Kitabı oku: «Замогильные записки Пикквикского клуба», sayfa 42

– Я знаю, что вы хотите сказать, – перебил Даулер, – вы чувствуете себя оскорбленным. Очень натурально. Я виноват. Прошу извинить меня. Будем друзьями. Простите меня.

С этими словами Даулер поймал руку м‑ра Винкеля и, пожимая ее с необыкновенной горячностью, объявил торжественно, что он считал его благороднейшим молодым человеком, каких только удавалось ему встречать в большом свете.

– Ну теперь садитесь, м‑р Винкель. рассказывайте все, по порядку. Как вы нашли меня здесь? Когда выехали из Бата? Будьте откровенны. Говорите все.

– Это произошло совершенно случайным образом, – сказал м‑р Винкель, озадаченный этой интересной и необыкновенной встречей.

– Неужели?

– Уверяю вас.

– Очень рад, – сказал Даулер, – a я проснулся поутру, как обыкновенно, и совсем забыл вчерашнюю угрозу. Мне напомнили; я расхохотался. Как это можно? Мы будем друзьями, сказал я.

– Кому?

– М‑с Даулер. Ты пригрозил, – сказала она. – Ну, да, пригрозил, – сказал я. – Угроза была страшная, – сказала она. – Что-ж из этого? – сказал я. – Ничего. Извинюсь. Помиримся. Где он?

– Кто? – спросил м‑р Винкель.

– Вы, – отвечал Даулер, – я побежал вниз. Вас не нашли. Пикквик был угрюм. Сердито качал головой. Выразил надежду, что не будет произведено никаких насилий. Я мигом смекнул, в чем дело. Вы сочли себя обиженным и ушли, вероятно, за секундантом. За пистолетами может-быть. Горячая голова, – сказал я, – таких молодцов люблю и уважаю.

М‑р Винкель кашлянул и, понимая теперь сущность дела, приосанился и принял серьезный вид.

– Я оставил для вас записку, – продолжал Даулер, – сказал, что искренно жалею. Так оно и было. Дела, не требующие отлагательства, вызвали меня сюда. Вы не удовлетворились этой запиской, последовали за мной и потребовали словесного объяснения. Вы имели на это полное право. Прошло теперь все. Дела мои кончились. Завтра еду назад. Хотите вместе.

Чем дальше подвигались все эти объяснения, тем серьезнее и степеннее становилась физиономия м‑ра Винкеля. Таинственное начало этой беседы объяснилось теперь совершенно. М‑р Даулер столько же боялся дуэли, как м‑р Винкель, и выходило на поверку, что этот бойкий джентльмен был первостатейным трусом. Измеряя чувствования м‑ра Винкеля своими собственными опасениями, он поспешил укрыться в безопасное место, рассчитывая весьма благоразумно, что укротит со временем справедливый гнев раздраженного врага. Судьба весьма кстати привела их в одно и то же место.

Узнав таким образом все подробности этого запутанного дела, м‑р Винкель принял окончательно свирепый вид и сказал, что он совершенно доволен; но эти слова были им произнесены ужасным тоном и м‑р Даулер убедился как нельзя больше, что без этого мирного объяснения с его стороны, встреча их могла бы иметь для него самые страшные последствия. Великодушие и снисходительность м‑ра Винкеля выставлялись теперь с самой выгодной стороны, и храбрые соперники, пожав друг другу руки, удалились в свои номера, обнаруживая готовность быть вечными друзьями.

В половине первого, когда м‑р Винкель уже начинал вкушать сладость первого сна, его вдруг разбудил громкий стук в дверь спальни. Сначала ему показалось, что это мечта, или сонное видение; но когда звук повторился еще несколько раз сряду, м‑р Винкель быстро привскочил на своей постели и спросил, кто там, и чего ему надобно.

– Извините, сэр, вас спрашивает какой-то молодой человек, который говорит, что ему надобно вас видеть сию же минуту, – отвечал из корридора голос трактирной служанки.

– Молодой человек! – воскликнул м‑р Винкель.

– Точно так, сэр, к вашим услугам, – отвечал другой голос через замочную щель, – и если вы не примите на себя труда отворить мне дверь, очень легко может статься, что ноги мои войдут сами собою.

