Kitabı oku: «Интервью на радио», sayfa 3
– Простите, резануло ухо слово «никнейм»…
– Согласен с вами, некрасивое импортное слово. Но, скажу – «псевдоним», новодельное поколение меня не поймёт. Ведь настоящая фамилия Бориса Николаевича была Кампов. Так вот, и Василь Палыч Аксёнов, о котором зашла речь, даром, что в те годы начинающий, но мы-то с вами уже знаем наверняка, что это крупнейший русский писатель двадцатого века! То есть, рисуйте ситуацию: сидит мэтр, правит гранки другого мэтра, и тут ты, сирый, со своей тощей нетленкой под мышкой. И вода с тебя на пол струячит. Так вот… Смотрит на тебя Борис Николаевич грустными глазами, качает головой и говорит… Кстати, да, как вы думаете, что он тебе говорит?
– Известно что… Иди-ка ты, говорит, на холуй!
– Вот! И это, заметьте, в те времена считалось уместным, достаточно пристойным и ободряющим. Вполне себе по-рабочекрестьянски.
– А главное – искренне!
– Вот именно! Люди были в те времена душевные. Если посылали – то от всей души!
– Иначе и не посылали…
– А зачем иначе? Если надо где иначе – на столе нарисуется гранёный графинчик. В нём известно… «Столичная». Та, настоящая, из бутылки с гостиницей «Москва» на этикетке.
– По три шестьдесят две.
– Нет, старик. На тот момент по три двенадцать. Три рубля за водочку и двенадцать копеек за тару. На пятьдесят копеек водка подорожает лишь в мае семьдесят второго. И это будет знаменитый «Коленвал».
– Коленвал?
– Да, буквы в слове «Водка» прыгали на этикетке, словно коленвал в профиль. Оттого и прозвали любимый напиток советских механизаторов, металлургов и шахтёров, слесарей и сантехников, а также докторов, старших и младших научных сотрудников, студентов и прочих, прочих, прочих…
– Имя им легион.
– Кстати, именно с этого постановления Совмина пошла практика торговать водкой с одиннадцати часов утра. В ленинский час…
– В Ленинский? Почему?
– Если положить юбилейный рубль, выпущенный в шестьдесят седьмом году к пятидесятилетию Октябрьской революции на циферблат будильника, то Ленин рукой укажет точно на одиннадцать часов.
– Какое изящное наблюдение!
– Достойное двух бокалов нарзана!
– Верно… Машенька, два нарзана в студию!
(Чокаются).
– Только что-то мы отбились от нашей темы. Как там с «форматом» обстоят дела?
– Ах да! «Формат». Ох, и неприличное ругательство!
– Почему?
– Ну как же? Я ж вам только что про заботливое рабоче-крестьянское ругательство рассказывал.
– Душевное!
– Ну, конечно! А что такое «формат»? Это ж форменное вредительство. Это ж пудрёж мозгов. Это, наконец, просто трусость и низость…
– Поясните!
– …Человек старается. Пытается донести до аудитории свой проект. Разродиться, так сказать, хитом, книжкой, постановкой, выставкой… Блокбастером, наконец! Кому что…
– Творческий люд – он разный бывает…
– Да. И вот сидит этот… На выбор: продюсер, редактор, худрук.
– И не посылает на три буквы, а…
– Заявляет, что это «не наш формат». А сам вежливо так улыбается. Удачи желает в творческих поисках…
– О, какой лицемер!
– …В поисках своего издательства, своего продюсерского центра. Своего театра, наконец.
– То есть, «обивай пороги» дальше…
– Гадёныш просто. Да.
– Это из личного, или наблюдение какое?
– Хотелось бы сказать, что наблюдение. Но, к сожалению, коснулось лично. Не то чтобы больно, но знаете… Вот, словно жабу потрогал. Вроде током не ударило и ладно… (Махнул рукой).
– А вроде и опроказился.
– Да! И ходишь теперь такой… Сам себе лепрекон.
– А я вам руку пожал. (Смеётся).
– Недальновидно поступили. (Смеётся в ответ).
(Долго ржут).
– Да. Ну вот значит. Отправил я рукопись новой повести в издательство.
– У вас есть новая повесть?
(Гость студии кивает).
– Две-три всегда найдутся. Дело не в этом. Не перебивайте!
(Ведущий вскидывает вверх руки).
– Вообще я человек тщательный. Текст повести созревал года полтора.
– Пока не вызрел!
– Пока не перезрел. И вот, когда я делаю очередную энную вычитку и понимаю, что не хочу исправить ни единого слова, ни единой запятой, я начинаю подыскивать издателя.
– Издательство.
– Издателя. Это для непосвящённых – издательство. На самом деле, издательство – существо неодушевлённое. С него спрос невелик. Там какие-то нонеймовые тётки-редакторши. Связи с ними нет. Только обезличенный имейл и секретарша на телефоне с дежурными фразочками.
– Позвоните завтра!
– Скорее: «позвоните месяца через два». Завтраками кормили в старые добрые времена, когда жизнь текла медленнее, а дела, наоборот, делались динамично. В современном мире всё наизнанку: жизнь течёт бодро, а дела крайне затянуты.
– Интересное наблюдение!
– Советский Союз восстановили после войны за четыре года. От разрухи девяностых мы избавляемся до сих пор. Особенно она засела в головах.
– Ну, это не про Москву.
– Согласен. А также не про Петербург, не про Сочи, не про Владивосток. Зато это в точку про какой-нибудь Закудыкиногорск-Залесский или Зажопинск-за-Доном, Заболоцк-Малярийный, Посредипустынск, и, если позволите, Ллоретдемар-на-Вобле.
– Шикарно! (Ведущий встаёт и апплодирует). Вот что значит с нами настоящий русский писатель! Машенька, два нарзана в студию!
(Сдвигают бокалы).
– Я уж не говорю про такие места на карте Родины, как Верхнее Тормашково, Распростылово, Гнилая Кáпань, Чёрная Сапóга. Где ни кола…
