Kitabı oku: «Ночь в Дэсесперале», sayfa 3
– Том, – прошелестел гость и тут же спохватился: зачем он назвал свое настоящее имя! Но было уже поздно, и он продолжил. – А почему ты шепчешь?
Нэнси показала на дверь и обвела рукой пространство всего дома со множеством глазок-квартир.
Том понял, что она боится разбудить соседей, и усмехнулся, вспомнив про ее ночную работу.
Нэнси поняла его усмешку, но не насупилась и не смутилась: напротив, глаза стали смотреть еще более пронизывающе. Тому стало не по себе от этого бессмысленного взгляда. Раздалось молчание.
– Ты одна живешь?
Нэнси кивнула.
– А где родные?
– Голод, много лет прошло, – только и был ответ.
Том слышал про жуткий голод в этих местах лет пятнадцать назад – про это вспоминали на работе. Он окинул взглядом комнату, в которой не за что было зацепиться, и снова посмотрел на девушку. И о чем с ней можно говорить? Но тут кто-то снова дернул его за язык.
– И ты не хочешь отсюда уехать?
– Куда? – девица будто оживилась, но через миг снова поникла.
– Не знаю, мир большой. Живете тут в каком-то болоте, – лицо Тома теперь не было четко видно, но в его голосе послышалась брезгливость.
Ответа не было, и парень снова начал падать в сон.
– Нэнси хочет уехать, – вдруг раздалось уже почти в полной мгле. – Другая Нэнси. Которая тебя принесла, – Тому послышалось, что собеседница улыбнулась.
– А, что-то припоминаю, – только и протянул он, повернувшись на другой бок.
– Она всю жизнь копит. Говорят, пол комнаты денег.
Но Том уже не слушал, он окончательно заснул.
У толстой Нэнси и вправду была мечта: такая же большая, как она сама, – накопить капитал и уехать из дома буквой «П» навсегда. Женщина скрупулезно складывала все заработанное, и соседи поговаривали, что у нее уже настоящий клад из купюр и монет – такой, что он занимает пол ее квартирки, а вторую половину занимает сама Нэнси. Каждый день вот уже пятнадцать лет она месила тесто для пирожков в душном пекарном цехе, а излишки товара продавала по вечерам во дворе. Женщина не упускала даже день траура по сыну. Только пирожки в тот день никто не брал: они были чересчур солеными.