Вслед затем, молодой человек дал довольно сильный толчок в нижнюю часть двери, как будто желая показать, что ему ничего не стоит привести в исполнение свою угрозу.

– Вы-ли это, Самуэль? – спросил м‑р Винкель, оставляя свою постель.

– Лучше нельзя угадать отца родного, если нахлобучить на него шапку, – отвечал тот же голос.

Не сомневаясь более в личности молодого человека, м‑р Винкель отворил дверь, и лишь только он сделал это, Самуэль Уэллер вошел с величайшею поспешностью, запер дверь и, принимая благоразумную предосторожность, положил ключ, в карман своего жилета. Затем, обозревая м‑ра Винкеля с головы до ног, сказал:

– Какой вы затейник, сэр, – удивительный затейник! Таких джентльменов, как вы, надо искать со свечей среди белого дня.

– Что вы под этим разумеете, Самуэль? – спросил м‑р Винкель тоном сильнейшего негодования. – Ступайте прочь, сэр, ступайте прочь, сэр, ступайте сию минуту.

– Что я под этим разумею? – возразил м‑р Уэллер. – Это, сэр, мудреная задача, как говорил встарину один школьник своему учителю, когда тот выдрал его за уши. Что я под этим разумею? Ничего дурного.

– Отоприте дверь и оставьте эту комнату сию же минуту, – сказал м‑р Винкель.

– Я оставлю эту комнату в ту самую минуту, как вы сами оставите ее, сэр, – отвечал Самуэль, стараясь говорить серьезным тоном и усаживаясь на стул. – Если мне придется вынести вас отсюда на спине, в таком случае, сэр, я выйду, конечно, прежде вас, не больше, впрочем, как одной секундой; но позвольте выразить надежду, сэр, что вы не доведете меня до таких крайностей, как говаривал встарину один строгий судья, когда приводили к нему упрямых арестантов.

Сказав это, м‑р Уэллер положил свои руки на колени и взглянул на м‑ра Винкеля с таким серьезным выражением, из которого значилось весьма ясно, что он не имел ни малейшего намерения шутить.

– Очень жалею, сэр, и даже соболезную, что никак не могу назвать вас любезным молодым человеком, – продолжал м‑р Уэллер тоном горького упрека. – Как вам не стыдно было оставить на произвол судьбы этого почтеннейшего старичка, который, смею сказать, заботится о вас, как о собственном сыне? Вы поступили ничем не лучше Додсона, сэр, и смею вас уверить, что сутяга Фогг – истинный мудрец перед вами.

Высказав это суждение, м‑р Уэллер хлопнул себя по обоим коленям, скрестил руки на груди с видом глубокого огорчения и, облокотившись на спинку кресел, ожидал, по-видимому, чем и как оправдается перед ним провинившийся пикквикист. М‑р Винкель все это время стоял перед ним босиком, в халате, и зубы его начинали бить довольно сильную тревогу.

– Добрый друг мой, – сказал наконец м‑р Винкель после продолжительного молчания, – добрый друг мой, я дорого ценю и уважаю вашу привязанность к этому достопочтенному старцу и крайне сожалею, что сам некоторым образом сделался причиною его беспокойства. Вашу руку, Самуэль.

– Очень хорошо, сэр, – сказал Самуэль довольно суровым тоном, крепко, однако ж, пожимая протянутую руку: – такие чувства, конечно, делают вам честь, и я рад, что нашел в вас джентльмена с благородным сердцем. Подумайте, однако ж, что старик, по вашей милости, остался теперь один-одинешенек: что ему делать без своего верного слуги?

– Мы об этом поговорим после, Самуэль, – сказал м‑р Винкель. – Ступайте теперь спать.

– Нет, сэр, прошу извинить: я не пойду спать.

– Как не пойдете?

– Так и не пойду, – отвечал Самуэль, выразительно качая головой. – Я действую по предписанию, сэр.

– Значить-ли это, что вы намерены сию же минуту, не дожидаясь рассвета, возвратиться к своему господину? – сказал озадаченный м‑р Винкель.

