Kitabı oku: «Измена в подарок», sayfa 12
53. Костя
Паршиво, когда друга приходится искать в пять утра по барам.
Ещё хуже, найдя друга и вытащив его из брызг крепких напитков и облаков горько-терпкого дыма, терять машину. Ну как терять. Грустно смотреть вслед удаляющемуся эвакуатору, удерживая в вертикальном положении стодвадцатикилограммового амбала.
Совсем хреново – понять, что ключи от дома и смартфон уехали вместе с машиной.
Для поиска штрафстоянки и вызова такси приходится изъять средство связи у тела, которое невнятно мычит что-то вроде “Да и хрен с ней, пошли нажрёмся нормально, Костян”. И я бы с радостью нажрался, тем более повод есть. Жаль, не выйдет. В десять собрание, в двенадцать заседание. Ещё бы поспать хоть час, но это больше похоже на сказку про единорога, чем на план.
Стаса разморило в такси окончательно, и пришлось не только затаскивать это тело домой, но ещё и укладывать в постель. Его хрупкая жена не сдвинула бы его и с места. Олька уговорила меня остаться на чай и сразу же развела бурную деятельность. В только что пустую кухню пришла жизнь. Зашумел чайник, зазвенели кружки, запахло чем-то вкусным.
– Чёрт, стоянка откроется только в восемь, – выдыхаю я, откладывая на стол телефон Стаса.
– Оставайся, Кость. Я всё равно не усну, так хоть развлечёшь меня. Как там Мирочек, расскажи, – расставляет кружки и усаживается напротив.
– Мирочек… Я всё испортил, Оль. Она сбежала и правильно сделала. Как придурок полный приезжаю извиняться, вижу её и ерунду какую-то нести начинаю. А я так даже не думаю на самом деле.
– Сильно накосячил?
– Хуже не бывает.
– Дай ей время. Она же тебя хорошо знает. Лучше всех. Сама придёт, когда будет готова. Ты только балбеса выключи в следующий раз, – писк духовки прерывает наш разговор. – Иди мой руки, пирог разогрелся.
В ванной на уровне глаз стоит флакон духов, напоминающий хрустальный стакан для виски. Это любимый аромат Мирры. Открываю крышку и будто носом зарываюсь в её волосы. Что-то одуряюще алкогольное и нежно-летнее. Они её идеальное отражение. Тепло, сладость, спокойствие, ласка, уют.
Я полный кретин, что повёлся на эту стерву Линду. Облажался по полной. Сам не понял, как она собой заполнила все моё свободное время и вытеснила Мирру. И я потерял самое главное в своей жизни. Сделаю всё, чтобы она меня простила. Только бы дала шанс.
Время на тёплой кухне проходит незаметно. На штрафстоянке оно тянется и становится на место, только когда подгоняю сотрудников лишней парой тысяч сверх штрафа. Не успеваю разобраться со шквалом входящих звонков и СМС, опаздывая на совещание и немного на заседание. Хорошо, что его перенесли. Поспать всё равно не светит, еду обратно в офис и на выходе из лифта мне прямо в руки летит Мирра. Она, нервно уткнувшись в брелок ключей от машины, не замечает ничего вокруг до того момента, пока не врезается мне в грудь. Несколько секунд счастья, и она отрывается, отходя от меня. Брелок мерзко пищит, но Мирра, кажется, о нём забывает, оглядывая меня с ног до головы.
– А где круассаны? – шепчет, растерянно глядя мне в глаза, а я даже примерно не могу понять, о чём она.
– Какие?
– С фисташковым кремом. Ты решил любимую женщину в таком положении без вкусненького оставить? – очень серьёзно хмурит брови.
Неужели она решила дать мне шанс, вот так просто вернувшись? Хочется обнять её покрепче и утащить наконец домой, но я лишь подхожу чуть ближе, чтобы обнять.
– Ты хочешь вкусненького? Поехали в твою любимую кондитерскую, Мирочек?
