«Вкус: Наука о самом малоизученном человеческом чувстве» kitabından alıntılar, sayfa 3
Одна из отличительных особенностей катастрофы в Исландии (и на Уолл-стрит) — ничтожно малая причастность к ней женщин. Женщины в банках работали, но только не на должностях, связанных с принятием риска. Насколько я знаю, во время исландского бума лишь одна дама занимала руководящую должность в исландском банке. Ее зовут Кристин Петурсдоттир, и к 2005 г. она доросла до заместителя генерального директора лондонского отделения банка Kaupthing. «В финансовой сфере доминируют мужчины, — замечает она. — Это поистине экстремальный бизнес — настоящий бассейн с акулами. Женщины просто презирают эту культуру». Тем не менее Петурсдоттир нравилась финансовая деятельность. Ее лишь не устраивал стиль работы исландских мужчин, поэтому в 2006 г. она уволилась. «Мне говорили, что я сошла с ума», — замечает она, но ей хотелось создать компанию по оказанию финансовых услуг, где руководителями будут исключительно женщины. Чтобы, как она выразилась, «привнести в мир финансов женские ценности».Между прочим, сегодня ее фирма является одной из немногих прибыльных финансовых организаций, оставшихся в Исландии. После обвала фондовой биржи деньги хлынули потоком. Так, незадолго до нашей встречи она рано утром услышала громкий стук в парадную дверь и открыла ее. Перед ней стоял невысокий старик. «Мне так надоела вся эта система, — сказал он. — Я хочу доверить свои деньги женщинам».
Когда Нил Армстронг сделал свой «маленький шаг» из корабля Apollo 11 и огляделся вокруг, ему, вероятно, подумалось: «Ух ты, прямо как в Исландии» — хотя поверхность Луны никак не походила на Исландию. Но ведь он был туристом, а у туриста неминуемо складывается искаженное мнение о месте посещения: он встречается с нетипичными людьми, получает нетипичные впечатления и осматривает многочисленные достопримечательности через призму фантастических мысленных образов, с которыми он сюда прибыл. Когда Исландия стала туристом в высоком мире финансов, она столкнулась с той же проблемой, что и Нил Армстронг. Исландцы являются одной из самых инбредных наций на земле — предмет активного изучения генетиками. Они прожили на этом отдаленном острове 1100 лет без выкупов с использованием заемных средств, враждебных поглощений, торговли деривативами и даже мелкого финансового мошенничества. Когда в 2003 г. они сели за один стол с Goldman Sachs и Morgan Stanley, у них было лишь примерное представление о деятельности и поведении инвестиционного банкира, почерпнутое по большей части из познаний молодых исландцев, которые учились в американских школах бизнеса. И то, как они поступили с деньгами, невольно вызывает ассоциацию с образцом американца году этак в 2003-м. Например, они сразу поняли, что финансы — это торговля бумажками, а не вложения в сферу производства. Они предоставляли кредиты не для стимулирования производственной деятельности, а для финансирования своих друзей и родственников, которые, как настоящие инвестиционные банкиры, приобретали дома на Беверли-Хиллз, британские футбольные команды и супермаркеты, датские авиалинии и медийные компании, норвежские банки, индийские электростанции.
Кайл Басс, управляющий хедж-фондом Hayman Capital из Далласа, штат Техас.«Что вы отвечаете своей матери на вопрос о том, куда вложить деньги?» — спросил я.
«Оружие и золото», — просто сказал он.
«Оружие и золото», — повторил я. Он все-таки порол чушь.
«Только не золотые фьючерсы, — сказал он, не замечая одолевавших меня мыслей. — Надо покупать физическое золото».
Он объяснил, что, когда разразится очередной кризис, рынок золотых фьючерсов, скорее всего, заклинит, поскольку объема имеющегося золота не хватит для выполнения всех фьючерсных контрактов. Те, кто полагал, что владеют золотом, обнаружат, что владеют всего лишь бумажками. Он открыл ящик стола, вытащил гигантский золотой слиток и бросил его на стол. «Мы купили множество таких слитков».
Действительно, одна из точек зрения на европейский долговой кризис — с точки зрения Греции — заключается в том, что он был детально спланирован правительством Германии по поручению немецких банков, которые стремились вернуть свои деньги, не привлекая внимание к своим истинным замыслам. Правительство Германии дает деньги фонду спасения Европейского союза, чтобы тот смог дать деньги ирландскому правительству, чтобы ирландское правительство смогло дать деньги ирландским банкам, чтобы ирландские банки смогли погасить кредиты, взятые в немецких банках. «Они играют в бильярд, — говорит Эндерлайн. — Проще было бы дать немецкие деньги немецким банкам, а ирландским банкам позволить разориться». Вопрос, почему они этого не делают, остается открытым.
Когда Папаконстантину пришел сюда в октябре 2009 г., греческое правительство оценивало дефицит бюджета 2009 г. в 3,7 %. Через две недели этот показатель пересмотрели и повысили до 12,5 %, а в действительности он составлял почти 14 %. Министру предстояло понять самому и объяснить мировому сообществу, почему это произошло. «Уже на второй день работы мне пришлось провести собрание, чтобы обсудить бюджет, — говорит он. — Я пригласил всех сотрудников Главного бюджетно-контрольного управления, и мы приступили к процессу, который сулил немало открытий». Каждый день они обнаруживали какую-нибудь невообразимую оплошность. Годовая задолженность по пенсиям на миллиард долларов каким-то образом оставалась неучтенной, и все притворялись, что ее не существует, хотя правительство выплачивало ее. Оказалось, что дыра в пенсионном плане самозанятых лиц была размером не €300 млн, как они предполагали, а €1,1 млрд. И подобных дыр было немало. «Каждый раз в конце дня я спрашивал: "Ну что, ребята, закончили?” И они отвечали: “Да”. А на следующее утро в глубине кабинета робко поднималась рука: “Вообще-то, министр, тут не хватает еще €100–200 млн”».
