Kitabı oku: «Обнажая искренность», sayfa 11
–Неожиданно. Я…,– произнес я.
–Похоже, нам есть о чем поговорить, Максим,– уверенным тоном заявила она.
–Встретимся?
–Да, сейчас пришлю адрес.
–Я буду.
Она повесила трубку.
Место это было садом, расположенным при ресторане. Люди гуляли, дышали свежим воздухом. Мне здесь нравилось. Вдруг я почувствовал нечто, похожее на шестое чувство, слово предчувствие и интуиция в одном лице. Я оглянулся, и в десяти шагах от меня стояла Эвита. Она смотрела на меня и улыбалась.
–Я увидела парня, рассматривающего деревья и звездное небо, и меня словно что-то подтолкнуло подойти. Это оказался ты.
–Это же «что-то» заставило меня оглянуться.
Улыбка распустилась на моем лице. Я смотрел на Эвиту и видел ту же улыбку, но только она сдержала ее, не дав проявиться.
–Нам надо поговорить, Макс. Одно из нелюбимых мною вещей в жизни – это недомолвки.
Начинался дождь. Мы зашли в ресторан и присели за столик у окна. Капли барабанили по асфальту, собираясь в лужи. Рождаясь, проживая быструю мимолетную жизнь, и вновь сливаясь воедино в целым. Подошел официант.
–Здравствуйте! Что желаете? – произнес он.
–Я уезжаю, Макс,– словно приговором ударила она. – Я уезжаю на неопределенное время, на долгое неопределенное время.
Официант стоял с блокнотом и ручкой в руках в ожидании заказа. Я смотрел на нее и не находил слов. Я словно онемел, словно забыл все слова. Я мог только смотреть. Она молчала. Официант повторил свою фразу.
–Чай, пожалуйста! – выдавила Эвита и голос ее слегка дрогнул.
–Какой именно чай вы пожелаете? – переспросил официант.
–Зеленый! – произнес я сразу после его вопроса.
–Какой именно зеленый? – не отставал он. – У нас есть …
–Любой! – отрезал я чуть повышенным тоном, дав понять, что ему нужно уйти.
Наконец, он все понял и удалился, одарив нас легким поклоном.
Мы смотрели друг на друга не отрывая взгляд. Как удивительно, что я не хотел ничего говорить в этот момент, ничего спрашивать, ничего предлагать и ни в чем убеждать. Куда она едет, как долго там будет и вернется ли вообще. Странно, но эти вопросы не возникли в моей голове. Я просто смотрел на нее, и больше мне ничего не было нужно. Только смотреть, только быть здесь сейчас рядом с ней. На ее лице я видел еле заметную слегка тревожную возбужденность, открытость и готовность выразить все, что есть внутри и что делает быть выраженным. Внимая ей, я ждал, пока она даст волю своим чувствам, я хотел, чтобы она это сделала, заранее принимая все, чтобы она не сказала.
–Макс, я хочу тебе кое-что сказать, – начала она прямо. – По натуре своей я прямой человек, я люблю говорить прямо, как есть. Но иногда бывает сложно произнести желаемые слова. Это трудно, не знаю почему.
Трудно, потому что не знаешь, будут ли твои чувства взаимны, – подумал я.
–Наверное, потому, – продолжила она, – что есть некая доля неуверенности в том, что слова и чувства будут понятны и приняты, – словно прочла мои мысли, произнесла она.
–Так вот…
–Я хочу уехать с тобой, – перебил ее я.
–Ты что? Хочешь уехать со мной? – почти замерев от удивления, произнесла она.
–Да! Если ты, конечно, не будешь против этого. Я хочу поехать с тобой.
–Но ты ведь даже не знаешь куда я еду и на какой срок.
–Это не имеет значения. Имеет значение лишь то, хочешь ли ты, чтобы я поехал с тобой.
Удивление на ее лице сменилось легкой улыбкой. И улыбка эта была отражением внутренней радости, пусть еще и совсем маленькой, но уже имеющей потенциал вырасти в нечто удивительное. Мы молча смотрели друг на друга, выдерживая паузу, наполненную консистенцией внимания и предвкушения. Прежде, чем она заговорила, я все прочел по ее глазам.
