Kitabı oku: «Черноногие и бизоны. Воспоминания о жизни среди индейцев», sayfa 5

– Да, возможно, я встречу тебя в аду, – ответил Длинный Хлыст.

– Да, говорят, что это подходящее место, – ответил Священный Говорун и с этими словами ушел.

Позже в августе мы столкнулись с неожиданной неудачей, которая помешала нашим радужным перспективам еще одной крупной зимней торговли. Черноногие и Кровь внезапно решили вернуться в свои канадские резервации, чтобы ежегодно получать по пять долларов на человека, причитающиеся им от правительства этой страны. Они уехали оттуда прошлым летом до того, как наступил срок выплаты, и теперь им должны были выплачивать эти деньги. Кипп долго беседовал с Большими Ногами Ворон и Бегущим Кроликом. Он уговаривал их оставайтесь там, где они были, среди стад бизонов. Что хорошего в десяти долларах на человека, спросил он. Через несколько дней деньги будут потрачены, и тогда все будут страдать от нехватки еды. Здесь же у них было бы много мяса и шкур, которые они могли бы постоянно продавать.

На что Большие Ноги Ворон печально ответил:

– Вороний Колчан, то, что ты нам сказал, правда. Я не хочу возвращаться на север, как и наш друг, Бегущий Кролик. Но сейчас мы бессильны против наших детей. Все, о чём они могут думать, – это по десять круглых кусочков для каждого из них. Они нас не послушают. Мы должны уходить.

Они ушли. Ну, с нами всё ещё оставались кри, а также Риэль и его метисы. В любом случае, какие-то шкуры мы бы купили.

Опубликовано в «Грейт Фоллз Трибьюн» 3 ноября 1935 года

Исчезновение стад (1881-1882)

Летом 1881 года, в Кэролле, когда черноногие, Кровь, кри и метисы Луи Риэля стояли лагерем на равнинах, мы с Эли Гуардипи часто пользовались временным затишьем в торговле, чтобы отправиться на охоту. Иногда пешком, по речной долине или в заросших соснами ущельях, охотясь на оленей, и снова верхом на наших хорошо обученных охоте на бизонов лошадях, чтобы насладиться захватывающим бегом стада. Эли (Исинамакан, «Несущий ружьё впереди») был таким опытным охотником и метким стрелком, что мне доставляло огромное удовольствие охотиться с ним.

Однажды мы отправились поохотиться на оленей в большой роще ниже нашего торгового поста и шли по пыльной охотничьей тропе, когда заметили трех оленей, пробиравшихся сквозь заросли, направляясь пересечь тропу впереди нас. Они шли гуськом, и когда один из них выскакивал на открытое место, Эли стрелял в него из своего Винчестера-73. Он сделал три выстрела так быстро, как я только успел сосчитать, в результате чего три мертвых самца лежали в ярде или двух один от другого. Вот это стрельба!

Жирного бизоньего мяса и бизоньих языков у нас всегда было вдоволь. Решив, что для разнообразия нам хотелось бы полакомиться жирными ребрышками антилопы, мы отправились поохотиться на равнину к югу от нашего поста. Эли был верхом на маленькой кобыле, а я – на своей быстрой охотничьей лошади. Мы поднимались по параллельным гребням длинных, крутых хребтов долины, планируя собраться на равнине, и я оказался наверху как раз вовремя, чтобы увидеть, как Эли выезжает верхом из-за поросшего соснами оврага, двигаясь так быстро, как только могла нести его маленькая кобылка; его преследовал огромный медведь гризли. Он отстреливался от него – по-видимому, безрезультатно, и тот длинными быстрыми прыжками настигал его. Я был слишком далеко, чтобы чем-то помочь, всё так или иначе закончилось бы, прежде чем я смог бы добраться до него, но, как бы то ни было, я решил попытаться сделать невозможное; мое сердце трепетало от тревоги за него. О, почему, почему же он не взял хорошую лошадь? Я застонал, увидев огромного медведя, который, не обращая внимания на выстрелы, быстро догонял его, а ведь он всегда так метко стрелял. Никогда не имея подобного опыта, я не понимал, что сделать точный выстрел с быстро бегущей лошади – это нечто невозможное. Я смотрел, как медведь настигает его, и мне было плохо. Я понял, что еще самое большее три прыжка – и он окажется на спине его коня и растерзает его. И затем, как раз в тот момент, когда медведь делал последний прыжок, он выстрелил снова, и каково же было мое облегчение, когда я увидел, что огромное существо распласталось на траве и лежат неподвижно.

