Kitabı oku: «Галерея страшных снов», sayfa 6
Ведьма и сердце
– Деньги меня не интересуют.
Ведьма побарабанила по столу длинными и острыми, как кинжалы, ногтями. Из-под глубокого черного капюшона донеслось задумчивое: "Пу-пу-пу", будто сестра Проклятого раздумывала, что же взять с бедной просительницы. Звук этот, впрочем, был настолько фальшивым, что не смог бы обмануть даже малое дитя.
– Сейчас вы потребуете мой голос, да? – не выдержала сирена.
– Да на что он мне сдался? – опешила ведьма. – У меня и свой есть.
– Но в сказках так всегда и…
– Вот именно. В сказках. А это тебе, деточка, никакая не сказка! – прошипела старуха, подавшись вперед. – В сказках девы принцев охмуряют, а ты – тьфу, сказать стыдно. Потому и плата с тебя будет…
– Меньше?
В глазах прекрасной златовласой девушки с рыбьим хвостом загорелся огонек надежды. Ведьма расхохоталась во весь голос. Огонек тут же потух.
– Больше! Репутация, знаешь ли, дорогого стоит.
– И чего же вы хотите?
– Принеси мне сердце того, кто не помнит прошлого, не грезит о будущем и не тревожится в настоящем.
За окном полыхнула молния, раздался раскат грома, а сразу после – в хижине повисла оглушительная тишина. Только сердце стучало у сирены громко-громко. Нечеловеческое сердце, помнящее, грезящее и тревожное.
– Но таких людей не бывает, – прошептала девушка побелевшими губами.
Ведьма откинулась в кресле и равнодушно пожала плечами.
– Ищи. Сроку тебе – две недели. Не найдёшь – приду за твоим.
***
Тринадцать дней и тринадцать ночей блуждала по миру дочь морской пены. При свете солнца – вплавь, во тьме – по суше. Заглядывала в окна большими голубыми глазами, прислушивалась к душам и мыслям, топила с горя корабли. Спрашивала у птиц, ловила бабочек и отпускала их на поиски, но все тщетно.
И тогда сирена отправилась перед самым рассветом в последний раз взглянуть на любимого. Сантехник Василий спал, прижавшись спиной к толстому пушистому коту. Спал и не знал, что счастье его совсем близко – руку протяни да занавеску отдерни. Полюбовалась девушка, попрощалась шепотом и пошла к ведьме. Сдаваться на ее колдовскую милость.
Сестра Проклятого, без балахона, без наклеенных ногтей, в простом домашнем платье пила чай у камина. Она не помнила о прошлом, напрочь забыла о сирене, не грезила будущим и не тревожилась в настоящем. И очень удивилась, когда нежная девичья ручка без особых усилий вырвала у нее сердце.
Коллекция
– Мне осталось не больше суток, мистер Хэнниган.
Лорд Хорелл, высокий и крепкий, едва ли старше сорока, не производил впечатления неизлечимо больного. Но опытный поверенный, привыкший иметь дело с аристократами, умел скрывать удивление.
– Примите мои соболезнования.
Толстяк склонил голову и прижал к груди ладонь правой руки.
– Позволено ли мне узнать диагноз? О, простите мою бестактность! – тут же спохватился он.
Хозяин, однако, и не думал сердиться. Напротив, грустно улыбнулся, заметив в глазах собеседника помимо любопытства изрядную долю сочувствия.
– Что вы, мистер Хэнниган. Я пригласил вас и собираюсь просить об услуге, а значит, вы в праве задавать любые вопросы. Думаю, так будет честно.
Поверенный едва заметно перевел дух. По слухам, лорд был гневлив. И, что гораздо хуже, гневлив, порой, внезапно. Хозяин, тем временем, продолжал:
– Это не болезнь. Скорее наследственный рок.
– И ничего нельзя сделать?
Повисла пауза. Недолгая, но насыщенная уютными и тревожными звуками: треском поленьев в камине, тиканьем напольных часов и перестуком тяжелых ноябрьских слез, падающих на карниз.
– С моей скорой кончиной – нет. – Лорд пожал плечами, будто давно смирился с этой мыслью, и потянулся к бокалу. – Но я бы хотел, чтобы вы позаботились о мой коллекции.
– О, да, конечно! – Мистер Хэнниган чувствовал себя неуютно в компании столь спокойного смертника. – Какого рода коллекция, позвольте спросить?
– Лучше я покажу.
Хозяин встал и жестом указал гостю на едва заметную дверь. За ней оказалась библиотека, из тех, в которых хранят только самые ценные и дорогие сердцу книги, почти тайная. Лорд Хорелл потянул на себя один из настенных светильников, и шкаф со стеклянными дверцами, полный всякой чепухи вроде старых свитков и детских наград, отъехал в сторону, открывая темную крутую лестницу вниз. Из потайного хода пахло чем-то медицинским, и если бы поверенному предложили спускаться первым, он бы, пожалуй, малодушно сбежал из этого странного дома.
