Kitabı oku: «Религиозный сионизм. История и идеология», sayfa 2

Заключение

Четыре рассмотренных выше аспекта являются основополагающими характеристиками любой революции. Одно из базовых свойств революционной эпохи – всеобъемлющий характер общественных перемен²⁶. Этот элемент, который явственно прослеживается во всех основных революциях как на Востоке, так и на Западе, присутствует и в национальных революционных движениях, таких как сионизм в целом и религиозный сионизм в частности. Даже самые сдержанные формулировки, предложенные основателями религиозного сионизма в начале XX века, содержат в себе бескомпромиссную готовность признать глубокие общественно-религиозные изменения, проистекающие из деятельности сионистов. Как уже отмечалось, стремление к переменам и бунтарство проявлялись в самых разных сферах. Соответственно, в рамках религиозного сионизма, безусловно, сформировалось откровенно революционное сознание – и этот факт вступает в противоречие с исключением данного движения из всех центров власти в Ишуве и в молодом Государстве Израиль. Ситуация изменилась в свете новых обстоятельств, сложившихся после Шестидневной войны²⁷.

Глава вторая
Рабби Рейнес и создание «Мизрахи»

Вступление рабби Ицхака Яакова Рейнеса и других основателей «Мизрахи» в 1902 году во Всемирную сионистскую организацию (ВСО) стало важным историческим рубежом²⁸. Впервые в истории ортодоксальная религиозная фракция получила представительство в светской еврейской политической организации. И если в движении «Хибат Цион» религиозные и светские его участники противостояли друг другу, не принимая при этом той или иной политической идентичности, то религиозные евреи из «Мизрахи» провозгласили себя политической организацией светского толка. Рейнес понимал, что предпринял новаторский, судьбоносный шаг, последствий которого он не мог предсказать в точности. Тем не менее анализ его политических и идейных начинаний показывает, что действовал он только тогда, когда не было другого выхода, и занимал четкую политическую позицию, только поняв, что иные пути исчерпаны. В иные моменты он, безусловно, пытался оставаться в рамках привычного консервативного подхода, на котором неизменно основывались его решения, но на незнакомую почву не ступал. Судя по всему, революционный дух религиозного сионизма Рейнес принял без всякой охоты, и, если посмотреть в исторической перспективе, главным его достоинством стало то, что он не противился обстоятельствам, превратившим его в революционера.

Консервативное руководство

Одним из примеров консерватизма Рейнеса может служить его призыв сохранить выплату халукки даже в период его ограниченного участия в деятельности «Хибат Цион». Халукка – деньги, предназначенные для поддержки евреев, живущих в Эрец-Исраэль, – стала предметом яростного спора между старым и новым ишувом. Средства, собранные в рамках халукки и поступавшие в старый ишув, шли в основном на поддержку изучения Торы. Новый ишув критически относился не только к частично коррумпированному механизму распределения денег, но и к халукке как явлению. Тем не менее Рейнес, как считается, говорил: «Покушаться на халукку совершенно недопустимо»²⁹.

Тот же консерватизм проявился и в его колебаниях по поводу создания «Мизрахи». На деле фракция религиозных сионистов возникла исключительно по необходимости. Большинство религиозных евреев было против участия сионистского движения в образовательных и культурных начинаниях, цели которых сионисты формулировали в сугубо светском ключе («культурное» противоречие)³⁰. Решение заняться культурно-образовательной деятельностью полностью закрыло бы возможность привлечения к сионистскому движению ультраортодоксальных евреев из Восточной Европы. Те, кто поддерживал культурные начинания сионистского движения, учредили партию, получившую название Демократической фракции, в состав которой вошли Лео Моцкин, Хаим Вейцман, Мартин Бубер и Иосиф Клаузнер³¹. Демократическая фракция шумно и вызывающе вела себя на Пятом сионистском конгрессе (1901); целью создания «Мизрахи» было воспрепятствовать этой тенденции. В столь сложных обстоятельствах Рейнесу необходима была внешняя поддержка. Ицхак Ниссенбаум утверждает, что группа политических сионистов обратилась к Рейнесу с просьбой создать фракцию, которая поддерживала бы их взгляды, а именно воздерживалась бы от культурной деятельности и сосредоточилась на политических действиях. Рейнес согласился, поскольку, несмотря на склонность к консерватизму, всегда хотел быть лидером.