– Пожалуй, хоть сию же минуту, если вы особенно этого желаете, – отвечал Самуэль, – но я должен предуведомить, что без вас не сделаю шага из этой комнаты. Так предписал старшина и вы можете быть уверены, что я в точности исполню его волю.

– Вздор, любезный, вздор, – сказал м‑р Винкель: – я должен остаться здесь денька на два или на три. Даже вы, Самуэль, останетесь со мною и постараетесь устроить для меня свиданье с одной молодой лэди… с мисс Аллен, Самуэль; вы, вероятно, помните ее. Я непременно должен увидеться с нею перед отъездом из Бристоля.

Но в ответ на каждое из этих положений, Самуэль с великою твердостью качал головою и энергически возражал: – этому не бывать, не бывать!

Как бы то ни было, однако ж, после убедительных аргументов со стороны м‑ра Винкеля, рассказавшего между прочим подробности всей сцены между ним и Даулером, м‑р Уэллер начал колебаться и, наконец, после взаимных возражений и уступок, состоялся между ними следующий договор:

Статья первая. Самуэль уйдет к себе в комнату и оставит м‑ра Винкеля в его спальне.

Статья вторая. Самуэль запрет спальню м‑ра Винкеля и ключ от неё возьмет к себе в карман, с тем, однако ж, что, в случае пожара или другой какой-нибудь непредвиденной тревоги, он, Самуэль Уэллер, обязывается немедленно отпереть дверь.

Статья третья. Поутру, с общего согласия, будет написано и отправлено через Даулера письмо к м‑ру Пикквику с покорнейшей просьбой о дозволении, вследствие изложенных причин, остаться в Бристоле м‑ру Винкелю и Самуэлю, Если ответ м‑ра Пикквика, который без сомнения получится в тот же день с вечерним дилижансом, будет благоприятен, обе стороны останутся в Бристоле и примутся за свои дела; в противном же случае, м‑р Винкель и Самуэль немедленно уедут в Бат.

Статья четвертая и последняя. М‑р Винкель дает клятвенное обещание, что, в продолжение отсутствия Самуэля, он не выпрыгнеть из окна, не вылезет в трубу и не станет употреблять никаких других средств к преступному побегу.

Заключив и подтвердив все эти условия, Самуэль запер дверь и ушел.

Сойдя с лестницы он призадумался и вынул ключ из кармана.

– Ведь следовало повалить его и связать… Забыл, совсем забыл – сказал Самуэль, делая поворот назад. – Предписания старшины были точны и ясны на этот счет. Дурак я, право дурак. Ну, да так и быть, – заключил Самуэль с прояснившимся лицом, – завтра, авось, можно будет исправить эту ошибку.

Утешенный и совершенно успокоенный этим размышлением, м‑р Уэллер опять положил ключ к себе в карман и, дойдя до своей комнаты, скоро погрузился в глубокий сон, столь для него необходимый после сорока тревожных часов, проведенных без сна.

Глава XXXIX

Мистер Самуэль Уэллер, снабженный новой инструкцией, выступает на поприще любовных приключений.

Поутру, на другой день, м‑р Самуэль Уэллер явился в комнату заключенного Винкеля и решил не спускать с него глаз ни на минуту до той поры, пока не будут получены новые предписания от старшины. Несмотря на тягостность такого бдительного надзора, м‑р Винкель, скрепя сердце, подчинился беспрекословно самоуправству Самуэля, из опасения насильственных поступков с его стороны. Возможности таких поступков не отрицал и сам м‑р Уэллер, намекавший уже несколько раз, что он, действуя снисходительно, нарушает некоторым образом строгия повеления достопочтенного старца. Нет ни малейшего сомнения в том, что Самуэль, наскучив бесполезным ожиданием, связал бы м‑ра Винкеля по рукам и по ногам, для отправления его в Бат, если б м‑р Пикквик не предупредил такого поступка своим благосклонным вниманием на письмо, которое доставил ему Даулер.

Следуя теперь, как и всегда, благородным порывам своего сердца, м‑р Пикквик, прочитав письмо, отправился немедленно в Бристоль и в восемь часов вечера явился в гостиницу «Зеленого куста». Увидев Самуэля, почтенный старец поблагодарил его за ревностную службу и сказал с улыбкой на устах, что с его приездом оканчивается арест м‑ра Винкеля.

