Kitabı oku: «Обнажая искренность», sayfa 12
Само Слушание была Эвита в этот момент, впитывая услышанные слова и примеряя их к себе. Ее щеки розовели, дыхание учащалось и замедлялось, внимание наблюдало отклики сердца. Я молчал, давай ей пространство побыть со всем тем, что она только что услышала. Спустя несколько мгновений она подняла на меня глаза и улыбнулась.
–Спасибо, Макс, за эти прекрасные истины. Они глубоко отразились во мне, они мне близки.
–Должен сказать, Эвит, что ни единого слова ты не должна принимать на веру. Рассматривай все услышанное, обдумывай, прочувствуй каждую услышанную истину и только если почувствуешь, что тебе это близко, принимай это для себя, как часть себя.
–Спасибо, – мягко произнесла она, приблизилась и обняла меня.
Знаете, все эти душещипательные моменты, о которых мечтают люди, когда вы можете говорить друг с другом часами напролет, говорить абсолютно обо всем на свете, когда для вас нет запретных тем, вы на одной волне интересов, желаний, целеустремлений и прочего? Великолепно, не так ли? О чем еще можно мечтать? Больше не о чем, но, тем ни менее, это не предел. Есть нечто более глубинное. Когда все слова, которые могут быть сказаны в подтверждение вашего сходства друг с другом, замирают в тишине; когда общение переходит глубже – на уровень чувств. Просто быть рядом с человеком – уже достаточно. Большего не требуется.
В этой глубокой тишине я, наконец, все понял. Глубоко выдохнув, все мое тело расслабилось, успокоенное пониманием, что это была именно она. Именно та настоящая Любовь, тысячи раз описанная в произведениях писателей и поэтов, и миллионы раз воспетая. Я не был намерен рассуждать об этом, не анализировать, «разрывать бабочку», чтобы посмотреть, как она устроена, это было бы не уважением. Полностью принимая то, что есть, наслаждаясь этим, я был переполнен чувством благодарности за столь редкий и ценный подарок. Улыбаясь, словно ребенок, я смотрел в небо, словно улетев, словно всей земли мне было сейчас мало. Вернувшись сознанием обратно, я увидел, как Эвита наблюдает за мной, сохраняя тишину, дабы не прервать моего полета, и улыбается. Я взглянул на нее и улыбнулся в ответ.
* * *
Утро проснулось пением птиц, свежим воздухом и утренней прохладой, навеянной сквозь раскрытые окна. Не открывая глаза, я чувствовал теплоту тела Эвиты, прижавшейся ко мне. Ночью я машинально накрыл нас пледом и под ним мы вдвоем укрылись от всего мира. Ее сопение вызывало у меня искреннюю улыбку. Я все еще не решался открыть глаза.
–Ты улыбаешься?– прозвучал мягкий сонный голос.
–Я слушаю, как ты сопишь, – почти шепотом ответил я, желая не нарушить сладость пробуждения, и услышал, как она улыбнулась.
–Предлагаю проваляться на кровати под этим теплым пледом до самого вечера. А вечером мы пойдем танцевать.
–Вот как?
–Я решила это спонтанно. Хочу танцевать. Но сначала я покажу тебе мои любимые места в этом городе.
День расцвел, мы собрались и поехали в бар. Бар был простой, такой, как обычно показывается в фильмах, без пафоса и светского фальшивого блеска. Мне нравилось.
–Это мой любимый бар здесь. Я тут бываю всегда, когда приезжаю в Питер. Просто и со вкусом, есть уникальность и собственная неповторимость.
–Мне нравиться,– ответил я.
Мы сели, заказали выпить. Не дождавшись заказа, Эвита побежала танцевать. Встала в двух метрах от меня и, как я заметил, просто отпустила себя. Она закрыла глаза и ей была наплевать на то, что происходит вокруг. Казалось, она даже не замечает, как случайно касается окружающих ее людей. Я смотрел на нее и не мог оторвать взгляд. Увлеченная танцем, она перемещалась по танцполу, и в какой-то момент я упустил ее из виду. Взяв свой напиток, я отправился осмотреться. Эвиту я искать не стал, не стал ей мешать побыть наедине с ее танцем.