Апологетическая теология

Пропагандистскую деятельность Рейнес вел в соответствии со своей природной нерешительностью и консерватизмом. Он написал несколько апологетических трактатов (самый известный из них – «Ор хадаш аль-Цион» («Новые представления о Сионе»)), в которых оправдывал свое решение присоединиться к сионистскому движению и учредить внутри него собственную фракцию. Ультраортодоксы-несионисты в основном сосредоточили свои нападки на религиозных сионистов на двух пунктах:

Торопят приход избавления. Эти нападки были направлены как против сионизма в целом, так и против религиозного сионизма в частности. Вера в Мессию традиционно носит апокалиптический характер, согласно ее догматам избавление примет вид чуда и начнется с божественного решения и в форме божественного вмешательства. Известная талмудическая традиция гласит, что Бог запретил народу Израиля «лезть на стену», то есть торопить наступление конца, вместо того чтобы дожидаться божественного избавления. Из этого вытекало, что сионизм – это кощунство.

Сотрудничают с отступниками. Это обвинение было направлено исключительно против религиозных сионистов: невозможно выстроить прочное здание на шатком основании. Высокой цели создания Эрец-Исраэль невозможно достичь через сотрудничество с отступниками, сбросившими ярмо Торы.

Реакцию Рейнеса на первое обвинение – что они торопят приход избавления – можно разделить на объяснительно-апологетическую и теологическую. Апологетический ответ Рейнеса состоит в том, что сионизм никак не связан с избавлением. Цель сионизма проста: спасти евреев от ужасов антисемитизма. Поскольку антисемитизм слеп и лишен логики, единственное решение – отделить евреев от их окружения, то есть от изгнания. Иными словами, сионизм – это поиск «тихой гавани». Что до глубинного теологического ответа, то Рейнес ссылается в нем на божественную имманентность. По его мнению, представление, что Бог направляет исторический процесс издалека, из своего горнего чертога, неполноценно. Бог направляет исторический процесс изнутри и сам в нем присутствует³². Индивидуальный стиль Рейнеса хорошо ощутим, например, в таком пассаже:

Природа – единственный внешний получатель божественного света, кошель, где Божественное Провидение спрятано в сложенном виде. <…> Знание того, что божественный свет лежит в кошеле природы, что природа изначально полна духовности и святости, – именно это знание лежит в основе всякой веры и религии, будучи изначально заложенным в смысл и содержание всех доктрин [Reines 1896: 21а-Ь].

Такой подход, снова и снова звучащий в трудах Рейнеса, сам по себе снимает обвинение в том, что сионизм предполагает действия вопреки божественной воле. Поскольку именно Всевышний, да будь Он благословен, побуждает к подобным действиям, сионизм не является кощунством. Соответственно, Рейнес не ограничивался аргументацией, к которой традиционно прибегали раввины из «Хибат Цион»: земное национальное возрождение они рассматривали как вещь временную, будучи убеждены, что череда естественных действий в итоге приведет к чудесному апокалиптическому избавлению. Рейнес пошел дальше и отстаивал в своих апологетических трактатах мысль, что естественные действия никак не связаны с чудесным избавлением и даже не являются одним из средств его достижения. Вместо этого он предложил имманентный теологический подход, в рамках которого действия сионистов оказывались оправданы как внутренние священные побуждения.

Что касается второго обвинения, в сотрудничестве с отступниками, то Рейнес разъясняет, что совместная деятельность никак не связана с основополагающими вопросами; речь идет о действиях на одном лишь практическом, а не культурно-духовном уровне. При этом из-за сотрудничества с несоблюдающими евреями у него все же возникли завышенные ожидания. Сразу же после Минской конференции 1902 года Рейнес прояснил, что подлинная цель «Мизрахи» в том, чтобы убедить ультраортодоксальных восточноевропейских евреев массово вступать во ВСО и, говоря его словами, начать захват организации «изнутри». Соответственно, для Рейнеса секуляризация являлась лишь промежуточным этапом, причем не только в теологическом смысле. Ждать, пока весь еврейский народ «вернется в лоно», было недостаточно. Цель создания «Мизрахи» (это акроним от «мизрах рухани» – духовный центр) – превратить ВСО в религиозную институцию, убедив восточноевропейских евреев массово к ней присоединиться.