Она совсем перестаёт улыбаться, а до меня только сейчас доходит смысл её слов
– Погоди, в каком положении?
Эта мысль выскальзывает у меня из рук, а на её место падает побледневшая Мирра. Успеваю придержать за талию и уложить на диван в зоне ожидания. Паника сдавливает горло, мотор начинает отчётливо барахлить, но сейчас нужно взять себя в руки и сделать всё правильно. Вызываю скорую, пытаясь привести Мирру в чувства. Секретарша бегает со стаканом воды, не зная, с какой стороны подступиться, а я все бесконечные десять минут ожидания врачей согреваю крошечную ладошку в своей руке.
Всё будет хорошо, котёнок, я всё исправлю, только потерпи немножко.
Появляются врачи, оттесняют меня, и всё вокруг моментально приходит в движение.
– Аллергия на лекарства есть? – спросил медбрат, отламывая горлышко ампулы и набирая оттуда в шприц лекарство.
– Нет, но… Она сказала, что в положении. Хотя этого быть не может, оговорилась, наверно.
Он смотрит на меня, как на идиота, почему-то выбрасывает в урну всё, что было у него в руках, и цедит сквозь зубы:
– Проверим.
Прятавшиеся по своим аквариумам сотрудники выплывают на шум. Среди них оказывается Линда. Срываюсь к ней, хватаю за локоть и тащу в угол, к лифтам.
– Ай, Костик, больно, ты чего, – пищит эта тюнингованная дрянь.
– Ты что здесь делаешь? Я же ясно тебе дал понять, чтобы ты здесь больше не появлялась? Ты что-то Мирре сказала? Из-за чего она нервничала? – сжимаю сильнее руку, чтобы ускорить выдачу ответов.
– Больно, больно! Ничего я твоей клуше не говорила! – она визжит на ультразвуке, привлекая всё больше внимания, и вырывается, резко меняя тон на чистый сахар: – Костик, я соскучилась сильно. Поехали, пообедаем. У меня. Меня. Хочешь?
– Ты вообще больная? Проваливай!
– Ты пожалеешь.
– Уже жалею. Что вообще согласился работать с тобой. Ты же подстилка обыкновенная. Вали отсюда вместе со своими губами и дорогу забудь, – ору, уже совершенно никого не стесняясь.
Линда отшатывается от меня, вжимаясь в угол. В её глазах стоят слёзы, а на предплечье алеет след от моего захвата. Вот и отлично. Надеюсь, больше не увидимся.
Пока меня отвлекала эта стерва, врачи решили забрать Мирру в больницу. Помогаю погрузить её в скорую и иду к своей машине, чтобы добраться к приёмному покою самому. Мой телефон разрывается от рабочих звонков, и я его отключаю к чёрту, чтобы не беспокоил. Завожу машину и выруливаю с парковки.
Нужно сделать ещё кое-что. Нахожу в сумке Мирры телефон и с лёгкостью его разблокирую. Мне нужно сделать всего лишь один звонок. С моего номера она всё равно трубку не возьмет.
Мирра так и не удалила мой отпечаток пальца, но с главного экрана пропала заставка с нашим фото. Вместо неё теперь штормовое море на закате. Сквозь чёрные тучи едва-едва виднеются лучи закатного солнца. Как бы ни била жизнь, ты всегда надеешься на лучшее. Больно тебе было, мой Мирочек… Какой же я придурок. Вывернусь наизнанку, только бы всё исправить.
Вспоминаю, зачем вообще взял телефон, и набираю нужный номер, резко стартуя со светофора.
– Малинка, ты где пропадаешь? Я приехала, а тебя дома нет. Эклеры привезла твои любимые, давай скорее, пока остались, – она тараторит так быстро, что я не могу вставить слово.
– Маш, Мирра в больнице. Собери ей вещи и приезжай. Адрес сейчас скину.
– Как в больнице?
– Она потеряла сознание и… – и я не успеваю договорить, как одновременно происходит сразу несколько вещей.
