Kitabı oku: «Черноногие и бизоны. Воспоминания о жизни среди индейцев», sayfa 6

Глава третья
Бизонов больше нет
Неуязвимый Телячья Рубашка (1882-83)

В июле 1882 года мы покинули наш торговый пост в Кэрролле на реке Миссури и вернулись в наш родной пост, форт Конрад, там, где торговая дорога из форта Бентон в форт МакЛеод пересекала реку Мариас. Стада бизонов были практически истреблены, и мы были глубоко опечалены их исчезновением. Навсегда закончилась захватывающая и прибыльная торговля с индейцами их шкурами и другими мехами.

В то время в Форте Конрад находились Джозеф Кипп, его владелец; его жена; Уильям и Мэгги Фитцпатрик; Красноглазый, Ходящий С Погремушками; Хайрам Д. Апхэм с женой и дочерью Розой; мама Киппа, Земная Женщина и ее старая подруга и товарка, Женщина-Ворона; Эли Гуардипи и его жена, Женщина-Флаг, приемная дочь Женщины-Вороны; моя жена, Женщина Красивый Щит, и все жены мужчин были пиеганками или черноногими. Однако в Канаде существовало племя с таким же названием, которое, хотя и говорило на том же языке и часто вступало в смешанные браки с пикуни, не входило в конфедерацию черноногих.

Поскольку охотиться на бизонов больше было нельзя, пикуни теперь разбили лагерь вокруг своего агентства на Бэджер-Крик, в пятидесяти милях к западу от нас, и жили охотой на оленей, лосей и антилоп в окрестностях. Несколько их вигвамов, близкие друзья и родственники, пришли, чтобы разбить лагерь неподалеку от нас и поохотиться. Они сообщили, что дичи становится все меньше, и поинтересовались, что будут делать люди, когда она будет истреблена.

Все припасы для форта Маклауд доставлялись из форта Бентон на фургонах, запряженных быками, мулами и четверками лошадей. Летом на дороге было большое движение, поэтому наш магазин, бар, столовая и спальные помещения имели всё необходимое. У нас было почтовое отделение, почта курсировала между фортом Бентон и фортом Маклауд каждые две недели. В Альберте было очень сухо. Каждый раз, когда почта отправлялась на север, по особой договоренности, я клал в почтовый мешок два галлона виски в бочонках- один для полковника Маклеода, другой для капитана Виндзора. Патрули Северо-западной конной полиции не могли прикасаться к этим мешкам. Почтмейстер форта тайком передавал бочонки офицерам. Они оба часто ездили в форт Бентон, и всегда остановились у нас на ночь. Это были люди широких взглядов и культуры. Было приятно с ними пообщаться. Полковник Маклеод очень интересовался историей провинции Альберта, как её позже назвали. Однажды вечером он попросил Киппа рассказать ему, почему он назвал торговый пост, который построил на реке Живота, форт Противостояние.

Тогда Кипп рассказал историю, которую я слышал много раз.

– Ну, вот как это было, – начал он. – Мы с моим партнером Чарли Томасом решили построить пост на реке живота и торговать с племенем Кровь, продавая им спиртное, в основном за бизоньи шкуры и разные меха. Но в форте Бентон, Соединенные Штаты, маршал Чарльз Хард внимательно следил за нами, чтобы мы не рискнули погрузить ничего жидкого и отправиться на север. Итак, однажды утром на рассвете я вышел из города, и когда подошел дилижанс, сел в него и поехал в Хелену. Туда я привез сто галлонов крепчайшего спиртного, двадцать жестяных канистр от Клейнштадта, который ночью доставил его для меня в ближайшее место на Миссури. Там, использовав много верёвок и много плавника, сухих бревен нужного размера, я соорудил плот, уложил на него канистры со спиртны, оттолкнулся от берега и поплыл по течению, время от времени отталкиваясь шестом, чтобы удержать плот подальше от берегов и песчаных отмелей. Два дня спустя я высадился в устье Солнечной реки, где меня ждал Чарли Томас с упряжкой из четырех лошадей и фургоном. Две другие наши упряжки из четырех лошадей и фургоны, груженные продуктами и различными товарами для торговли, управляемые Политтом Пепионом и Джо Говардом, уже находились на пути из форта Бентон к реке Живота.

