Kitabı oku: «Честное лисье слово», sayfa 10
– Да чего уж, – смущённо пробормотал Перфидо, – я и в самом деле… люблю поразвлечься, то есть, похулиганить. Ты ещё не всё знаешь…
– И знать не хочу, – решительно отозвалась Фьор. – Что было, то прошло. Одного никак в толк не возьму: за что ты на Веню так взъелся?
Перфидо подумал-подумал и признался:
– Зависть заела. Он вон совсем мелкий, а так у него всё выходит, и любят его все… и даже напрягаться ему не надо. И на тебя потому же злился. Раньше, когда-то… А я, и когда маленьким был, ничего кроме тычков и ругани не припомню. Вот почему так: одним – всё, и за так, а другим – ничего, сколько ни старайся!
– А ты старался?
– Ну… честно говоря, не очень, – неожиданно согласился Перфидо. – Я подумал – чего и пытаться-то, всё равно как оно есть – ничего не изменить.
– А вот и нет! Посмотри на Фидо! Тоже один остался, когда родителей убили. И между прочим, он совсем небольшим был. Выживал, как умел… Из дальней дали к нам пришёл, потому что из родных мест пришлось уйти. И голодал здесь зимой, чуть не до смерти… Так разве он стал злым? Совсем наоборот! Скорее, он рано повзрослел… Я бы даже сказала – помудрел.
– Ну-у… Фидо – это совсем другой случай, – возразил лис. – И потом, у него есть вы с Ури…
Но Фьор не согласилась:
– Никакой он не «другой случай!» Да и нас бы с ним не было, если б он поступал… как ты… раньше.
Воцарилось молчание. Перфидо явно чувствовал себя неловко и думал, как бы повежливее удалиться. «Ну и дела! – сказал он себе. – И уйти-то по простому теперь не получается. С этой вежливостью – только начни!..»
Вдруг Фьор улыбнулась.
– Я кое-что вспомнила. Наверное, я могу тебе помочь…
– Помочь? Но я вроде ни о чём не просил, – насторожился Перфидо.
– Да с завистью этой… Видишь ли, зависть – это такая штука, ужасно неудобная и громоздкая, которая занимает в голове слишком много места. И всё растёт и растёт, так что другим хорошим и полезным вещам – радости например, счастью, или удаче – там уже не поместиться. Потому что радость и удача – очень лёгкие, а зависть – тяжёлая, и их всегда вытесняет.
– Да ну! – опешил Перфидо. – Ты уверена?..
Фьор кивнула с очень важным и торжественным видом.
– Абсолютно.
– И что же с этим делать?
– Её надо выманить и прогнать. А можно вытряхнуть и утопить.
Перфидо забеспокоился.
– А это не больно?
– Ни чуточки. Разве только если ты очень привязан к своей зависти, или тебе её жалко.
– Да какой там – жалко! – воскликнул лис. – Надоела, хуже некуда. Просто житья от неё нету!
– Тогда слушай… Ой! – Фьор перебила сама себя и испытующе взглянула на Префидо. – Ты вот прямо сейчас завидуешь кому-нибудь?
– Нет, вроде… – растерялся тот.
– «Вроде» или точно?
– Нет. Не завидую. Никому, – уже увереннее сказал рыжий «хулиган».
– Значит, зависть сейчас спит и ничего не слышит, – удовлетворённо заметила лисичка, – и я тебя научу, как от неё избавиться. – Она на минутку задумалась, что-то вспоминая. – Пожалуй, подойдёт вот этот приём. Надо выбрать ясный день – такой, чтобы солнце без туч, и стояло уже довольно высоко. Начинаешь вспомнить все те разы, когда ты кому-то завидовал, чтобы зависть проснулась и надулась…
– А если не удастся – все? – испугался Перфидо. – Их столько было, этих самых разов, ой-ёй-ой…
– Не важно, – махнула хвостом Фьор, стараясь не сбиться с главного. – Сколько вспомнишь, столько и ладно. Но чем больше, тем лучше. Так вот… Пока вспоминаешь, иди на берег озера – туда, где ручей впадает и скала рядом, а прямо под ней – глубокая вода. Идёшь и аккуратненько доносишь туда свою зависть – только не расплескай! Для этого ни с кем не разговаривай по дороге. Как придёшь на место, встань над обрывом и произнеси:
«Зависть, Зависть, в глубине
Солнца Луч лежит на дне,
Он пока ещё – ничей…
Подберёт его Ручей,
Будет Луч в Ручье сиять,
А тебе-то – не достать!»
