Kitabı oku: «Эзотерическое подполье Британии. Как Coil, Current 93, Nurse With Wound и другие гениальные сумасброды перепридумали музыку», sayfa 3

«Я был классическим одиноким ребенком, предоставленным самому себе, – вспоминает Бэланс. – Одним из тех, кто разбивает на газоне перед домом палатку и целыми днями в ней прячется, надеясь, что другие дети пройдут мимо. Я убедил себя, что, если другие дети не придут, мне не надо будет иметь с ними дело. Но когда мне исполнилось одиннадцать, меня определили в государственную школу-интернат. До этого я побывал в девяти школах, разъезжая повсюду». Пока он жил в Германии, Италии и Шотландии, у него было типично беспокойное и строгое военное воспитание. «Это было довольно тяжело и для них, и для меня, – продолжает он. – Я с трудом помню, какие игрушки мне нравились. Я играл с лего и пластилином, лепил божков и идолов, принося их в жертву. С семи лет я начал делать иллюстрированные книжки и рисовал девочек с развевающимися волосами, падающих в ямы с шипами. Мои истории немного напоминали Лавкрафта, хотя не помню, чтобы у нас были его книги. Дело всегда происходило в каких-то подземных пещерах, где я как бы гулял, а незнакомец передавал мне дряблый блинчик, и я летел через дыру в другую пещеру к людям с перепончатыми пальцами.

Недавно я их перечитывал и нашел рассказ под названием „Ариец“ (наверное, я отыскал слово в какой-нибудь халтурной книжонке в духе Блаватской), там идет речь о некой странной сущности, посещающей людей».

В школьные годы интерес Бэланса ко всему макабрическому расцвел. Он учился в финансируемой государством школе-пансионе лорда Уильямса в Оксфордшире, на тот момент одной из крупнейших в стране – в ней было около 2500 учеников. Некогда это была классическая гимназия, и в ней сохранились издевательские традиции «публичной школы» – вроде тех, когда жертву заставляют стоять на горячих трубах. Классы там были огромными и открытыми для детей из всех слоев общества, в первую очередь из семей дипломатов и военных. Кроме того, это была одна из первых школ в стране с отделением для детей с аутизмом. Днем все они учились вместе, а ночью примерно 70 пансионеров укладывались спать в длинных серых бараках, где над кроватями висели гравюры Луиса Уэйна, давно измочаленные в клочья от ударов мокрыми полотенцами.

Впервые Бэланс попытался установить контакт с потусторонним в двенадцать лет, когда написал письмо Алексу Сандерсу, самозваному Королю ведьм Великобритании, с просьбой принять его в ковен²⁹. Хотя сейчас он называет его оккультистом формата News Of The World³⁰, тогда основные положения философии Сандерса ему приглянулись, особенно то, что ковен был «един с природой» и поклонялся Луне. Юному Бэлансу это казалось гораздо более привлекательным, чем начищать свою обувь и ловить плевки по дороге в церковь. Увлечение также отвечало его растущему чувству изоляции. С ранних лет он относился к окружающим просто как к «особям» и до сих пор предпочитает им деревья, уединение и собственную компанию. «Конечно, теперь это оборачивается против меня, – объясняет он. – Я так и не освоился в обществе. Совершенно не умею ни с кем обходиться, даже с друзьями. Можно обвинить в этом мой знак зодиака, но таким уж меня воспитали. Я никогда не протягивал руку людям первым, поэтому могу быть себе на уме целую вечность, а потом вдруг вспомнить: черт, я давно не звонил ни Тибету, ни Стиву Стэплтону. Они довольно общительные, а я часто кажусь себе плохим другом».