Немного пройдясь и осмотревшись, я подошел к барной стойке и увидел Эвиту. Она сидела за баром и беседовала с каким то парнем. Располагалась она лицом ко мне так, что я мог видеть все эмоции, выражающиеся на ее лице. Близко я подходить не стал, дабы пронаблюдать сие явление. Прочувствовав момент, я понял, что парень проявил инициативу первым, возможно, очарованный ее чувственным танцем. Он активно играл, что то говорил, жестикулировал и выражал свои эмоции. Было видно, что парень хорош, что он знает свое дело и, я был в этом убежден, в сети его обаяния побывала далеко не одна девушка. Почему то, подумав эту мысль, я улыбнулся. Что я чувствовал в этот момент, глядя на то, как Эвита положительно откликается на его ухаживание, принимает его угощение выпивкой, его комплименты; глядя на то, как он касается ее и она принимает его прикосновения; как она игриво улыбается и смеется своим искренним заливным смехом в ответ на его шутки? Что я чувствовал тогда? Впервые в своей жизни, в этот самый момент я по-настоящему понял, что такое любовь. Любовь – желать для человека то, что он сам для себя желает. И даже есть его счастье находиться вдали от тебя, с другим человеком – принять это и отпустить. На мое удивление внутри меня не возникло ни одного негативного чувства по типу ревности или злости к оппоненту. Я очень чисто понимал, что искренне хочу, чтобы эта девушка была счастлива. И если она выберет счастье в другом месте, с другим мужчиной, нежели рядом со мной, я приму это.
Я присел за стул у барной стойки, продолжая наблюдать ситуацию и свои собственные чувства. Я был рад, что мое внутреннее состояние было исключительно положительным. Внезапно я ощутил на себе взгляд. Я даже не посмотрел в сторону этого импульса, а сразу понял чей он. Я поднял глаза. Эвита смотрела прямо на меня и широко улыбалась. Я улыбнулся ей в ответ. Она собиралась что то мне сказать или показать, давая инерцию своему телу, как вдруг наш с ней контакт преградила женщина. Она селя на соседний со мной стул прямо напротив. Игриво улыбаясь, она произнесла:
–Почему такой привлекательный мужчина скучает в одиночестве?
Я рассмеялся. На лице незнакомки возникло легкое недоумение. Чтобы расслабить возникшее у нее чувство, я сделал ей комплимент:
–Мне очень приятно, что такая яркая, элегантная и очень красивая женщина проявила ко мне свое внимание.
Комплимент подействовал. Даже в тусклом свете бара я увидел, как румянец обагрил ее лицо. Женщина была и вправду привлекательна. В меру пышные формы, вечернее платье, струящиеся темные волосы до плеч, каблуки, маникюр, макияж. На вид около сорока или меньше, виден тщательный уход за собой. Раскованное поведение женщины, привыкшей к достатку и удовольствиям. Было очевидно, что эта женщина довольно обеспечена и прямо сейчас ее интересует конкретная вещь, а именно приятный для нее мужчина, который будет готов яро и страстно любить ее всю эту долгую лунную ночь, наполняя звезды вином ее стонов.
–Меня зовут Маргарита,– произнесла она, после чего достала пачку сигарет, вытянула из нее одну и перевела взгляд на меня.
–Мое имя Максим,– ответил я. – Извини, не могу за тобой поухаживать – нет зажигалки. Быть может бармен поможет?
Я позвал бармена, указал на необходимость, тот достал огонь, и Маргарита прикурила сигарету.
–Позволь я тебя угощу? – произнесла она, игриво улыбнувшись.
–Только если это угощение ни к чему меня не обязывает.
–Это просто комплимент, Максим.
–Что ж, спасибо, Маргарита.
Она продолжала сканировать меня своими большими карими глазами.
–Чем ты занимаешься, Максим?
–Я пишу.
–Как интересно! Что ты пишешь?– с искренним любопытством спросила она.
Вопрос ее коснулся меня только вскользь. Разум мой заполнился вопросами. Вопросы эти были связаны с Эвитой. Видя все это, что она чувствует? Чувствует ли она то же, что чувствовал я, глядя на нее и того парня? Или, быть может, ее посещают более отрицательные чувства? А быть может, чувств нет вообще?