Тут нужно очень-очень сильно отряхнуться – так, чтобы в голове загудело, и зависть прыгнула прямо в воду, за солнечным лучом. Она же знаешь какая глупая и жадная – не может терпеть, чтоб у кого-то было, а у неё – нет. Обязательно нырнёт в озеро! А назад ей никак не всплыть – я тебе уже говорила – она тяжёлая. И вот ещё один важный момент: как очистится голова, и станет лёгкой, смотри на солнце и улыбайся, чтоб радость в голове поселилась. И после нельзя уже вспоминать – кому и почему завидовал, никогда! Чтобы новая зависть не народилась и опять радость не вытеснила… Уф! Кажется, ничего не пропустила…
Выдав всё это на одном дыхании, Фьор посмотрела на Перфидо. Лис слушал внимательно, но всё же во взгляде его сквозило некоторое сомнение.
– Думаешь, так получится? И что, жизнь лучше станет? – спросил он, почесав задней лапой холку.
– Непременно, – уверенно подтвердила лисичка. – Разве было такое, чтобы я тебе плохие советы давала? Ну-ка, вспомни!
– Не было, – согласился Перфидо. – Ладно, пошёл я… зависть свою топить. – Он решительно поднялся.
Фьор отрицательно покачала головой.
– Нет, сегодня уже поздно. Солнце же нужно… Забыл?
– Ага, забыл. – Перфидо снова сел.
– Думаю, завтра будет в самый раз. А если забудешь что, спрашивай – я напомню.
– Ага, – опять сказал Перфидо и почесал подмышку.
Критически оглядев собеседника, лиска поинтересовалась:
– А блох ты давно гнал? Их утопить, кстати, ещё легче, чем зависть.
– Как это – утопить?! – вытаращил глаза тот. – Это вместе со мной, что ли? Шутишь?
– Вовсе нет, – улыбнулась Фьор. – Просто надо искупаться хитрым способом: заходишь в воду не прямо, а с хвоста, и не быстро, а постепенно. Все блохи бегут туда, где ещё сухо. Так и погружаешься, пока не останется над водой один нос… со всеми блохами. И тогда их можно либо слизнуть, либо стряхнуть в воду. Это старый трюк.
Перфидо с уважением посмотрел на бурую лисичку.
– Ну ты и голова! И откуда ты все эти хитрости знаешь?!
– Если честно, я многое у людей подглядела, – призналась Фьор. – У них многому можно научиться… если с умом.
– И блох топить?! – ахнул лис. – Они что, тоже страдают?..
Фьор засмеялась.
– Не-ет, про блох – это меня мама научила. Я про другое говорила, разное…
– А-а, понятно, – усмехнулся Перфидо. – Ладно, пора мне. До завтра, Голова…
Следующим утром Ури и Фидо, собравшиеся побегать вдоль ручья, (чего им уже давно не удавалось сделать из-за всяких волнующих событий) были поражены странным зрелищем: на берегу озера, на скале возле устья стоял совершенно мокрый лис, что-то бормотал себе под нос, трясся и мотал головой так, что лисята опасались, как бы она у него не оторвалась и не покатилась прямо в воду.
– Да это же Перфидо! – сказал вдруг Ури. – Что это с ним? Похоже, взбесился… Ну и дела-а!
Фидо, внимательно рассматривавший странные манипуляции мокрого лиса, возразил:
– Он не похож на бешеного. Кажется, что он исполняет какой-то ритуал.
– Перфидо?.. Ритуал? Не смеши мышей! Давай-ка отойдём подальше – мало ли что…
Но словно в подтверждение слов Фидо, «бешеный» перестал трястись, расправил плечи и открыл глаза, а потом широко улыбнулся солнцу.
– Наверное, я обознался, – пробормотал Ури. – Это не Перфидо. Это какой-то неизвестный лис к нам забрёл.
– Привет! – раздался сзади знакомый голос, и лисята разом обернулись.
– Фьор, ты лучше бы пока домой вернулась, – забеспокоился Ури. – Тут что-то непонятное происходит, так что…
– Это ты про Перфидо? – мельком взглянув на «бешеного», спросила сестра. – Ничего странного. Он исправляется.