Когда Сандерс наконец ответил, то вежливо попросил Бэланса написать, когда ему исполнится 16. Позже письмо было конфисковано в ходе школьного расследования, связанного с попытками Бэланса и его друга Генри Томлинсона провести ночью астральную проекцию. Генри был сыном британского актера Дэвида Томлинсона, сыгравшего отца семейства в фильме «Мэри Поппинс». Заручившись помощью учителя из другой школы, они приступили к курсу обучения астральному проецированию. «Мы занимались совершенно искренне, – вспоминает Бэланс. – Вели все эти странные дневники, записывая свидетельства того, что ловили передачи с космических кораблей, которые парили в атмосфере над Африкой. Обычно утром Генри просыпался и спрашивал, понравился ли мне наш ночной сеанс связи. Это было действительно необычно. Я начал принимать сигналы в виде иероглифов, хотя думаю, что просто подсознательно копировал дизайн головных уборов из „Планеты обезьян“. В конце концов наши астральные занятия были раскрыты, и преподаватели отнеслись к ним настолько серьезно, что начали расспрашивать нас, не связаны ли они с чтением мыслей других людей, поскольку „мы считаем, что это недопустимо!“. Как объяснить людям то, во что они не верят, но из-за чего все равно беспокоятся? Моим родителям послали письмо, где говорилось нечто вроде: „Боюсь, у Джеффри снова возникла нездоровая страсть к оккультизму. Мистер Дэвид Томлинсон просил нас вмешаться. Не хранит ли Джеффри писем от учителя, который помогал им с Генри? Мистер Томлинсон опасается, что имело место насилие“. Но ничего такого не было. У нас была добрая искренняя дружба, но того учителя все равно уволили. Однажды в школу приехал Дэвид Томлинсон на своем лимузине. Когда я вышел из автобуса, меня подозвал его шофер и сказал, что мистер Томлинсон хотел бы поговорить со мной. Кто это такой, подумал я, может, учитель? Он затащил меня в машину, усадил на заднее сиденье и спросил, не крутил ли тот учитель роман с его сыном. Я был в шоке! Он потребовал любые письма от учителя, которые можно было использовать в качестве улик, чтобы прищучить его. Я испугался, распахнул дверь и начал орать. А ведь это был мужик из „Мэри Поппинс“, и от этого было еще страшнее! „Набалдашник и метла“³¹ больше никогда не будут для меня прежними».

Об Алистере Кроули Бэланс узнал от другого учителя, Дэвида Ирвина, который тоже способствовал его безумным увлечениям. «Я с ранних лет старался придумывать собственные ритуалы и не следовать никаким верованиям, – объясняет он. – Заставлял всю общагу проводить ритуалы полнолуния перед окном, пока я кричал, чтобы они сконцентрировались и проецировали себя на луну. Входил учитель, включал свет и говорил: „Это что еще за чертовщина?“ Несколько раз меня пытались выгнать, и, когда я спрашивал за что, они отвечали: „За подрывное поведение. Чем бы ты ни занимался, больше так не делай!“»

Юношеский интерес Бэланса к субверсивному шаманизму только усилился после его знакомства с дадаизмом и такими художниками-сюрреалистами, как Курт Швиттерс и Макс Эрнст. Его поведение становилось все более неуравновешенным, что в результате закончилось нападением на другого школьника. «Я пытался задушить его голыми руками, – вспоминает он. – И я бы убил его, не войди кто-то в тот момент. После этого я чувствовал себя отвергнутым родителями. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, насколько поехавшим тогда был. В своем шкафчике я устроил алтарь с лошадиной головой от шахматной фигуры, посыпал его тальком и рисовал на нем символы, чтобы меня забрало НЛО». Бэланс решил, что у него шизофрения. Но скорее это была реакция сверхчувствительного ребенка на стресс и одиночество. Однажды его отвели к психиатру, который спросил, почему ночью Джон укрывается одеялом с головой, и угостил тортом с розовой глазурью, – психотерапия семидесятых. «Я сам проходил тесты Роршаха, – говорит Бэланс. – Сам учился йоге. Часто меня будили посреди ночи учителя (потом их за это уволили), напившиеся шерри, сажали на кофейный столик и просили показать двойной лотос или походить на руках. Я был для них игрушкой. В школе меня прозвали Псих, но мне это нравилось. Я всегда был максимально честен насчет своих сексуальности и убеждений. К примеру, всегда говорил, что я язычник, хотя это неизбежно приводило к скандалу. Мы ходили в Низкую католическую церковь, где я отказывался петь любые гимны, за исключением „Остролиста и плюща“ и „Приди, приди, Эммануил“».