Уверенность Рейнеса в том, что религиозный сионизм возьмет верх во всех сионистских институциях, была основной причиной того, что он чурался ряда фундаментальных проблем, связанных с присоединением религиозных общин к сионистскому движению. Некоторые раввины заговорили о серьезных потенциальных препонах на этом пути с самого момента основания «Мизрахи»; речь шла о соотношении религиозных и светских евреев в суверенном государстве, однако Рейнес уклонялся от обсуждения этих вопросов. Посмотреть на будущие дилеммы в более широкой перспективе ему мешали как консервативный склад характера, так и собственные убеждения и надежды.

Колебался ли Рейнес?

От человека консервативных взглядов, вступившего в современный мир едва ли не против собственной воли, ждешь колебаний – и весь путь Рейнеса действительно можно описать как путь, исполненный внутренних противоречий. Как уже отмечалось, «Мизрахи» он учредил в большой степени в качестве контрмеры после включения вопросов, относящихся к сфере культуры, в повестку дня ВСО. Как и многие религиозные евреи, он с опаской относился к секуляризации движения сионизма. Однако подобная точка зрения плохо сочетается с его решением попросить Зеева Явица (Явеца) написать манифест, ставший первым программным документом нового движения. Явиц был активистом, настаивавшим на необходимости развития собственной культурно-религиозной деятельности, которая стала бы альтернативой светским культурным программам сионистского движения. В тот момент лидеры «Мизрахи» поддерживали культурную деятельность. Рейнес добавил к манифесту письмо, призывавшее к участию в культурной деятельности, однако после критических отзывов пошел на попятную и призвал сторонников движения ограничиться деятельностью политической. На Минской конференции Рейнес, впрочем, вернулся на исходную позицию и призвал к созданию культурно-религиозного («традиционного») служившего бы дополнением к светскому («прогрессивному») комитету, в котором, помимо прочих, состояли Хаим-Нахман Бялик и Ахад-ха-Ам. Получается, что Рейнес, по большому счету, был заинтересован в том, чтобы сионистское движение сформировало культурную программу, однако, основав «Мизрахи», он как бы поднял знамя оппозиции этой самой программе. В этом, безусловно, просматриваются внутренние противоречия.

Кроме того, Рейнес неоднозначно высказывался по поводу связи между сионизмом и избавлением. В своих апологетических трудах он, как уже было отмечено, заявлял, что это две отдельные сущности. Однако в других работах он утверждал, что сионизм тесным образом связан с избавлением. Получается, что Рейнес видел в национальном возрождении один из шагов к избавлению, будь то коридор или порог на пути к конечной цели.

Не исключено, что эти противоречия просто отражают отличие его осознанного политического мировоззрения от его же глубинных внутренних взглядов. На ту же мысль наводит и подход Рейнеса к политике, прослеживающийся по его письмам и из его отношения к Теодору Герцлю, который, тоже из политических соображений, не высказывался публично об отношении сионистов к культуре. У самого Герцля теплилась надежда, что ультраортодоксы присоединятся к сионистскому движению. Рейнес говорил о необходимости использования эзотерического стиля письма, скрывающего истинные намерения автора, так что расшифровать послания могут лишь члены близкого к нему избранного круга. Рассмотрим отрывок из энциклопедического труда Рейнеса, опубликованного посмертно:

Чем дальше заходит прогресс человечества, чем более совершенно оно действует, тем более скрытой становится цель и задача этих действий <…> поскольку пока нечто остается мыслью, оно не проявлено и непознаваемо. Что касается речи, некоторые говорят так, что их понимают все, поскольку они не в состоянии скрыть своих намерений, другие же знают, как донести важную мысль в нескольких словах – немногочисленных, но верных. Это есть сокрытие намерения. В тех случаях, когда действия строятся на мысли, человек в состоянии скрыть мысль, которая и есть цель, поскольку, не видя итога и смысла своих действий, он никогда к ним не приступит. Важнейшей составляющей его мысли в самом начале действия является цель, хотя ему и хватает мудрости это скрыть [Reines 1926: 205].