– Что?! – не поверил своим ушам Ури. – Что, ты говоришь, он делает?
– Исправляется. Мы с ним вчера поговорили, и он…
– Фидо, ты слышал?! Мне этого не пережить! Моя сестра укрощает драконов! – Ури театрально упал на землю. – Стоит ей с ним «поговорить», и вот… глядите на результат! – он повёл лапой в сторону Перфидо, так и застывшего на прибрежной скале с улыбкой на морде.
– Не дури, – сердито сказала Фьор. – Ты опять не даёшь мне ничего объяснить! Когда ты научишься слушать?
Перфидо тем временем спрыгнул с камня, на бегу помахал лисятам и умчался куда-то, задрав хвост. Ури проводил его взглядом и повернулся к сестре:
– Я весь – внимание, – заявил он и чинно уселся, обернув себя хвостом.
Рядом с ним сел Фидо и ободряюще улыбнулся Фьор. И та рассказала своим друзьям обо всём: как она разговаривала с Перфидо и как он решил что-то поменять в своей жизни.
– Уж не знаю, что из этого выйдет, но он правда этого хотел, – так закончила лисичка свой рассказ.
Ури и Фидо слушали молча и очень сосредоточенно. Потом Ури вздохнул и встал, задумчиво глядя на скалу, которую освободил бывший «завистник» Перфидо.
– Ты куда? – спросила Фьор.
– Пожалуй, мне тоже надо…
– Что?
– Зависть утопить.
– Какую-такую зависть? – изумилась сестра.
Вид у брата был несколько смущённый. Но он прямо взглянул в глаза своим друзьям.
– Коли есть такой ритуал, надо пользоваться. Раз уж даже Перфидо… Я ведь тоже завидовал, и очень сильно… тебе, сестрёнка.
– Мне? – изумилась Фьор. – Но почему?
– Когда ты появилась на свет, и мама так вокруг тебя прыгала… Мне всё казалось, что родители тебя больше любят, – признался Ури. – Ревновал я. Потому и вредничал. Не помнишь?
Сестра смотрела на брата, и глаза её начинали наполняться слезами.
– Ой, Ури, мне так жалко… – прошептала она.
Но тот улыбнулся и сказал:
– Не плачь, сестрёнка, это всё в далёком прошлом! Ты же видишь, я уже всё понял, и мы с тобой лучшие друзья. Ведь так?
Фьор вытерла слёзы и улыбнулась в ответ.
– И я так этому рада!..
– Я и тебе позавидовал, – обернулся Ури к молчаливо сидящему другу. – Когда ты стал про родителей рассказывать… как они с тобой возились и везде с собой брали. Подумал – в нашей семье такого никогда не было. Взрослые – это взрослые. Ан – не успел толком позавидовать, как тут же выяснилось, что скоро у тебя совсем никого не осталось. Мне сразу так стыдно стало… Честное лисье слово.
Фидо подошёл и слегка толкнул Ури в плечо, как он делал всегда от избытка чувств. Глаза его смеялись. И он сказал тихонько:
– Это всё не страшно. Как же я счастлив, что ты мой друг… Честное лисье слово.
Глава 9. Великие перемены
В большой долине что-то случилось. Нет, не рядом с тем местом, где жили лисята, а где-то далеко, ниже по реке. Но несомненно, там происходило что-то грозное, тяжёлое, страшное. Это ощущалось в воздухе. Когда ветер дул с севера, из низов долины, он приносил с собой слабый запах гари и слышался временами какой-то смутный гул.
Потом появились первые беженцы. Косули, олени, кабаны мчались, ломились через кусты. Чужие лисы скользили безмолвными тенями в сумерках, бежали, гонимые страхом, всё вверх и вверх по долине. С теми, кто жил в лесу у озера, они не вступали ни в какие разговоры – останавливались только попить воды и вновь устремлялись дальше.
В лесу стало тревожно. Все чего-то ждали. И оттого, что никто толком не знал, что грядёт, какая именно опасность, царила атмосфера подавленности и беспокойства. Ведь неизвестность – она хуже всего.
Трое лисят (хотя теперь их уже можно было бы назвать молодыми лисами – так они выросли и возмужали), сидя на скалистом выступе у берега озера, обсуждали последние новости.