Какой-то идиот на сером форде передо мной слишком резко тормозит, а Маша, прерывая меня, орёт в трубку.
– Жданов, что ты с ней сделал?! Ты хоть в курсе, что она беременна?!
Меня оглушает новость и немного подушка безопасности.
54. Их двое
Рука затекла. Хочется её согнуть, но что-то мешает, колется. Затекло всё тело и перевернуться бы набок, но почему-то страшно, что не хватит сил. Лежу не шевелясь, терплю тупую навязчивую боль, перетекающую по мышцам.
Никак не хочется начинать этот день, а сон был такой сладкий, что усилием воли пытаюсь вернуть себя обратно, проигрывая последние, самые яркие картинки.
Наблюдаю в отражении зеркала, как тонкая, невесомая паутинка чулков, ведомая моими пальцами, ползёт вверх по бедру. Прохладная сеточка ласково обнимает ноги, делая их привлекательнее. Чулки белые, и я никак не пойму, кто я сегодня. Развратная невеста? Школьница? Медсестра? Прозрачную нежность такого же белого кружевного белья повторяют контуры чёрной кожаной портупеи. Ремешки немного натирают, особенно на горле, но это только добавляет пикантности. Зрелище настолько горячее, что сама завожусь.
Наряд готов. Не хватает только того, кто всё это со вкусом снимет. И я бегу к самому любимому человеку. Я знаю, что он прячется за одной из дверей, но никак не могу найти дорогу. Спотыкаюсь, падаю, бегу, бегу, бегу изо всех сил, всё равно оставаясь на месте. Проклятая ловушка сна. Никакой возможности бежать и никогда нет голоса кричать. Ну хотя бы не страшно оказаться на улице голой.
Как только я останавливаюсь, дверь чудесным образом оказывается рядом. Ручка почему-то сделана в виде керамического ярко-оранжевого львёнка, и стоит легонько её потянуть на себя, как я окунаюсь в сладкую, тошнотворную вонь ванили и шампанского.
Всё повторяется. Они снова на диване изучают тела друг друга руками и губами. Они смотрятся невероятно красиво, а я начинаю чувствовать себя глупо и неуместно. Стыд стягивает ремни на шее, мне хочется скорее прикрыться и убежать, но меня замечают и смеются. Сначала невероятной красоты девушка, а потом и… Марк?
Резко открываю глаза, и всё начинает кружиться. В комнате слишком светло. Я опять забыла закрыть шторы? Незнакомые запахи и большое количество непривычных звуков заставляют испугаться и сосредоточиться. Светобоязнь и головокружение никуда не уходят, но я начинаю различать кубики потолочных плиток. Ах да, я же пришла к Косте в офис поделиться новостями. Память очень медленно разворачивает картину произошедшего, и я всё ещё не могу понять, почему я так удобно лежу. В офисе точно нет таких уютных кроватей. Неплохо бы осмотреться.
За то, что я решаю повернуть голову набок, тело мстит усиливающимся гулом в ушах.
У окна стоит Костя. Кажется. Его рубашка впервые измята и только наполовину заправлена в брюки, а поверх вообще надета странная синяя повязка. Он поворачивается на шорох и подходит ближе, усаживаясь в кресло у кровати.
Видимость лучше не становится, и его лицо – размытое пятно.
– Мирочек, ты как?
Я хочу что-то ответить, мысленно получается собрать слова в несколько предложений, но изо рта вырывается только “кружится” и “пить”. У моих губ тут же появляется стакан с соломинкой. Никогда ещё вода не казалась мне такой вкусной.
– Закрой глаза. Головокружение должно скоро пройти, – его заботливый голос будто укутывает меня в мягчайший плед. Его тёплая ладонь накрывает мою, и я вспоминаю, что хотела согнуть руку, но Костя не даёт.
– Подожди, Мирочек, ещё десять минут капельнице осталось.
Капельнице? Реальность словно собирается мозаикой в полноценную картину. Я вспоминаю надменное лицо Линды, счастливое Кости, слишком много его рук, запахов, звуков и своё падение во тьму.