Лет с девяти Бэланс знал, что он гей. «Однажды в школьном лагере я жутко разозлился: мы ходили в кино смотреть фильмы ужасов с двадцатилетним парнем из королевских ВВС, между нами что-то было, но в итоге ничего не случилось, и все каникулы я провел в дурном настроении. Я остался в школе на каникулах, даже не поехал домой». Хотя Бэланс продолжал встречаться с девушками, постепенно он переспал со многими своими однокашниками. Вскоре он знал обо всех, кто с кем спит. Используя эту потенциально компрометирующую информацию, он разработал сложную барочную систему манипулирования людьми. «Я был таким изнеженным, что родители могли легко обо всем догадаться, – признается он. – Вместо того чтобы играть в футбол, я выделывал пируэты вокруг флажка у края поля! Мой папа подходил и шлепал меня по заднице, приговаривая, что я „чертов неженка“, он все видел из окна. Неженок всегда легко определить: по дороге домой они останавливаются и нюхают цветы, пока остальные колотят друг друга по башке. Впрочем, я развил в себе твердость. Если кто-то издевался надо мной, я бил их со всей дури или прокалывал руку циркулем, так что недруги оставляли меня в покое, думая, что я псих. Сделайте что-нибудь из ряда вон выходящее – и слухи об этом быстро расползутся».

После пансионата Бэланс взял годичный академический отпуск и сосредоточился на издании своего фэнзина Stabmental, над которым начал работать еще школьником. По ночам он слушал передачу Джона Пила³², из которой узнал о таких группах, как Throbbing Gristle и The Residents. Первые выпуски Stabmental своими коллажами напоминали панковские зины с их покосившимися заголовками и изуверским подходом к фотографиям, но более поздние издания стали элегантно аскетичными. К тому времени он уже жил с Томом Крейгом, внуком художника и дизайнера Эдварда Кэррика (урожденного Крейга), благодаря чему имел доступ к старинному печатному станку. Кэррик был другом Остина Османа Спейра, с которым выставлялся в 1920-х годах, и именно через Тома Бэланс впервые соприкоснулся с работами своего будущего ментора. В Stabmental публиковались материалы о таких британских андеграундных группах, как Throbbing Gristle, Cabaret Voltaire и The Lemon Kittens, об американских савантах Half Japanese, репортажи с выступлений The Residents и первая в Великобритании статья о Negativland. «Каждый вечер я получал целую стопку писем от групп вроде Cabaret Voltaire еще до того, как они успели выпустить пластинку», – улыбается Бэланс. Stabmental также называлась первая школьная группа Бэланса и Крейга. Они «сыграли» два концептуальных концерта, на которых даже не появились и которые так и назывались: «Неявка первая» и «Неявка с маленькой девочкой». «Мы подготовили магнитные ленты с записанными нами самими звуками и сэмплами поп-групп для получасового воспроизведения на катушечном магнитофоне, – говорит Бэланс. – Все было готово, а потом мы совершенно сознательно не пришли. Еще мы вызвали небольшой скандал, когда принесли большую черно-белую фотографию собачьего дерьма для конкурса карикатур на преподавателей». В 1980 году Stabmental выпустили трек «Thin Veil Of Blood» на кассетном DIY-сборнике Deleted Funtime: Various Tunes By Various Loons, Deleted Records. Тогда же рекламировался их альбом Hidden Fears, который так и не вышел. «Это звучало примерно как NON³³, – вспоминает Бэланс. – У меня был катушечный магнитофон и кассетник, который ревел из-за проблем с фидбэком. Идеальное звуковое оружие».

