Kitabı oku: «Путешествие в Рим», sayfa 5

Школа

Первый день в «елокШ» был сложнее, чем в школе. Уроки математики, непонятные мне в МИРе, здесь были единственными двумя занятиями, где я чувствовал себя в привычном положении. Обычное непонимание не вызывало стыда или отвращения, а даже помогало на несколько мгновений забыть о том, что я не в МИРе. Иногда чего-то не знать – это не наказание, а удача.

Когда я встретил Варина и Машу, мне стало грустно. Это были не те люди, которых я вам описывал. Лишь внешние сходства с оригиналами позволили мне их узнать. В поведении это были ужасные люди. Весь кошмар заключался в этих тупых глазах и улыбках, которые украшали их лица. Неужто настолько умные и достойные люди МИРа могут так преобразиться? Я не нашел в их взгляде того, чего искал. Я старался наладить контакт, но не получил вразумительной реакции на подготовленные мною вопросы. Меня действительно удивлял тот факт, что они даже не подозревают, насколько могут быть умны и замечательны!

Было и то, что заставляло меня не только удивляться, но и злиться. Я не любил, когда в моем имени допускали ошибки. Для меня имя несет не только ознакомительный характер и выполняет не только функции обозначения индивида, но является гораздо более сокровенным явлением. Имя, как и слово, несет в себе определенный смысл и энергетику, которую придавали им люди. Я уверен, что «как корабль назовешь, так он и поплывет», поэтому с большим трепетом относился к именам людей. У меня было особое отношение и к собственному имени. Я его уважал и не давал в обиду, ведь это часть меня. Имя не только обозначает определенного человека, но и определяет его душу.

Когда я впервые столкнулся с собственным именем в РИМе, был впечатлён той мелодичностью, с которой его произносили. Однако мне, как и любому человеку из МИРа, оно принесет лишь боль.

Лия

– оццА, илшоп! У сан акизиф, – кричала мне одноклассница, имя которой ничего не давало мне, а следовательно не даст и вам. Я понятия не имел кто она и как её зовут. Однако она знала меня и это подогревало определенный интерес. Она была единственной, кто хоть изредка контактировал со мной. У нее были русые волосы, голубые глаза, лучезарная улыбка и особенные родинки на шее. Она была миниатюрной милой девушкой, немного ниже меня, которая могла моментально расположить к себе. Изредка я мог услышать, как она смеется, и это заставляло меня непроизвольно улыбаться. Ее смех и движения были грациозны, эстетически красивы. Я и не помню, когда и как влюбился в неё, но она несомненно стала для меня главным сокровищем РИМа. Школьная форма, которая не исчезла даже в зеркальном мире, подчеркивала красоту её тела. Отсутствие косметики натолкнуло на мысли о том, что красота в истинном виде не нуждается в украшениях и прочих атрибутах.

Я послушно следовал за ней, но ничего не отвечал, ведь был занят тем, что пытался её понять. Её же видимо забавляло, что я ничего не отвечаю и разговариваю с ней одним лишь взглядом. Порой девушкам большего и не надо. Они ведь так хотят, чтобы их слушали, так что слышать было необязательно.

Странный и грубый язык, которым пользовались в РИМе, в её устах превращался в прекрасную мелодию. Я был готов слушать её голос как иностранную музыку и даже танцевать под все непонятные мне слова.

Урок физики, а точнее «икизиФ», проходил интересно, ведь на нём проводили самые разные опыты. За два с половиной урока мы проверили местную теорию относительности, смешали между собой реагенты и использовали большие шары Ньютона. Все это пришлось разъяснять мне буквально на пальцах. Сначала пытался учитель, а потом и яиЛ, которая позвала меня на этот урок. Я сидел с ней за одной партой и был явным балластом в паре, однако это её ничуть не огорчало. Она улыбалась каждый раз, когда я делал что-то неправильно и дико хохотала, когда я ударился об стол головой поднимая линейку. Но еще больше она радовалась, когда у нас получилось, смешивая реагенты, добиться нужного вещества. Я так и не понял, что просходило, но, если ей это приносило радость, то я был готов повторять это снова.