Когда я подъехал к Эли, он слез с лошади, смотрел на свою жертву и задумчиво жевал жвачку.

– Ну и ну! Ты едва уцелел. Я думал, что тебе конец, – выдавил я, заикаясь.

– Са! Мatsikiwa (Нет, ерунда), – сказал он на языке черноногих, добавив по-английски: – Я знал, что смогу убить её, когда она приблизится.

Пока мы доставали ножи для разделки шкур, он объяснил, что наткнулся на ее детенышей на опушке соснового леса, и они, визжа от испуга, заставили её броситься за ним. Она действительно была огромной гризли и такой жирной, что мы с большим трудом смогли снять с нее шкуру. Она была слишком тяжелой и жирной, чтобы мы могли ее унести, поэтому на следующий день Эли отправился за ней с упряжкой и повозкой. Вытопив сало, мы получили десять галлонов чистого медвежьего жира, который позже продали аптекарь в Сент-Луисе за 75 долларов.

Однажды сентябрьским днем, когда индейцы торговать не пришли, мы с Эли отправились в рощу ниже нашего поста на поиски оленя. Мы находились на полпути между внешним краем рощи и берегом реки, примерно в тридцати ярдах друг от друга, когда Эли заметил белохвостого оленя и застрелил его. Мы не знали, что в это время стадо из примерно тысячи буйволов находилось на берегу реки, прямо напротив нас, на водопое. Услышав выстрел Эли, они мгновенно развернулись и бросились бежать обратно на равнину. Их громоподобный топот, треск ветвей и ломающиеся ивы предупредили нас об опасности еще до того, как мы их увидели. Я вскочил на ствол большого, недавно поваленного тополя, который лежал прямо на пути бегущего стада и, бросив винтовку, вскарабкался на несколько футов по одной из его тонких вертикальных ветвей и повис на ней. Я заметил Эли, стоявшего вплотную к дереву, диаметр которого был не больше его самого. А затем, стремительно, подобно коричневому бурлящему потоку, бизоны пронеслись мимо нас, обламывая ветви моего дерева и натыкаясь на ту, за которую я цеплялся быстро ослабевающей хваткой, когда они перепрыгивали через ствол. Я ожидал, что она сломается, и что я буду растоптан и разорван на куски тысячью копыт. У меня нет слов, чтобы выразить свой испуг. А потом они исчезли так же внезапно, как появились. Когда я, слабый и с головокружением, опустился на ствол дерева, то услышал, как Эли выстрелил, и увидела, как упала молодая корова из хвоста стада.

– Ты в порядке? спросил он, подходя ко мне. – В порядке, но какой-то усталый, – ответил я.

– Боже, мы были на волосок от гибели. Они тёрлись о мои бока. Я каждую минуту ожидал, что меня отбросят от дерева и превратят в кашу. И я беспокоился за тебя, когда ты висел на твоей ветке – думал, ты её сломаешь; удивительно, что этого не случилось, когда они задевали тебя, – сказал он. И добавил: – О, смотри! Смотри! Мы можем видеть реку.

И действительно, бегущее стадо вытоптало ивы и кусты шиповника на своем пути, словно их срубила гигантская коса. В сотне ярдов отчетливо виднелась мерцающая река. Мы подошли к оленю, которого убил Эли, и содрогнулись при мысли о том, что это могло бы стать нашей судьбой; это была бесформенная масса измельченного мяса, костей, шкуры и внутренностей. Мы разделали корову, чтобы забрать ее позже, отправились домой и там выпили по большой порции виски и покурили, чтобы успокоить нервы.