Класс Тибета, Ред Хаус, 1973 год

В школе Бэланс также сотрудничал с Cultural Amnesia и выступал как Murderwerkers (эти треки вышли в 1979 году на кассетном сборнике Найджела Эйерса из психоделик-нойз-группы Nocturnal Emission на Sterile Records) и A House. Последнюю группу Бэланс создал с Юэном Крейком, который стал редактором Stabmental вместо Тома Крейга, занявшегося живописью. A House записали выступление в школьном зале и сделали демо из четырех треков, которой ненадолго заинтересовался лейбл Cherry Red. У Бэланса до сих пор хранятся эти записи. Следуя «неявочной» стратегии своего первого проекта, Бэланс выдумал The Antigroup – группу, которая действительно бы существовала, но не давала никаких концертов. Он издал фэнзин, в котором объяснял идею и фантазировал о составе мечты, куда вошли бы Дженезис Пи-Орридж и Ади Ньютон из Clock DVA. В результате Ньютон украл название для своего сайд-проекта, тем самым похоронив всю концепцию. «В те годы я больше всего интересовался звуком как физическим явлением, – рассказывает Бэланс. – Возился с катушечными магнитофонами и внутренностями пианино, замедлял саундтрек „За пригоршню долларов“³⁴, чтобы посмотреть, что получится. Всегда экспериментировал. Очень часто обращался к саундтреку That’ll Be the Day. Обожал тогда эту запись и еще „Rock On“³⁵ Дэвида Эссекса. Может, Coil еще сделают кавер на него. Я серьезно».

Образование Дэвида Тибета было таким же беспорядочным. Его идиллическое детство в Малайзии закончилось в 1970 году: в 14-летнем возрасте его отправили в Англию в йоркширскую школу для мальчиков Ред Хаус. В Малайзии просто нет школ, утверждали его родители, считавшие, что учеба в интернате даст ему некоторую стабильность и убережет от постоянных переездов семьи. Ведь Дэвид бывал в Англии только в гостях у бабушки. Так что английское образование ему не помешает.

Школа Ред Хаус играла важную роль в истории Английской гражданской войны. Ее поворотным событием стала битва при Марстон-Муре 1644 года, когда армия Оливера Кромвеля сокрушила роялистов. Здание школы было построено в 1607 году отцом знаменитого роялиста сэра Генри Слингсби. По слухам, каждый год, в годовщину обезглавливания сэра Генри, 8 июня 1658 года, его призрак прогуливается по школе под звуки органа, хотя за инструментом никого нет. Когда они приехали в Ред Хаус, родители оставили Тибета с мальчиком, который должен был присматривать за ним. Всю экскурсию по школе Дэвид не мог сосредоточиться: он надеялся, что мама и папа ждут его у входа. На следующее утро его разбудили в 7.40 и выгнали под холодный душ.

«Это была настоящая пытка, – вздрагивает он. – Я замкнулся в себе и стал более странным, отчасти потому, что был крайне несчастен, ну и чтобы отгородиться от людей. Меня прозвали Мумия – перед сном я лежал в постели и корчил страшные рожи. Это был неплохой способ держать людей подальше от себя, но я был очень несчастлив. Меня расстраивало, что мои родители в Малайзии. Другие дети ездили к родным на выходные. С другой стороны, благодаря этому я раскрылся и стал отчаянно независимым».

Жизнь Тибета в Ред Хаусе похожа на школьные годы Бэланса. Он тоже искал утешения от одиночества в работах Алистера Кроули, чей роман 1922 года «Дневник наркомана» попался ему в руки в Малайзии, когда он ездил к родителям. Его привлекла аннотация на обложке, где Кроули описывался как «самый порочный человек в мире». В Ред Хаусе на него обратил внимание учитель богословия, который поощрял его оккультные увлечения, покупая ему книжки в магазине «Ученик чародея» в Лидсе, хотя часто спрашивал Тибета, что такого он нашел в Кроули. Этот учитель был набожным христианином, утверждавшим, что чувствует жжение креста, когда входит в часовню (по его словам, это всегда придавало ему сил). Тем не менее он не испытывал угрызений совести, раскошеливаясь на книги издательства Castle Books «Магия в теории и на практике» и «Лунное дитя». Это был не единственный чудаковатый учитель Ред Хауса: спившийся географ хорошо относился к Тибету днем, поскольку тот был прилежным учеником, а по вечерам не давал ему спуску.