– Я вот, как видите, приехал сам, – сказал великодушный старец, обращаясь к м‑ру Винкелю, между тем как Самуэл снимал с него дорожную шинель и шаль. – Вы спрашивали моего согласия в таком деле, которое неизбежно требует моего личного присутствия. Я должен наперед узнать, точно-ли побуждения ваши в отношении к этой молодой девице благородны и честны.

– Как можете вы сомневаться в этом, почтенный мой друг? – отвечал м‑р Винкель с величайшею энергиею.

– Вспомните, сэр, – продолжал м‑р Пикквик, бросая на своего ученика лучезарные взоры, – вспомните, что первый раз мы встретили эту девицу в гостеприимном доме нашего незабвенного и несравненного друга. Было бы низко и даже преступно с вашей стороны играть её чувствами и сердечною привязанностью: этого я не позволю, сэр, никак не позволю.

– Мои намерения вполне благородны и честны, – с жаром возразил м‑р Винкель. – Я долго размышлял об этом предмете и верю искренно, что счастье мое зависит от соединения с этой особой.

– Вот это, я думаю, и значит поступать по кавалерски, когда зазноба западает в молодецкое сердце, – перебил м‑р Уэллер с приятной улыбкой.

М‑р Пикквик сердито взглянул на своего слугу и сказал, что никак не следует шутить над одним из лучших чувств человеческой природы. На это Самуэль отвечал:

– Прошу извинить, сэр, но лучших чувств так много в вашей джентльменской груди, что никак даже не разберешь, над которым из них, при случае, позволяется пошутить.

Затем м‑р Винкель рассказал подробно, какие сведения удалось ему получить от м‑ра Бена Аллена относительно его сестры, прекрасной Арабеллы, и объяснил, что единственное его намерение состоит на первый раз лишь в том, чтоб добиться свидания с этой молодой особой. Из некоторых намеков Бена Аллена можно было вывести вероятное заключение, что сестра его живет в каком-то бристольском предместьи, быть может, около городских лугов; и в этом заключался весь запас сведений, на основании которых можно было приблизительно определить место жительства Арабеллы.

Было решено, что с этой, весьма ненадежной нитью м‑р Уэллер отправится на другой день делать необходимые открытия, между тем как м‑р Пикквик и м‑р Винкель будут бродить по городу и зайдут, как будто мимоходом, в квартиру Боба Сойера, где, легко может статься, они могут напасть на след отыскиваемой красавицы.

Действуя по этому плану, Самуэль Уэллер весьма рано поутру отправился на поиски, нисколько не озадаченный трудностью возложенного на него поручения. Долго ходил он из улицы в улицу, из одного переулка в другой, не встречая никого и ничего, что могло бы в некоторой степени выяснить запутанный для него вопрос. Часто вступал он в разговор с кучерами, прогуливавшими по дорогам своих лошадей, и с няньками, гулявшими с детьми на лугу; но из всех расспросов, сделанных кучерам и нянькам, никак нельзя было составить положительного заключения, имевшего какое-нибудь отношение к главнейшей цели. Оказалось, что молодые леди, готовые выйти замуж, отнюдь не были редкостью в городе Бристоле, и большая часть их, по уверению служанок, уж питали глубокую привязанность к нежным друзьям сердца; но, к несчастью, ни одна из этих леди не называлась Арабеллой Аллен, и Самуэль, после всех своих исследований, еще не подвинулся ни на шаг вперед на поприще романтических похождений.

Переходя с места на место в окрестных захолустьях, Самуэль очутился наконец в одном из главных предместий, где, по разным направлениям, были разбросаны красивенькие дачи, окруженные палисадниками и садами. Долго он смотрел и любовался на эти загородные жилища и, продолжая свой путь, забрел в узенький и длинный переулок, замыкавшийся конюшней с противуположного конца. Пред воротами этой конюшни стоял, в домашнем кафтане и с заступом в руках, долговязый и тощий кучер; стоял он и в раздумьи смотрел на маленькую тачку, соображая, по всей вероятности, что предстоит для него тяжелая работа. Здесь, совершенно кстати, мы можем заметить, что нам еще ни разу не приходилось видеть грума, который бы в свободные часы не становился, в известной степени, жертвой этого странного обольщения своих чувств.