Alcoa, самая крупная в стране компания по производству алюминия, столкнулась с двумя типичными для Исландии проблемами, когда в 2004 г. приступила к сооружению гигантского плавильного завода. Первая касалась так называемого «невидимого народца» — или, попросту говоря, эльфов, в которых искренне верит изрядное число исландцев, взращенных на богатом фольклоре. По закону перед началом строительства завода компании Alcoa полагалось вызвать государственного эксперта для обследования строительной площадки и подтверждения отсутствия эльфов на ней и под ней. Как сообщил мне представитель Alcoa, ситуация для компании была щекотливой, поскольку, с одной стороны, им пришлось выложить немалые деньги за то, что площадка была признана свободной от эльфов, а с другой, как он выразился, «мы не желали позиционировать себя как компания, признавшая существование "невидимого народца”». Вторая, более серьезная проблема была связана с характерной чертой исландских мужчин — склонностью брать на себя повышенные по сравнению с другими нациями риски в отношении техники безопасности в алюминиевой промышленности. «На производстве, — говорит представитель Alcoa, — нужны люди, которые выполняют правила и подчиняются приказам начальства. Их героизм нам ни к чему. Мы не хотим, чтобы они делали то, что не входит в их обязанности, потому что иначе предприятие может взлететь на воздух». А исландские мужчины как раз склонны делать то, что не входит в их обязанности.
Любой, кто мало-мальски знаком с ирландской католической семьей, знает, что, если член семьи попал в полосу неудач, он пользуется особыми привилегиями — правом делать все что угодно, в то время как остальные будут молча терпеть его выходки.
Польское правительство не ведет официальной статистики по миграции своей рабочей силы, но, по приблизительным оценкам Министерства иностранных дел, с момента вступления Польши в Европейский Союз миллион поляков покинули страну в поисках заработка за рубежом — ив разгар этого процесса, в 2006 г., четверть миллиона из них работали в Ирландии. Заметим, что для получения аналогичного демографического эффекта в масштабе Соединенных Штатов пришлось бы вручить зеленые карты 17,5 млн мексиканцев.
Отцу Арсениосу на вид под 60 — хотя бороды старят лет на 20. Для монаха он весьма знаменит: в Афинах его знает каждый. Вхож в кулуары, перфекционист номер два, финансовый директор, настоящий мозг всего дела.Мы беседовали три часа. Я задавал простые вопросы. Как приходят к монашеству? Как вы обходитесь без женщин? Как люди, которые по 10 часов в день проводят в церкви, находят время на империи недвижимости? Откуда у вас мятный ликер? Каждый раз он выдавал пространные, минут на 20, притчи, в которых крылся простой ответ. (Например: «Полагаю, есть много более прекрасных вещей, чем секс».} У него была привычка при разговоре размахивать руками и прыгать, улыбаться и смеяться: если отец Арсениос чувствует себя в чем-то неправым, он обладает редким умением это скрывать. Подобно многим другим посетителям Вато-педа, как мне думается, я не вполне понимал, зачем сюда явился. Я хотел понять, не была ли обитель прикрытием для коммерческой империи (не была) и не хитрят ли монахи (вряд ли). Но меня интересовало и другое: как горстка странного вида мужиков, удалившихся от материального мира, так ловко приспособилась к существованию в нем? Как так случилось, что именно монахи дали лучший по Греции пример для изучения в Гарвардской школе бизнеса?Проходит два часа, и только тогда я решаюсь задать ему эти вопросы. К моему удивлению, он воспринимает их всерьез. Он указывает на табличку, прикрепленную над шкафом, и переводит с греческого: «Умный принимает, дурак стоит на своем».Он рассказывает, что привез ее из Министерства туризма, когда был там по делам. «Это секрет успеха где угодно, не только в монастыре», — говорит он и почти слово в слово цитирует первое правило импровизационной комедии, или, коли на то пошло, любого успешного предприятия. Принимайте все, что вам перепадает, и развивайте. Только «Да… и», но никак не «Нет… но». «Дураку мешает гордыня, — рассуждает он. — Все должно быть по его желанию. То же самое можно сказать о человеке, который либо заблуждается, либо делает что-то не так: он всегда пытается найти себе оправдание. Человек, который живет яркой духовной жизнью, скромен. Он принимает все, что говорят ему другие, — критику, идеи — и изучает их».
Мне беспрестанно твердили, что греки трепетно относятся к «справедливости» и не терпят несправедливости. Собственно говоря, это не такая уж сугубо греческая отличительная черта — весь вопрос в том, что именно греки считают несправедливым. Явно не коррупционность своей политической системы. И не уклонение от уплаты налогов или небольшие взятки на государственной службе. Отнюдь: их раздражают лишь те, кто не входит в их круг, явно отличается от них и не руководствуется такими мотивами, как узкие и откровенно корыстные интересы, но умеет пользоваться коррумпированностью их системы.