– Всё бегут и бегут… – озабоченно говорил Ури. – Теперь уже и зайцы толпой пошли. И другие, разные… Может, у них там внизу наводнение?
– Скорее, пожар, – возразила Фьор. – Помните, вчера вроде дымом немножко пахло?
Фидо с ней согласился:
– Похоже на то. И, видимо, достаточно серьёзный…
– Как бы до нас не докатилось! – Ури забеспокоился. – Сниматься с места осенью – что может быть хуже! Переселяться в чужие леса, новые норы копать, то да сё…
– Тут уж не до жиру… – вздохнул Фидо. – Когда пожар – выбирать не приходится. Уцелеть бы…
– И ведь никто слова не проронил! Неужели трудно предупредить соседей?! Так, мол, и так… Пожар. Собирайтесь в поход. – Ури с негодованием фыркнул. – Вчера вот… Попытался остановить одного рыжего. Встал у него на пути. Спрашиваю: «Чего бежите-то? Что случилось?» А он глянул на меня дикими глазами, скок в сторону, да как припустит! Так ни слова и не ответил.
– Он просто не в себе был, наверное, от потрясения, – попыталась Фьор заступиться за незнакомца.
– Я тоже, когда снизу сюда прибежал, разговаривать особо не мог, – поддержал её Фидо. – Понимаешь, когда такое, в голове всё мешается и ничего не соображаешь. Очень страшно.
Друзья замолчали. Сидели и смотрели, как солнце садится за озером. Только сегодня это зрелище не вызывало в их сердцах обычного радостного настроения. Тревога омрачала всё.
Вдруг Фьор навострила уши: кто-то пробирался по высокой сухой траве к устью ручья. Остальные тоже подобрались и насторожились: мало ли кто может прийти в эти неспокойные времена. Но вскоре этот «кто-то» вынырнул под самым носом у лис и оказался енотом Веней.
– Привет, как дела? – произнёс он. И вид у него был настолько спокойный, будто ровно ничего не происходит и в лесу по-прежнему царит тишь да гладь.
Глядя на Веню, Ури невольно почувствовал зависть (хотя и поклялся когда-то, что больше её в свою голову не пустит) – такой малыш, а всё ему нипочём, даже вселенское бедствие! А енот, между тем, заговорил, адресуясь по-обыкновению к Фьор:
– Хотел тебя предупредить, чтобы ты не волновалась. Там, откуда все бегут, большой пожар.
Ури просто вспотел, услышав такое, и даже укусил себя за кончик хвоста. Вот как, значит! Пожар – но волноваться не стоит!.. Да он просто чокнутый, этот енот!
– А то мы не догадались, – нарочито грубо буркнул он, стараясь скрыть дрожь.
Веня мельком глянул на лиса и добавил:
– Но его уже тушат. И скоро потушат совсем. Поэтому никого не э-ва-ку-ируют. – Выговорив такое длинное и сложное слово, он явно остался собою очень доволен.
– Это кто тебе сказал? – спросил Фидо. – И как вообще могут кого-то эвакуировать?.. А-а, – догадался он тут же, – это ты не про нас, а про… людей?
Веня настороженно кивнул.
Фьор была в курсе енотовских похождений, то есть его тесной дружбы с обитателями хутора, где она провела в неволе целых три дня. Веня по секрету рассказывал ей многое: и что с Никой ходит играть, и про то, что ему в саду построили целый домик, прямо около прудика, и даже приглашали жить там, когда захочет. «Только насовсем я не согласился, – важно сказал Веня, – А то как же дедушка – без меня… А вот поиграть – это да, это с удовольствием…» Но поскольку Фьор умела хранить чужие тайны, она никому про маленького енота не рассказывала, даже своим друзьям. Ведь это были не её секреты! Ей и теперь совсем не хотелось обсуждать эту тему со своими друзьями, и на её счастье щекотливый разговор оказался неожиданно прерван.
Из леса со стороны ручья послышался треск ломаемых кустов, рычание и вскрики – несомненно, там завязалась схватка. Лисята вскочили, намереваясь тут же побежать и выяснить что и как. Но не успели они сделать и трёх прыжков, как прямо им под ноги выкатился клубок дерущихся. Ими оказались Перфидо и некий неизвестный лис, явно пришлый. Потому что будь он не пришлый, знал бы, что с Перфидо связываться точно не стоит – только тумаков огребёшь. И сразу ясно было что они не поделили: сойку. Впрочем, то, что эта дохлая птица была когда-то сойкой, лисята догадались только по нескольким оставшимся голубым пёрышкам на левом крыле – правое же в пылу жестокой драки превратилось в комок совершенно растерзанных перьев.