Самуэль, уже утомленный продолжительною ходьбой, решился присесть на большом камне, лежавшем прямо против тачки, и вступить в разговор с угрюмым кучером, погруженным в праздное и тяжелое раздумье. Надвинув шляпу на бекрень и сделав несколько шагов, он сел с беззаботным видом и начал беседу таким образом:

– С добрым утром, товарищ.

– A кто-ж вам сказал, что теперь утро? – сказал кучер, бросив угрюмый взгляд на Самуэля.

– Ну, с добрым вечером, разница небольшая, любезный, – сказал Самуэль. – Как ваше здоровье?

– Мое здоровье ничуть не лучше и не хуже оттого, что я увидел вашу образину, – отвечал суровый грум.

– Это однако ж странно, любезный друг. – Мне показалось, что вы просто помешались от радости, когда взглянули на меня. Ведь вот подумаешь, как можно ошибиться!

Суровый грум сделался еще суровее, но это нисколько не смутило Самуэля. Подумав немного, он спросил:

– Ведь ваш хозяин, если не ошибаюсь, м‑р Уокер?

– Нет, – сказал грум.

– Ну, так стало быть, Браун?

– И не Браун.

– Ах, да, Вильсон!

– И не Вильсон.

– В таком случае надобно допустить, что он еще не имеет чести быть со мной знакомым, – сказал Самуэль. – A сначала мне казалось, что мы стоим с ним на короткой ноге. – Пожалуйста не беспокойтесь, любезный, делайте свое дело, – продолжал Самуэль, когда грум покатил тачку, и приготовился запирать ворота. – Нечего тут стоять из учтивости ко мне. Я извиняю вас.

– Я бы рад сорвать вам башку за полкроны, – сказал грум, запирая ворота.

– Тут не будет никаких выгод, милый друг, – отвечал Самуэль. – Вы можете потребовать свое пожизненное жалованье за мою голову, и это будет еще слишком дешево. Кланяйтесь от меня своим господам. Скажите, чтобы не беспокоились и не ожидали меня к обеду: кушанья простынут, прежде чем я приду.

В ответ на это, грум проворчал какую-то угрозу и сердито хлопнул воротами, не обращая внимания на усердную просьбу Самуэля, чтобы тот на прощаньи, в знак памяти, одолжил ему клочек своих волос.

Самуэль продолжал сидеть на большом камне, размышляя о том, что ему делать. Уж он составил план обходить все дома в Бристоле и окрестностях его миль на пять, расспрашивая всюду о прекрасной Арабелле, как вдруг непредвиденный случай избавил его от этих хлопот, которые, быть может, без всякого успеха могли продолжаться несколько месяцев сряду.

На переулок, где он сидел, выходили три или четыре садовые калитки, принадлежавшие разным дачам, которые были отделены одна от другой только садами. Домов с их угодьями почти вовсе не было видно, так как сады были обширны, длинны и обсажены высокими деревьями. Самуэль сидел и смотрел на мусор перед ближайшей калиткой, вдумываясь в свое затруднительное положение, и производя умственные вычисления, по скольку домов придется ему обходить каждый день. Через несколько минут калитка отворилась и выпустила из сада служанку, вышедшую в переулок выбивать ковры.

Занятый своими соображениями, Самуэль, подняв голову, ограничил бы, по всей вероятности, свои наблюдения только тем, что молодая девушка была довольно красива и чистенько одета; но проникнутый врожденным чувством деликатности, он заметил вместе с тем, что ей предстоит довольно трудная работа, – так как ковры слишком тяжелы, – которая очевидно превышает её силы. Как любезный и ловкий джентльмен, м‑р Уэллер, лишь только заметил это обстоятельство, поспешно встал с большего камня и подошел к молодой особе.

– Сударыня, – сказал Самуэль, раскланиваясь по джентльменски, – вы надорвете себя, душенька, и совсем испортите свое платье, если станете одна выколачивать эти ковры. Позвольте мне помочь вам.