–Максим!– окликнула меня Марго.– Ты здесь?!
–Да, я здесь, извини. Задумался на секунду.
–Очевидно, это было очень важным для тебя, раз ты позволил этому вот так легко собой завладеть.
Я слегка улыбнулся.
–Ты очень проницательная женщина, Маргарита.
–Спасибо. Со временем начинаешь понимать людей. Тебе, как писателю, это должно быть известно очень хорошо.
Я улыбнулся снова. Она мне нравилась. Умная, тонкая, проницательная, умеющая сказать то, что действительно нужно в данный момент и, что не менее важно, умеющая промолчать. Мы смотрели друг на друга и все понимали. Не нужно было даже проходить все эти замыленные стадии знакомства и общения, флирта, намеков, признаков заинтересованности и прочего. Мы просто все понимали. Готов был прозвучать главный вопрос этого знакомства. От нее, от меня, не важно. Утвердительно-положительный ответ означал бы начало бесконечно бурной и полной чувств ночи.
–Поистине редкость – понимающий проницательный мужчина, которому можно прямо озвучить все свои желания, – произнесла Маргарита и повернулась лицом к бару, подавая жест бармену, чтобы тот подал ей пепельницу, в которую она затушила свой окурок.
Повернувшись именно так, она открыла обзор пары, сидевшей через пару метров от нас, пары, никак не покидавшей моего разума. Я увидел Эвиту. Она во все глаза смотрела на меня. Она улыбалась. Я улыбнулся ей в ответ. В глазах ее я видел нечто удивительное – все ее естество желало, чтобы мне было хорошо. Мы смотрели друг на друга и одновременно понимали нечто очень важное – каждый из нас был готов отпустить другого ради того, чтобы тот был счастлив. Не передать словами какая радость взорвалась внутри меня. Я оперся руками на стул, чтобы подняться и подойти к Эвите, но она опередила меня. Ни слово не сказав своему собеседнику она, словно на крыльях, подошла, обняла меня, заглянула мне в глаза и спросила:
–Ну как ты тут?
–Прекрасно!– ответил я, обняв ее за талию. – Познакомься, это Маргарита – прекрасная проницательная девушка.
–Благодарю вас,– произнесла она, и девушки пожали руки. – А вы ребята я вижу вместе.
Мы посмотрели друг на друга, и безмолвный ответ на этот вопрос горел ярким пламенем в наших глазах.
–Мне было очень приятно познакомиться с тобой, Маграрита, и пообщаться,– сказал я.
–Взаимно, Максим, – ответила она, затем немного помедлила и дополнила: – Любовь превыше всего, верно?
–А иначе жизнь не имеет смысла, – вдохновенно ответил я и улыбнулся.
Смотря на нее, я видел, как тонкая струйка грусти заполнила ее чувства. Грусть эта отсылала ее в юность, когда сердце ее горело желанием любить и быть любимой, воскресая воспоминания о молодом юноше, тронувшем ее сердце. Сожаления наполняли ее, очевидно, говоря о том, что все эти прелести блеска богатств не стоят и капли тех чувств, которыми она жила когда-то, всем своим существом любя молодого юношу.
Как часто мы предаем любовь. Испуганные страхом остаться совершенно нагими, нищими, испуганные остаться на улице ни с чем, с пустыми руками, поддавшись страху, мы предаем свои чувства в пользу достатка, в пользу материальных благ, без которых, как нам думается, мы не сможем существовать в этом мире. Остудив свое сердце, перетерпев боль разлуки, заморозив, закрыв, заглушив свою чувственность, мы пускаемся в круговорот обыденной действительности, наполненной удовольствиями, лишающими нас самих себя. Спустя года, все чаще и острее врезаются воспоминания в наш разум, снова и снова давая понять, как мы были глупы, как жалок был тот страх, увлекший за собой. Все сильнее ощущается острота сожаления, подстегиваемая желание сею секунду бросить все и бежать навстречу той самой любви, что была однажды предана, все сильнее жжет нутро, давая понять, что момент упущен, что уже поздно. Ты променял любовь на фальшивку, прожитая тобою жизнь не имеет смысла, не имеет наполненности, она пуста и безжизненна. Горечь подкатывает к горлу, становясь все острее, вырвавшись, наконец, наружу слезами и рыданиями. И только надежда не дает закончить эту жизнь в тот же миг, надежда на то, что твои дети не повторят совершенных тобою ошибок, только бы не совершили. Душа рвется стремясь рассказать им это, но у них своя жизнь, от твоей они отмахиваются, чтобы сполна совершить своих собственных ошибок, сыграющих важнейшие роли в их жизнях.