С наступлением ноября, когда мех у бизонов был самым лучшим, Кипп отправил Эли поохотиться на них ради шкур, которые позже мы должны были выделать. Итак, взяв упряжку из четырех лошадей и фургон, трех быстрых охотничьих лошадей, походное снаряжение и повара, Эли отправился на промысел. Несколько недель спустя, когда он разбил лагерь на ручье Армелла, я присоединился к нему на пару дней, чтобы немного развлечься на своей быстрой охотничьей лошади. На следующее утро мы увидели, что большое стадо бизонов пасётся в начале длинного оврага, впадающего в ручей. Мы отправились туда – Эли был верхом на Джерри, охотничьей лошади Киппа, самом быстром, выносливом и натренированном скакуне, которого мы когда-либо знали. Я был верхом на своей лошади, которую назвал Диком. У каждого из нас было по многозарядному карабину Генри 44-го калибра – короткому и лёгкому, из которого легко целиться и стрелять одной рукой – лучшему оружию для охоты на бизонов.

Мы поднимались по оврагу, держась вне поля зрения стада, и, добравшись до его, верха, помчались прямо к ним. Они мгновенно бросились прочь, сбившись в кучу, и мы, выбрав коров, которые нам были нужны – всегда тех, у кого были широкие ляжки, что говорило о том, что они жирные, погнались за ними на своих лошадях. Наши лошади были такими же охотниками, как и мы. Яростно прижав уши, они изо всех сил старались сделать так, чтобы мы оказались слева от коровы, чтобы можно было единственным выстрелом поразить её в сердце. Мы мчались, казалось, со скоростью молнии. Мы прекрасно понимали, что в любой момент наши лошади могут попасть ногой в барсучью нору, и мы упадем, чтобы быть затоптанными насмерть, или же нас может растерзать разъяренный бык. Именно эта опасность, этот постоянный риск делали эту погоню такой захватывающей. О, как же нам все это нравилось – шумный топот тысяч копыт, острый запах растоптанного ими шалфея, меткость нашей стрельбы, быстрая реакция наших лошадей на наши указания. Всегда всё это заканчивалось слишком быстро. Никогда ещё не было лошади, которая могла бы гнаться за испуганным стадом бизонов больше чем милю. Когда я подстрелил свою шестую корову, мой конь был весь взмыленный, запыхавшийся и мокрый от пота, я остановил его и сел, наблюдая за Эли, который все еще ехал на Джерри и часто стрелял. Затем он тоже остановился, повернулся и медленно поехал обратно; и так же медленно я поскакал ему навстречу.

– Сколько? – спросил я.

Усмехнувшись, он ответил:

– Восемнадцать. Восемнадцать коров и восемнадцать выстрелов.

Трудно поверить, но на поросшей желтой травой равнине лежали доказательства. Выбрать, нагнать и убить восемнадцать коров из стада бизонов – это было то, о чем стоило говорить, о чем стоило помнить. Я никогда не слышал, чтобы кто-то мог сравниться с ним в этом достижении.

Племя черноногих называет ручей Армелла Итнискиотсоп-Итулктай, «Это Их Сокрушило». Как гласит легенда, в давние времена несколько женщин добывали охру у подножия высокого обрыва вдоль берега, как вдруг берег обрушился, похоронив их глубоко под собой – так глубоко, что их тела так и не были найдены. Примерно в десяти милях вверх по течению от устья ручья и примерно в тридцати ярдах к западу от него находится Истикокуким Муцискум, «Источник, где трутся спинами» на языке черноногих. Он выходит из глубокого углубления у подножия темной конгломератной породы. В задней части углубления, высотой около двух футов, скала наклонена вверх и наружу под углом около двадцати градусов, и с высоты роста от маленького оленя или антилопы до взрослого бизона, она гладкая и блестящая, как отполированное красное дерево, потому что на протяжении многих веков различные животные терлись о нее спинами. Интереснейшее место. Я посетил его несколько раз во время моей короткой вылазки туда с Гуардипи.

С помощью повара мы потратили почти два дня на то, чтобы снять шкуры с наших двадцати четырех коров и должным образом развесить их для просушки. Это была тяжелая работа. На время это охладило мое желание совершить еще одну увлекательную погоню.