К концу учебного дня мы не перекинулись и парой слов, хотя проводили все время вместе. Видимо, есть другой язык, которому не нужны слова, а лишь два влюбленных сердца. В нашем молчании было больше смысла, чем в разговорах большинства людей. После того как прозвенел звонок с последнего урока, мы вышли из школы, она взяла меня за руку и повела за собой. Я не спрашивал куда мы идем, ведь это не имело для меня никакого значения, пока в моей руке её рука. Все казалось таким правильным в те мгновения.

Меня переполняли эмоции и тогда я осознал. Эмоции – это лакмусовая бумага проведенного времени. Если они положительные, значит время прошло не зря.

Мы шли так медленно, что могли вместе наблюдать все происходящее в мире. На аллее, к которой мы вышли, было так тихо, что я мог услышать биение своего сердца. Я наблюдал за теплым январским солнцем, которое тут называли «ецнлоС», и удивлялся как оно движется к востоку.

Все странности РИМа были прекрасны, хоть и не объяснимы моему ограниченному разуму. Уверен, что и здесь существуют умные ученые с теориями, законами, не подходящими для нашего МИРа. Если бы учебник физики из нашего МИРа оказался здесь, то был бы воспринят за неудачную шутку, детскую сказку или подростковую фантастику. Спорить с фактами ученых было бы бессмысленно, ведь то место, где я находился, невозможно.

Мы присели на лавочку, я держал её за руку, а она положила голову мне на плечо. Рядом с ней я забыл о том месте, откуда пришел. Мне казалось, что нет места во Вселенной роднее этой деревянной лавочки, стоящей последней в бесконечном ряду лавок вдоль аллеи. Я провел с Лией целый день, который по ощущениям тянулся длиннее недели. Каждый раз, когда она вздыхала, я чувствовал, что живу.

Я всегда любил танцевать. Настолько я придавался наслаждению от танца, что мог потерять связь с нашим, настоящим, МИРом.

Танец – это не то, чему стоит учить или учиться. Я искреннее верю, что танец – это первородный язык – язык души. А если это так, значит танцевать может и должен каждый, но по какой-то причине для него закрыта его собственная душа.

Когда неподалеку от нас заиграла музыка, которая и близко не похожа на нашу, она вскочила с лавочки начала танцевать. В её движениях чувствовалась энергия и грация. Наблюдать за этими плавными движениями было приятным дополнением дня. Внезапно она обхватила мою руку и ввела меня в этот странный транс. Мы танцевали до усталости, не обращая внимания на реакцию окружающих.

Мы молча проходили мимо разноцветных домов, которые были похожи на наши постройки только издали. Вблизи можно заметить ухоженные дворы, облагороженные балконы, украшенные окна и чистые детские площадки. Люди здесь относили к вещам иначе. Они не закрывались от мира, а были ему открыты. Это было видно по тому, как ведут себя дети. Я не мог расслышать, о чем их просили взрослые, но я видел, как они выполняли просьбы старших. Это было взаимоуважение поколений, которое решило вековую проблему нашего МИРа. Здесь не младший уважал старшего, а человек уважал человека.

Вся атмосфера РИМа наталкивала на странные мысли о родном доме. Мир, построенный здешними жителями, поражал воображение, ведь я не нашел даже намека на негатив, который, как я думал, присущ человеческой цивилизации. Я полагал, что нет черного без белого, но черное и белое оказалось одним и тем же. Все зависело от ракурса моего взгляда. Когда я только проснулся, весь мир казался таким неправильным и безобразным, что хотелось поскорее сбежать в родные края. Но стоило присмотреться и вот я встретил человека, который наполнил смыслом все моё прошлое, осчастливил настоящее и дал надежду на будущее.