Испугавшись, распахиваю глаза и рукой, свободной от иголок, накрываю низ живота.
– Как? – всё, что я могу произнести.
Глаза наполняются слезами, горло снова стягивает невидимый ошейник. Целых три вдоха приходится ждать, пока Костя не ответит. Три вдоха с тупыми иглами в сердце и раздирающим на части чувством вины.
Становится чудовищно стыдно за все мои прошлые мысли. Становится чудовищно страшно за маленькую жизнь, которую я могла не сохранить по собственной глупости. Прижимаю ладонь крепче к животу, пытаясь согреть и согреться, пока Костя медлит с ответом.
– Всё в порядке. Не переживай. Тебе теперь совсем нельзя, – он, кажется, улыбается, но сквозь слёзы совсем непонятно, а я наконец-то могу выдохнуть всю накопившуюся боль.
– Мирра, почему ты мне не сказала? – произносит с каплей горечи, всё ещё согревая своей ладонью мою.
Почему я не сказала? Он действительно не понимает? Он серьёзно считает, что после всего случившегося я могу и дальше продолжать доверять ему свои новости, секреты и просто мысли? Во мне начинает закипать злость, придавая сил для этого разговора.
– Я как раз собиралась, но там твоя Линда, – мне неприятно произносить её имя вслух, но поговорить нам об этом придётся, слишком много судеб замешано.
– Она не моя, – говорит сквозь зубы, срывается с кресла и начинает кружить по палате.
Ох, милый, кружить по клетке больше не поможет. Я пыталась. Всё стало только хуже. И с каждым шагом всё будет только сложнее.
– Как мы теперь будем? – останавливает свой бег по кругу, держась за спинку кресла одной рукой. Вторая прижата к груди всё той же синей повязкой. Я, кажется, что-то ещё пропустила.
– А как ты планируешь справляться сразу с двумя? А что с твоей… – но он меня дальше не слушает.
– Как с двумя? Там что? Там двойня?!
55. Долгая дорога…
– Двойня, – совершенно невинно говорю я. Пускай тоже получит свои инфаркты. Почему я одна должна отдуваться?
И это работает. Он пугается. Его тело выдаёт множество нервных движений. Начинает заправлять рубашку в брюки, бросает это дело на полпути, несколько раз достаёт из кармана телефон, кладёт его обратно, открывает-закрывает окно, хочет потереть лицо руками, но почему-то шипит от боли.
Голова также кружится, и долго держать глаза открытыми у меня не получается, но я всё равно замечаю на лице Кости ссадины, опухший нос и разводы синяков под глазами. Правая рука заботливо укутана в специальный бандаж. Если я сейчас спрошу, что произошло, мы точно не поговорим.
– Ты рад? – подливаю масла в огонь, понимая, что он не собирается сознаваться в том, что Линда тоже беременна.
– Я… Ты… Это очень неожиданно, – усаживается обратно в кресло и с еле слышным стоном прячет лицо в ладони.
Я замечаю ранку у него на носу и запёкшуюся кровь на губе. Инструкция, как сломать красноречие опытного юриста. Дорого. Даже слишком. Он подтаскивает кресло ближе, противно скрипя ножками по кафелю, пытается взять меня за руку, но я не даюсь. Его улыбка, вопреки всему, кажется по-настоящему счастливой, это очень неожиданно. Его, что, двойня не напугала? Даже у меня нервные мурашки пробежались по затылку, как только я представила предстоящее в двойном объёме. Всё ещё свежи в памяти воспоминания, какой утомлённой выглядела жена Славы после появления на свет близнецов. Она была замученной до чёрных кругов под глазами и нервно обгрызенных ногтей. Но удивительно счастливой. Такая же дурацкая улыбка расплывается сейчас на лице Кости.
– Очень неожиданно, когда спишь с двумя разными женщинами узнать, что они обе беременны. Жданов, ты про невесту свою губастую забыл, что ли?