Молодая леди, сначала по-видимому не заметившая присутствия постороннего джентльмена, обернулась при этих словах вероятно для того, чтобы уклониться от неуместного предложения; но вдруг, вместо слов, она отпрянула назад, и из груди её вырвался невольный вздох. Самуэль оторопел. В лице хорошенькой девушки, отпрянувшей назад, он увидел свою милую Мери, бывшую горничную в доме м‑ра Нупкинса, ипсвичского мэра.

– Ах, вы-ли это, Мери? – воскликнул м‑р Уэллер.

– Ах, как вы испугали меня, м‑р Уэллер! – воскликнула Мери.

Самуэль не произнес словесного ответа на эту жалобу, и мы не знаем заподлинно, в чем именно состоял его ответ. Известно только, что после кратковременной паузы Мери сказала: – «ах, перестаньте, м‑р Уэллер, перестаньте!» – и вслед затем шляпа свалилась с головы Самуэля. Из этих двух признаков, сличенных и рассмотренных критически, мы вправе вывести заключение, что молодые люди обменялись поцелуем, одним или двумя.

– Какими судьбами ты пришел сюда? – спросила Мери, когда разговор их возобновился после этого перерыва.

– Очень просто, моя милая: мне захотелось тебя видеть вот я и пришел, – сказал м‑р Уэллер, позволяя себе эту маленькую ложь для вящего эффекта.

– Как же ты узнал, что я здесь? – спросила Мери. – Кто тебе сказал, что я переменила место в Ипсвиче, и что новые мои господа уехали сюда. Кто бы мог вам сказать это, м‑р Уэллер?

– Ну, да это головоломная задача, – отвечал Самуэль, бросая хитрый взгляд. – Кто бы, в самом деле, мот сказать мне об этом?

– Надеюсь, не м‑р Моззль: ведь не он? – спросила Мери.

– Разумеется, не он, – отвечал Самуэль, торжественно кивнув головой, – не он.

– Стало быть, это кухарка, – сказала Мери. – Больше некому.

– Кому же больше? Разумеется кухарка, – подтвердил Самуэль.

– Вот уж этого я никак не ожидала! – воскликнула Мери.

– Не ожидал и я, – сказал Самуэль. – Однакож вот еще что, моя милая… – при этом обращение Самуэля сделалось необыкновенно нежным, – есть у меня под рукой довольно важная статья, о которой не мешает нам потолковать. В этом городе теперь один из друзей моего старшины… м‑р Винкель: ведь ты помнишь его?

– Не тот ли, что был тогда в зеленом фраке?

– Тот самый.

– Ну, помню. Как не помнить! – сказала Мери. – Зачем он здесь?

– По делам, мой ангел, – отвечал Самуэль. – Надобно тебе заметить, что он влюблен безумнейшим образом, так что чуть не пропадает с тоски.

– Бедненький! – воскликнула Мери.

– Уж такой-то бедненький, что просто из рук вон. Горю еще можно бы помочь, если б удалось нам отыскать молодую леди…

И здесь Самуэль, делая довольно частые отступления относительно личной красоты мисс Мери, представил подробный отчет о настоящем положении м‑ра Винкеля.

– Что-ж вы тут будете делать? – спросила Мери.

– В том-то и штука, что нечего тут делать, отвечал Самуэль, – я вот брожу целый день, как вечный жид… слыхала ты о вечном жиде, Мери?

– Нет, не слыхала.

– Ну так нечего о нем и распространяться; дело в том только, мой ангел, что я вот ищу везде и никак не найду так называемую мисс Арабеллу Аллен.

– Мисс – какую? – спросила Мери с великим изумлением.

– Мисс Арабеллу Аллен, – повторил Самуэль.

– Ах, Боже мой! – вскричала Мери, указывая на дверь конюшни, которую только-что запер суровый грум, говоривший с м‑ром Уэллером. – Ведь она живет подле нас, вот на этой самой даче. Недель шесть прошло, как она приехала сюда с своей теткой. Я недавно познакомилась с её горничной, и она рассказала мне все, что знает о своей госпоже.

– И она живет подле вас?

– Подле нас, – повторила Мери.

М‑р Уэллер был так глубоко обрадован этой вестью, что даже счел необходимым броситься в объятия своей прекрасной собеседницы и поцеловать ее несколько раз сряду. Прошло несколько минут, прежде чем он был в состоянии возобновить прерванный разговор.