–Да, Максим Орловский, я хочу, чтобы ты поехал со мной! – спустя минуту эмоционально заявила она.
Я был рад это услышать. Я был искренне рад. И видел, что она этому рада тоже. Удивительна жизнь во множестве своих проявлений. Кто-то кричит, стуча себя в оголенную грудь, клянется любить до смерти и спустя время уходит, даже не попрощавшись. Кто-то напропалую рассказывает, что встретил свою родственную душу, а спустя время кричит о ненависти к ней. А кому-то достаточно посмотреть в глаза и, не произнося ни слова, увидеть в них самого себя.
–Я решила поехать в Питер. Там у меня подруга. Мы давно не виделись, и я хочу съездить к ней, повидаться, она давно зовет.
Я молчал и слушал ее.
–Что скажешь? Ты не против Питера? – произнесла она.
–Я очень даже «за», люблю этот город, – произнес я.
Улыбка озарила ее лицо еще шире. Я увидел, что она была рада. Но потом улыбка исчезла и на ее место пришла задумчивость.
–О чем ты думаешь? – спросил я.
–Об Алле.
Я не стал поднимать, произошедшую недавно, ситуацию, не стал говорить об этом, приводить оправдания или приносить извинения. Я знал, что это ни к чему, да и не стал бы этого делать. Оправдывается тот, кто чувствует вину. Вины на мне не было, и она это знала. Эвита прекрасно знала, кто такая Алла и на что она бывает способна.
–Признаться, – начал я, – после того, как я немного лучше узнал Аллу, я удивился, что вы с ней подруги. Вы же абсолютно разные.
–Наши родители дружили. Эдакая семейная дружба, знаешь? Когда твои мама и папа общаются с другой семьей, то и тебе навязывают общение с их детьми. Именно этими детьми и была Алла. Она считает, что ей все дозволено, все можно и все, что бы она ни захотела, будет исполнено по щелчку ее пальцев – ее так воспитали. Ей не чуждо, порой, прибегать к грязным мерам.
–Это я уже понял, – отметил я.
–Я знаю, на что она способна, и поэтому не держу на тебя зла.
–Ты про…
–Да, я про ваш с ней поцелуй.
–Мы можем обсудить этот инцидент подробнее, если нужно.
–Подробнее? А нужно ли? Я знаю, какая она, я немного знаю тебя, но достаточно. Чтобы понимать, что ты искренен со мной.
–Я очень рад, что ты видишь это. Это очень важно для меня.
Эвита улыбнулась, затем продолжила.
–Единственное, что меня сейчас тревожит, так это то, что мы вот так просто собираемся уехать. Это выглядит, словно побег, словно мы трусы и бежим от трудностей.
Внутри я ликовал, слушал ее, и сердце мое билось учащенно. Сильная женщина, мудрая, чистая и открытая. Уже зная ответ на ее еще не заданный вопрос, я восхищался ею.
–Ты не считаешь, что мы должны остаться и разрешить ситуацию, а только потом уезжать?
–О какой ситуации ты говоришь, Эвит? Что, по-твоему требует разрешения? Тот момент, что Алла поцеловала меня?
–Разрешение ваших с ней отношений.
–О каких отношениях речь? Их нет.
–Люди, видевшие ваш поцелуй и слышавшие слова из ее уст, считают по другому.
–Ни за что не поверю, что тебя волнуют мнения окружающих не знакомых тебе людей.
–Ты прав, не волнуют. А тебя не волнует, что о тебе будут говорить?
–Почему это должно меня волновать? Эти люди не играют никакой роли в моей жизни.
–Все равно у меня чувство, словно мы сбегаем от какой-то проблемы.
–Прежде всего никаких проблем нет, а есть только то, что некие люди пытаются сделать пакость. У них этого не получается, но они отчаянно стараются снова. Все что мы делаем, ты и я, это игнорируем их. Нет никакой борьбы, тем более войны, просто игнорирование и уход. Когда в тебя бросают грязью, ты отходишь в сторону, что грязь не попала в тебя и, разумеется, даже в мыслях не имеешь намерения взять эту грязь в свои руки, чтобы воевать, тем самым испачкавшись сам.