Мы загрузили фургон спиртным и двинулись на север по индейской тропе, которая шла параллельно подножию гор. Три дня спустя мы достигли хребта Молочной Реки, водораздела между рекой Миссури и водами, текущими к Гудзонову заливу, и, оглянувшись, я увидел, как нас быстро обгоняет всадник. Я узнал его: это был маршал Соединенных Штатов Америки Хард. Как он узнал о нашем плане обойти его, мы так и не узнали. Мы продолжали спускаться по склону к реке Святой Марии. Он поравнялся с нами, жестом велел остановиться и сказал:

– Ну что ж, ребята, у вас тут неплохая партия спиртного. Я вас арестовываю. Разворачивайтесь и направляйтесь в форт Бентон.

– Вы не можете нас арестовать. Мы в Канаде, – ответил я.

– Никакой Канады. Это территория Монтана. Развернитесь и езжайте обратно! – крикнул он.

Между мной и Томасом, прислоненные к сиденью фургона, лежали наши винчестеры. Мы схватили их, и я сказал Харду:

– Вот этот хребет Молочной Реки у нас за спиной и есть граница. Все так говорят. В любом случае, мы считаем, что это так. Хард, и мы, естественно, не станем тебе подчиняться.

Он не вытащил свой шестизарядный револьвер; он прекрасно знал, что у нас есть кое-что получше. Он все смотрел и смотрел на нас, пока, наконец, не сказал:

– Когда вы вернетесь в форт Бентон, а это обязательно случится, я вас арестую и отправлю за решетку на долгий срок!

С этими словами он повернулся и уехал. Мы отправились дальше, к реке Живота, построили свой пост и не без оснований назвали его форт Противостояние. В 1873 году, когда была проведена граница, мы обнаружили, что там, где нас настиг Хард, мы были в нескольких милях к югу от неё. Весной, когда мы вернулись в форт Бентон, Хард не пытался нас арестовать. Судья Сандерс в Хелене сказал ему, что у него нет доказательств того, что мы были в Монтане, там, где он нас нагнал.

– У вас была хорошая торговля в вашем форте Противостояние? – спросил капитан Виндзор.

– Довольно приличная, учитывая, что в округе были и другие торговцы – в Хили и Гамильтоне, в форте Хуп-Ап, не считая бродячих торговцев. Мы купили тысячу семьсот бизоньих шкур и кое-какие мелочи у Крови и северных пиеганов.

– А потом вы построили форт Кипп в горах у реки Старика? Я слышал, что вы убили там великого вождя Крови по имени Телячья Рубашка. Расскажите нам об этом, – попросил полковник Маклауд.

– Мы с Томасом построили этот форт в начале 1872 года, – ответил Кипп и замолчал; я хорошо знал, что он не любит рассказывать об убийстве Телячьей Рубашки. Но наши гости были настойчивы, и он, наконец, начал:

– Телячья Рубашка был человеком вспыльчивого нрава. Без всякой причины он убил одну из своих жен и четверых мужчин из своего племени. Он часто говорил своим женам, что у него есть могущественная магия, что Солнце очень благоволит ему.

Он проинструктировал их, что если случится так, что его убьют, они должны будут петь определенные песни, возносить определенные молитвы над его телом в течение трех дней, и он вернется к жизни, будет таким же здоровым, как обычно.

Однажды декабрьским утром Чарли Томас, Даймонд Р.Браун, Дик Берри, Сол Эббот, Генри Пауэлл и Джефф Деверо играли в покер в нашей кухне-столовой, а я был один в торговом зале, расставляя товары на полках за прилавком. Я услышал, как открылась дверь, увидел, как входит Телячья рубашка, с виду спокойный. Я продолжил свою работу, когда он вдруг крикнул мне:

– Вороновый Колчан, дай мне бочонок виски, иначе я тебя убью.

Я резко обернулся. Он наставил на меня большой пистолет с капсюлем, курок взведен, на нём поблескивал капсюль. Я отскочил вправо и потянулся за шестизарядным револьвером, лежавшем на полке под прилавком. Он выстрелил в меня, промахнулся и убежал.