Все проблемы человека оказались такими эфемерными и надуманными, что я дал себе обещание принимать все происходящие таким, какое оно есть. Ведь когда отсутствует эмоциональная оценка, проблема превращается в ситуацию, а её последствия в результат. Серьезное отношение к жизни – худшая стратегия из возможных. Сколько ошибок совершалось с умным видом за всю историю человечества, а люди продолжают верить, что рациональное отношение к реальности – это лучшее решение. Но разве за ум мама любит своего ребенка? Разве за банковский счёт детеныш обнимает родителя?

Мы действительно добились определенных успехов в медицине, науке, торговле, промышленности, благодаря жертве многих и многих ученых, положивших на это свою душу. И я питаю к ним чистое уважение. Но я бы хотел узнать у их детей, довольны ли они? Если ты не получал удовольствия от жизни сам и не принес любви своему ребенку, то ты можешь стать великим, но счастливым – никогда.

То, что мы можем сложить один плюс один и получить результат – два, не значит, что мы разбираемся в математике. То, что мы можем изучить жизнь, не значит, что мы в ней разбираемся.

И люди, которые населяют РИМ действительно богаты. Ведь богатство определяется не суммой доходов, а спокойным укладом и счастливым образом жизни.

Мы простояли у дома Лии несколько минут, обнявшись посреди улицы. Она отпустила мою руку, развернулась и направилась к своему подъезду. Я смотрел на её уходящую фигуру, пытаясь справится с чувствами, бушевавшими внутри меня. Я окликнул её и взял за руку, она повернулась и удивленно посмотрела на меня. Её взгляд смотрел глубже моей души, прямо в быстро бьющееся сердце, в котором происходила тысяча операций в секунду. В её глазах я заметил быстро расширяющийся зрачок и свое отражение. Я, не в силах сдержать эмоции, переполнявшие разум, нежно поцеловал её манящие и сводящие меня с ума губы. Она ответила взаимными жестами, обняв меня руками и подойдя чуть ближе. Мы оба инстинктивно закрыли глаза, потому что все происходящее находило отклик в самых отдаленных местах души. Каждая клетка тела была наполнена дофамином, придающим каждому движению совсем другой окрас. Время, как главная из жизненных координат, знает лучше всех значение любви во Вселенной, специально для нас двоих остановилось. Оно не понаслышке знает о силе любви, которая может победить смерть и создавать жизнь. Оно позволило соприкоснуться губам влюбленных и соединиться нашим душам. На нашем примере, Вселенная показывала, что отличие между МИРом и РИМом не такое уж и большое.

Я пришел в себя, когда был уже на полпути к своему дому. Я прошел больше двадцати кварталов пешком, и, казалось, был счастлив. Передо мной все еще была Лия, вкус губ которой закрался глубоко в сердце. Я буду говорить: «Лия», ведь именно так звучит ее имя на привычном нам языке.

Только открыв дверь дома и увидев пустую вешалку, я обнаружил, что потерял шарф, пальто и перчатки еще в автобусе. Но ведь сейчас не зима и не было никаких причин расстраиваться. Уверен, что эти вещи хорошо послужат другому человеку. Ведь в конце концов, мы сами определяем ценность вещей. И стоимость никакой из вещей никогда не будет выше, чем ценность человеческой жизни.

Переодевшись, я вдруг почувствовал ужасную усталость, похожую на ту, с которой я просыпался, но в десятки раз сильнее. Весь спектр чувств, который я испытал, очутившись в РИМе, от страха и непонимания до любви и счастья, поддерживал и оберегал тело от хандры. Но сейчас усталость брала своё и овладела мною. Когда я засыпал, на моих губах еще оставался вкус её губ, который сделал этот день лучшим в жизни. Никакая близость, кроме этой, больше не интересовала меня.