–Объяснил очень понятно и метафорично, спасибо. Я понимаю, о чем ты, – произнесла Эвита и глаза ее загорелись, щеки налились соком спелости и широкая улыбка радости расплылась на лице.
–Я тебя обниму, можно, – смотря наивно-детскими глазами, спросила она.
–Буду бесконечно рад обнять тебя, – ответил я, и сердце мое чуть ли не выпрыгнуло наружу.
Алла
Вечер закончился, все гости разошлись. Алла сидела в полном одиночестве, держа в руках бокал, в котором на этот раз было нечто покрепче, чем обыденное шампанское или вино, в нем был виски. Глоток. Чистый, не разбавленный и безо льда. Сегодня ей было нужно более сильное «лекарство».
Очередной дрянной день рождения, на котором все улыбаются, поздравляют, славят именинницу, пригласившую их, а после уходят и так же моментально забывают ее. «Что я делаю не так?» – думала Алла, цедя сквозь зубы горький напиток, твердо веря, что он способен излечить ее этим вечером. «Каждый раз я собираю много людей, всех своих вымышленных «друзей» и каждый раз все заканчивается именно так – одиночество и бокал алкоголя, стремительно убывающего одновременно со мной.»
Алла сидела, согнувшись от бессилия, устав от бесконечного вечера, который стал совсем невыносим сразу после того, как уехал он. До его приезда в ней еще теплилась надежда на что-то настоящее, на нечто, что способно ее «воскресить», оживить ударом дефибриллятора ее замерзшее и крепко спящее сердце. Эта надежда поддерживала в ней бодрость, эту бодрость она черпала сама, иссушая остатки до последней капли. До костей продрогший во что бы то ни стало желает согреться. Так же и Алла жадно глотала остатки чувств внутри самой себя. Еще один глоток, сморщилась, горькая дрянь, но способная помочь забыть.
Совершенно искренне не понимая, почему он ей отказал, почему предпочел другую, внутри Аллы росло негодование. «Неужели я безобразна?» – спрашивала она у себя. В одно мгновение окружающие ее люди, ее мнимые друзья перестали ее заботить, словно они были просто манекенами в ее жизни. Теперь она думала только о нем. Где была сейчас та Алла, которая одним взмахом ресниц заставляла падать ниц окружающих ее мужчин? Что с ней случилось? Алла думала об этом и не могла дать себе ответы. Почему этот конкретный мужчина ее привлекает, она понять не могла. Копнуть глубже, заглянуть в самое свое нутро, самую суть себя она не решалась. Стоило об этом помыслить, как дикий ужас охватывал ее. Всю свою жизнь, рассказывая самой себе и другим о себе же, пряча пороки и выпячивая достоинства, атакуя и захватывая умы и тела людей, главенствуя и гордясь собой, сейчас она сидела без движения, смотря на дно бокала, и совершенно не понимала кто она и чего стоит в этой жизни.
–Да пошел ты к черту! – прокричала Алла, схватила бокал и запустила его в стену. Потратив на это остаток своих сил, она облокотилась на стол, понурив голову, закрыла голову руками и навзрыд заплакала. Вековые страдания женщин вырывались сейчас из нее, обдирая до крови ее сердце, оставляя на нем жесткие следы, рубцы и порезы. Сейчас она дала себе волю, по-настоящему дала, полностью себя отпустив. Всегда сдержанная, сейчас она рыдала словно маленькая девочка во взрослом теле, проклиная себя и свою жизнь. Наконец конвульсии закончились, Алла подняла голову.
Подобные моменты знакомы каждому из нас. Ты рыдаешь всем своим существом, абсолютно позабыв обо всем на свете, когда боль содрогает все твое существо. Словно прорванная плотина, слезы смывают все страдания на своем пути, что скопились в избытке и больше нет сил терпеть. После того, как эта лавина боли частично иссякает, перед каждым встает выбор. Выбор чрезвычайно важный – вернешься ты снова в те страдания, что нес до сих пор, продолжая быть тем, кем был и делать то, что делал, получая тот же результат, те же страдания, которые получил сейчас и получал всегда или же выбрать заново, спросив себя: «Как я могу изменить все это? Что я могу сделать, чтобы чувствовать себя лучше? Ведь наверняка есть что-то лучше, чем все «это». С этого нового вопроса, заданного самому себе, начнется твоя новая жизнь, раскрывающая тебе самого себя. И в этот самый момент Алла сделала свой выбор.