«Помню, однажды меня разбудили, я был старшим по спальне, – вспоминает Тибет. – Я услышал, что меня зовут: „Бантинг, просыпайся, пожалуйста!“ Я открыл глаза и увидел вокруг толпу детей, человек 13–16, они стояли у постели и в ужасе показывали в угол. Там стояло пианино, а между ним и стеной колыхались две белые фигуры высотой в человеческий рост. По ним словно проходили волны. Они то разделялись на смутные подобия человеческих лиц с пустыми глазницами, то сливались друг с другом в единое целое. Это было ужасно, и я увел оттуда учеников прямо к директору, а тот говорит: „Бантинг, что все это значит?“ Дело было после отбоя, уже около полуночи. Я говорю: „В спальне призраки“. Разумеется, когда мы спустились обратно, там никого не было и я получил нагоняй. Но весь дортуар видел их! Считалось, что под местной церковью проходит туннель, ведущий под рекой на другой берег и служивший убежищем роялистов во время гражданской войны. В 1930-х в этот туннель спустился ребенок с собакой, потолок обрушился на него, и теперь там жил его призрак».

В спальне висела репродукция картины Яна Вермеера «Маленькая улица», на которой изображена сидящая в сумраке безликая женщина с шитьем в руках. Картина стала мишенью макабрического детского воображения: ползли слухи, что ночью старуха материализуется под чьей-нибудь кроватью и зашивает спящему глаза. «С самого детства я знал, что есть потусторонние существа, которые, скорее всего, враждебны, – говорит Тибет. – Я никогда не видел ангелов, но, думаю, видел демонов».

В 1973 году Тибет перешел из Ред Хауса в публичную школу Поклингтон в Йоркшире. Через год его родители вернулись в Англию, и у него наконец появилась возможность только ходить в школу, а не жить там постоянно. Расцвет глэм-рока помогал ему коротать вечера. В Малайзии пиратский сингл T. Rex Get It On разогнал его подростковое либидо. После Тибет добавил в свою коллекцию Дэвида Боуи и Iggy & The Stooges, на все лето 1973 года погрузившись с головой в безумие Raw Power. «Мне нравился глэмовый протопанк, – признается Тибет. – Купил The Slider, Billion Dollar Babies, Tanx и Aladdin Sane, как только они вышли. Потом приобрел Funhouse The Stooges и их первый альбом за 49 пенсов в Лидсе. Первую пластинку The New York Dolls я взял в киоске WH Smiths на железнодорожном вокзале Йорка, там продавалось все уцененное. Они мне не особо нравились, но зато на обложке музыканты носили мейкап, так что это была ценная покупка». Также он влюбился в вирд-фикшн Лавкрафта и в особенности Кларка Эштона Смита³⁶.

Обучение в системе публичных школ довольно сильно травмировало Тибета, но в нем все равно осталось что-то от мифического английского школьника. Более всего это заметно по его заразительной восторженности и энтузиазму – чувству, которое Шарль Бодлер называл «глубоким и радостным любопытством». В 1978 году Тибет поступил в Ньюкаслский университет изучать политику и историю. «Меня интересовали радикальные течения, крайне левое и правое крыло, – говорит он. – Тоталитаризм, фундаментализм и тому подобные крайности». Изначально он собирался изучать политику, философию и экономику в Оксфорде, но вместо этого последовал за своей тогдашней подругой Кейт Эдвард на север в Дарем. «Я не слишком парился насчет того, где учиться, – говорит он. – Воспринимал образование как еще три года, когда можно не думать, чем будешь заниматься в жизни. Тогда моей девушкой была Кейт. В Поклингтон с шестого класса принимали девочек, и мой лучший друг влюбился в необыкновенно красивую школьницу. Я не думал, что со мной кто-то захочет встречаться, но не стеснялся общаться с девочками. Я пообещал другу, что передам ей приглашение на свидание от него. Они стали общаться, но в результате мы с ней сблизились и сами начали встречаться. Это первая женщина, с которой я переспал».

Дэвид Тибет (слева) в пьесе Августа Стриндберга «Фрёкен Юлия», школа Поклингтон. Справа – Ким Фентон, вокалист школьной панк-группы The Void, менеджером которой был Тибет

Тибет поселился в Ньюкасле на Кэролайн-стрит, 51, где провел студенческие годы с компанией друзей. Сегодня это заваленный мусором пустырь, зажатый между самыми захудалыми улицами города. Получив наконец собственную комнату, Тибет обустроил ее на свой вкус, раскрасив стены черным и менструально-красным. Кроме того, на студенческий грант он совершил довольно нехарактерную для себя покупку – мотоцикл Triumph 500 Tiger.

