Kitabı oku: «В пропасть из хинкальной», sayfa 5

Рай шахида. Поэма начала окончания начала конца

Осознай: вдалеке виднеется рай,

Рай шахида. Кровищи теперь через край.

Край печи вавилонской в обгоревших костях,

Не показанных, впрочем, пока в новостях.

Дым приносит страх ветром юго-западным

Вместе с гулом колонн машин-рефрежираторов.

В 5 утра незнакомец приходит домой

И грозится какой-то тюремной статьей.

Ветер северный мрак несёт из столицы.

Может, стоит решиться вусмерть напиться,

И проспать свою смерть с воскресением вместе,

Ожидая расправы, победы и мести.

Смысл есть и другое решенье принять

И начать решительно паниковать.

Паникуй или спи. Это выбор простой.

Спи, замри, бей, беги или Летова пой.

Виктор Цой ещё жив. Сталин мёртв, Ленин тоже.

(Так и хочется треснуть кому-то по роже).

В рот я, знаете сами что, первый канал,

(Хоть он мне при запоре не раз помогал).

И второй тоже в рот (и, пожалуй, не только).

Я на свадьбе, напившись, кричал как-то "горько".

И четвёртый и третий – этот постмодернизм

Не даёт всё же права пиарить фашизм.

Тамада весь в салате, а гости сбежали;

Пир во время чумы запретить обещали.

Я хотел жизнь познать, но теперь в другой раз,

А сегодня я снова познаю маразм.

Карабас-Барабас в непонятном театре,

Походящем на цирк, танцует под "country".

И играет "Калинка", но гостей уже нет…

Дальше память устала терпеть этот бред.

Милосердно пришло в мою душу забвенье,

Лишь осталась во мне мысль "Я гений,

Эта серая масса погрязла в болоте"

(Я опять захлебнулся в собственной рвоте).

О какой-то мразоте я вновь вспоминал.

Я пока ещё жив, хоть и сильно устал.

Где-то там вдалеке виднеется рай

(Или страшный обман). К нам придёт дед Мазай

И поднимет со дна наши мертвые кости,

Утонувшие в гордости, мести и злости.

В камуфляже Герасим по берегу бродит -

Это он в пять утра дверь в квартиру выносит.

Это он – архитектор рая шахида,

А заказчик пытается скрыться из вида.

И дрожащею тварью вернётся история

Словно к мужу-тирану жена. Метанойя?

Нет, не слышал такого. Лучше пропой:

"Этот муж не садист, он спаситель, герой,

Он почти что мессия (миссия наша

Заключается в том, чтоб из всей этой каши

Вынуть топор и начать им махать -

Этот проклятый мир освобождать)".

Дед Мазай на нас смотрит, глаза в пять рублей,

А вдали раздается как гром: "Дай люлей!"

Со священной войны возвращался шахид,

Вместе с кучей врагов уничтожив свой рай.

Всюду только руины, пепел и гарь,

Но зато нам теперь ничего не грозит.

Ракушка

В потоке бурном маленькой речушки

Я видел бесконечный океан,

И, ухо приклонив к безжизненной ракушке,

Хотел услышать я сказанья дальних стран.

Ракушка непокорная молчала.

Я уронил её на дно реки.

Поток стремительный разбил её о скалы

И вновь продолжил размывать пески.

***

Тонкий месяц над тучею синей

Освещает небесную гладь,

За рекою в притихшей долине

Стала ночь пелену опускать.

За безжизненной тёмной стеною

Затерялся далёкий закат,

Над землей, поглощённою тьмою,

Светит всполохами звездопад.

На востоке ещё догорает

Отблеск дня среди тяжких оков,

Цветом глаз твоих тускло мерцает

Проблеск неба среди облаков.

Давит грузом тяжёлым на душу

Память вместе с смертельной тоской,

Леденит словно в зимнюю стужу

Безнадёжный и мрачный покой.

***

Туман стелился над бескрайней водной гладью,

Безбрежный океан был погружен в глубокий сон.

Орда тяжелых туч своей могучей ратью

Закрыла темный и пустынный небосклон.

Крик птиц морских издалека не доносился,

Теснился средь огромных туч поблекший диск луны.

За горизонтом в тьме холодной скрылся

Забытый всеми айсберг. Легкий плеск волны

Ему отправил вслед прощальный вздох.

Бесшумный ветер тронул океан.

И снова стих. И лишь густой туман

На льдину мутной пеленою лёг.

Замерзший айсберг будто молвил в пустоту

Про одиночество, обман и проблески надежды тщетной.

И, словно в полусне, в предутреннем бреду,

Ему на небе тучи вторили толпой несметной.