–Ты поплатишься, Максим Орловский! – прокричала она. – Ты пожалеешь, что так со мной поступил!
Взяв рядом стоящую полупустую бутылку, она сделала несколько глотков прямо из горла, проглотила, стерпев горечь, и вытерла капли спиртного со рта рукой.
Алла была несчастна, она страдала от того, что излечить сложнее всего – от самой себя. Твердое убеждение в своем превосходстве над другими людьми, уверенность во вседозволенности, наполненные желаниями держать в своих руках власть над людьми и обладать ими, играли с ней злую шутку, использовали ее и разрывали на части. Теперь Алла горела намерением, застилающим черной пеленой ее глаза – она желала наказать своего обидчика, которого считала виноватым в своих страданиях. Согретая густой энергией злости, она затеяла нечто, о чем позднее очень сильно пожалеет.
Глава 11
Аэропорт. Самолет. Золотые локоны развевались на ветру и одаряли меня пряным запахом, пока я шел вслед за Эвитой, волоча багаж. Трап. Мы поднимаемся, и я ловлю себя на мысли, что не отдаю себе отчет в том, что происходит. Происходящее на этот раз не под моим контролем. То есть, хочу сказать, что, обычно, я осознаю, что происходит, почему происходит именно это и что, скорее всего, будет дальше. Обычно, но не теперь. Теперь я, словно доверчивый ребенок, следующий за своей матерью, иду за ней. Она вела меня. Она вела нас. Иллюминатор самолета, небо, облака. Она сидела у окна и абсолютно молча созерцала перистые ванильные фигуры, напоминающие сладкую вату. Я же смотрел только на нее. Что я видел? Я видел задумчивость и молчаливость, мечтательность и уверенность, чувственность и остроту, спонтанность и согласованность. Детская искренность и чистота жили в ней. Меня наполняло удивление. Она никуда не бежала, ничего не планировала, ни загадывала и не решала. Дома, автомобили, вещи; вечеринки, тусовки, выставки – все казалось суетой. Она была счастлива просто потому, что она есть. Любознательность ребенка переполняла ее сердце и я, как завороженный, наблюдал за ней. Внешняя хрупкость скрывала под собой твердое знание себя. Никогда раньше я не встречал подобных людей, при том, что искал их всю свою жизнь, и это меня очень удивляло. Я смотрел на нее и в очередной, сотый или тысячный, раз проверял свои ощущения, свои чувства. Неужели эта на самом деле так, неужели это на самом деле бывает? Искренность и чистота ребенка, зрелость и гармония взрослого, мудрость и покой старца – все это было собрано в одной точке, в женщине, приправленное бодрящим чувством любознательности и намерения расти и развиваться, словно вселенная, не имея ограничений.
Мы приземлились. Питер. Он даже пахнет на свой особенный лад. Эвита посмотрела на меня, улыбнулась и произнесла:
– Положись на меня!
И я всецело был готов поддаться ее предложению.
Мы забрали багаж, поймали такси. Эвита назвала таксисту адрес и мы поехали. С любопытством ребенка я разглядывал красоты города, я был полностью погружен в это. Затем почувствовал, как Эвита наблюдает за мной и слегка улыбается. Я посмотрел на нее.
– Ты словно в первый раз в Питере, – произнесла она.
–Каждый раз, как в первый.
–Я покажу тебе то, что ты абсолютно точно еще не видел в этом городе.
–Вот как?! Тайная жизнь города? А ты непредсказуемая девушка!
–Ты многого обо мне не знаешь, Макс.
–Это да. У меня впереди есть вся жизнь, чтобы это узнать.
Она рассмеялась. Звонко и громко. Даже и не думая себя сдерживать, не взирая ни на что. Она просто смеялась, как смеется ребенок, наполняя сырой питерский воздух разрядами электрического смеха, способного излечивать души.
Мы приехали и поднялись в квартиру.