Такси. Мы приехали домой.
–Макс, я кое-что поняла сегодня, – чувственно произнесла она.
–Что же?
–Когда я увидела, как к тебе подсела та привлекательная женщина, что то во мне встрепенулось. Это была не ревность, нет, не было ничего негативного. Это была скорее некая тяга. Тяга к тебе. Я сидела, тот парень мне что-то увлеченно рассказывал, а я думала, что сижу и слушаю сейчас совсем не того парня, которого хочу слушать. Я периодически смотрела на вас и никак не могла увидеть твоего взгляда, та девушка тебя собой закрывала. И потом, внезапно, я поняла. Я почувствовала некоего рода благодарность, трудно описать, благодарность за то, что у тебя все хорошо. Теперь я видела тебя отдельно, обособленно и искренне хотела, чтобы ты был счастлив, при этом не связывая твое счастье с собой, не навязывая себя тебе, понимаешь? Но мне все равно хотелось подойти и обнять тебя, что я собственно и сделала.
–И я безумно тебе за это благодарен. И спасибо тебе за то, что ты сейчас вот так искренне мне это говоришь. Для меня это очень ценно, по-настоящему. И, знаешь, когда я смотрел на тебя и того парня рядом, то абсолютно четко осознавал, что готов отойти, уступить любому, кого бы ты выбрала в свои спутники, только бы ты была счастлива.
Эвита подошла и обняла меня, крепко прижав к себе. Мы стояли в комнате около балкона. Свет не был зажжен, но в комнате было поразительно светло от неимоверно огромного диска пятнистой луны. Ее свет разрезал тьму, наполняя комнату серебряным свечением. С улицы дул теплый летний ветер с привкусом прохлады.
Взявшись за плечики своего платья, Эвита скинула их с себя. Платье обрушилось на пол, поставив точку всем сомнениям. Затем она принялась расстегивать пуговицы на моей рубашке. Закончив, она сбросила ее с меня. Словно любопытный юный мальчишка, еще не познавший женщины, я рассматривал каждый изгиб ее тела, не желая пропустить не дюйма. Эвита глубоко дышала, от чего рот ее был слегка приоткрыт. Нежно-розовые губы отдавали спелостью юности и неистового желания разделить свою прелесть с тем странником, что разжег огонь их существа. Приблизившись, не в состоянии больше терпеть томленье, я коснулся своими губами ее губ. Эвита, поддавшись импульсу чувств, ответила взаимностью, опустив свои веки, дабы сполна ощутить долгожданное прикосновение. Я опустился на колени и поцеловал Эвиту в живот. Она вздрогнула, продолжая учащенно дышать. Грудь ее вздымалась, глаза были закрытыми. Все глубже склонялся к ногам Богини, я опустился до самых стоп. Объяв их ладонями, словно желая согреть, я целовал их, прикасался к ним своей головой, словно воздавая молитву. Выдохнув, я полностью открылся. Полный поклон, полное повиновение. Полностью тотально открытый, я обнажил всего себя перед этой женщиной. Финал всей жизни в ногах любимой.
Вот он тот самый момент, к которому я шел всю свою жизнь. Открываясь перед каждым, в глубине души я хранил самую важную часть себя, зная, что передо мной не «она». И вот, я здесь, в ногах этой женщины и я знаю, что это «она», теперь я знаю. И я уступил. Я полностью открылся. Я отдал ей свое сердце, отдал всего себя.