После того, как Миссури замерзла в начале декабря, Гуардипи охотился к северу от неё, в направлении Малых Скалистых гор, Махкуи Стакист, «Волчьих гор» племени черноногих. Однажды, вернувшись на наш пост с повозкой, груженной шкурами бизонов, он упомянул, что нашел в долине Рок-Крик, недалеко от гор, двух мертвых лосей с переплетенными рогами. Я подумал, что эти рога чего-то стоят, поэтому пошёл за ними с Эли, чтобы забрать их и увезти на самодельных санях, запряженных одной лошадью. Как ни странно, мы обнаружили, что волки не тронули убитых лосей. Они подрались и сцепились рогами на заросшем травой поляне недалеко от ручья. Там они бродили, не имея возможности ни попастись, ни подойти к ближайшему журчащему ручью, чтобы напиться, пока после нескольких дней мучительных страданий не упали от изнеможения и не умерли медленной смертью.

Мы отрезали им головы, тщательно очистили от мозгов и мяса. На нашем посту шестеро работников попытались расцепить рога, но потерпели неудачу. Следующей весной я отправил их вниз по реке моему другу Харту Мерриаму, а он, в свою очередь, подарил их Смитсоновскому институту.

Когда в конце лета 1881 года черноногие и большинство Крови вернулись в свои резервации в Канаде, это серьезно подорвало наши надежды на продолжение крупной зимней торговли. Они ушли из нашей страны бизонов, чтобы получить ежегодные пять долларов на человека, причитающиеся по договору с «бабушкой», королевой. Итак, теперь мы торговали только с тысячью или около того кри Большого Медведя, четырьмя или пятью сотнями метисов Луи Риэля и тридцатью вигвамами Крови. Соблазнённые нашей крупной торговлей прошлой зимой, когда мы получили более четырёх тысяч бизоньих шкур, и не подозревающие о том, что черноногие и Кровь покидают страну, другие торговцы поставили посты рядом с нами. Бродуотер и Пепин, старожилы, в Роки-Пойнте, в нескольких милях вверх по реке, и два новичка, Джим Мэсси и Джим Арш, в Кэрролле, куда они пришли с Гасом Тайлером, к большому его огорчению, как выяснилось впоследствии. А еще в Кэролле был Том Бёрнс, который, как правило, с упряжкой из четырех лошадей и фургоном торговал в лагерях индейцев и метисов, а когда был дома, играл в покер. Его жена Сюзетта была красивой молодой метиской, о чём мы раскажем позже.

Мы не знали, определённо не знали, что это будет наша последняя покупка бизоньих шкур. Все оставшиеся стада бизонов находились в пределах 150 миль от Кэролла. На юге белые охотники за шкурами, перешедшие реку Йеллоустон, вдоль которой строилась Северная Тихоокеанская железная дорога, убивали тысячи бизонов из своих мощных винтовок Шарпа. На востоке ассинибойны и другие сиу вносили свою долю. Гро-вентры и пикуни окружали их на севере и западе. У нас было тяжело на душе. Однажды я спросил Киппа:

– Что нам делать, что мы сможем сделать, когда торговля здесь закончится?

– Ха! Возвращайся в Форт Конрад и делай что хочешь, – прорычал он.

Как я уже говорил, кри и метисы Риэля были хорошими охотниками, а их женщины – искусными дубильщицами. И теперь, постоянно подгоняемые Большим Медведем и Риэлем, они охотились усерднее, чем прежде, дубили больше шкур, чем прежде, чтобы купить побольше винтовок и патронов для предстоящей войны с канадцами за земли, на которые они претендовали. И, как всегда, они смеялись надо мной и Киппом, когда мы пытались убедить их, что они не смогут добиться своего. Но иногда, игнорируя приказы своих вождей, они приходили в лагерь поближе к нам, меняли свои шкуры на аскити ваубу, «огненную воду», и устраивали грандиозную пирушку. Что ж, к нашей чести, виски, которое они получали от нас, было хорошим, мы и сами его пили. Странно, что тысячи индейцев, мужчин и женщин, пили, болтали, пели, танцевали у своих вечерних костров и совсем не ссорились. Всю зиму у нас не было с ними никаких проблем, за исключением того, что однажды утром, когда наша добрая Женщина-Ворона стояла на шкуре бизона и готовила её для выделки, мимо прошел пьяный кри, схватил её и ушел с ней. Как раз в этот момент я выскочил из кухни, увидел, что он делает, ударил его изо всех сил, разбил костяшки пальцев, но тот даже не дернулся. Боль в моей руке была такой сильной, что я был бессилен. Кри отпустил Женщину-Ворону, взял тяжелую палку, замахнулся на меня, и мне пришлось отступить, направляясь к двери нашего торгового зала. Кипп, случайно выглянувший из окна, увидел мое бедственное положение и, взяв бутылку пива, направился к выходу; он прошел мимо меня и, когда кри завернул за угол здания, опустил бутылку ему на голову. Тот упал, словно пораженный молнией, но через час или больше поднялся и, пошатываясь, побрел к своему вигваму, чтобы больше никогда не появляться на нашем посту.

