«Белая голубка Кордовы» kitabından alıntılar, sayfa 4
У Эль Греко же фигуры озарены будто светом молнии, навсегда пригвождены к холсту и подчинены принудительной нарочитой структуре движения. Так мыслит иконописец или...художник в гетто: когда выход только один - вверх. И живость его лиц - это живость фаюмских портретов.
Путь к сердцу мужчины, думал он, лежит исключительно через сердце женщины.
О, будьте вы благословенны — руки всех кроватных дел мастеров на этой планете, знающие секрет изготовления отзывчивых, упруго-безмолвных снарядов любовной страсти, что хранят в себе тайны ритмов и истомной тяжести тел, и колебаний вздохов и выдохов, и замираний, и неутомимой иноходи ахалтекинского скакуна, и вольного аллюра, и бешеного напора последних мгновений, когда над твоим изголовьем на краткий блаженный миг восходит золотая арка божественных врат, в райском изнеможении опустошенных чресел…
<...>
Словом, королевское ложе Пилар было истинной наградой за все его пожизненные труды, исполненные нежной и проникновенной любви к божеству, носящему имя женщина.
Он всегда с удовольствием следовал предложенными судьбой тропинками, которые выводили к самым неожиданным совпадениям и сюрпризам. У него бывали целые периоды в жизни, когда день за днем узор одного обстоятельства так точно вплетался в узор другого, что оставалось лишь простодушно следовать этой высокой игре, не противясь.
Человек должен знать - за что казнён, иначе всё оборачивается обыкновенным мочиловом.
Спазм счастья - тот, что во сне разрывал восторгом грудь, - наяву обернулся цепкими ледяными граблями страха, чьи острые зубцы скребли по сердцу и сползали вниз, к животу. Вот так и умирают во сне. Не хватало еще концы отдать в этом римском отеле...
... сны все же не следуют за событиями, а именно предвосхищают их.
Слишком большая верность в винах так же вредна, как и в любви...
- Там были такие слова, которые в докладных не пишут.
- Какие же это слова, Жука?
- Отстань!
- Нет, ну правда!
- Там было написано: "рас-пиз-ди-ли".
Вечная, как мир, мистерия лунного города, травленная в черни и серебре, стыла в ожидании знака, по которому могла подняться и истаять в небе, тихо дотлевая в холодных просторах серого цвета.