Это то, чего мы все так боимся – полностью открыться, довериться полностью, до последней капли. Стать полностью уязвимым, быть готовым умереть и тем страшнее собственноручно вложить меч в ее руки. И она может одним взмахом руки разрубить твое сердце пополам, но ты все равно будешь ее любить и будешь благодарен ей за то, что она подарила тебе эту смерть, ибо благодаря этому ты познал настоящую Любовь. Такова цена. Не открывшись полностью, не доверившись тотально, не уступив всецело, всем своим существом – сердцем, разумом и душой – ты никогда не познаешь настоящую любовь. Ты готов к этому? А иначе зачем жить?
Как же долго я к этому шел. Слезы проступали из моих глаз. Я касался руками ее стоп и целовал каждую из них. Словно ребенок у ног своей матери, я хотел любить и я любил, я благодарил и я боготворил. Чрево, дарующее жизнь; мать, дарующая безопасность. Первая любовь и последняя возлюбленная. Вдруг я почувствовал, как ее рука коснулась моей головы. Ладони легли на мое лицо, и она подняла мою голову, устремив свой взгляд прямо на меня. Заглянув в ее глаза, я вздрогнул. Словно любящая мать, нежно смотрящая на свое дитя, она смотрела на меня и слезы стекали по ее щекам. Она принимала меня, принимала всецело, полностью таким, каков я есть. Безусловно и безоговорочно. Своими пальцами она вытирала слезы на моем лице.
Мы стояли друг напротив друга, глядя прямо в глаза, и ясно понимали, кто мы есть. Понимали, что отныне, мы вместе, отныне, мы одно целое. Две половины раскрылись и соединились. Она все понимала, я понимал все тоже. Наши тела, ведомые единением душ, соприкасались и в этот момент мы обнялись. Словно продолжение себя, я чувствовал ее, ее тело, ее чувства, энергию, струящуюся внутри нее.
Не помню, как одежда исчезла с наших тел. Мы лежали обнаженные, не произнося ни слова, и лишь свет бледной луны освещал нас. Эвита встала, подошла к балкону и закрыла его дверцы, запрещая ночной прохладе застать нас врасплох. Я наблюдал за ней, за каждым ее движением. Она продела все эти действия так естественно и абсолютно искренне, не помыслив и на мгновение о возможном стеснении передо мной, словно мы знаем друг друга всю жизнь. Сделав задуманное, она развернулась, чтобы вернуться в мои объятия, увидела, что я смотрю на нее и игриво улыбнулась, по-девически вздернув плечом. Затем подошла, легла рядом и обняла меня, словно в этот момент я был всем, что у нее было. Мы лежали обнявшись и это было все, что мне было нужно. Любовь переполняла меня. Слезы проступали на моих глазах от благодарности за то, что могу любить эту девушку. Любить ее сейчас и всегда. Любить ее, даже если она решить покинуть меня, даже если захочет убить.
Должно быть все это звучит весьма непривычно, возможно даже дико. Мужчина, склонившийся перед женщиной, сдавшейся ей – совсем другому учит нас общество, совсем другие принятые морали руководят людьми. Я мальчик, вспоминающий свою маму. Как я хотел любить ее и как я был отвергнут. Жизнь еще не успела подавить эту детскую душу, она еще чиста и бесконечное блаженство благодарности и любви струиться сквозь нее, направленное на ту, кто дала ему жизнь. «Я всего лишь хочу любить тебя, мама», – шепчет этот маленький ангел, но мама остается равнодушной. Глубокое страдание несет она в себе и от этого ей страшно, страшно открыться и принять любовь, страшно любовь выражать и дарить. Даже безусловную любовь своего ребенка, который ничего от нее не требует, который просто дарит любовь и благодарен за то, что эту любовь принимают. Из раза в раз встречающий закрытость, страдание, озлобленность, строгость, ребенок закрывается, дабы более не чувствовать боли ран, наносимых ему его же матерью. Закрывшись и возненавидев свою собственную мать, он дет по жизни одетый в тяжелую броню, оберегающую его сердце. Он так решил, он не хочет более страдать. Но вот наступает момент, когда любовь должна излиться на девушку, которую он встретил. Открыться ей, показать, что любовь в нем тоже есть. Попытка за попыткой. Но сердце все в броне, защитной и тяжелой, закрытое и неприступное. Не излиться любви, пока оковы не раскрыть. «Я всего лишь хотел любить тебя, мама», – вспоминает его душа. Превозмогая боль, ломая тело, чувства, раскрывая душу, пробираясь все глубже, из жизни в жизнь, этот парень, бывший когда то ребенком, сможет раскрыть свое сердце и заиграет заструиться в нем любовь, как в чистом источнике животворящая вода. И женщина поможет ему, поможет уступить, поможет отложить своей меч, которым защищался он все это время, поможет успокоиться и просто быть собой. Эту женщину мужчина назовет богиней, освободившей его, помогающей ему, полюбившей его.