Для Рейнеса эзотерика – синоним мудрости, и это слово он применяет напрямую к мессианской идее в частности и к созданию нового религиозного типажа в целом. Судя по всему, на всю его деятельность наложила сильный отпечаток средневековая эзотерическая философская традиция³³. Например, Рейнес наверняка был знаком с утверждением, сделанным Маймонидом в предисловии к «Путеводителю растерянных»: последний утверждает, что порой автор вынужден намеренно создавать противоречия, дабы скрыть свою истинную точку зрения, и правильно его намерение поймет лишь один из десяти тысяч читателей. Ранее во введении к «Комментарию к Мишне» Маймонид также охарактеризовал мудреца как человека, который скрывает свои намерения и говорит загадками. Не хуже Рейнес знал и средневековую политическую традицию, в которой часто обсуждалась эзотерическая область религиозного закона, и применял ее к идеям религиозного сионизма. Собственно, только в 1940-е годы Лео Штраус превратит эзотерику в полноправный политический подход, который получит широкое признание, в основном в США. Однако Рейнес, подлинный ученый, говорил о значении этого метода для его собственных замыслов за несколько десятилетий до Штрауса – это видно из приведенного выше отрывка.

С ультраортодоксами Рейнес говорил только об открытом экзотерическом аспекте, а именно о выживании и о своих надеждах на то, чтобы склонить ВСО на свою позицию. Однако тем, кто слушал его проповеди и читал его труды, он обрисовывал облик нового религиозного типажа, «человека, обретшего избавление», активного представителя поколения, которому это избавление уже дано. Таким было его эзотерическое лицо. Да, о поведении Рейнеса действительно можно сказать, что для него характерны вспышки и крутые изменения – об этом в принципе говорит и Эхуд Луз. Однако, судя по всему, именно консерватизм заставлял его скрывать тайные намерения и воздерживаться от вызывающих высказываний. Рейнес, безусловно, был визионером, он постоянно вынашивал масштабные планы и рассчитывал на их осуществление. В то же время он был по сути своей человеком консервативным, его смущали гиперболы, являвшиеся неотъемлемой частью сионистской идеи, такие как создание нового еврея. Он стремился к обновлению, но боялся новаторства. Он хотел быть лидером, но опасался последствий своих действий. Тем не менее Рейнес все-таки основал «Мизрахи» и, соответственно, в начале XX века зажег искру самой важной революции в истории ортодоксального еврейства. Многим другим представителям того же лагеря не хватило мужества решиться на подобный шаг. Например, раввин Авраам Ицхак Кук решил выдвинуть идею создания альтернативной федерации только пятнадцать лет спустя после основания «Мизрахи». Рейнес стал его предшественником. Впрочем, по причине отсутствия личной харизмы, а также из-за склонности к умеренности и апологетическому тону, через много лет после основания религиозного сионизма Рейнес полностью исчез из памяти участников движения. Его заслуги как зачинателя революции были забыты, он оказался в тени более дерзновенных идеологов и философов, равно как и более харизматичных лидеров, притом что их конкретные достижения бледнеют в сравнении с его. Такого обладавшего литературно-историческим чутьем лидера, как Иегуда-Лейб Маймон, огорчала эта историческая несправедливость. Однако коллективная память религиозного сионизма функционирует по собственным законам и порой плохо соотносится с рациональным порядком.

Угандийский проект

Взгляды Рейнеса на религиозный сионизм особенно ярко проявились в связи с Угандийским проектом. Идея создать автономное еврейское поселение в Восточной Африке занимала умы представителей сионистского движения в 1903–1905 годах. Несмотря на колебания, Рейнес относился к этому начинанию с явным одобрением. Большинство представителей «Мизрахи», которая стала крупнейшей фракцией на Шестом сионистском конгрессе, проголосовало за это решение, чем и склонило баланс сил в его пользу. Причины такого решения обсуждались неоднократно, Эхуд Луз цитирует соответствующие доводы, добавляя собственные пояснения [Luz 1988, ch. 10]. Ключевым фактором стали представления о сионистском движении как о пути к спасению и выживанию, а именно на таких мотивациях строилась деятельность «Мизрахи» на заре ее существования. Рейнес с коллегами крайне серьезно относились к открытости и апологетике – то есть к представлению о «тихой гавани». Ниже будет вкратце рассмотрено несколько добавочных причин, которые заставили «Мизрахи» поддержать Угандийский проект; они проливают свет на положение и свойства религиозного сионизма в первые десятилетия его существования.