В 1980 году панк уже никого не интересовал, вкусы Тибета тоже расширились: он слушал все от Леонарда Коэна, григорианских хоров и Rush до Throbbing Gristle, Whitehouse и Nurse With Wound. Он коллекционировал все релизы лейблов United Dairies, Come Org и Industrial Records. «Первые три альбома Nurse купить было невозможно, поэтому я написал в United Dairies и получил экземпляр их четвертого альбома Insect And Individual Silenced с милейшим письмом от Джона Фозергилла, – вспоминает Тибет. – Virgin продавал в Ньюкасле пластинки Whitehouse, я купил раннее издание Total Sex с белым конвертом, цитатами из де Сада и рисунком из порножурнала, на котором изображена Кози Фанни Тутти в цепях. Тогда мне больше нравились Whitehouse и Nurse With Wound, чем Throbbing Gristle, и я начал переписываться с Уильямом Беннеттом из Whitehouse. Судя по записям, казалось, что Whitehouse делали больше материала, а Nurse были более эзотеричными, но не такими активными. Я даже не знал, существуют ли они еще, тогда как Whitehouse постоянно выпускали что-то новенькое. Уильям с самого начала был очень дружелюбным, открытым и щедрым. Его письма всегда были чрезвычайно занимательными».

Все ньюкаслские подруги Тибета в какой-то степени повлияли на его творчество. «Анита Планк очень многое для меня значила, хотя между нами все быстро кончилось, – вспоминает он. – Я долго жалел об этом. Я был крайне застенчивым молодым человеком, неуверенным в себе и довольно неуклюжим в отношениях. Анита мне очень нравилась, но я неважно справлялся со своей ролью и тем самым оттолкнул ее. Оно и понятно. Я был болваном. Не мерзким, просто глупым и нескладным. Она была очень красивой и походила на Аниту Палленберг³⁷ – самое кошачье лицо, которое я только видел, очень сексуальное. Даже чересчур для меня. В конце концов мы снова начали встречаться в Лондоне, уже подольше». В Ньюкасле самые долгие отношения у него были с Фионой Барр, которая впоследствии делала обложки для Current 93, Nurse With Wound и Death In June, а также печально известную футболку Rapemaster от Whitehouse. Кроме того, она участвовала в нескольких записях Current 93 и Nurse With Wound.

Другие значимые отношения сложились у него со Сьюзен Риддоч, «девушкой с пентаграммой на руке», изображенной на буклете компакт-диска Current 93 Thunder Perfect Mind. Проблема была в том, что параллельно Тибет встречался с Фионой Барр, так что отношения пошли наперекосяк. Сьюзен, без сомнения, оказала на него большое влияние – это ей он посвятил «A Lament For My Suzanne». «Мне снились очень яркие сны, пока я записывал Thunder Perfect Mind, – объясняет Тибет. – Один был о Гитлере как Калки и приближении Антихриста, другой о Сьюзен, явившейся в образе полубогини, чтобы наказать меня за то, как я с ней обращался. Я не был верен ни ей, ни Фионе. Позже это обернулось для меня очень плохо, я чувствовал большую вину, да и сейчас чувствую. Сьюзен вышла замуж и уехала в Германию. Не знаю, где она сейчас. Фиона тоже вышла замуж, родила детей, стала рожденной свыше христианкой³⁸ и перебралась на шотландские острова. Она была и до сих пор остается очень необычной художницей. Я плохо относился к людям, в чем теперь глубоко раскаиваюсь. Если вы плохо относитесь к окружающим, то плохо относитесь и к себе. Сегодня люди забыли о силе чувства вины, поскольку слишком отгородились от него, но в конечном итоге с вами будут обращаться так, как вы обращались с другими. Многие ментальные и эмоциональные проблемы, которые потом меня настигли, были частично вызваны тем, как я относился к людям, в первую очередь к Сьюзен и Аните».