– Ну, – сказал он наконец – если теперь мы не увидим, как будут драться петухи, значит, не увидим никогда, как сказал однажды лорд-мер, когда государственный секретарь предложил за обедом пить здоровье его супруги.

– На этой даче, вот история! Стало быть, я могу передать ей поручение, которое целый день ношу с собой?

– Нет, сейчас этого сделать нельзя, – сказала Мери. – Она выходит в сад только по вечерам, и то лишь на несколько минут. Во всякое другое время она гуляет с теткой.

М‑р Уэллер призадумался, и в голове его, через несколько минут, созрел следующий план: он придет в сумерки, в тот самый час, когда Арабелла гуляет по саду. Миссь Мери отворить для него калитку своей дачи. Он перелезет через забор на соседнюю дачу и спрячется до времени в густой кустарник; потом, улучив удобное мгновение, передаст свое поручение и устроит для м‑ра Винкеля свидание на будущий вечер в тот же самый час. рассмотрев на скорую руку все подробности этого плана, он принялся помогать Мери в её занятии относительно выколачивания ковров.

Это однако ж совсем не такое невинное занятие, как можно было бы подумать с первого взгляда. Вытряхивать ковры еще ничего, но складывать их – дело весьма опасное. Пока продолжается процесс вытряхиванья, обе стороны обязаны стоять на значительном расстоянии друг от друга, и эта операция совершенно невинна сама по себе; но когда нужно складывать вычищенные ковры, расстояние между трудящимися особами постепенно сокращается, сперва на половину первоначальной длины, потом на четверть, потом на восьмую долю, потом на шестнадцатую, и даже на тридцать вторую, если ковер слишком длинен. Мы не умеем определить с математическою точностью, сколько штук было сложено по этому образцу, но доподлинно известно, что Самуэль беспрестанно целовал свою прекрасную сотрудницу.

М‑р Уэллер угостил себя умеренным обедом в ближайшей таверне, и потом, когда начало смеркаться, воротился опять в глухой переулок. Мери поспешила отворить для него садовую калитку, и сообщила ему необходимые наставления. Самуэль перелез через забор и запрятался в кустарник, где должен был дожидаться прибытия мисс Арабеллы.

Долго дожидался он с величайшим нетерпением, и уже начинал думать, что похождения его пропали даром, как вдруг невдалеке послышались легкие шаги, и вслед затем он увидел мисс Арабеллу. Молодая девушка шла задумчиво, поникнув своей маленькой головкой. По мере приближения её к кустарнику, Самуэль, желая деликатным образом предварить о своем присутствии, начал производить разнообразные звуки, свойственные особам, которые с младенческих лет страдают воспалением в горле, крупом или коклюшем.

Молодая девушка бросила беспокойный взгляд на место, откуда происходили страшные звуки, и беспокойство её отнюдь не уменьшилось, когда она увидела в кустах молодого человека, производившего весьма странные движения, как будто он быль свирепый злоумышленник, подававший условные знаки своим товарищам. Охваченная лихорадочною дрожью, мисс Арабелла, нет сомнения, побежала бы назад и встревожила весь дом, если б страх не приковал ее к месту. К счастью, подле неё стояла скамейка, и молодая девушка в изнеможении упала на нее.

– Кажется, ей дурно, – рассуждал Самуэль сам с собою. – Какая, подумаешь, охота этим молодым девицам падать в обморок, когда из этого не выйдет ровно никакой пользы! Эй вы, мисс – как бишь вас? – мисс Винкель?

Волшебное-ли имя м‑ра Винкеля, свежесть-ли вечернего воздуха, смутное-ли воспоминание голоса м‑ра Уэллера, или другие причины оживили Арабеллу, мы не знаем, только она приподняла голову и спросила слабым голосом:

– Кто здесь? Чего вам надобно?

– Это я, сударыня, не изволите беспокоиться, – сказал Самуэль, быстро выходя из за кустов. – Это только я, мисс.

– Камердинер м‑ра Пикквика?

– Точно так, мисс. Честь имею доложить, что м‑р Винкель помешался от любви к вам. Он в отчаянии, мисс!