– При чём тут Линда, и с каких пор она мне невеста? – он выплёвывает её имя, как горькую попку огурца, улыбка исчезает, а на её месте появляется почти звериный оскал. – В смысле обе?
– Ну как причём. Можешь не притворяться. Она мне рассказала, что вы с ней хорошо постарались, она тоже в положении и ожидает обновление семейного статуса в ближайшее время, – удивительно резво выдаю скороговорку на одном дыхании и притворяюсь, что мне совсем не больно произносить эти слова. – Ты почему без круассанов вернулся? – добиваю его своим самым сладеньким голосом. Чай можно пить ещё неделю без сахара.
А у самой сердце начинает грохотать со страшной силой. Я знала, что это будет сложный разговор, но очень не хочется сейчас навредить крохотной жизни внутри меня.
– Да какие, к чёрту, круассаны? – он почти срывается на крик, встаёт так резко, что кресло отлетает в сторону, но Костя вовремя вспоминает, где находится.
– Фисташковые, – говорю тихо и спокойно. – Любимую надо баловать, а мы с малышом как-нибудь подождём своей очереди в сторонке.
– Мирочек, она обманула тебя. Я на заседании был. Понятия не имел, что она припрётся. Запретил появляться в офисе и вообще в моей жизни. Выгнал её в тот же вечер.
– Беременную выставил? Ну, Жданов, ты и му…
– Да не беременна она! И быть не может!
– И как ты можешь быть уверен, что она не беременна?
– Она не сказала тебе ни слова правды. Явно соврала и об этом, – он устало вздыхает, пытается потереть переносицу, кривится от ощущений, но продолжает, будто желая сделать себе больнее, задевает самые пострадавшие места, из ранки на губе снова начинает сочиться кровь. – В тот день всё случайно вышло. А потом… Увидел тебя и понял, какую глупость совершил.
– Ага, понял, что глупость, и побежал домой извиняться. Но так быстро бежал, что все мысли сдуло, а дома ты решил наорать на меня для профилактики?
– Мирочек, я знаю, что натворил и наговорил на пожизненное, – он подходит совсем близко к изголовью кровати и становится на колени. – Я готов…
Что он там готов, я уже не узнаю. Впервые за очень долгое время, когда мы, наконец, начали откровенный разговор, случается непредвиденное. В палату входит медсестра.
– Добрый вечер. Я Майя, – решает со мной познакомиться она, – сейчас капельницу снимем, укольчик сделаем и можно отдыхать до ужина.
– До ужина? Я остаюсь здесь?
– Это вам врач расскажет чуть позже. Не переживайте, – нежно воркуя, беспощадно срывает пластырь и вынимает иглу.
Ну конечно. Вот она сказала, и я моментально успокоилась. Это же всегда так работает, да?
Я никогда в своей жизни не лежала в больнице, если не считать два похода в дневной стационар в раннем детстве. Так что сейчас коктейль из шока, паники и чистого кайфа оттого, что я, наконец, могу согнуть руку, стремительно захватывает моё тело. Костя не сводит с меня пристального взгляда, обещая долгий разговор, как только мы останемся одни.
Как только палату покидает медсестра и Костя только набирает воздуха в лёгкие, чтобы снова заговорить, в палату влетает моя мама. Она бросается на шею Косте, никак не замечая, что делает ему больно и моё присутствие.
– Костенька, миленький, как же так. Столько людей гоняет на дороге, нужно быть внимательнее, – она вытирает свежим платочком кровь на губе и пытается окружить заботой Костю, совершенно не обращая внимания на меня.
56. …в никуда
– Привет, мам, – кашлем привлечь внимание не вышло, может быть, меня так заметят? – Костя, а что вообще случилось?
– А ты так и не поинтересовалась? – заводится вместо приветствия мама. – Он в аварию попал, пока к тебе сюда спешил.
– Раньше спешить надо было, может и нос остался бы цел, – бурчу тихонечко себе под нос, и эти помехи мамины уши регистрируют без ошибок.