Увидев перед собой уже не одного, а сразу четверых противников, незнакомый лис бросил сойку, вскочил на ноги и бросился наутёк со всей прытью, на которую ещё был способен. Перфидо неторопливо отряхнулся, встопорщив шерсть, и с сожалением посмотрел на изрядно потрёпанную добычу.
– Такую дичь испортил, подлец! – выругался он сквозь зубы. И рассказал, как он охотился сегодня за ручьём – и очень удачно! – выследил двух подравшихся соек и так ловко ухватил одну за крыло. Как вдруг на него самого напали – заметьте, самым подлым способом, из-за дерева! – так что он от неожиданности выпустил птицу. А этот негодяй подхватил и попытался скрыться с добычей. – Не на того напал! – хвастливо заключил Перфидо и выпятил грудь.
Веня покосился на гордого своей победой лиса и пробормотав «Ну, я пошёл…», скрылся в высокой траве.
А Фьор так и подмывало напомнить «поборнику справедливости» о том, как он сам, да ещё в компании с другим здоровяком, когда-то напал на них, ещё небольших лисят, на льду озера, намереваясь отнять наловленную ими рыбу. Но она сдержалась. Ведь Перфидо действительно изменился к лучшему в последнее время, особенно после того, как расправился с собственной завистью. Так что уж не стоило ему пенять – ведь говорят же: «Кто старое помянет, тому и глаз – вон». Вместо этого лисичка сказала:
– Он, небось, с голоду. Они все, кто снизу бегут, совсем не в себе. Может, лучше было бы с ним поделиться?
– Ещё чего! – возмутился Перфидо. – Пусть сам о себе позаботится, не маленький! Дичи сейчас – пруд пруди.
Это было правдой. Из-за пожара количество зверья вокруг озера сильно увеличилось. Зайцы шастали под самым носом у лис, птицы гомонили в кронах деревьев, выясняя свои птичьи отношения, а мыши и суслики нарыли столько новых норок-тоннелей, что зелёные прежде лужки покрылись густой сетью полосок свежевскопанной земли. Так что охотиться лисам стало совсем просто. Но это почему-то не слишком радовало Фьор – ей казалось, что они пользуются чужой бедой. Однако ни Ури, ни Перфидо не разделяли её сомнений – они охотились с азартом и косо смотрели на чужаков, вторгавшихся в их угодья.
А чужаков-охотников было много. И лисы, и волки, прибежавшие из низов долины – все они пытались урвать свой кусок, действуя кто силой, кто хитростью. Все известные лесные законы насчёт «не охотиться на чужой территории» нарушались на каждом шагу, так что склоки и драки возникали постоянно. Размеренная и устоявшаяся жизнь сменилась тревожным противостоянием; лесные жители разделились на два лагеря – «своих», то есть живших здесь до пожара, и «чужих» – пришлых.
Даже Фьор, которая сначала очень жалела вновь прибывших, и была склонна всегда идти им навстречу, вскоре поняла, что по-старому жить не получится.
– Придётся отстаивать своё право, если не хочешь быть выставлена вон со своего исконного охотничьего участка, – сказал ей как-то Ури. – Хорошо ещё – дичи много, а то совсем бы война пришла.
И Фьор пришлось согласиться.
Фидо чувствовал себя и вовсе неловко. С одной стороны, он был согласен с Ури, и готов был встать плечом к плечу со своими друзьями, защищая интересы «старожилов», а с другой – он и сам был когда-то «пришлым» в этих местах, хотя и прошло с тех пор немало времени. Теперь его дом был тут, но некоторые из исконных жителей могли припомнить ему, что так было не всегда.
– Мне кажется, суть не в том, местный ты или пришлый, – задумчиво говорил Фидо, когда они с друзьями обсуждали эту тему после очередной охоты, – а в том, как ты себя ведёшь и поступаешь с окружающими. И уж если ты пришёл в чужой лес, надо принимать его законы, и постараться не нарушать гармонию. А лучше – принести что-то хорошее тем, кто тебе помог, и своим новым соседям. Любить их и уважать. Тогда и тебе самому хорошо здесь будет.