Тибет закончил университет со степенью BA 2:1³⁹, но после трех лет в Ньюкасле заскучал и решил переехать в Лондон. У него были смутные идеи выучить тибетский, но получить на это грант было сложно, к тому же он ненавидел заполнять бланки. В Лондоне Тибет пробовал устроиться в книжный магазин Foyles на Чаринг-Кросс и проработал испытательный день в музыкальном и видеопрокате на Ноттинг-хилл Гейт. Ни туда, ни туда его не приняли. К счастью, Тибет мог положиться на помощь знакомых из оккультного подполья. К моменту отъезда из Ньюкасла его интерес к Кроули и магии достиг кульминации: он подал заявку на вступление в Тифонианский орден восточных тамплиеров (ОТО).

Ordo Templi Orientis был учрежден в начале ХХ века австрийским масоном Карлом Кельнером, пытавшимся совместить все ключевые эзотерические течения внутри одной организации. В ОТО Кельнер занимался в первую очередь сексуальной магией – оккультным развитием восточных тантрических техник. Сексуальная магия заключается в обуздании экстатических энергий, возникающих в ходе сексуальной активности, и последующем распаде «искусственного» конструкта личности. Посвященный сосредотачивается на состоянии, которого хочет достичь во время полового акта, смазывая определенный талисман спермой (если это была ритуальная мастурбация) или смесью выделений (при сексе с партнером). Алистер Кроули вступил в ОТО, когда преемник Кельнера Теодор Ройсс обвинил его, что он выдал их тайны в витиеватых пассажах свободных стихов «Книги Лжей». По-видимому, Кроули интуитивно понимал, как устроено тайное общество. Ройсс был настолько поражен глубиной его прозрений, что предложил ему сформировать британское крыло организации. Когда Ройсс оставил пост в 1922 году по состоянию здоровья, Кроули стал новым внешним главой Ордена.

«Кроули реформировал ОТО, чтобы с его помощью продвигать Телему – выработанный им духовный закон, который мог укрепить и облагородить человека, каким бы скромным ни было его происхождение, – объясняет Гименей Бета, текущий глава Ордена, друг Бэланса и Тибета. – Орден стал заниматься защитой прав человека, причем сразу во всех сферах. Система Кроули нацелена на высвобождение гения, какую бы форму он ни принял в зависимости от истинной природы человека. Таковы цели нашей организации. Метод Телемы предвосхитил ту экстремальную индивидуальность и трансформацию имиджа, которые теперь мы ассоциируем с рок-н-роллом, но впервые увидели в художественных движениях. Я состою в ОТО с 1978 года. Примерно тогда же Тибет связался с английской группой под руководством Кеннета Гранта, которая тоже считала себя Орденом восточных тамплиеров, но не была им. Они называли себя тифонианцами. Мы исключили Гранта задолго до этого, в 1955 году. Членов в его группе всегда было немного».

У Гранта имелся литературный талант, что не могло не привлечь молодого Тибета, который создавал собственные мифы, связывающие магические техники Кроули с такими аватарами сверхъестественного, как Лавкрафт и Артур Мэкен. «Кроули был гением, намного опередившим свое время, за что и поплатился, – продолжает Гименей Бета. – С Тибетом он наверняка подружился бы, он уважал таких людей. У Кроули не было времени на учеников – он ожидал, что они минуют эту фазу и сами обретут индивидуальность, поэтому многих выталкивал из гнезда. Тибет хорошо знает его труды, и это необычное образование, на мой взгляд, пошло ему на пользу. Кроули однажды сказал, что большинство опубликованных им работ отражает его особый гений и стиль – и любой, кто исполняет свою Истинную Волю, создаст творения, которые будут так же точно отражать их».

Тибет начал переписываться с Бэлансом, наткнувшись на выпуск Stabmental, хотя Джон утверждает, что это он завязал переписку. Подруга Тибета Фиона Барр сделала серию футболок с Мэнсоном, и Бэланс написал, спросив, как приобрести такую. В одном из ранних писем Тибет упоминает, что пытается собрать собственную группу – экстремальную электронную команду, которая сочетала бы нойз Whitehouse с оккультной эзотерикой Throbbing Gristle. «Его видение было идеальным, – говорит Бэланс. – Точная схема Current 93. Он просто приехал в Лондон – и это случилось».

