Kitabı oku: «Зёрна», sayfa 2
С радостью смотрела старушка на своего внука, когда с горящими глазами прибегал он из школы и рассказывал обо всём что узнал.
Становилось всё холоднее и холоднее. Босой, полураздетый Кусуй с трудом бегал по промёрзшей земле в школу. Его одноклассники с сожалением смотрели на его белые от холода ноги, у них у самих дела были не очень хороши. Кто-то приходил в школу в отцовских сапогах, кто-то в старых калошах, но босым был только Кусуй.
Прибежав однажды домой из школы, он долго отогревался возле буржуйки. За окном начал тихо падать снег, тут мальчик не выдержал и в голос заплакал: «Как я завтра дойду до школы», – рыдал он. Его слёзы, словно ножом, резали сердце старой женщины. Она решительно встала, подошла к своему сундуку и открыла его. Быстро нашла узелок со своей праздничной одеждой, развязав достала своё плюшевое платье. Это была плотная, добротная ткань. «Сошью из них новые штаны, ещё и на обмотки останется.» Быстро разрезала она своё платье на куски, всю ночь просидела с иголкой. Утром разбудила она своего внука: «Купу, вставай кулунум7, я тебе штаны новые сшила. А ноги обмотаем хорошенько обмотками, я хорошо тебе их привяжу.» Недоверчиво надел он штаны поверх старых дырявых. Новые штаны были такие удобные, а ещё от них пахло бабушкиным земляничным мылом. Обмотав ноги внука остатками своего платья, она посадила его на спину и сказала: «Ну вот теперь я буду тебя отводить в школу и забирать тоже. Ничего, жеребёнок мой. Главное учись! Ты станешь большим человеком!» С тех пор, целую зиму, она несла своего внука в школу, а потом терпеливо ждала его в коридоре. Дочь ругала её: «Ну не поучится он в этом году, пойдёт в следующем.» «Молода ты ещё, будут у тебя свои внуки, тогда я на тебя посмотрю», – смеялась над ней мать.
По щеке Кусуя скользнула непрошенная слеза: не дожила, не увидела своего Купу, ставшим учителем в школе. Вспомнил как долго она болела, но и тогда, улыбаясь, встречала его из школы, стараясь угостить чем-то вкусным…
***
Первые пчёлки зажужжали над яблонями и грушами. Кругом всё яркое, зелёное, ароматное. Получив зарплату, Кусуй зашёл в сельмаг и купил большую белую шаль с красными цветами и шёлковыми кистями. «Пусть Кюмюш-эне порадуется. Ведь если бы её сыновья были живы, были бы у неё такие внуки, как я.»
После уроков он зашёл в комнату и увидел там Кюмюш-эне. Она задумчиво сидела у окна. Увидев его, она встрепенулась и сказала: «Пойдём сынок чай пить. Я испекла хлеб.» На столе лежал румяный, пышный токоч8. «Видишь, ведь не разучилась. Вот приведёшь невесту, а я и её научу.» Кусуй вынул из портфеля свёрток с платком, развернул его и накинул старушке на плечи. Казалось, платок придаёт Кюмюш-эне какого-то сияния. Сама она, раскрасневшись от удовольствия, как-то по-особенному завязав его, ходила взад и вперёд. «Ну, сынок, похожа я на ханшу? – вдруг став серьёзной, она сказала, – Сынок, а ведь за мной отец приходил, сказал, что мне уже пора, – увидев испуганное лицо своего друга, она улыбнулась, – Не надо пугаться, заждались там мои сыночки. Я не буду одна. А ты не бойся. Я знаю про твою дорогу. Ты поедешь домой.»
Уходя к себе домой, она долго смотрела на парня, ставшего ей таким дорогим и близким. «Да хранит тебя Всевышний от всех бед. Да увидишь ты в добром здравии всех своих родных и близких!» Какое-то предчувствие больно кольнуло в сердце Кусуя, но он гнал все мрачные мысли прочь.
Утром была непривычная тишина. Сначала пропели звонкоголосые петухи, потом пастухи начали выгонять стада. Но чего-то не было! Вдруг Кусуй понял, что не слышит утреннего кошока Кюмюш-эне. Это понял не только он. Встревоженные аильчане бежали к её дому.
Она лежала в новой, красивой одежде, в белом платке с красными цветами. Казалось, что она просто уснула, улыбаясь во сне…
В поминальной юрте, женщины обмыв её по обряду, завернув в саван и положив на носилки, запели песню прощания, песню плача. Пели они о матери, потерявшей своих верблюжат; пели о лебеде, оставшемся без пары; пели они о хранительнице, которая незаметно была опорой. Даже мужчины не могли сдержать слёз, а малыши плакали вместе со всеми, просто так.
С тех пор для Кусуя село опустело, словно исчезла его часть. Вот и приблизился к концу срок его отработки. Он мог ехать домой, где все его уже ждали. Потихоньку собирал он свои книги и нехитрые пожитки. Директор долго его уговаривал остаться, но он уже не мог дальше жить в разлуке с родными.
Вот и пришёл долгожданный срок, он, получив расчёт за три месяца, попрощавшись со всеми, пошёл в сторону соседнего аила. Туда приходил старенький автобус и можно было добраться до районного центра. Дорога шла через горы. Он быстро шёл, весело напевая какую-то песню. Вдруг вдалеке показались три силуэта. Приблизившись он увидел троих мужчин. Они были одеты в бухарские полосатые халаты. На головах были накручены чалмы. Один из них был совсем старый, седобородый. Остальные были помоложе. У парня похолодело сердце, ведь слышал он от местных, что иногда забредают к ним остатки басмачей и контрабандистов.
Молодые мужчины нагло его осматривали, а потом сказали: «Может кончим здесь этого коммунёнка, его и искать никто не будет, выкинем в речку. С него то и взять нечего». За спиной Кусуя, в сумке, лежала его трёхмесячная зарплата, отпускные. Он молчал. Тут седобородый старик поднял глаза и посмотрел на него. «Не гневите Бога. Он ничего нам не сделал. Пусть идёт», – тихо произнёс он. Недовольно переглядываясь, они ушли по дороге к аилу.
Кусуй бежал и плакал, прощаясь с этой суровой землёй, прощаясь со своей названной бабушкой. В ушах звенел голос его тайэне: «Купу, иди, не останавливайся!»
И он бежал, ведь его ждала дорога под названием «жизнь».