Его горячо поддержала Фьор.
– Я тоже так думаю. Если по-хорошему, со всеми можно договориться.
Но Ури покачал головой:
– В том-то и дело, что не все могут по-хорошему. Вот представьте Перфидо: сейчас он на своей территории, а значит – прав, а если бы это ему пришлось переселяться из-за пожара? Стал бы он церемониться с местными жителями? Думаю – нет. Взял бы, что мог, силой, и всё тут.
– Ты не прав, – возразила Фьор. – Вернее, не совсем прав, насчёт Перфидо. Ему просто трудно приходилось… Ну, он и усвоил жёсткие законы выживания. А если с ним поговорить…
– Опять ты начинаешь! – закатил глаза Ури. – Не спорю, Перфидо сделался гораздо лучше… одно время. Но потом, как начались стычки с пришлыми, так он и воюет каждый день. Грубость у него в крови. Особенно как связался с этой… ну, сама знаешь.
Фьор только грустно вздохнула в ответ. Да, с Перфидо опять начались сложности. После того, как он подружился с одной лисицей, пожаловавшей в их лес среди прочих.
Лисицу звали Мале. Она была очень красива и молода, но обладала такими качествами, которые делали её просто отталкивающей, по мнению троих друзей. Хотя для лис такие черты, как хитрость, лживость и вероломство некоторыми считаются вполне нормальными и обычными, для Фьор, Ури и Фидо таковыми вовсе не являлись. Поэтому лисицу Мале они терпеть не могли. А Фьор возмущало ещё и то, что та поддерживает Перфидо в его худших проявлениях, сводя тем самым на «нет» его лучшие качества, которым она была свидетельницей и которые вновь оказывались погребены под нахлынувшими на него волнами злости и грубости. Друзья были согласны, что Мале сбивает Перфидо с толку. Но поскольку ничего тут поделать не могли, то предпочитали теперь с этой парочкой просто не пересекаться.
К сожалению, Мале была не одна – таких теперь было немало в округе. И репутация лис – заметьте, всех лис! – стремительно падала. Да и как ей было не падать, если подобные Мале лисы воровали и тащили всё, что плохо лежит, не только у обитателей леса. Они регулярно обворовывали и ближайший хутор, и гораздо более дальние людские поселения. Большинство этих бандитов предпочитали лёгкую наживу, а не честную охоту. К тому же они очень любили курятину, считая себя достойными самой лучшей пищи. Так что курятники всей округи стремительно пустели.
– И откуда только такие берутся! – возмущался Ури. – Вот посмотрите, накличут они беду на нас всех!
И он оказался прав. Людям надоело терпеть эти набеги и они назначили День большой охоты.
Весть о грядущей беде принёс Веня. Он продолжал свои регулярные походы на хутор к Нике, с которой его связывала настоящая нежная дружба. И конечно, Ника рассказала енотику, что через три дня и её дядя, и другие окрестные фермеры собираются в лес, устраивать облаву на лис. Девочка очень волновалась за своего друга и предлагала ему пересидеть страшное время у них дома, но Веня не согласился.
– А как же дедушка? А Фьор? – спросил он. – Разве я не должен предупредить их всех?
– Конечно, должен… – тихо сказала Ника. На глазах у неё выступили слёзы. – Особенно Фьор… Макс тоже за неё так переживает, так переживает… Особенно, что предупредить никак не может. Он и не знает, что мы с тобой понимаем друг друга и можем поговорить. Я никому не рассказываю… только маме. Но она – никому, никогда… Я знаю. – Ника помолчала минутку и робко предложила: – А когда ты всех спасёшь, ты не мог бы вернуться к нам в сад? Вместе с дедушкой… Мне так спокойнее будет…
Веня кивнул.
– Посмотрим. Если дедушка согласится. Но ты за меня не бойся. Я буду осторожен.
– Уж ты, пожалуйста… Будь… – глотая слёзы, прошептала Ника.
И Веня потопал в лес, предупреждать своих.
Когда он рассказал обо всём Фьор, возникла проблема: должны ли лисята оповестить всех в лесу о готовящемся побоище, или только «местных». Ури считал, что пришлые виноваты в той самой беде, которая теперь нависла надо всеми, и поэтому говорить им ничего не надо. Но Фьор и Фидо не могли с ним согласиться.