–Что это за квартира?– спросил я.
–Просто квартира, которую мне подарил мой папа.
–Здесь мило. И уютно.
–Выйди на балкон.
Я вышел на открытый балкон, и передо мной во всей своей красе предстал потрясающий вид города. Красота и гармоничность пейзажей дышала спокойным трепетом прошлого века.
–Как, кстати, поживают твои родители? – спросил я.
–Хорошо, только мы редко видимся.
–Почему?
–Папа постоянно работает, а мама вся в своих выставках – она дизайнер.
Спрашивать кем работает ее отец я не стал. Лишнее любопытство, как по мне. Да и не имеет это ни какого значения.
–Ты голоден? – воодушевленно спросила Эвита.
–Да. Я бы сейчас слона съел.
–Идем, тут прямо на первом этаже дома есть прекрасное кафе, в котором как раз угощают слоном.
–Ммм, хобот с собственном соку.
–Хахах, идем.
Мы спустились в кафе, что располагалось на первом этаже дома. Обеденное солнце озолачивало все вокруг. Людей было не много и от того звуки шагов каждого прохожего раздавались по улице эхом. Я наблюдал за всем происходящим, словно сам стал частью города. На столько глубоко я погрузился в него, что совсем забыл, что Эвита сидела рядом со мной.
–О чем ты задумался? – спросила она.
–Скорее, зачувствовался…
Фраза вызвала у неё улыбку. Я смотрел на неё, словно впитывал сок свежего фрукта. В её глазах светилось детское любопытство и чувство трепетной радости. Я понял, что радость эта была связана с этим самым моментом, с тем, что мы вместе вдвоём сидим прямо здесь и сейчас и более нам ничего не нужно.
–О том, как я безмерно счастлив вот так просто сидеть здесь вдвоём с тобой.
Она была рада это услышать, а я был рад это сказать. Официант принёс заказ, и мы принялись за еду. Вскоре с обедом было покончено.
–Мне нравиться, как ты пишешь, – произнесла она, смотря на меня.
–Спасибо! Из твоих уст это высокая похвала.
–Ты правда хорошо пишешь.
–Кстати, я тут кое-что для тебя написал.
Я запустил руку в карман и достал лист бумаги.
–Когда ты уснула в самолете, я набросал. Это стихотворение.
Я протянул листок Эвите. Она взяла его, сверкая глазами, полными интереса, и погрузилась в чтение. В этом была вся она. Делая что-либо – она делала это всецело, погружаясь в действо целиком, каждой клеткой своего тела.
Я наблюдал за ней. Смотрел, как пробегают по строчкам, с одной на другую, ее глаза. Как появляется крошечная, еле заметная эмоция и тут же исчезает, замененная следующей. Это было прекрасно. Пока она растворилась в стихотворении – я растворился в ней.
Она закончила. Еще несколько мгновений смотрела в пустоту и только потом подняла голову и посмотрела на меня. Лицо ее было наполнено чувствами.
–Это прекрасно,– произнесла она,– спасибо тебе.
Я улыбнулся и слегка кивнул.
– Спасибо тебе за эти строки.
Вита протянула руку и положила ее поверх моей. Не нужно было ничего говорить, ни одна мысль не имела смысла. Теперь нам было мало просто находиться рядом, нам хотелось прикасаться. Одно маленькое прикосновение и сердце больше не желает довольствоваться малым. Я чувствовал это. Мы оба это чувствовали. Я увидел это в ее глазах. Это был еще один маленький шаг на встречу друг другу. Но броситься в объятия друг друга было бы глупо и вульгарно. Это бы все разрушило. Любовь проживает себя через нас, смакуя каждое мгновение до последней капли, желая насладиться каждым мгновением до последней капли.
– Макс, почему ты не…,– она сделала обдумывающую паузу. Возможно, посчитав свой вопрос не совсем корректным, но потом, отбросив все предрассудки, просто проговорила то, что думала и чувствовала. – Почему ты не отверг Аллу, когда она на тебя вешалась, если ты не хотел иметь с ней близких отношений? То есть, почему твердо не дал ей понять, что между вами ничего не может быть?
– Ты на самом деле хочешь поговорить об этом?