Но будущий покойник нащупал выключатель, зажглась тусклая старая лампочка под потолком, и ужас рассеялся, превратив дорогу в ад в обычные полуподвальные ступеньки. Все еще слишком узкие, но не вызывающие прежнего трепета.
Коллекция и правда была достойна внимания. В первую очередь, психиатров. Затем, возможно, оккультистов. И, напоследок, полиции.
– Это Мэрилин? – едва слышно прошептал пораженный мистер Хэнниган.
– Да. А вот там Элвис. Здесь живут актеры и певцы, чуть дальше – видные политические деятели. Вот, видите? Это Авраам Линкольн.
– Но как вам…
– Ну а в самом конце павильона прячутся те, кого вполне справедливо окрестили высшим злом. Гитлер, например. Смотрите. Правда, неплохо сохранился?
Поверенный отшатнулся от стеллажа с огромными банками, наполненными формалином. Ужас, настоящий животный ужас пронзил его насквозь. "Беги" – заорал во всю глотку внутренний голос. И, повинуясь ему, гость наконец вышел из оцепенения, развернулся и помчался к выходу. Последнее, что он увидел прежде, чем его ударили по затылку, была голова прекрасной Мэрилин, внезапно распахнувшая глаза.
Шаги
На город опустились плотные северные сумерки, пряча дорожные выбоины и тех обитателей города, которых не принято замечать. И чем дальше от центра, тем меньше оставалось фонарей – бессменных стражников на границе видимого и невидимого. Наступало гиблое время.
Света вышла из НИИ гораздо позже, чем планировала. Новый эксперимент увлек девушку с такой силой, что тратить бесценные часы на сон или какую-никакую личную жизнь казалось кощунством. Если бы не вредные охранники, она бы в лаборатории жила.
Полпути будущая Нобелевская лауреатка наговаривала на телефон отчет о проделанной работе и промежуточных результатах, а потому не замечала ни странных шорохов, ни своенравных, никому не принадлежащих теней, ни редких прохожих.
Иногда чудеса происходят прямо у нас под носом, но в суете и всевозможных маленьких заботах мы проходим мимо, так и не обратив на них внимания. А бывают ведь и очень обидчивые чудеса…
Телефон напоследок мигнул красным экраном и погас. Света повертела в руках купленную буквально на прошлой неделе новомодную игрушку и досадливо поморщилась. Вот всегда с ней так! А записи, записи сохранились?!
Подавив в себе желание гневно швырнуть яблочную технику в ближайшую урну, девушка направилась домой. Шаг, другой. За спиной послышалось невнятное шуршание. Поворот – никого.
Но стоило вновь отвернуться и начать идти, шаги и шорохи за самой спиной возобновлялись с большей громкостью и четкостью. Света ускорила темп и прислушалась – трое. За ней следовали трое! Поворот – никого.
И как назло, ни прохожих, ни запоздалого транспорта. Даже фонари, казалось, светили вполсилы. Бежать! И она побежала. Отчаянно, осознавая всю бессмысленность этого действия, повинуясь древнему, как мир, инстинкту.
В ушах стучало сердце, за спиной, не отставая ни на секунду, стучали, уже ставшие совсем отчетливыми, шаги. Дрожащие пальцы шарили по глубокому карману зимней куртки в поисках ключей. Попадались помада, мелкие монеты, спутанные наушники и, почему-то, цепочка с подвеской. Только когда паника достигла своего пика, острый край брелока в виде пятиконечной звезды оцарапал большой палец, выдавая упрямую пропажу с головой.
Домофон срабатывал с задержкой в пару долгих, как вечность, секунд. Шаги замерли за самой спиной, теперь сменившись звуком тяжелого сиплого дыхания. Поворот – никого.
Ждать лифта было бы слишком долго и страшно. Он (лифт) жил на двадцатом этаже и спускаться на первый, кажется, ненавидел всей своей скрипучей душой. Значит, лестница. Пролет, еще пролет. Сердце норовило сбежать от ненормальной хозяйки, легкие нестерпимо жгло. Пролет, еще пролет. Поворот – никого. Пятый этаж – так близко, но так невыносимо далеко. Шаги за спиной не ускорялись, но и не замедлялись, держа дистанцию в полметра и сводя беглянку с ума. Пролет, еще четыре…
Красный дермантин, тугая замочная скважина и…
Света ввалилась в прихожую, захлопнула ногой дверь и впервые возблагодарила "психа", установившего ее так, чтобы открывалась внутрь.
Прислушалась – тишина. Глазок – никого. И только когда рука потянулась к выключателю, над самой головой девушки раздалось громкое сиплое дыхание. И тьма поглотила вселенную.
***
– Ты чего это, уснула, что ли? – удивился Вадик, самый заботливый, а потому самый вредный из охранников.
– Уснула?
Света потерла едва открывающиеся глаза и огляделась. В лаборатории было светло и тихо. Только жужжал генератор квантового поля. "Портал", как иногда называл его профессор Логутов. Девушка злобно сощурилась и резко дернула за рубильник, отключая слишком опасный агрегат. Ну их к черту, такие эксперименты!