В начале марта мы продали последние из наших одеял, которые пользовались большим спросом у индейцев кри, поэтому Джон Хадсон, крепкий, здоровенный метис от англичанина и кри, отправился на торговый пост «Пауэра и брата» в устье реки Джудит, чтобы попытаться пополнить наши запасы. У каждого из нас была лошадь, сани, ружьё, постельные принадлежности и запас еды, и мы отправились в путь по замерзшей реке, почти не срезая поворотов. Остановившись в Роки-Пойнте, чтобы пропустить глоток-другой с Элом Роджерсом, ответственным за пост Бродуотера и Пепина, в тот вечер мы добрались до Коровьего острова и расположились лагерем в заброшенной хижине довольно претенциозного вида, стоящей на небольшом возвышении в устье Коровьего ручья, Стаккцике Тактай, Среднего ручья черноногих, названного так потому, что он впадает в Миссури между горами Медвежьей Лапы и Малыми Скалистыми. Именно здесь в 1877 году индейцы нез-персе, бежавшие в Канаду, убили нескольких белых и захватили караван мулов Джо Пикетта, а фургоны сожгли. Помня об этом, строитель хижины, как мы выяснили, прокопал туннель от погреба, что под кухней, до густых зарослей кустарника в пятидесяти ярдах оттуда. И, как оказалось, он не использовал его, чтобы убежать, поскольку больше никаких неприятностей с индейцами там не возникало.

В тот день мы встретили несколько небольших стад бизонов в низовье реки, но на следующий день не встретили ни одного, даже одинокого быка. Коровий ручей, по-видимому, был их западной границей. Отправившись в путь ранним утром, мы пообедали в заброшенной деревянной хижине, в которой была уникальная самодельная мебель – в частности, лёгкий стул с каркасом из вишни, сиденьем и спинкой обтянутыми свежей бизоньей шкурой, которая высохла, приняв форму тела сидящего. Это было самое удобное кресло, в котором я когда-либо сидел. Много лет спустя, в гостях у моего хорошего друга Чарльза Бакнума в Лос-Анджелесе, я рассказал о той поездке и упомянул этот стул.

– Боже, я же сам смастерил этот стул! – воскликнул он. – Я построил эту хижину, перезимовал там, мне помогали несколько лесорубов, и немного поторговал с пиеганами.

Все старожилы форта Бентон помнят Чарли Бакнума и его добрую жену, сестру братьев Ми, кузнецов тех далеких времен. Владелец большой апельсиновой рощи близ Риверсайда, штат Калифорния, Чарли умер там, кажется, в 1915 году.

Вечером второго дня нашего путешествия мы прибыли в пункт назначения и обнаружили, что управляющий постом Даймонд Р. Браун находится в форте Бентон. Но он и его дочь радушно встретили нас, и мы приятно провели у них три дня до возвращения Брауна. Затем, нагрузив сани тюками с одеялами, мы отправились домой. Даймонд Р. чувствовал себя довольно подавленным. Хотя гро вантры и пикуни обещали приехать и торговать с ним в течение зимы, ни один индеец из этих племён так и не появился.

И снова, начиная от устья реки Джудит, мы не встретили ни одного бизона, пока, приблизившись к устью Коровьего ручья, не обнаружили их стадо, быстро спускавшееся по долине ручья, намереваясь пересечь реку. Это нас встревожило; мы хорошо знали, что что в это время года бизоны убегают только тогда, когда их пугает их главный враг – человек. Как раз в тот момент, когда они бежаи по заснеженному льду реки, мы увидели в полумиле вверх по течению караван индейцев, целое племя, спускавшееся по крутому склону с равнины. Тут мы встревожились, так как подумали, что это могут быть ассинибойны, и, следовательно, нас ждут неприятности. Во время зимы их дурной вождь, Маленькая Гора, и его последователи убили нескольких лесорубов и трапперов на берегах реки. Хадсон сказал:

– Пошли! Вниз по реке так быстро, как только сможем.