– Я считаю нужным проговаривать все, что каким-либо образом касается меня и людей рядом со мной. Пусть даже это не важно, но оно есть. Это нужно проговорить, чтобы, если оно не часть меня, ушло. Иначе остаются недомолвки, из которых потом может вырасти нечто не хорошее, мешающее и отдаляющее, а не редко и разрушающее.
– В очередной раз поражаюсь твоей мудрости.
– Спасибо. Но вопрос сейчас не о моей мудрости.
–Дело в том, что у меня не было и нет никакого отношения к Алле. Будь оно, положительное ли или отрицательное, не важно, но оно бы было, и тогда я бы выразил его. Я бы ее обнял или оттолкнул. Принял или отвергнул. Но, так сложилось, и я этому рад, что я никак к ней не отношусь, и поэтому реакцией на ее действия было отсутствие любого отношения с моей стороны, то есть полное бездействие, равносильно безразличию. Когда ты каким-либо образом относишься к человеку – ты привязан. Как именно – не важно. Безразличие же позволяет тебе просто отметить, что наблюдаемое тобой имеет место быть и просто пройти мимо этого, приняв решение не включать это в свою жизнь.
–Безразличие, как известно, порой ранит острее всего.
–Ранить ее я не хотел.
–Я понимаю и тоже не желаю ей ничего плохого. И я понимаю то, что ты только что сказал. Пожалуй, мне это близко. Признаться, я все полагала, что всегда требуется иметь какое-то отношение, желательно положительное. Знаю, что каждый человек в силах менять свое отношение ко всему, но отсутствие всякого отношение это для меня в новинку.
–Когда я изучал этот вопрос, тоже был поражен. Ты права, что лучше всего иметь положительное отношение к чему-либо, нежели отрицательное, это важно прежде всего для самого себя. Ровно так же, как ты выбираешь относиться к чему-либо положительно, так же имеет возможность выбрать не относиться к ситуации абсолютно никак, при условии, что она не играет для тебя никакой роли. Такое положение помогает сохранить себя в чистоте. Все, что я сделал, это сохранил свою отстраненность, какая и была по отношению к Алле изначально. Та в свою очередь выразилась в безразличном игнорировании.
Вита задумалась. Было любопытно наблюдать, как ее внимание скачет с мысли на мысль, отметая их одну за другой, переходя к чувствам и находя ту истину, которая отражает ее саму.
–Спасибо тебе, что вот так просто объяснил мне это.
–Всегда пожалуйста.
–Макс, – заговорила она после длительной паузы, наполненной раздумьями, – я прочла все, что ты написал.
–Вот как? Спасибо, я тронут.
–Ты правда хорошо пишешь и мне приятно тебя читать. Возможно, это и послужила поводом для нашего общения.
–То есть?
–После нашего с тобой знакомства, я поинтересовалась, кто ты. Нашла твое творчество и прочла некоторые работы. Не полностью, но этого хватило.
–Хватило для чего?
–Чтобы появился интерес узнать тебя.
Я улыбнулся. Она говорила так открыто и прямо, что это обескураживало. Я хотел спросить ее об этом, о том, как она вот так легко и с доверием раскрывает себя человеку, которого знает совсем мало времени, но не стал делать этого. Взамен я решил отблагодарить ее, открываясь ей в ответ.
–Кстати, Макс, здесь в Питере у меня есть хороший друг, Петр. Он режиссер. Как то он мне говорил, что ему нужен хороший сценарист. Ты никогда не думал писать сценарии? Думаю, у тебя получится.
–Определенно получиться, за исключением тех случаев, когда нет. Еще ни разу я не писал сценарии. В Москве однажды завязался разговор об этом, даже была договоренность, но потом что-то пошло не так и все отменилось.
–Ясно. Уверена, у тебя получиться, нужно лишь начать. Неужели писать настолько сложно?
–Не сложно, нет, наоборот, очень легко и радостно, по крайней мере мне. Исключение составляет написание чего-либо, о чем ты писать не хочешь. Например, если тебе сделали заказ написать о чем то конкретном. И вот ты сидишь, тужишься, обдумываешь, как это должно быть, чтобы понравилось заказчику. Творчество сводится к нулю, нет сердца, нет души в этом ремесле. Все идет из ума, а ум не способен на креатив абсолютно.
