По пути домой ему позвонил Андрей, поинтересовавшись его делами на завершающейся неделе. Август ничего примечательного не рассказал, так как не смел рассказывать к чему готовился на самом деле. Он, из солидарности, поинтересовался жизнью Андрея, дабы поддержать разговор, и послушав его ничуть не увлекательную историю работы на стройке, все же разговорился с ним, обсуждая этапы строительства нового жилого дома: Августу действительно интересно узнать о строительном деле, досконально разбираясь в своей специальности.

– Знаешь, – говорил Андрей, – ты прав, должны соблюдаться правила, прописанные в технических документациях, проектах, здание должно строиться в соответствии с чертежами, составленными по техническим документациям. Но, зачастую, приходится импровизировать, потому что в теории складывается все идеально, а на практике невозможно сделать по регламенту, следовательно, где-то не хватает армировки, где-то плохо прогревается бетон, что следует соблюдать, а где-то и вовсе отсутствуют усиления и дополнительные укрепления, в силу опасения долгого простоя и затраты большего количества денег на материалы.

– Ну ты даешь, а как тогда люди будут в безопасности жить? Ведь дом должен стоять крепко, а не на святом слове! Да, как-то жутковато от твоих слов. – Недоумевал Август, совершенно спокойно, с веселым настроением выражая свое мнение.

– Да ты пойми, не все же так плачевно, – в основном все работает по законам физики и математики – как ты любишь. – Усмехнулся Андрюшка.

– Да, я понимаю, задумался на мгновение, что все гибло, а потом понял, стоят же дома, даже выдерживают землетрясения.

– Тем более, ты же работал какое-то время разнорабочим на стройке?

– Было дело, но я не придавал тогда значения техническим регламентам, и сейчас ничего о них не знаю, так что думаю, ничего критичного нет.

– Конечно, ведь мы знаем свое дело, – и он почему-то расхохотался – типичный Андрюшка.

– Но я бы поработал в строительстве, как ты, устроился бы надолго, научиться воздвигать стены, – это так приятно, когда что-то удается произвести на свет, хоть ты и принимаешь малую долю участия в этом.

– Ну как, я же строю?

– Ну ты же не один это делаешь! Там много людей занимаются тем же делом, что и ты, кто-то даже больше вносит вклада.

– Не соглашусь, если я строил, значит я этот объект произвел. – Упрямо добавлял Андрейка.

– Ладно, молодец, пусть будет так. – Выдержал двухсекундную паузу Август. – Когда свой дом построишь один, без помощи третьих лиц, тогда и поговорим. А я не к тому вел тему, я сам бы не прочь участвовать в строительстве, интересно изучить технологию ведения работ.

– Так приходи, я тебя устрою. – Совершенно серьезно говорил Андрей.

– Нет, меня пока моя работа устраивает.

Они переговорили про работу Августа, подискутировали, Август понапрягался, но будучи в здравом духе, нисколько не сорвался на Андрея, сводя все на «нет». Он подошел к дому, простоял долгое время у подъезда, прежде чем завершить разговор. Впрочем, они довольно неплохо поболтали, и Август совершенно забыл про намеревавшуюся миссию. Они условились встретиться, если Август не останется у своей возлюбленной. Но он нагло лгал, зная, что задержится в другом месте: он лгал ей и другу. Его больше всего коробило вранье, преподносимое любимой девушке, и не меньше беспокоила лож разговаривая с Андреем. На самом деле, Андрей являлся единственным человеком, с которым можно хотя бы общаться, хоть он и обладал редкими качествами несносного парнишки, бесящего Августа своими глупыми замашками, когда сильно самовыражался или прибывал в мире фантазий личностного благосостояния, не замечая Августа поблизости. У него это было, но все же он являлся Августу другом, наверное, даже лучшим и неповторимым другом, а Август этого не замечал, отторгая праздных и эгоистичных людей. Да, собственно, он настолько мог быть принципиальным, что не любил совершенно никого, отворачиваясь от самых близких. Связано это с убеждениями, что каждый сам за себя, и лишь себе он способен помочь, решая трудные задачи, не надеясь, не ища подмоги, он сам должен со всем справляться.