– Нет. Слишком поздно. Они заметили нас и на своих охотничьих лошадях смогут скоро догнать. Мы постараемся добраться до той хижины с туннелем раньше них и там держаться, – ответил я.

Держа винтовки наготове и пришпоривая медлительных ездовых лошадей, мы покинули реку и направились к хижине, подпрыгивая на каменистой долине. Несколько всадников покинули караван и быстро приближались; с замиранием сердца мы увидели, что они могут отрезать нас от хижины. Хадсон, ехавший впереди меня, остановил свою лошадь и сказал, когда я подъехал к нему:

– Что ж, если нам суждено умереть, мы умрем, сражаясь.

– Да, – ответил я, и мы залегли за санями, держа винтовки наготове. Индейцы приближались так быстро и их было так много; что я, глядя на их решимость, на то, как они подгоняли своих лошадей, подумал, что скоро нам наступит конец. Итак, когда я взвел курок своего ружья и приготовился поднять его, представьте себе мое удивление, мое облегчение, когда первый всадник крикнул:

– Ха!Апикуни, уноук! Ицикипа аном? (Ха! Далекая Белая Шкура⁴, собственной персоной. Что ты здесь делаешь?).

Это был мой хороший друг-пикуни, Хвост Красной Птицы. Да, и еще там были Маленькое Перо, Бегущий Журавль и многие другие – все мои хорошие друзья. Мы обменялись новостями. Я сказал, что иду в хижину, чтобы там переночевать.

– Нет! – прорычал Хвост Красной Птицы. – Нет, этого не будет, ты и твой спутник останетесь в моём вигваме. Мы так и сделали, и провели приятный вечер с ним и другими вождями племени. Некоторые из них зимовали у подножия гор Медвежьей Лапы и у истока Среднего ручья. Бизонов было трудно добыть в достаточном для их нужд количестве. Я предложил им отправиться с нами на реку, туда, где они могли бы хорошо жить. Но нет, они не стали бы поступать так, как их враги, Лжецы (кри), и когда будут с ними сражаться, то будут военным отрядом, состоящим только из воинов, не обременённых своими женщинами и детьми.

Я сказал, что Вороновый Колчан и я точно знаем, что только между Большой рекой и Лосиной (Миссури и Йеллоустоуном) сейчас водятся бизоны.

– Ха. Это не так, – воскликнул старый Три Медведя. – Давным-давно этот злой бог, Рыжий Старик, согнал всех буйволов и спрятал их в огромной пещере, чтобы все люди на земле умерли с голоду. Но этот добрый бог, Белый Старик, встретил их, вернул их на равнины, и наши враги, белые люди, теперь спрятали бизонов, чтобы уничтожить нас, заморить голодом. Но Солнце жалеет нас. Солнце могучее. Оно поможет нам найти их.

Вскоре в это поверили все три племени черноногих. В течение нескольких лет после того, как бизоны были истреблены, шаманы горячо молились богу, чтобы он помог им найти и освободить спрятанные стада.

Мы расстались с нашими друзьями ранним утром; моими последними словами, обращенными к ним, были слова о том, что с прибытием огненных лодок мы с Вороновым Колчаном вернемся в наш дом на Медвежьей реке и останемся там навсегда, потому что не будем больше торговать бизоньими шкурами.

Немного ниже устья Коровьего ручья мы увидели одинокого теленка, почти годовалого, стоявшего в лесу, и я выстрелил в него. Его мех был таким темным, похожим на мех бобра, что я попросил Хадсона помочь мне осторожно снять шкуру, вместе с рогами, копытами и всем остальным. Это оказался самый последний убитый мной бизон. Несколько месяцев спустя добрая Женщина-Ворона тщательно выделала её, и ещё позже я подарил её Смитсоновскому институту.