– А как же Перфидо? – возразила Фьор. – Ты и ему не хочешь ничего говорить?
– Ну… Не знаю, – проворчал Ури. – Если сказать Перфидо, узнает вся эта шайка, через его подружку…
– Во-первых, это не факт… Эта как раз может никому ничего не сказать – лишь бы ей самой спастись. Но и остальным, боюсь, сказать всё же придётся, – вздохнула Фьор. – Иначе мы не сможем больше честно смотреть в глаза ни одной пришлой лисе. Я так не могу…
Фидо только кивнул. Он тоже так думал.
– Поступайте, как знаете, – буркнул брат, отворачиваясь. – У меня уже вообще всё в голове перевернулось после этого нашествия из низовьев. Так кто пойдёт им говорить?..
– Я, – быстро ответила сестра. – Так лучше будет. На меня не нападут.
Так она и сделала. Вечером Фьор подошла к норе Перфидо. На пороге её встретила Мале.
– Что надо? – враждебно спросила она, с ненавистью глядя на лисичку.
– Поговорить с Перфидо, – твёрдо ответила Фьор.
– Не о чем вам с ним разговаривать! – грубо рявкнула лисица Мале. – Если что-то хочешь сказать, говори мне!
Но лисичка помотала головой и крикнула в нору:
– Эй, Перфидо, выходи! Разговор есть!
Мале разозлилась и замахнулась было, чтобы ударить Фьор, но та ловко увернулась и вновь позвала:
– Перфидо-о!..
Тот вышел, наконец, с глуповатой ухмылкой на морде, почёсываясь, и спросил, зачем это он ей понадобился.
Фьор предпочла бы поговорить с ним с глазу на глаз, но понятно было, что этого никак не получится – Мале торчала за спиной у дружка и злобно шипела, не спуская с лисички своих жёлтых хитрых глаз.
– Хотела предупредить… тебя, – начала Фьор, – что через три дня в лесу облава. Мы все уходим из этих мест – переждём где-нибудь подальше, пока всё это не кончится. И тебе советуем…
– Да не слушай ты её! – перебила лисица, рассмеявшись издевательским смехом. – Тоже, оказывается, хитрющая!.. А корчит из себя простушку! Мы, значит, по-твоему, должны испугаться и убежать, а вы будете тут без нас спокойно охотиться, кладовые набивать?! Нашла дураков! – обратилась она к Фьор, скаля зубы.
Перфидо, который поначалу обеспокоился, услышав про облаву, теперь снова усмехнулся, хотя и несколько смущённо:
– Понятно. Мы подумаем…
– Передай это и остальным… вашим, – сказала Фьор.
Не добавив более ни слова, повернулась и пошла прочь. Она свою миссию выполнила, совесть её чиста. А если кто не хочет ей верить – это его дело.
На третью ночь все исконные жители здешнего леса снялись с места и отправились на дальний берег озера, гораздо более дикий и скалистый, чем их родные места. Зато туда редко наведывались охотники – именно потому, что добраться туда для людей было непросто.
Веня уговорил дедушку-енота, и они ещё с вечера пришли на ближний хутор, под защиту Ники и её мамы (которая решительно не одобряла вылазки своего брата, и вообще была ярой противницей любой охоты).
Большинство пришлых лис осталось на месте, уверенные в том, что разгадали «хитрость» Фьор, пытавшуюся «выманить их с тучного места», о чём кричала на весь лес лисица Мале. Остался и Перфидо, у которого воспоминания о посещении им западного берега озера вызывали неизменную дрожь (ему даже в ночных кошмарах долго снился чёрно-белый пушистый хвост скунса).
Но то, что ему пришлось пережить на следующий день, осталось в его памяти навсегда, как самое страшное воспоминание. Лисья охота! Его счастье, что он, один из немногих, уцелел. Спасли Перфидо его дерзость и знание родных мест: когда казалось, что бежать уже некуда, он по стволу упавшего дерева забрался на дуб (тот самый, с которого пугал когда-то Фьор, представляясь Духом Зверя Повелителя) и спрятался в его ветвях. Там он тихо-тихо просидел целые сутки, не решаясь спуститься вниз. Пока не вернулись домой Фидо, Фьор и Ури, их родители и все остальные.
Ни лисицы Мале, ни других членов разбойной банды никто больше не видел. Видимо, они стали добычей охотников.
