Kitabı oku: «Паутинка», sayfa 4

При этих словах плечи Дамира апы от смеха мелко-мелко затряслись. Она махала рукой, в надежде, что это позволит ей успокоиться, и словно говоря, что, мол, замолчи, иначе её хватит удар. А Иринка закрыла рот ладошкой, чтобы заглушить звук весёлого и булькающего хохота.

– Конечно, я понимаю, что Вы нещадно обрадовались, узнав меня, – продолжил я, как ни в чём не бывало, – признаться, и мне было радостно присоединиться к нашей компании. Но само действие и громогласный окрик не вписывался в общую картину вялого и дремотного уикенда.

Я замолчал и, наконец, позволил себе широко улыбнуться. Мне стало приятно, что бесхитростный рассказ вызвал открытый смех у моих дорогих людей. Эта невыдуманная история, действительно имела место происходить в прошлом.

– Анвар, мне почудилось, что ты меня не услышишь и вновь растворишься среди отдыхающих! – женщина сложила руки у груди. – Поэтому приложила максимум усилий, чтобы обозначить пятачок, где мы расположились.

– Да, Дамира апа! Это было правильное решение! – смиренно произнёс я. – Вы помогли мне «отыскаться»!

Женщина замолчала, а потом поинтересовалась.

– Анвар, как поживает мама?

– Хорошо, Дамира апа! Болят суставы, но она не жалуется. Ходила на систему и уколы. Вроде помогло. Вижу, как её настроение повысилось после курса лечения.

Раньше у Дамира апы и моей мамы было много общих тем. Будучи подругами, они ходили, друг к другу в гости. Часто встречаясь на кухне и, шушукаясь за чашкой чая, весело и беззлобно подтрунивали надо мной и Ириной.

– Передай ей привет! Пусть живёт долго! Здоровья и долгих лет жизни!

– Спасибо, Дамира апа!

Я пожалел, что не могу ответить этой доброй женщине похожими пожеланиями.

– Анвар, как твоя жена? На второго ребёнка не решились? Или уже есть пополнение?

Стало заметно, что женщина не хочет меня отпускать, соскучившись по общению. Говоря откровенно, я до сих пор чувствовал с ними некую душевную связь, будто притягивающий магнитом.

– Развёлся! – коротко бросил я.

Дамира апа округлила глаза.

– Бог мой, Анвар! Когда?

– Зимой. В феврале.

– Как это произошло?

– Так получилось! – я пожал плечами.

– Анвар, ты шутишь?! – брови Иринки изогнулись в непритворном удивлении, – развёлся?

– Увы! Суровая правда жизни! – как можно беззаботнее брякнул я.– Зато теперь я свободный, как тополиный пух. Живу в своё удовольствие.

Ирина распознала мою лживую игру. Она кинула грустный взгляд, который был переполнен нежностью и тревогой. Мы оба понимали, что она ничем не может помочь в нынешней ситуации. Мы проворонили ограниченное время, отпущенное нам.

– Это очень неприятно и досадно! – сказала девушка. – Но, как ты допустил до стадии развода? Почему ничего не предпринял?! Ты же по натуре – покладистый человек! Неужели настолько всё осточертело, Анвар, что ты решился, бросить семью?

– Я не бросил! Быт заел! Мы стали жить своей отдельной жизнью. Каждый сам за себя. Перестали общаться. Рассказывать новости за день. Делиться сокровенным. Строить планы. Равнодушие захватило нас с лихвой. Заставило отворачиваться. Вызвало нежелание разговаривать…, глядеть друг другу в глаза…, спать в одной кровати.

– Но у вас же растёт сын! – пожурив, мягко напомнила Дамира апа. – Недальновидность жены и твоя глупость могут нелицеприятно аукнуться в будущем. Для сына это настоящий удар, а для вас бестолковая игра в кошки-мышки. Нехорошо!

Я покраснел. Слова старшей, по возрасту, женщины вызвали чувство стыда. Она была права, как всегда. Я попытался, оправдаться.

– Мы с супругой расстались друзьями. Сына могу видеть в любое время, без ограничений.

– Разрушить нажитое можно в один миг. А, чтобы построить что-то другое, пожалуй, требуется вся жизнь! – сказала Дамира апа старую, как мир, истину. – Человеку свойственно думать. Он должен отвечать за поступки. Нельзя только искать удовольствия от жизни. Как известно, жизнь состоит из чередующихся чёрных и белых полос. Этот порядок нельзя изменить. Он не нарушается на протяжении многих веков. А вот, какова будет ширина белой полосы, зависит только от тебя. Будет ли она широкой или узкой…, будешь ли ты видеть светлую сторону или, наоборот, уйдёшь в пучину мрака, зависит только от твоего желания, от твоего отношения к жизни. Под серыми тучами всегда светит солнце. Надеюсь, Айвар, ты понимаешь меня?

– Мама, Анвар обязательно помирится с женой! – вступилась за меня Ирина.

– Постараюсь склеить разрушенную вазу! – не покривив душой, промямлил я.

– Не вазу, а лодку…, семейную лодку, едва не перевернувшуюся от бурных эмоций, которыми не совладали папа и мама замечательного школьника, – нравоучительно предостерегла Дамира апа.– На следующий год обязательно отчитаешься. И я жду только положительных новостей. Иначе, Анвар, буду сниться тебе во снах и нудно талдычить: «Помирись с женой! Вернись в семью! Или, как на пляже, кричать Ааааан-вааааар!».

Я непроизвольно расхохотался. Ирина рассмеялась вместе со мной. Чувство юмора женщины, как всегда, было на высоте.

– Отчитаюсь, – я посмотрел на них взглядом, за которым следует прощание.

– Была рада видеть тебя! – тонко уловила Ирина моё, переменившееся грустью, настроение, – приходи!

Я заметил на её белом лице порхающую, как мотылёк паутинку. Я ласково убрал белёсую нитку. Она наклонила голову в благодарность. Меня остро чиркнул по сердцу её пленительный взгляд.

– Спасибо тебе, Анвар! – раздался следом приятный голос Дамира апы, – не забываешь нас!

Перед тем, как уйти, завязал мешки, чтобы выбросить их в мусорный контейнер. Огляделся по сторонам. Светило ласковое солнце, любезно даря согревающие лучи. Мои волосы обдувал слабый ветерок. На небе плыли редкие облака, будто воздушная, сахарная вата. Я почувствовал чувство удовлетворения, которое всегда посещало меня после исполнения подобного рода нравственных обязанностей. На сердце разлилось душевное тепло. Я приосанился, как стебель подсолнуха, тянущийся к свету.