Я целовал ее, целовал ее губы, ее лицо, ее шею, ее грудь руки и живот. Каждый сантиметр ее тела я изучал своими губами, словно исследователь. В моем сознании не было «финала пьесы», не было окончания или цели, к которой я должен был прийти или к которой приходить принято. Я был весь прямо здесь прямо сейчас. И не было секса сейчас, была только любовь. Любовь цвета фиолета, золота и света. Словно вино, наполнявшее бокал ее тела, я вкушал его, я мешал его, я подогревал его, побуждая звуки ее естества изливаться наружу, побуждая пену ее энергий выплескиваться вновь и вновь. Пьянящая кровь раскалена и разлита по телу, жар чресл обжигает смельчака, осмелившегося его вкусить. Она извивалась, словно змея, вибрируя каждой клеткой своего тела, трепеща и танцуя под лучами ласок и любви.
Часы прошли словно минуты, а я все тонул в этой девушке, вновь и вновь любя ее, восхваляя ее, боготворя ее. Прикосновение тел, сплетение рук, расстояние между нами казалось слишком велико. Мгновение крика естества, стона сердец и пульсации тел. Теперь нет двух, и нет «его», и нет «ее». Мы были одним целым отныне в одном союзе.
Две энергии стали одной, два тела стали одним, два сердца бились в унисон, две души стали единой. Теперь не было мужчины и не было женщины. Она стала им, он стал ею. Мужчина в женщине, женщина в мужчине. Мужское и женское в одном целом. Инь и Ян. Энергия круговоротом струилась, смешивалась, наполнялась и ширилась, разливаясь вокруг и всюду, заполняя все вокруг, руша любые преграды, очищая и освежая разум, сердца и души. Каждый вошел в это переживание как часть мозаики, бесконечно ища в вечности свою пару, а вышел богом, завершенным и цельным. Сама ее величество Любовь благословляла этот союз, сама Любовь сопровождала их, сама Любовь танцевала и праздновала, сейчас и всегда.
* * *
Утро встретило сладостью пробуждения, когда ты уже проснулся, но глаза еще закрыты. Сквозь возвращающиеся их сна сознание слышны запахи свеже-заваренного чая и легкого завтрака. Я открыл глаза, повернул голову – в постели я был один. Вкусный запах рассказал мне, что Эвита проснулась раньше, проголодалась и приготовила завтрак. Поднялся с постели, оделся, вышел – Эвита сидела за письменным столом и что-то усердно писала. Я наблюдал, сохраняя тишину, не хотел мешать. Удивительно прекрасна была видимая мною композиция: красивая девушка, сосредоточенность и поток творчества, охвативший и окрашивающий ее. Закончила, положила ручку. Пишет по старинке, – отметил я, – не за компьютером. Словно прочитав мои слова, она повернулась, увидела меня и улыбка озарила ее, до этого момента сосредоточенное, лицо.
–Доброе утро, – произнес я.
–Доброе, – ответила она.
Хоть и звучало это несколько «официально», но мы смотрели друг на друга словно родные, словно сегодняшнее утро явилось началом новой жизни. Благодарность и любовь струились сквозь меня и находили отражение в глазах Эвиты. Она встала, я подошел и мы обнялись. Знакомо ли вам чувство «родного»? Когда обнимаешь родного брата или сестру, когда обнимаешь свою мать. Любой человек может быть родным тебе, когда ты полностью открылся ему, а он открылся тебе взаимно. Будучи в объятиях друг друга я чувствовал ее, словно чувствовал себя. Подобно зеркалу она отражала меня. Несомненно, все это родилось вследствие самого настоящего волшебства.
Внезапно раздался звонок. Телефон Эвиты. Будто убаюканные мы медленно выпустили друг друга из объятий. Эва подняла телефон, ответила. Во мне возникло тревожное чувство.
–Что? Он в порядке? – взволновавшись говорила она в телефон. – Я скоро приеду.
Разговор закончился. Я смотрел на нее не говоря ни слова.
–Мой отец, – начала она, – плохо себя чувствует. Сейчас в больнице. Звонила мама, отец просит меня приехать.
–Прямо сейчас закажем билеты, сегодня вылетим.
–Ты поедешь со мной? – спросила она и в голосе ее звучала просьба.
–Конечно я поеду с тобой, я не оставлю тебя в этой ситуации, – ответил я.
–Спасибо, – проговорила Эвита, подошла и обняла меня.
Мы заказали билеты на самолет, собрались и вылетели в Москву. Через полтора часа мы уже стояли в аэропорту Москвы. Поймали такси.
–Я поеду прямиком в больницу, – произнесла Эвита, – благо вещей с собой не много.
–Хорошо, пиши мне обо всем и когда сможешь, позвони.
–Ладно.
Она приблизилась и мы поцеловались. Сладкий поцелуй долгожданной любви. Хотелось быть с ней, не отпускать одну, быть отныне всегда вместе. Защищать ее и оберегать от мира. Но сейчас она должна была поехать одна, это был ее отец.
Эвита уехала, я поймал еще одно такси и направился домой. По дороге набрал Мише.
–Миш, привет, я в Москве.
–Привет, Макс, рад. Что ты вернулся. Как съездил?
–Отлично!
–Подробнее?
–При встрече. Какие дела?
–Дела, Макс, идут, как и всегда, то глубоко то высоко. После того, как ты внезапно уехал, было несколько звонков, но ничего интересного. Все еще помнят тот случай, когда ты был в гостях у того режиссера, помнишь? Он оказался редкостный урод и, как это часто бывает, у подобных редкостных уродов оказывается много связей. Ты задел его самолюбие и он в отместку наговорил разного неприятного про твою персону людям, держащим в руках российское кино.
–Не важно. Что делаешь другому – делаешь себе. Он сам себе яму роет. Оставим его.
–Я все же подергал за ниточки и нашел таки вариант. Один режиссер готов с тобой поговорить.
–Хорошо, я ему позвоню.
–Нет, он желает видеть тебя воочию, так он сказал.
–Быть по сему, устрой нам встречу.
–Ты приехал очень во время, мой друг. Как раз сегодня состоится вечеринка киношников, сценаристов и всех прочих светских, будут обсуждать новое кино, новые направления, хвастаться новинками все такое прочее. Ты приедешь и вы поговорите.
–У меня были другие планы на сегодняшний вечер.
–Дружище, ты сам понимаешь, какая ситуация у тебя сейчас. Этот шанс нельзя упускать.
–Понимаю. Ладно, я буду. Присылай адрес.
–Отлично. Я там буду тоже. До встречи.
Я положил трубку. Перенабрал Эвите и сразу сбросил. Вдруг она сейчас занята, – подумал я, – она сама должна позвонить, когда освободится. Откинулся на спинку дивана, выдохнул. Душ, – отличная идея.
Душ был прекрасен. Заглянул в холодильник – пусто. Надо бы поесть чего-то нормального, чтобы не пришлось ничем себя пичкать на вечерней вечеринке. Заказал еды, доставили, поел. Звонок – Эвита.
–Да, Эвит, ты как? Как отец?
–Я в порядке, отец тоже. Перебрал спиртного. Сорвалась какая то сделка, перенервничал и алклголь, все вместе дало такую реакцию. Мы с мамой уже провели с ним беседу. Сейчас сидит, кушает домашнюю еду, которую ему мама привезла. Уплетает, на маму смотрит и радуется, вспомнил, что такое забота любимой жены.
–Рад слышать, что все хорошо у твоего отца и у тебя.
–Ты как, Макс?
–Все в порядке. Не успел приехать, как появились дела. Помнишь, я рассказывал про инцидент в доме у режиссера с девушкой?
–Да, помню.
–После того случая он, используя свои связи, перекрыл мне доступ к кино в некоторых кругах. Но не во всех. Один режиссер заинтересовался и хочет поговорить.
–Вот как? Отличная новость! Очень за тебя рада.
–Спасибо. Пока рано, только стадия обсуждения, но все равно спасибо. У тебя какие планы? С отцом останешься?
–Нет, там мама с ним. Сегодня может его домой заберет, если врач разрешит. Я полностью свободна.
–Отличная новостью тогда я как можно раньше встречусь с режиссером и заберу тебя, поедем куда-нибудь.
–Не хочу никуда ехать.
–Хочешь увидеть мою холостяцкую берлогу?
–Хм, я бы не прочь увидеть твой алтарь творческой гениальной мысли.
–Сразу видно разум поэта.
Эвита рассмеялась.
–Плодотворной тебе встречи, Макс, – проговорила она.
–Спасибо. Уже жду нашей встречи с нетерпением.
–Я тоже. Целую.
Стал собираться на встречу. Открыл гардероб, оделся, выехал. Вечеринка проходила в большом доме в Барвихе. Проехал, припарковался, вошел. Людей много, все на пафосе. Каждый желает быть уникальным, и от того еще больше друг на друга похожи, создавая в массовке густую пеструю, усыпанную стразами, массу.
Набрал Мишу, не берет, не слышит наверное. Ну что ж, пойду искать. Только бы никто не прицепился поболтать. Отправился на бар, вдруг он там. Подошел, взял минералку без газа, выпил. Внезапно, словно удар без прикосновения по темени, словно в глазах на миг потемнело или мне так показалось. Ледяные мурашки по спине – предчувствие, несомненно. Что? У меня за спиной? Прямо сейчас? Нет, не стану даже оборачиваться. И тут до моего плеча дотрагивается чья то рука, прося меня повернуться. Не поворачиваюсь, не хочу, хочу, чтобы ушли, оставили в покое. Знаю же, что не отстанут, что позовут еще раз, убедительнее, но все равно не поворачиваюсь. Снова стук, тверже. Придется повернуться, увидеть, кто там. Не удивлюсь, если сам Дьявол. Оборачиваюсь. Алла.
–Ну здравствуй, Максим Орловский.
Я кивнул, сохраняя хладнокровие и отстраненность.
–Что, даже не поздороваешься со мной?
–Здравствуй, Алла.
–Как ты холоден. Наверное уже успел неоднократно подумать, что я пыталась сломать твою жизнь.
–«Кто старое помянет, тому глаз вон.»
–Точно. Нужно смотреть в будущее. Кого там волнует, кто что сделал в прошлось? Оно же на то и есть – прошлое, что уже прошло. Интересно другое – какое нас ждет будущее, – проговорила она, и этот львиный леденящий оскал блеснул на ее лице, взгляд хищницы, наполненный желанием, страстью и злостью – дикая смесь.
–«А кто забудет, тому оба,» – закончил поговорку я.
–Хм, а я думала ты пооригинальнее будешь, а тут вдруг народный фольклор.
–Вот такой вот я банальный.
–Узнаю тебя – вечно себя недооцениваешь да недолюбливаешь.
Я промолчал.
–Вы ведь мог стать великим, Макс, – словно змей искуситель, шептала она, лукаво улыбаясь и сверкая взглядом. – Я ведь тебе говорила, чего ты можешь достигнуть, помнишь? Нужно было только ответить взаимностью, Макс, только сказать «да».
–Мне нужно идти, извини, – отрезал я, встал со стула и уже уходил, как услышал себе в след:
–Как там Эвита, Макс?
Остановился. Обернулся и посмотрел на нее, пристально, вглядываясь в самое ее естество, в самую суть ее развращенного ума и существа. Необходимо было проверить, убедиться, что ни какого зла не утаила она по отношению к Эвите, только бы не утаила. Ничего не увидел. Помимо общего фона гневности, ничего не разглядел, а может просто не хотел ничего увидеть. Она лукаво улыбалась. Ничего не ответив, я направился в гущу толпы. Набрал Мишу – не берет трубку. Вышел на воздух, тут потише, спокойнее. Сердце бьется учащенно. Почему? Эвита. Захотелось сейчас оказаться рядом с ней и защищать от всего нападающего мира или вздумающего напасть. Набрал ей.