Она стреляет в меня презрительным взглядом и, возвращая своё драгоценное внимание, уже с улыбкой обращается к Косте.
– Миленький, а тебе не тяжело будет кофе мне раздобыть? Давление что-то скачет. И нужно найти врача этой звезды, разузнать, что, как, когда отпустят. Дома под присмотром оно легче будет.
После этих слов мне резко захотелось остаться в клинике и чтобы запретили все посещения. Сидела же в своей хоббичьей норе, зарывшись в работу, лучше бы и дальше не вылезала.
Костя, как послушный мальчик, кивает и молча уходит, оставляя меня на съедение самому беспощадному человеку.
– Мирка, ты что вытворяешь? – как только закрывается дверь, налетает на меня мама. – Он же за тобой, как на привязи бегает. Наказала уже. Достаточно. Чувство вины у него не бесконечное. Однажды надоест бегать за тобой. Хочешь сидеть одна очень гордая, но без денег и помощи? О себе не думаешь, хоть дитё пожалей. Ты за что его безотцовщиной делаешь?
Снова и снова она перекладывает на меня свой опыт, не обращая внимания, как давит и что совсем не права.
– Мама, прекрати, пожалуйста. Я никого не лишаю отца. Костя сможет спокойно общаться с малышом, – держусь из последних сил, чтобы не начать хамить. – По-твоему, станет лучше, если мы будем душить друг друга в браке и ежедневно устраивать скандалы? Это пойдёт на пользу?
– А жить ты на что будешь, дурёха? Что ребёнку отвечать, когда попросит игрушку в магазине или спросит, почему со всеми папы живут, а у него нет?!
– Как бы тебе там ни казалось, я неплохо зарабатываю. И вполне смогу обеспечить себя и малыша.
– Да что ты там можешь?! И когда ты будешь успевать свои висюльки делать, скажи мне? Кто тебе декретные оплатит? Вот работала бы на нормальной работе по специальности и проблем бы не знала!
– С восьми до восьми? Это бы решило все проблемы? – в висках снова начинает неприятно пульсировать, и я боюсь, что это может закончиться плохо. – Мам, я устала очень. Давай ты завтра зайдёшь?
Она молча закатывает глаза, и от выслушивания продолжения лекции меня спасает пришедший врач со стайкой медсестёр. Всех, у кого нет медицинского образования, выгоняют в коридор, а ко мне поближе подкатывают аппарат УЗИ.
Врач оказывается такой приятной и милой, что даже самые интимные вопросы и процедуры с ней проходят очень легко и не унизительно, как это часто бывает в обычных поликлиниках. Или это только с беременными так носятся?
На живот щедро наливают прохладный гель и щекотно размазывают датчиком. На мониторе среди серой мути начинают проявляться очертания настоящего малыша. Моё сердце пропускает пару ударов, а из уголков глаз текут слёзы, когда я начинаю различать крохотные ручки и ножки. Это уже целый человек. Причмокивает губками, размахивает ручками и пока неощутимо, но уже толкается ножками. Ещё замечаю непропорционально большую голову. Хочется спросить, точно ли это нормально, но ужасно стыдно. Кажется, что каждая беременная к этому сроку уже должна наизусть знать все этапы развития, роста и воспитания минимум до совершеннолетия. Состоять в десятке сообществ и обсуждать каждый свой чих с такими же девушками. А я, откладывая принятие решения, до дрожи боялась искать информацию в сети, теперь вот лежу и боюсь дышать, чтобы не пропустить ничего из переговоров медсестры и врача. Но всё абсолютно бесполезно, они говорят на каком угодно языке, только не на русском. Хотя последнюю фразу я неожиданно понимаю.
– А теперь послушаем сердцебиение, – с улыбкой сообщает и, что-то переключая в аппарате, возвращается к исследованию.
Сначала было непонятно, как она собралась ловить сердцебиение внизу живота, и я даже дёрнулась задирать рубашку до груди, но, как только датчик вновь коснулся кожи, из динамиков послышался частый-частый стук. Моё сердце нередко ставило рекорды, но до таких высот ему точно было далеко.