Жизнь в лесу у озера потихоньку налаживалась и входила в привычную колею. Теперь среди лисьего населения «новеньких» было не так много, и они вполне приспосабливались к местному укладу. Стычки практически прекратились – еды хватало всем. Изредка ещё забредал кто-то из переселенцев, ищущих лучшей доли. И среди них попадались порою очень даже интересные личности.
Они появились одними из самых последних – старый хромой пёс и маленький лисёнок, девочка. Сразу понятно было, что эти двое никак не смогут сами себя прокормить: один – по старости и немощи, другая – по малолетству. При этом они нисколько не унывали, и ознаменовали своё прибытие тем, что устроили концерт для всех проживавших на ручье у озера.
Пёс уселся у большого пня на поляне и отбивая лапами ритм, словно это был не пень, а барабан, поднял морду вверх и запел хрипловатым голосом. Маленькая лисичка стала кружиться-танцевать, с подскоками да кувырками. И выходило это у неё так грациозно и ловко, что поневоле залюбуешься. Закончив выступление, они, как заправские артисты, поклонились всем, кто пришёл на них посмотреть.
Минуту над поляной висела тишина: никто не знал, как реагировать на такое неожиданное событие, как концерт. И тут Фьор громко воскликнула: «Браво!» и захлопала. Она мгновенно прониклась к малышке горячей симпатией: та так замечательно танцевала!
Вслед за Фьор потянулись и остальные. Раздались сначала отдельные, а потом и более уверенные и дружные аплодисменты. «Артистам» принесли поесть. Кто-то расспрашивал пса, откуда они и куда направляются. Хотя спрашивали только из вежливости – каждому ясно было, откуда все идут, а вот куда – этого как раз не знал никто, в особенности именно те, кто шёл.
Дядюшка-енот крякнул и сказал, обращаясь к старику-певцу:
– Хорошо выступаете. Душевно… Только негоже с такой крохой бродяжничать. Оставайтесь-ка лучше у меня. Дом большой, а нас с внуком только двое. Так что места всем хватит.
Пёс колебался лишь мгновение, и ответил с поклоном:
– Спасибо вам! Мы – так с удовольствием… коли не будем в тягость.
– Не в тягость, – махнул хвостом енот. – А нам веселее будет – я песни люблю. А тебя кто же так танцевать научил? – обратился он к малютке лисичке. – Мама?
– Не, я сама научилась, – пропищала та. – У меня мамы нету.
Дядюшка-енот с жалостью посмотрел на малышку.
– Сирота? – спросил он старого пса.
– Сирота, – вздохнул тот. – Почти с рождения со мной. Сам её в своей будке укрывал, пока подросла. Я тогда ещё хозяйский был, – пояснил пёс. – И хозяин мой строгий такой… но со двора не гнал. А когда уж он помер, тут что ж… понятное дело… выперли. – Он покряхтел и продолжал: – А её-то мамка вскоре после её рождения умерла. Кроха её, небось, и не помнит совсем. И никого у неё из родных не осталось…
– Нет, осталось, – перебила своего спутника лисичка. – И маму я, хоть немножко, но помню!..
– Помнишь – и хорошо, – успокоительно проговорил дядюшка-енот, – маму надо помнить… хоть что-то.
– Я и помню! – лисичка упрямо нахмурила маленькие бровки. – Я помню, что она мне говорила. Она говорила: «У тебя есть брат, малышка. У тебя очень хороший брат… Разыщи его». Вот как. – Она подняла глаза на двух стариков, которые стояли рядом и с участием глядели на неё.
– Да как же его разыскать? – пробормотал дядюшка-енот. – Боюсь, это вряд ли выйдет… Ты же даже не знаешь, как его зовут.
– Нет, знаю! Его зовут, – она наморщила лобик от старания вспомнить, – ммм… Фидо! Вот как его зовут. Мама так сказала.
– Фидо?!
Это воскликнула Фьор. Она стояла поодаль и слушала, о чём дядюшка-енот говорит с пришлыми артистами. Лисичка была очень рада, что он предложил им пожить у него, и ей не терпелось поближе познакомиться с малышкой, которая так замечательно танцует. Та вызывала у неё какое-то непонятное чувство «знакомости». Будто Фьор откуда-то знала её. Между тем, она была уверена, что видит эту кроху первый раз.