– Ах, Боже мой! – воскликнула Арабелла, вставая со скамейки и подходя ближе к садовой стене.

– Беда, сударыня, да и только, – продолжал Самуэль. – Мы уж думали вчера вечером отправить его в сумасшедший дом и посадить за железную решетку.

– Неужели!

– Я вам говорю. Он блажил целый день, и грозил утопиться или застрелиться, если вы не доставите ему случая увидеться с вами, мисс.

– О, нет, нет, м‑р Уэллер! – воскликнула Арабелла, всплеснув руками.

– Я передаю вам, сударыня, то, что слышал собственными ушами, – продолжал Самуэль равнодушным тоном. – мое дело тут сторона. Знаю только, что м‑р Винкель умеет держать свое слово, и я уверен, мисс, что дня через два его не будет на свете. Это бы еще ничего; пускай себе пропадает; но я должен предупредить вас, что он успеет слишком много нашуметь перед смертью. Он все узнал о вас от костореза в здешней аптеке.

– От моего брата?

– Уж я не знаю доподлинно, который из них ваш брат, мисс, – отвечал Самуэль: – не тот-ли, что ходит с растрепанными волосами? Малый грязный и безалаберный?

– Да, да, м‑р Уэллер, – подтвердила Арабелла: – но продолжайте, ради Бога.

– Очень хорошо, мисс. М‑р Винкель все слышал о вас, и старшина полагает, что если он не увидит вас в самом скором времени, то не сдобровать одному из этих косторезов, и, вероятно, придется нам вынимать пули из двух трупов.

– Ах, чем-же мне предупредить эту страшную ссору? – воскликнула Абарелла.

– Я полагаю, сударыня, что вам непременно следует назначить свидание м‑ру Винкелю, – отвечал Самуэль.

– Но где? – Как? – вскричала Арабелла. – Я не могу выходить из дома одна. Брат мой такой неразсудительный, жестокий человек. Знаю как это странно вам покажется, м‑р Уэллер; но я несчастна, очень несчастна…

И бедная Арабелла зарыдала горькими слезами. Самуэль преисполнился рыцарским мужеством.

– Может быть, странно и не совсем прилично, мисс, рассуждать вам со мною обо всех этих делах, – сказал он с великою живостью, – но я могу и готов с своей стороны сделать все, что вам угодно. Мне известно, что м‑р Аллен заставляет вас вступить в ненавистный брак с своим товарищем. Хотите-ли, мисс, я выброшу его из окна перед вашими глазами? За этим у нас дело не станет.

Говоря это, м‑р Самуэль Уэллер храбро засучил рукава, как будто изъявляя готовность немедленно приняться за дело.

Но как ни были обязательны и лестны услуги этого рода, мисс Арабелла, к великому огорчению Самуэля, решительно уклонилась от них. Долго также она отказывалась назначить свидание м‑ру Винкелю, несмотря на патетически-убедительные просьбы; но когда, наконец, возникло опасение, что разговор может быть прерван прибытием третьего лица, Арабелла поспешила объявить, что завтра в сумерки, часом позже против этого времени, она, по всей вероятности, будет гулять одна в саду. Самуэль превосходно понял этот намек, и молодая девушка, подарив его прелестнейшей улыбкой, грациозно повернула назад в каштановую аллею, которая должна была привести ее домой. Самуэль, пораженный физическими и нравственными прелестями мисс Арабеллы, следил за ней жадным взором, пока она совсем не исчезла из вида.

Посвятив затем несколько минут своим собственным делам, м‑р Уэллер перелез через стену и благополучно пришел, в гостиницу «Зеленного куста», где уже начинали слишком беспокоиться об его продолжительном отсутствии.;

– Мы должны быть осторожны, – сказал м‑р Пикквик, выслушав внимательно повесть Самуэля: – не для себя самих, разумеется, но ради этой молодой девушки. Да, мы должны быть очень, очень осторожны.

– Мы! – сказал м‑р Винкель с замечательной энергией.

Взор негодования, засветившийся при этом замечании в глазах м‑ра Пикквика, потух мгновенно, и глаза его приняли самое благосклонное выражение, когда он сказал: