Kitabı oku: «Дериват», sayfa 2
В свою очередь, в компетенцию центра, фактическое исполнение роли которого брал на себя центральный дом представителей Земного Объединенного Полиса – мраморные величия своей архитектуры он расположил в столице Осевого Полиса, Бордо, – входили вопросы макрогосударственного характера: денежно-кредитная и налогово-фискальная политики, а также управление внутренними делами и внепланетарная деятельность. В одной из ветвей власти этого высшего демократического, как считали его основатели, всеобъемлющего органа были представлены исполнительные департаменты – к одному из таких и относилась комиссия по трансконтинентальной нейробезопасности.
– Давненько важные джентльмены в лоснящихся спесью костюмах от Митччи не интересовались успехами выпускников частного академического мира, – каждый раз, когда при Крео мелькал намек на чиновническую активность, на него находила отборная скука. – Каждый триместр публикуются аудиторские заключения в отношении активности Аполло. Ткни их в работу наших не менее надоедливых аудиторов, и пусть уймутся.
– Думаю, делегация прибудет не в справочно-ознакомительных целях, отнюдь – экспертно-консультационных. – Владелец многоядерного роя мух устал от вида процессорной и обратился к Крео. – Полагаю, они хотят пообщаться с Аполло-2, причем за хорошую денежку.
– Ты же пару часов назад со спокойствием, преисполненный девчачьей невинности, утверждал, что наше дело – благотворительное. И что же сейчас я вижу: вся тушь потекла, а коленки избиты в кровь?
– А тебе, парень, за оставшиеся сутки принудительно выпишу билет на посещение Релакс. Двухчасовая терапия пойдет на пользу твоему непомерному остроумию. Более того, общение с девушкой-массажисткой, хоть и киборгом, отрезвит память о манерах общения с дамами.
– Ага, конечно… будет тебе, – с не меньшей апатией к занудству шефа Спри развернулся к мониторам.
– Так что твои слова о джентльменах не совсем верны – леди тоже пожалуют в нашу обитель.
Молчание Крео было, без подозрений, поддельным – Бэжамин Дэн легко покачал головой и вновь повернулся к пленительным горловинам нейронного жерла, скрываемого серверными стойками:
– Проведи несколько спидтестов Малыша. Разогрей, так сказать, мозг нашего умника – завтра он должен быть как вороной жеребец перед стипль-чез.
– Он всегда бдит, – в компактных человеческих зрачках оператора мерцали вмещающиеся одним предложением сводки о событиях глобальной величины. – Даже когда мир рухнет, он продолжит бдеть.
– Без вот этой мрачной чепухи, пожалуйста, завтра при людях, ага? – командир стал покидать казармы.
Крео Спри в самый последний момент кинул Бэжамину в спину:
– Имя у нее есть? Ну у той, что не относится к категории джентльменов.
– Вместо того, чтобы изучать ее виртуальный профиль, ты познакомишься с ней воочию.
Магнитный замок исполнил в очередной раз простецкое предназначение, а Крео вернулся к изучению парадоксального учащения случаев с 26-17Д. Награждение дипломом молодого человека на пьедестале академического свершения обернулось для выпускника электродным линчеванием на эшафоте. На самом деле, Крео знал, что случай был не четырнадцатым по счету: департамент ПКДА самостоятельно рапортовал о пятидесяти летальных исходов при поразительно идентичных обстоятельствах. Делу не был дан ход, расследование остановилось на заключении о промышленной неисправности нейроагрегата, а суд натренированным движением молотка постановил выплатить компенсацию семье жертвы и внести незначительные корректировки в технологический процесс робофактуры. Как было видно, принятые меры не увенчались успехом.
– Выведи, пожалуйста, все кросс-упоминания о фразе «Отправной Лес, стоящий между конусом и Вейдом», – дал голосовую команду компьютеру Крео.
***
Размеренным шагом оператор перемещался по стеклянному полу. Его глаза зачаровала игра водяных переливов внутреннего контура системы охлаждения. Крео будто бы нес гребень воображаемой волны, однако все абстракции в мгновение растворились, как только он почувствовал слабый сквозняк: кто-то, помимо него, пожаловал в процессорную. Спри успел сказать окружающему пространству: «подожди».
– Здравствуй, повелитель цикад. – Юноша поджарой комплекции приближался к замечтавшемуся страннику. Он с ловкостью пантеры подпрыгнул и ухватившись за одну из труб внешнего контура с этиленгликолем внутри повис на ней без какого-либо зазрения совести. – Да-да, знаю, сейчас будешь занудствовать. Скажешь, что там не цикады, а мухи… так ведь, да, ты меня когда-то назвал?
С физиономии Крео впервые за неделю сошло подобие улыбки. Он продолжил свои томные блуждания к увешанной миллионами квантовых светодиодов стене, за ней скрывался хладоцентр.
– Кстати, откуда это, ты так и не сказал, – мальчишка оценивающе взглянул на потолок, и понял, что элементы спортивной гимнастики здесь неуместны. – Кажется, какая-то книга, нет?
Крео, не дойдя до стены, обернулся:
– Да, кажется, какая-то книга.
– О чем она?
Вырванный из сотворенной грезами фантазии, Спри с наставнической гордостью все не мог нарадоваться живости юноши: это чувство для мужчины было освящено благородной братской обязанностью. Что-то внезапно дало трещину в сердце странника – за какую-то пару секунд одобрительная улыбка была ретуширована сочувствием дрожащих губ.
– На самом деле, очень странное ощущение, когда я думаю о ней, – задумался Крео, прислонившись к стойке близ акробата. – Я не помню ее среди литературы в моем облаке, не говоря уже о бумажных носителях. Как будто рассказ явился ко мне во сне.
– Как выделенный контакт с родственником в анабиозе, – еще раз качнулся на перекладине оживленный кабриоль и спрыгнул. – Словно сквозь мягко небесную пелену необъяснимых чар.
– Словно сквозь мягко небесную пелену необъяснимых чар, Кюс.
– Единственное, что я не люблю, и ты это как один из самых близких друзей непременно знаешь, – юноша презрительно посмотрел на трубу, с осуждающим приговором цыкнув на собственное обезьянничество, как будто бы, по его мнению, только полоумный станет размахивать ногами среди дорогого оборудования, – так этого нелепого Кюса.
– Прости, Кью. Ты с тренировки?
– Стал бы я тогда, как весенний кот перед полем кошек, вытворять пируэты на этой арматуре? Скажи, а сколько секстиллионов операций в секунду Аполло запараллеливает? Вроде как он может дифференцировать функцию динамики приливного импульса падающей сингулярности с детерминацией всех площадей искривленных объектов, угодивших в новорожденную черную дыру… при условии, что масса звезды не меньше тридцати пяти солнечных, конечно же.
– Ты и сам это прекрасно знаешь. – От прежней горестной дрожи губ не осталось и следа: Крео не смог воспрепятствовать улыбчивому восторгу, заполонившему его лицо.
– Да-да, около двухсот.
Крео дал своему наставническому удовольствию завершающий вздох и вновь обратился к настенной панели:
– Отец заходил, рассказывал о твоем академическом упрямстве. Говорит, что тебе надоели лабораторные симуляции НИОКРов. Сказал, что ты настроен категорично против получения второго профессионально научного. Это так?
– Да будет им всем. – Выпустив воздух негодования, будто рыба-шар, Кюс зашагал в сторону стеклянных ставней выхода. – Что они там эти университетские шишки считают за профессиональное, ну? Два месяца к ряду провели шесть виртуально-разведочных и пять виртуально-монтажных вылазок в фотосферу солнца с заданием взорвать нейтронный излучатель для того, чтобы светило не затухло. Ну что за чушь? Мало того, что мы занимаемся вещами настоль неактуальными даже для поколения через миллиард лет, так еще и университетский нейроинтерфейс был настолько неотзывчив, что секс с одногруппницей в спроецированном шаттле ощущался реслингом в прорезиненных костюмах.
– Голова просто светится от тех знаний, которые в ней заложены, а тебе вдруг все надоело, – с пониманием констатировал Спри. – Отец все интересовался, как у вас складываются отношения с Бэккой, а ты – кремень кремнем, игнорируешь его.
– Ух, Крео, все эти девчонки жутко утомляют, когда твои фибры любовной предрасположенности перенасытятся женским вниманием. Тогда искрящийся страстью триумф романтизма перевоплощается в занозу, саднящую чувство личностной свободы. – Зазнавшийся Казанова закрыл глаза, вытянул руки в сторону и, слегка переставляя ноги, стал кружиться по залу. – Знаешь, я прям чувствую, как неразличимые человеческим глазом крупинки пыли оседают на ладонях, словно я – свидетель последнего проявления в цифровом властвовании природного естества. Стою под дождем из капель памяти о людях, памяти о том, что они когда-то были от той самой живой природы.
Мысль о регулировки системы кондиционирования, которую Крео Спри планировал уже как дней десять назад отремонтировать, была стиснута с периферии заботы заявлением отважного атлета о сожалении по утрате людьми своей человечности. Но чем же была человечность для самого Крео? В каком сгустке правил, общепринятых идей, социальных привычек заключалась универсальная для человека умозрительность считать себя живым?
– Я решил подготовиться к соревнованиям в Ута-Лампу. Сегодня начинаются отборочные показы на сборную от союзных агломераций, – мальчишка остановил вращение своего тела, как спутник прекращает движение вокруг собственной оси. – Это место, Спри, почему-то постоянно тянет меня, а я с невинностью ягненка нахожу в нем успокоение. Увидимся, друг. Надеюсь, ты будешь болеть за меня во время обычного завтрака, повседневной рабочей рутины, вечернего умиротворения и ночного дрема. А когда я выиграю земное первенство – а ты будешь сидеть на трибуне среди ликующей толпы, все так же неустанно переживая за мои успехи – я подойду к тебе. Последний зритель уже покинет арену, а я буду хвастаться перед тобой полученным трофеем. Только тогда я разрешу перестать за меня болеть, потому что все уже будет позади, и мы с тобой станем победителями.
Крео провожал Кью умиленным лицом, его глаза сдобрило ликование мальчишки по будущему:
– Иначе и быть не может, Кью.
Ставни в процессорную беззвучно сомкнулись, скрыв за своим стеклянным флером воодушевленного спортсмена; затем щелкнул магнитный замок двери операторской. В серверной воцарился тихий гул турбинной аппаратуры: это расслабленно дышали кондиционеры. Упоительное дуновение заглушало механизированную перекличку вычислительный бездонности. Цикады застрекотали, вслушивался в едва уловимый писк техники Спри, и это точно были не мухи.
Убедившись, что Крео Спри – единственный смертный, присутствующий в зале, бессмертное существо явилось в квантовой плоти – стена, испещренная миллионами полупроводников, ожила миллиардами красок. Раскаты волн, бьющиеся о толщу воды, реки магм, сталкивающиеся друг с другом, водопады звездного ветра, сливающиеся в планетарную туманность – стихийные явления находили свое самое прекраснейшее почти потустороннее отображение.
– У молодой черной дыры не может быть падающей сингулярности, только у звезды, прожившей миллион световых лет, – неизвестный голос, окутавший каждый метр процессорной, явно адресовал свои замечания ушедшему юноше. – Когда-то такую удивительную силу называли в честь трех великих ученых. Добрый вечер, Крео Спри.
Одинокий странник, оператор Аполло 2, стоял лицом к бушующим десятками инсталляций в секунду квантам: в каждом природном явлении четко вырисовывалось умиротворенное человеческое лицо, лицо мира, в чертах которого могла взорваться Вселенная.
***
Мягкое тусклое освещение заполоняло просторный актовый зал. От такого распределения томного света казалось, что под потолком сгущались беспросветные воронки туч.
Гек Клем сидел на одном из двухсот роскошных кресел, расставленных специально для приглашенного академического бомонда. Срединный ряд, на котором расположился молодой, но всем своим видом статный член научного сообщества, наполовину опустел; лишь аккуратно прикрывающие сиденья заполненные брошюры могли сказать о том, что раннее место было занято. Когда это последний раз в информационно-научных целях использовали бумагу, задавался вопросом Гек, искоса пуская равнодушный взгляд на чуждый текущему веку прямоугольник целлюлозы. Схожая по природе озадаченность также циркулировала в голове молодого человека в ходе сего мероприятия: один резидент университета с пламенной речью об избитом уголке науки заменял такого же напыщенного собственной значимостью франта – и так выстраивалась чехарда утомительного краснобайства. Все разглагольствования ораторов исходили из опалых текстов, лежавших на кафедре, без каких-либо попыток предметно коснуться профильной тематики. С абсолютной апатией к тяге настоящего первооткрывателя такие словоблуды даже не попытались хоть раз убрать глаза с дисплея, чтобы найти собеседника в аудитории коллег, а не в жидкокристаллической подсказке.
– О здравствуй, Клем, – на секунду какой-то покидающих зал академик вырвал Гека из оков размышлений. Молодой человек обернулся вслед отдалявшемуся приятелю, но затем тут же принял прежнюю позу.
Федерация университетов, считал Гек, хороша только как площадка для индивидуального знакомства с профессионалами в целях последующего обсуждения частного вопроса науки вне конференционной сессии. Благо такой медиаторный орган работал во славу, однако, что касалось выработки стратегии самой организации, то, кроме как беспорядочного метания членов совета Федерации от одной абстрактной задачи к другой, назвать его нельзя было. Это и была самая прискорбная сторона осевого академического плода, вмещавшего в себе радиальные ответвления всех высших научных учреждений северо-западной всегломерации. Однако сердцевина проблемы застаивания научного целеполагания, продолжал дискутировать сам с собой Гек, не заботила первых лиц технического прогресса, светоча, постепенно теряющего толщину пламени под напором дуновения беспринципного и глухого руководства. Скверная намерением саранча посмела по-сибаритски распластаться в пчелином улье, житнице ума, творчества и рукоделия, прижав своей мерзкой тушей бедных пчелок-мастериц. Мало, кого это волновало – так же, как и жизнь несущегося в тот час по безучастным переулкам Нового Дэ’Вона мужчины, который в спешке вновь снес безымянную уличную преграду.
Бегущий от невидимой расправы человек остановился на фудмаркетном перепутье и стал смотреть по сторонам в поисках дальнейшего пути побега. Его встревоженное поведение привлекло внимание одного из торговцев дальневосходной внешности, выключавшего голографическое меню на пластмассовом прилавке. День купеческой активности закончился: пожилой дальневосходец был одним из последних, кто закрывал торговую точку после успешной дневной рыночной суматохи:
– Сэр, вы, точно, марафон решили пробежать. Но, скажу я Вам, не совсем подходящее для этого место выбрали. Вот за километров, эдак, двадцать отсюдова, будет…
– Где ближайший департамент полицейского контроля? – с тяжелой верблюжьей отдышкой неразборчиво спросил беглец.
– Вам через центральный выход этого депо-галереи, – не успел было показать рукой в нужное место говорливый дедок, как мужчина рванул сквозь закрытые фудкортные площади. Накопившийся на тентах дождь крупными каплями падал на пальто беглеца.
Свернув за очередной угол и оказавшись на узком проулке, мужчина, едва сдерживая веки от сумасбродного моргания – осадки осложняли видимость, – прищурился так сильно, что почти не оставил и щели для глаз. В чреватой неподдельным страхом мгле другого конца проулка беглецу явился силуэт – настоящая угроза прорывалось сквозь темень и дождь навстречу мужчине.
– Кто это? – перекрикивая гул стихии, беглец попятился к месту, откуда он только что завернул в проулок. Изреченные слова обрывались ливневой стеной, обрушившейся на многомиллионный неоновый муравейник. Не успел отчаявшийся сделать и двух шагов, как два продольные харигата глубоко вонзились в ногу отступнику, прорезая мышечную ткань и намертво вцепляясь в кость. Бо-сюрикены оказались сильнее слов, потому что, в отличие от последних, они прорезали водяную толщу и вызвали нечеловеческий вой от боли, который все так же приглушался безучастным спокойствием дождя. Мужчина уже в молящем о пощаде крике вновь обратился к пустоте. – Кто это?
– Это работа НАГ, алгоритм созданный предпринимателями центральной всегломерации Осевого Полиса из компании Амбигиюс, – с апломбом рассказывал Геку аспирант одного из университетов, Клем старался делать заинтригованный вид. – Последняя их работа называется КиберАми, так сказать символизирующая преисполненную прощанием строфу поэмы о завершении эпохи текущего человеческого уклада. Нейросеть, как мы видим, ушла намного дальше, чем, например, относительно поверхностная творческая экосистема Бориссо из Хайшэнь. Я ни в коем случае не хочу упрекнуть сотоварищей по цеху, но…
– А эпоха какой человеческой действительности тогда является, по-вашему, следующим витком развития цивилизации? – прервал одурманенного собственный рассказом Клем, который, казалось, нащупал единственную интересную почву для дискуссии на сегодняшнем рауте полого бахвальства.
– О, слушайте, так далеко мы, люди искусства, не смотрим. Наше дело – критиковать и восторгаться, ну и расплавлять часы под солнечным зноем. Что касается будущего, так это мы оставляем на ваших величественных плечах, инженеров-атлантов, распрямляющих механизированные крылья и несущих нас, людей с широко открытыми от предвкушения глазами, к более высоким небесным сводам, – парировал артист во вполне осознанном и смиренном бессилии художника. – Настоятельно рекомендую посетить в следующем месяце центральную площадь Нового Мадрида, на ней будут выставлены экспонаты самых искушенных нейросетей: в частности, привезут новые работы нейросети С’Ли, машина ребят из какой-то компании Осевого Полиса. Боже, Вы бы видели последний ее шедевр, изображающий сказочно длинноногих элефантов в безбрежной пустыне. Словно только кистью человека можно такое сотворить, но никак не искусственного интеллекта.
– Люди теперь перестали рисовать – разве что проходную ерунду, – с сожалением проникся в гнетущую действительность современного искусства Гек. – Последний невоспетый обществом герой, как мне помнится, спился и закончил жизнь от передозировки кваалюдом в допотопном ВиАр шлеме весь в слюнях: они с таким же недопониманием, как и у него в отношении непризнания миром, свисали на опустевшее духом тело.
Двое разошлись, даже не распрощавшись: один – пошел искать следующую жертву рекламы знакомых-художников, другой – понял, что пора бы отправиться домой, дабы не навлечь на себя чувство еще большего разочарования.
Гек вдруг увидел Жана Ба Нео, заместителя председателя Медианного комитета – формально независимого от центрального дома Земного Объединенного Полиса исполнительно-надзорного органа. Однако, со слов ряда памфлетных изданий, медианный комитет скрытно контролировал деятельность чиновников центрального дома: весь состав центрального дома, считали политобозреватели, был вертепом, с закулисья движимым браздами лиц из Медианного комитета. Корреспонденты анонимных ресурсов и вовсе утверждали о существовании репрессивного удила комитета: собственная гвардия стражей, расправлявшаяся с неугодными по политическим соображениям субъектами.
Гек Клем в этой связи вспомнил, что завтра у него намечена встреча в одном из бизнес-центов города с крупным предпринимателем, Бэжамином Дэном, и представителями центрального дома Земного Полиса: на данную встречу он был приглашен как опытный геолог с соответствующей профессиональной и академической квалификацией, однако предмет обсуждения был нераскрыт женщиной, звонившей ему из приемной отделения комиссии центрального дома в Новом Дэ’Воне. Гек, полный любопытства, направился в сторону Жана Ба Нео разузнать, не связан ли его приезд в мегаполис с возбужденной активностью структурного подразделения центрального дома по трансконтинентальной нейробезопасности.
С не меньшим любопытством вспыхнувшие от невыносимой боли глаза мужчины были устремлены на подобие катаны, шипящее искрами ослепительного тока. Рука, обхватившая рукоятку с натренированной десятилетиями непоколебимостью, неумолимо и безжалостно приближалась в отражении зрачков раненного беглеца. Обжигающее неистовство искрящейся сетки тю-о, обратной стороны лезвия меча тати, вышпарило глазное яблоко мужчины: слизистая субстанция испарялась не успевая вытекать. Вопль оставшегося без глаза стал еще сильнее, однако неумолимая громкость ливня была ему по-прежнему неподвластна.
Убийца резким движением вознес меч над головой беглеца, стонущего от неконтролируемой боли. Озаряемый световыми панелями и красным неоном, алый стеклянный колпак предстал перед обреченным: он служил ассасину шлемом. Трепет от его непроницаемой мольбами фактуры усиливался багровым окрасом корпуса, к естественному цвету которого также примешался инфернальный оттенок неона, заполонивший проулок.
– После смерти будет еще хуже, данный приговор послужит вам отдушиной всего, что вам было дорого. Лишь затем наступит непроницаемая ни одним прошением тьма, – искаженный звуковым синтезатором шлема голос было последнее, что услышал в своей жизни мужчина, в предсмертной агонии зачем-то схватившийся за рукоятку иглы, наглухо застрявшей в ноге. Последнее же, что он увидел, было не обрушенное на его темя лезвие тати, а фатально очаровывающие выемки на шлеме, их композиция являла смотрящему абрис черепа.
Клинок вонзился в поверхность и застрял в нем. На стороне тю-о не было никакой сетки с электрическим резаком, а руки, державшие накаго оружия – его лезвие глубоко застряло в деревянной доске, – принадлежали Крео Спри. Наконец справившись с упрямством меча, Крео вытащил смертоносного дьявола из изрубленного дерева и отправил его в сая, ножны, словно остужая прокатный лист.
Крео откинул в сторону вспотевший локон волос – тот мешал его взору – и посмотрел по сторонам, охватывая всю тренировочную площадку центра. Помещение было исполнено в дальневосходных манерах одним уважаемым сиккэном. Расположенный на улице декоративный колодец, вид на который открывался из-под распахнутых наружу сёдзи, в жалобном одиночестве продолжал своей оловянной чашей лениво черпать воду из красивого резервуара. Мыслями и глазами Крео вернулся к сая, в которых продолжал охлаждаться меч тати.
– Кочевник, продолжай нести свой долг. – Крео поднялся с колен и вытер майкой испарины пота со лба. Кочевником называли данный тати задолго до Крео: он менял одни руки владельца на другие не меньше десятка раз, пока не осел в стальной хватке Спри – не зря меч так и называли. Однако новоявленный ученик школы Ё О Ну Мэ поклялся клинку прервать устоявшееся десятилетиями его губительное реноме. Губительное, потому что каждый покровитель меча, со слов последнего владельца, суеверного коллекционера, решившего во что бы то ни стало распрощаться с плачевным репутацией оружием, относился к мафиозным образованиям яумо Дальнего Восхода. Самым животрепещущим был тот факт, что каждый новый владелец забирал тати у поверженного – и так по цепочке сквозь мясорубку кровопролитной резни, пока Кочевник, по непонятному стечению обстоятельств, не оказался на прилавке не совсем легального магазина дальневосходных ценностей в Новом Дэ’Воне.
Схватив сая за кодзири, металлическое навершие ножен, Крео Спри с Кочевником в руках направился в сторону выхода мимо колодца, на несколько мгновений избавив от томительного существования это миниатюрное сооружение. По замыслу, в декоративное естество колодца архитектор, со свойственным ему творческим бессердечием, вдохнул проклятие одиночества.