– Сто семьдесят пять, – протягивает мне салфетки и вытирает датчик врач. – Плод развивается хорошо, все параметры соответствуют сроку. У вас растёт прекрасная малышка, – она гордо улыбается, будто сама приложила руку к её прекрасности, но далеко не это меня шокирует.
Тело выдаёт реакцию на новость раньше, чем её успевает обработать мозг. Укол молнии попадает прямо в солнечное сплетение и разливается вместе с кровью чистым адреналином по венам. Вслед за ним мурашки пробегаются по коже, поднимая все волоски дыбом. Делать вдохи и выдохи мешают острые иглы в сердце.
– Малышка? – повторяю онемевшими губами.
– Ой. Вы не хотели знать? Простите, я, надеюсь, не испортила вам сюрприз.
– Нет, нет, всё в порядке. Просто очень неожиданно. Так что вы сделали сюрприз.
– Не планировали вечеринку? – замечая, что я непонимающе хлопаю глазами, рассказывает подробнее: – Собраться с друзьями, всем вместе узнать пол будущего малыша.
Становится ужасно стыдно и даже немного обидно за себя. Ничего из этих милых приятностей у меня не будет. К счастью, врач очень тактичная и тему эту больше не поднимает. Она молча протягивает мне ленту чёрно-белых снимков и прощается. Я пропадаю, пытаясь рассмотреть все детали. Они то размываются в сплошное пятно, то чётко вырисовываются в силуэт с маленьким носиком и пухлыми губками. На одном из снимков очень чётко запечатлена маленькая пяточка.
Ну привет, моя девочка. Давай знакомиться поближе.
Долго одной побыть не получается. Костя вваливается в палату шумно и немного неловко, удерживая одной рукой поднос, второй – огромный букет ромашек.
– Мирочек, мама твоя уехала, а это ужин, – ставит поднос на прикроватный столик и протягивает мне бело-жёлтое нежнейшее облачко: – А это тебе.
– Костя, не стоило. Это не поможет нам, – мне на самом деле очень горько это говорить, но, кажется, другого выхода больше нет.
– Может, попробуем? Ради него?
– Неё, – протягиваю ему первые фото нашей малышки.
– Это девочка? – его голос срывается, в глазах плещутся неподдельное счастье, восторг и нежная очарованность. Сложно описать, как выглядит любовь, но, кажется, именно так. Костя моментально светлеет, откладывает букет на край кровати и точно так же, как я несколько минут назад, разглядывает маленькое чудо.
– А можно мне?.. – он аккуратно протягивает ладонь к моему животу, спрашивая, но не настаивая.
Я хватаю его руку, повторяя действия Ксюши, и укладываю ладонь на совсем маленький бугорочек внизу живота. Глаза Кости начинают блестеть от слёз. Я уж и не верила, что когда-то увижу Жданова плачущим.
Его прикосновения ощущаются совсем по-другому. Это неплохо, нет, но уже совсем не так, как было до. Кажется, я бы почувствовала то же самое, будь на его месте, например, Слава.
Костя отрывает свою руку от моего живота и переплетает наши пальцы.
– Мирочек, я не знаю, как смогу всё исправить. Но я буду стараться изо всех сил, – он, всё ещё не вытирая слёз, достаёт из внутреннего кармана коробочку, в которой прячется моё кольцо. – Давай начнём сначала? Я больше не подведу тебя.
Протягивает мне на ладони, а я не могу пошевелиться ни чтобы взять, ни чтобы оттолкнуть. Костя, устав ждать от меня действий, оставляет коробочку на кровати.
– Не отвечай сейчас. Пожалуйста. Просто подумай. Завтра после обеда тебя выпишут, я заеду за тобой и всё обсудим. Поужинай обязательно, я там для тебя оливье раздобыл, – он целует меня в макушку и уходит, тихонечко прикрыв за собой дверь.
И что мне с этим всем делать?