Я выстрелил в него, когда он выходил, и, кажется, моя пуля попала ему в левое плечо. Услышав выстрелы, игроки в покер выбежали на улицу и открыли огонь по нему, когда он бежал к воротам в ограде. Он замедлил шаг, пошатнулся и упал в яму, которую выкопали, когда нам была нужна земля для засыпки крыши форта. Мы вытащили его оттуда, мёртвого, осмотрели и обнаружили в его теле шестнадцать пулевых ранений. Мы отнесли тело к реке, бросили в прорубь, и оно исчезло. Как ни странно, он вынырнул из промоины ниже по течению, и несколько женщин, собиравших дрова, увидели его и побежали рассказать о своей находке. Жены Телячьей Рубашки вытащили его тело из воды, отнесли в свой вигвам и попросили разных шаманов помочь им петь и молиться над ним в течение трех дней и таким образом вернуть его к жизни. Все отказались; по их словам, они не хотели, чтобы Телячья Рубашка ожил и убил еще больше своих людей. Жены, опасаясь поступить иначе, молились и пели над телом положенное время, а затем, несомненно, с большим облегчением похоронили его⁵.

– Что ж, вы избавили нас от необходимости повесить его, когда мы пришли в эту страну, – сказал полковник Маклеод.

Опубликовано в «Грейт Фоллз трибьюн» 11 ноября 1936 года

Пикетт получает жену (1883)

После долгих лет увлекательной торговли с индейцами бизоньими шкурами и мехами жизнь в форте Конрад показалась нам очень скучной. Поздней осенью 1882 года Джозеф Пикетт со своей упряжкой быков и погонщиками приехал к нам перезимовать.

С наступлением зимы поездки почти прекратились, не считая почтовых рейсов между фортами Бентон и Маклеод, которые происходили дважды в месяц. В то время на реке Мариас было мало поселенцев: только Моус Соломан, там, где она впадает в Миссури скотоводческое ранчо И.Г. Бейкера и компании, Дик Берри, бригадир, жил севернее, ближе к форту Бентон; Брайан Осборн и его жена из племени пикуни, в семи милях ниже нас; мы сами; Сол Эббот и Генри Пауэлл со своими семействами пикуни, в Уиллоус-Раунд, в двенадцати милях выше нас.

Однажды декабрьским днём Осборн пришел со своей женой кое-что купить, и Пикетт, увидев эту женщину, заметил в присутствии своих работников:

– Какая она красивая, аккуратная и чистоплотная. Хотел бы я иметь такую женщину.

Больше о ней ничего не было сказано, но неделю спустя или около того один из погонщиков быков, по имени Нолан, приехал к дому Осборна, убил его, привёл его рыдающую, охваченную горем жену и сказал Пикетту:

– Ты сказал, что тебе нужна такая женщина, как она; что ж, вот она сама. Я привел ее для тебя; пришлось убить её старика, чтобы забрать её.

Пикетт, все мы были поражены жестоким поступком сумасшедшего хулигана. Мы обругали его, сказали, что отвезем в форт Бентон и передадим шерифу Хили. В ту же ночь он украл у Пикетта седло и лошадь, и, поскольку на земле не было снега, мы не смогли выследить его. С тех пор мы о нём ничего не слышали. Мать Киппа, Земная Женщина и Женщина-Ворона, сжалилась над безутешной вдовой и продержали её у себя месяц или больше, пока она не сошлась с Пикеттом. Несколько лет спустя он продал свой караван быков и вместе с ней поселился в резервации Ворон. Мне говорили, что некоторые из их потомков – преуспевающие владельцы ранчо в тех краях.

Наступила весна 1883 года, и на дороге снова появилось много людей. В апреле, в пору молодой травы, несколько вигвамов наших друзей и родственников-пикуни вернулись, чтобы провести лето рядом с нами и поохотиться на оленей и антилоп. Они сообщили, что у их агента, Ахси Тапи («Молодой Человек, майор Янг), не было еды для них, и что они начали голодать, убив почти всю дичь в горах. Кроме того, табуны их лошадей были заражены кожной болезнью, чем-то вроде оспы, из-за которой у них выпадала шерсть.