Пятидесяти одеял, которые мы привезли с реки Джудит, не хватило и на три дня, хотя торговля шла хорошо. Мы получали много шкур как от кри, так и от метисов, а также много вяленого мяса и пеммикана. Как хорошо сказал Кипп, наша последняя зимняя торговля прошла не впустую.

В августе, в поисках работы, к нам пришел с железнодорожной станции на Йеллоустоне, пешком, молодой человек, огромный мужчина, который в дни моей юности был моим гидом в горах Адирондак у Нью-Йорка. Хотя в нём не было необходимости, Кипп сделал его нашим помощником в торговом зале и на складе, и индейцы, из-за его огромных размеров и силы, сразу же прозвали его Мариски Стамик, Молодой Бизон. Что ж, Молодой Бизон был отличным дамским угодником, и в свое время он и юная красотка Сьюзи, жена Тома Бёрнса, стали близкими друзьями и часто проводили время вместе, когда Том был в отъезде, занимаясь торговлей в лагере.

Однажды вечером, вскоре после того, как я вернулся с Джудит, Бёрнса не было дома, и Молодой Бизон отправился в свою комнату, чтобы посидеть со Сьюзи. Они выпили по два глотка, перекусили и уютно устроились у камина, когда около одиннадцати часов услышали, как Бёрнс подкатил к двери свою повозку, запряженную четверкой лошадей. Сьюзи прошептала:

– О, он приехал. Он сказал, что убьет нас, если застанет вместе.

– Тогда я убегу, – предложил Молодой Бизон.

– Нет. тогда он все равно убьет меня. Спрячься под мою кровать.

– О, нет.

– Но, да! Быстрее, или мы умрем.

Он забрался под нее и замер. Сьюзи торопливо скомкала постельное белье и подушку, стащила с себя платье, подошла к двери, открыла ее и сонно сказала Тому, распрягавшему лошадей.

– А-а. Ты приехал. Ты меня разбудил.

– Да, и ты не ложись спать. Принеси мне что-нибудь поесть. Я голодный, – ответил Том. Вскоре он вошел, с недовольным видом уставился на Сьюзи и проворчал: – Ха-ха. Подумал было, что найду у тебя Молодого Бизона. Удивительно, что этого не случилось.

– Ты, зачем ты так говоришь? Я, я не имею с ним никаких дел. Я его не видела, – сердито ответила Сьюзи.

Том сказал:

– Ха! Женщина, тебе нет смысла мне врать. Я слишком хорошо тебя знаю. Однажды я застану тебя с ним, и тогда… ! Ну же, поторопись с едой. Я очень голодный.

Том поел, покурил. Сьюзи вымыла посуду. Они легли спать. Молодой Бизон лежал под ними неподвижно, едва дыша, час за часом; он постоянно беспокоился, гадая, чем все это закончится. У него не было оружия. Сьюзи говорила ему, что Том всегда ложился спать с шестизарядным револьвером под подушкой. Так что, вероятно, Том обнаружит его и убьет.

Что ж, Том вставал поздно; было уже больше восьми часов, когда он встал, оделся и отправился искать своих лошадей, а бдительная, осторожная Сьюзи выгнала Молодого Бизона из хижины.

В своей постели он не спал, и не появился к завтраку; мы беспокоились о нем, когда он пришел, сонный и смущенно улыбающийся.

– Где ты был? – спросил Кипп.

Детально, со всеми подробностями, он рассказал нам о своих ночных приключениях, и как же мы смеялись.

Ну что же, пришла весна, появились пароходы, снующие вверх по течению, появились мехоторговцы, и снова Джон Гоуи из Бостона предложил самую высокую цену за наши шкуры – 2130 хорошо выделанных шкур бизона по 7,35 доллара за штуку. Чарли Конрад купил у нас тонны вяленого мяса и пеммикана, а также несколько тысяч шкур лосей, оленей и антилоп за… забыл уже, сколько он заплатил. Прошло несколько недель после того, как покупатели уехали, и, оставив Долговязого Джона Форги присматривать за постом, мы все отправились в форт Бентон: Кипп и я на «Елене», остальные с запряжённым быками караваном и упряжкой из четырех лошадей – по длинной тропе. Никто из нас не испытывал радости. Мы хорошо понимали, что времена бизонов закончились.

Опубликовано в «Грейт Фоллз Трибьюн» 10 декабря 1935 года