Важным фактором, повлиявшим на решение «Мизрахи», стали тесные отношения между Рейнесом и Герцлем и огромное восхищение, которое Герцль вызывал у членов «Мизрахи». Притом что это было хорошо известно как тем, кто поддержал Угандийский проект, так и тем, кто высказался против (они обвиняли Рейнеса в слепом следовании за Герцлем), необходимо взглянуть на проблему в более широком смысле. Тесные отношения между лидерами политического сионизма с одной стороны и религиозного – с другой, например между Бен-Гурионом и Маймоном, оставались характерны и для более поздних периодов и никогда не сводились к стремлению религиозных сионистов сотрудничать со светским обществом. Первоначальное их намерение действительно состояло в том, чтобы создать подлинный союз между светскими и религиозными евреями.

Это же намерение оказало влияние и на еще один фактор, связанный с решением «Мизрахи» поддержать Угандийский проект. Религиозные сионисты всей душой уповали на то, что будущее государство искоренит все противоречия внутри еврейского народа. При этом они знали, что переселение в Эрец-Исраэль скорее всего вскроет кардинальные различия между светским и религиозным лагерями, поскольку Земля обетованная – это место, где можно соблюдать все заповеди Торы. Эрец-Исраэль могла расколоть нацию и создать пропасть между ее различными представителями. Отсрочка переселения в Эрец-Исраэль и создание поселения в Восточной Африке не только работали на образ «гавани», свободной от антисемитизма, но и давали удобную возможность потренироваться в достижении национального единства. На этой временной территории религиозные и светские евреи могли бы научиться гармоничному сосуществованию. Дружеские отношения Рейнеса и Герцля можно, соответственно, назвать проявлением надежд и упований, которые были типичны для религиозного сионизма на ранних этапах его существования, когда, как уже отмечалось, его последователи считали, что секуляризм – это явление временное и по сути своей нежизнеспособное. Маймон часто вспоминал Меира Симху из Двинска, автора «Ор самеах», которого обвиняли в симпатиях к «Хибат Цион»: «Сперва йитгадал (возвеличится), а в итоге и йиткадаш (освятится; речь идет о двух словах, открывающих кадиш)» – он имел в виду, что постепенный процесс предпочтительнее.

По ходу этого диспута был выработан новый тип религиозной аргументации, поскольку сложилась парадоксальная ситуация: светские «русские» сионисты по большей части скорбели по «утрате» Эрец-Исраэль в рамках Угандийского проекта, а религиозные члены «Мизрахи», судя по всему, оставались к этому равнодушны. Высказывалось мнение, что это логично: секуляристы не привязаны к традиционным ценностям, единственным связующим звеном с собственным наследием для них является Эрец-Исраэль. Соответственно, борьба за эту землю остается для них последней связью. Что до религиозных евреев, то они, напротив, совсем не боятся забыть свою землю, поскольку трижды в день молятся о том, чтобы ее увидеть. Та же аргументация впоследствии появится в трудах Моше Авигдора Амиэля, который возражал против сионистского взгляда на Эрец-Исраэль как на альтернативу вере³⁴. В религиозном лагере начинали понимать, что светский сионизм не просто ищет «гавань», но и пытается создать новую культуру, которая заместит собой традиционное наследие.

Итак, поддержка Угандийского проекта стала одной из причин стремительного снижения представительства «Мизрахи» в ВСО начиная с Седьмого конгресса [Luz 1988: 286]. Другой причиной являлось отсутствие харизматичного лидера. Реакция «Мизрахи» на Угандийский проект стала предвестием будущего характера партии и ее переменчивого курса. Ядро «Мизрахи» составляла буржуазия, которая тяготела к центру и чуралась воинствующего активизма. Соответственно, в фигуре Рейнеса с самого начала воплотилась позиция «Мизрахи», а в связи со значительным представительством и авторитетом буржуазии «Мизрахи» превратилась в крупную фракцию. Однако публика, как правило, не соглашается подолгу терпеть умеренность и сдержанность и протест свой выражает через голосование. Этот процесс, сопровождавший «Мизрахи» по ходу всего ее существования, в итоге способствовал тому, что к руководству партией пришли оппозиционные группы.