У нас был табун из примерно 150 лошадей, пасущийся на другом берегу реки, неподалеку от форта. Наши друзья-индейцы днем пасли свои небольшие табуны на Сухой Вилке, у реки Мариас, а по ночам, опасаясь военных отрядов, держали их в нашем большом загоне. Сухая Вилка впадает в реку в нижней части большой долины, прямо под фортом. Однажды вечером в мае Кипп внезапно решил отправиться в форт Бентон на следующее утро и послал своих молодых шуринов привести из табуна четырёх лошадей для упряжки, поскольку хотел отправиться пораньше. Он вернулись в сумерках, очень взволнованные, и сообщили, что военный отряд угнал табун и ушел с ним на север; их след был хорошо виден на молодой траве равнины. Эта новость взволновала наших друзей, разбивших лагерь неподалеку от нас. Маленький Пёс, Маленькое Перо, Древний Человек, Хвостовые Перья Переходящие Холм, Вождь Медведей и близкий друг Киппа Джек Миллер, который навестил его. Все они были храбрыми мужчинами, героями многих сражений с вражескими отрядами. Напевая, надевая военные наряды, подбадриваемые молящимися за них женщинами, они приготовились отправиться в погоню за ворами.

Распевая военную песню, наши друзья перешли реку вброд и растворились в лунной ночи. Мы беспокоились за них, спали очень мало и рано встали, ожидая их прихода. По мере того как проходил час за часом, а их не было видно, мы замолкли, не осмеливаясь говорить о своих опасениях. Ближе к вечеру жена Маленького Пера, сидевшая рядом с ним, старшая из трех сестер, на которых он был женат, дала клятву Солнцу: громко, перед всеми нами, она поклялась Вышнему, что, если оно вернет её мужа живым и здоровым, то она в наступающую луну Спелых Ягод (июль), она построит священную хижину в его честь. Едва она закончила, как мы увидели, что приближаются наши воины, которые быстро направили наших лошадей к броду через реку. А затем, распевая победную песню, они приблизились к нам; Древний Человек размахивал окровавленной человеческой рукой, привязанной к концу палки, остальные показывали вражеские скальпы и оружие. Их женщины выбежали навстречу и обняли их, громко и многократно выкрикивая их имена, говоря, что они храбрые, что они заставили врагов плакать.

Затем Древний Человек бросил отрубленную руку кри на землю, а женщины и дети со злобой схватили палки и принялись колотить по ней, предавая проклятиям, насколько это было возможно, на их языке, в котором на самом деле катастрофически не хватало ругательств; «ты, женщина с собачьей мордой» было едва ли не самым сильным из них.

Мы увидели, что голова Хвостовых Перьев, Переваливающих Через Холм, была забинтована и окровавлена, что левая нога Джека Твиллера была в таком же состоянии и что он ехал на одной из наших лошадей; и вскоре мы узнали историю их ночного приключения.

Они заметили военный отряд, семерых человек, вскоре после того, как перевалили через хребет Скалистого Ручья, примерно в тридцати милях к северу от нас; враги, обнаружив, что их преследуют, укрылись в глубокой лощине и открыли огонь, когда наш отряд показался на ее краю; пуля сорвала кожу с головы Хвостовые Перья, Переваливающие Через Холм, и тот без чувств упал с лошади. Джек Миллер был ранен в ногу, а его лошадь убита. Тогда остальные члены нашего отряда спешились и, быстро открыв огонь по кри, ясно видимых в лунном свете, в мгновение ока перебили их всех. Они увидели, что Хвостовые Перья, Спускающиеся С Холма, неподвижно лежит на земле, из его головы течет кровь, и подумали, что он мертв. Но вскоре он пришел в себя, и чуть позже, когда смог ехать верхом, они отправились домой.

Опубликовано в «Грейт Фоллз трибьюн» 11 ноября 1936 года

Я убиваю своего первого горного козла (1883)

С тех пор как я приехал в эту страну, я много слышал о двух больших красивых озерах, которые белые назвали озёрами Горы Вождь, а черноногие – Пиихктомукси Кимикс, Внутренние озёра. Тогда мы еще не знали, что в 1846 году отец Лакомб, при помощи своего верного проводника Хью Монро, установил крест у нижней части нижнего из этих озёр и с молитвой окрестил их озёрами Святой Марии.

Я вспомнил, как Джон Хили заметил, что на окружающих их высоких горах обитает множество горных козлов. Это меня заинтриговало. Мне не терпелось побывать на озерах, особенно чтобы узнать, действительно ли животные, описанные Хили, могут быть горными козлами – животными, которые, как я всегда полагал, водятся только в Альпах.