–Очень интересно слышать о таких внутренних подробностях писательского творчества. Я сама только учусь и мне безумно все это интересно.
Мгновением курс ее внимания изменился.
–Макс, я хочу тебе кое-что сказать. Я испытываю к тебе некоторые чувства. Они довольно приятны. Я не могу сказать, что это влюбленность, не понимаю что это. Решила поделиться.
Словно чистый невинный ребенок смотрела на меня Эвита, снова. Снова я поразился искренностью и открытостью этой девушки. Неужели подобное все же возможно? – подумал я. Как удалось ей сохранить себя, сберечь от нападок жестокого мира, желающего поработить всякого каждого? Хвала ее родителям, хвала ей самой. Пораженный до глубин своей души и сердца, я ответил ей:
–Благодарю тебя, Эвита, за эти искренние слова, за это чистое признание своих чувств, за твою открытость и доверие. Я очень ценю это, берегу это в себе и сейчас приветствую в тебе. Говорю тебе о том, что только что подумал, услышав твои слова – мои чувства к тебе взаимны и я рад сейчас говорить тебе об этом, искренне и прямо. Твоя открытость с самого начала нашего знакомства, эти слова о своих чувствах, я бесконечно рад и благодарен жизни, что встретил тебя. Прости, если вот так все это вывалил на тебя сейчас в ответ на твои слова, но я не признаю ужимок и лукавства в отношениях. Есть или полная искренность, или нет ничего.
Эвита вскочила, подбежала ко мне, обняла за шею обеими руками и поцеловала долгим эмоциональным поцелуем. Языки наши остались при нас. Эмоции вместо страсти. Поцелуй нежности, радости и благодарности за искренность. Затем, отпрянув, она посмотрела на меня, посмотрела так, как смотрит Искренность. Искры ее глаз трепетали в моем сердце, оно ликовало, кричало и бесконечно благодарило жизнь за этот подарок.
–Мне безумно приятно, что ты вот так просто об этом говоришь, вот так просто озвучиваешь свои чувства, делишься ими со мной. Я тебе за это благодарна.
–Мои чувства в какой-то степени и твои тоже, ведь они вызваны тобой.
–Стало быть мои чувства это и твои чувства тоже.
–Именно так.
–Что ж, получается, у нас общие чувства?
–Одно чувство, захватившее нас обоих.
–Звучит красиво!
–Вот бы достучаться до людей, помочь им осознать, что все, что им нужно, это Любовь.
–Как красиво, – произнесла Эвита. – Ты ведь говоришь об этом, верно? В своих книгах. В этом ты весь. Ты пытаешься достучаться до людей, пробудить их.
Как чудесно прекрасна женщина, понимающая тебя, видящая тебя настоящего. Я смотрел на эту молодую, с виду хрупкую девушку и удивлялся океану ее мудрости. Она с минуту молчала, словно разглядывая что-то внутри себя, потом подняла глаза и заговорила.
–Именно это я и делаю, да, выражаю свою истину с верой в то, что она найдет отклик в сердцах людей и поможет им осознать кто они есть в действительности так же, как однажды это осознал я сам.
–Удивительно трогательно звучит. Тебе не кажется, что жизнь несколько более…мрачна?
–Она действительно мрачна, но только если ее воспринимать именно так.
–Не совсем понимаю тебя.
–На протяжении веков люди только и видели перед собой эту самую «мрачность», от того и не знали другой жизни, подтверждая увиденное и утверждая ее же в следующий момент. Пришло время увидеть людям другую жизнь, полную радости и любви. Показать им, рассказать, что это возможно и вполне реально. Побудить их верить в лучший исход для себя, свой жизни и всего мира, в котором мы живет. Быть самому примером этому.
–Звучит, как слова какого то пророка.
–Каждый, кто провозглашает простые истины, и есть пророк и каждый из нас может быть им, может быть революционером. В настоящее время мир остро нуждается в трансформации. Слишком много страдания пережито, настало время для счастья.
–Как на счет доверия? Чтобы люди тебя услышали, они должны доверять тебе.