Время пробило пять (17:00), и Август нацелился выдвигаться в сторону противоположного берега реки, где простиралось продолжение тихого, спокойного городишки, любимого до безумия. На самом деле, регион, в котором он жил, был весьма благоприятного климата, хоть всех страшила и мучила суровая зима, зато чередовались все времена года, по-настоящему проявляющие свои явления. Всяко лучше, чем жить в условиях постоянной жары или вечной мерзлоты. Эмоции притупляются, а здесь присутствовало полное равновесие: каждый раз переживаешь разное настроение, влюбляясь в мир и разочаровываясь в тоже время. Августу казалось, что те люди, которые всю жизнь проживают в теплых краях на берегу морей и океанов более несчастны, чем живущие в умеренном климатическом поясе, лишь мечтая увидеть бескрайние просторы водной глади. Мечтаешь слетать к берегам песочного рая, но насладившись, вновь возвращаешься в глушь таежных лесов, снова заботясь порадовать себя в будущем появиться на незабываемых обжигающих пляжах теплых морей. Не каждый захочет приезжать в холодную страну, всю жизнь прожив у берегов глубинных вод, и тогда сложнее сменять обстановку, лишаясь блаженств вечного тепла. Возможно, это суждение ошибочное, учитывая, что легче нигде не живется.

Перед свершением тщательно продуманного плана, Августу захотелось подкрепиться, и он, чтобы скоротать время до наступления кромешной темноты, решил подняться домой, зная, что мама приготовила вкусное блюдо. Он не ошибся: блюдо состояло из приготовленных в духовке котлет, макаронов под сырной шапкой, а для разгона аппетита все дополнялось изысканным греческим салатом, пестрившего всеми красками ингредиентов – черные оливки, красные помидоры, белый сыр сиртаки, листья салата, зеленые огурцы. Бесподобно! Теперь он уплетал ложку за ложкой вкусное мясо с макарошками, освежаясь нежным салатом, запивая все ананасовым соком. Жадно насытившись, можно было поблагодарить любимую девушку на свете – именно девушку, потому что женщиной мать его не была, уж слишком молодо выглядела в свои годы – и направиться отдохнуть, полежав на любимом диване.

– Мам, а папа долго будет в командировке?

– Нет, он завтра приедет. А что ты хотел?

– Да так, ничего, на машине съезжу по делам.

– Конечно, можешь ехать, даже если бы и папа дома присутствовал.

– Ну нет, я до вечера, допоздна, а если бы он был, то вы наверняка собрались бы куда-нибудь поехать.

– Ладно, сегодня можешь об этом не думать. А куда это ты собрался допоздна?

– Да, так, по делам.

– Я уже поняла, что по делам, – заискивающе говорила мама. – По каким делам? – Наверное, она намекала на взрослую жизнь, немного опасаясь за опрометчивость поступков, приводящих к любви по расчету.

– Ну, погулять с девушкой, прокатиться по ночному городу. – Снова вранье, теперь и самой дорогой на свете девушке. Как же его коробила ложь; отвратительно, но приходилось с этим мириться.

– Тогда, не делай глупых поступков и соображай головой.

– Все будет хорошо, не переживай. Я тебя люблю!

– И я тебя, сынок!

Август закрыл дверь в комнате матери и переместился в свою. Время подкрадывалось к шести часам. Он решил, что поедет к восьми (к 20:00). Настолько он расслабился, отрекаясь от негативных мыслей и терзаний своей души, что лежа на диване и смотря в сотый раз повторяющийся, но завораживающий фантастический фильм, погрузился в сон. Сытый, в мягкой постели, правда одетый, но лежащий на покрывале, он сладко спал, видя лишь отрывки непонятных снов. Вскочил он в половине восьмого, надел кофту, снова экипировался как было тремя часами ранее и выскочил из квартиры. На улице завел автомобиль, подождал минуту, что б двигатель слегка очухался от застоя, и поехал по изученному маршруту. Даже в предельно низкие морозы, или в морозы до минус двадцати градусов по Цельсию (-20°C), Август никогда долго не грел мотор, потому что знал, – можно дать поработать мотору две-три минуты и потихоньку, не рвя двигатель, резко не ускоряясь, следовать на низких оборотах. Температура двигателя быстро достигнет отметки, хотя бы в пятьдесят градусов Цельсия (+50°C), коробка, подвеска и прочие узлы потихоньку разрабатываются и можно спокойно следовать куда приспичит. А сегодня держался уверенный плюс, из чего следует совершенно не париться о том, что масло может выдавить сальники, или побежать через прокладки, или невзначай лопнет расширительный патрубок охлаждающей жидкости. Все материалы пригодны для работы в положительные температуры, не стоит бояться поломок и неисправностей.