С Throbbing Gristle Бэланс списался еще в 1978 году. Он завалил их фанатскими письмами, завязав дружбу с Пи-Орриджем, который часто звонил ему по вечерам, когда он делал домашнюю работу. «Мы болтали обо всем подряд, – признается Бэланс. – У меня сложилось впечатление, что я был его школьником-конфидентом, которого он так и норовил каким-то образом совратить. Меня приглашали на концерты TG, но у меня, конечно, не было возможности пойти». Он попал на их выступление, когда с Томом Крейгом пришел на запись альбома Heathen Earth, которая состоялась перед приглашенной аудиторией 16 февраля 1980 года в студии на Мартелло-стрит. Там он впервые встретил Слизи (они едва перемолвились) и там же увидел первое гей-порно, запись которого сопровождала выступление. «Я просто охренел, – говорит он. – Поверить не мог в происходящее. Я нервничал, потому что был уже неравнодушен к Слизи. Помню, когда я увидел обложку 20 Jazz Funk Greats, у меня в голове что-то щелкнуло. Я просто знал, что проведу с этим человеком жизнь. Но я был помешан на каждом из них, особенно на Дженезисе, поскольку он больше остальных обращал на себя внимание. У меня была гора писем ото всех, кроме Слизи. Он никогда не писал».

После объявления об окончании миссии TG в 1981 году Пи-Орридж и Слизи задумались над следующим шагом. Алекс Фергюссон из панк-группы Alternative TV недавно переехал в сквот на Бек-роуд⁴⁰ в Хакни по соседству с Пи-Орриджем. Хотя Пи-Орридж клялся, что больше никогда не будет выступать, Фергюссону удалось заставить его вернуться к творчеству. «Он то и дело подначивал меня, – вздыхает Пи-Орридж, – и однажды, просто чтобы его заткнуть, я нацарапал для него стихотворение, бумажку с которым прикрепил магнитом к бойлеру. Это была „Just Drifting“, первая песня Psychic TV». PTV изначально задумывалась как «парамилитаристская оккультная группировка», призванная «омолодить мир магии».

Тем временем Бэланс отправился в Брайтон изучать философию в Университете Сассекса, но через девять месяцев таинственным образом был отчислен. Находясь там, он отвечал за брайтонское крыло дарк-эмбиентной группы Lustmord Брайана Уильямса. Больше с ним ничего особенного не происходило, и через несколько месяцев социальной стабильности он переехал в Лондон жить со Слизи. «Я появился у него на пороге со свисающей челкой в стиле Echo & The Bunnуmen, которую он быстренько отрезал», – улыбается Бэланс.

Первыми знакомыми Дэвида Тибета в Лондоне стали два австралийца и тасманиец: Пол Херст, Кристин Гловер и Росс Кэннон. Все трое были большими поклонниками Whitehouse и владели арт-парикмахерской Produktion на рынке Кенсингтон-Хай-стрит. Там можно было купить пластинки Come Org, пока вас стригли под Throbbing Gristle, Chrome, Whitehouse и собственные релизы Produktion из лупов заедающих пластинок и скрипящей иглы звукоснимателя. «Это правда, там ставили Whitehouse, пока ты стригся, – подтверждает Уильям Беннетт. – Они были большими мастерами, хоть и довольно бескомпромиссными. Стричься можно было только так, как говорили они». Мэри Дауд, работавшая вместе с командой Produktion, описывает Херста и Гловер как «Кларка Гейбла и Кэрол Ломбард⁴¹ индастриала». «Росс Кэннон был здоровенный мужик под два метра, очень обаятельный и всегда одетый с иголочки: в кожаных сапогах до колен и изысканном кожаном пальто в пол, – добавляет она. – Под руководством Росса я сняла несколько фильмов, получивших смешанные отзывы. Для своего времени они были, безусловно, новаторскими. В одной короткометражке меня облили желтой краской и облепили разноцветными личинками. Знали бы вы только, как тяжело было избавиться потом от них! В другом фильме меня похоронили на заднем дворе, даже надгробный камень водрузили. Мало кто может похвастаться, что у них уже были похороны!»