–Они почувствуют. Глубо внутри люди знают, что суть их есть любовь. Им нужно только вспомнить это. Доверие – производное Любви. Знаешь, говорят, что доверять можно лишь тому, кого знаешь. Я склонен считать иначе. Даже незнакомцу можно доверять, бродяге на улице можно доверять, при этом человек, одетый «в шелка» и имеющий деньги может вызывать твердую антипатию. Наверняка в твоей жизни много раз так было – незнакомец располагает к себе, а со знакомым человеком более нет желания общаться из-за чувств, которые он вызывает в тебе.
–Откуда в тебе это, Макс?
–Откуда во мне это?
–Да! Откуда в тебе это!? Как ты дошел до осознания всего этого?! Я впервые слышу подобные вещи, но удивляет меня не это, а то, какой отклик возникает внутри меня на услышанное! Словно нечто трепещет внутри, желает вырваться наружу, желает показаться на свет.
–Что ты чувствуешь, эти отклик внутри тебя.
–Да, я чувствую, что это часть меня.
–Хорошо, значит все не зря.
–Знаешь, Макс, – спокойным голосом заговорила она, – ты совсем не похож на остальных мужчин. Не то, чтобы у меня их было много, я в том смысле, что было достаточно желающих, чтобы понять – все мужчины похожи. Похожее поведение, похожие цели, стремления, желания. Порой, сидя с мужчиной в кафе на свидании, я могла предсказать его следующие действия. Забавно было наблюдать, как парни делают одни и те же действия, словно по алгоритму, а затем требуют отдачи, словно они потрудились и заслужили награду. Словно их научили действовать определенным образом и пообещали, что это работает, а они потом удивляются, почему нет того результата, которого они ожидают.
–Ты говоришь о сексе?
–Да, было не трудно проанализировать все это поведение, и позднее я уже стала понимать почти сразу, что от меня хочет мужчина. Понимала до определенного момента.
–Какого же?
–Пока не появился ты.
–Вот как? Звучит, как комплимент.
–Это больше, чем комплимент, Макс. Ты словно «с луны свалился». Ведешь себя по-другому, говоришь по-другому, думаешь по-другому. У тебя нет желаний, присущих «обычному» среднестатистическому мужчине, успешному или нет, не важно. Именно это меня заинтересовало. Ты другой.
–Да, Эвит, это действительно так. Я рад, что ты это видишь и еще больше я рад, что принимаешь это. Тебя это не пугает. Мой опыт говорит мне, что человек, видя нечто, отличающееся от его привычных условностей, начинает бояться этого, старается это избежать. Девушка в современном мире считает странным, что парень после примерно третьего свидания не старается с ней переспать. Это уже считается нормой и чуть ли не входит в «негласные правила». Растерялась вся спонтанность, непредсказуемость, вся красота общения. Не удивительно, что тебе не составило труда определять, чего хотят мужчины.
Некоторое время мы молчали, размышляя о произнесенных мнениях, затем Эвита заговорила:
–Ты упомянул секс. Когда, на твой взгляд, должна произойти эта близость?
Эвита закончила говорить и застыла в тишине ожидания. Я смотрел на нее и видел молодость, желающую стать мудростью. Искренне и открыто спрашивая, она, отбросив весь страх, заявляла о своем «незнании» и о своей готовности знать, готовности изучать эту тему, погрузиться в нее целиком и выйти с ответом, отразившимся в ней частью нее самой.
–Дело в том, что эта близость не «должна» происходить. Словно порыв любви, захвативший юношеское сердце в момент, когда он увидел девушку, точно так же порыв чувственной страсти захватывает двоих, беря в свои руки бразды правления обоими. Это происходит естественно, спонтанно, без малейшего вмешательства ума, желающего планировать и ставить цели. Чистые чувства, горящие огнем в сердцах и телах. Когда секс запланирован – он мертв. Настоящий живой секс случается, когда двое горят желанием на столько, что уже не способны остановить себя, когда сила притяжения между ними настолько сильна, что любые преграды меркнут перед ними. Война способна остановиться ради слияния двух тел, двух сердец, двух душ. Иными словами, секс должен случаться не потому, что может случиться, а потому, что просто не может не произойти.