В октябре 1883 года мне представилась такая возможность. Однажды в форт приехали наши друзья Сол Эббот и Генри Полуэлл и объявили, что Чарли Феммистер, Джим Резерфорд и Оливер Сандовал, сотрудники индейского агента майора Янга и Чарльз Картер, траппер, собирались на охоту к озерам Горы Вождя, не хотел бы я присоединиться к ним? Ха! Хотел ли я! Я положил свою винтовку, дробовик и постельные принадлежности в их фургон, и с большим запасом провизии мы отправились вверх по реке. Мы заехали за Чарльзом Картером на ранчо Эббота, а на следующий день подъехали к агентству, остановились в домике друга-индейца и отправили его уведомить Феммистера, Резерфорда и Сандовала, что мы прибыли. (Агент по делам индейцев майор Янг не допускал в резервацию никого из белых, кроме своих служащих; он заявил, что арестует любого белого нарушителя границы, предаст их суду и оштрафует в суде Соединенных Штатов в Хелене. Причину этого мы узнали позже.)

У нашего друга-индейца и его семьи, у которых мы ненадолго остановились, в вигваме было только немного муки и немного сушеной ирги. Он сказал, что дичи стало так мало, что охотникам часто приходится тратить дни на то, чтобы убить оленя или антилопу, и хуже того – многие из них израсходовали все свои патроны, и у них не было мехов или шкур, за которые они могли бы пополнить их запас у торговца в агентстве. Мы дали ему десять долларов, и, счастливо улыбаясь, искренне благодарный, он и его жены поспешили в лавку торговца, чтобы купить бобы, бекон, соду, сахар и чай – продукты, без которых, по их словам, они не могли прожить после истребления бизонов. Вечером несколько влиятельных людей из племени пришли навестить меня, покурить и рассказать о том, как они нуждались в пище. Их состояние беспокоило меня. Тем не менее, тогда я не понимал, как понял позже, насколько серьезным это было для племени, иначе, несомненно, я мог бы помочь спасти многих из тех, кому предстояло умереть от голода в ближайшие несколько месяцев.

Рано утром следующего дня, обойдя агентство, мы выехали на большую индейскую тропу, идущую параллельно горам; к нам присоединилась группа из наших трёх друзей с фургоном, и мы повернули на север, в новую для меня местность. Впервые я увидел Скалистые горы так близко. Я не мог оторвать от них глаз – они поднимались так резко, так высоко возносились над равниной. Я спросил, есть ли у них названия. Нет, только у той, что дальше, которую видно впереди; она выделяется как бы перед другими, её восточная сторона представляет собой почти отвесный утёс. Это была Тина Истакви, Гора-Вождь, как назвали её черноногие, сказал мне Эббот. Я подумал, что никогда еще у горы не было более подходящего имени.

В полдень мы свернули в красивую, поросшую густым лесом долину ручья Срезанных Берегов и немного отдохнули у ручья. Я заметил, что его глубокие, прозрачные пруды изобиловали форелью – многие из этих рыбин были довольно крупными. Наш друг Оливер Сандоваль, или Иноинум (Выглядит Пушистым), был сыном известного испанского работника старой Американской Меховой компании и женщины пикуни. Из всех нас он единственный когда-либо бывал на озерах Горы-Вождь и знал о том, как добраться до нижнего их них на повозках. Покинув ручей Срезанных Берегов и следуя за ним по пятам, мы пересекли южную, а затем среднюю развилку Молочной реки, Кинак Сисакта (Маленькая речка), а затем свернули на ответвление тропы, ведущее на северо-запад, и поднялись на высокий крутой хребет, разделяющий воды, текущие к Миссури и к Гудзонову заливу. Перейдя этот водораздел, мы вскоре разбили лагерь у большого озера на краю долины горных озер Горы-Вождь, которое черноногие называют Ахкайнас Куона Итактай (Много Вождей Собралось).

Вечер был облачный, дул сильный западный ветер; бесчисленные стаи уток проносились над нами. Я достал из фургона ружье и несколько патронов, выбежал на длинный узкий мыс, выступающий в озеро, и начал стрелять по их стаям. Они появлялись и исчезали на западной стороне озера, и ветер относил тех, кого я убивал, к берегу. Вскоре я вернулся в лагерь с десятком уток – все они были нырками или красноголовыми, самыми лучшими и вкусными из всех видов уток, которых мы ели. Мы быстро ощипали их, и Картер положил шесть тушек в нашу большую кастрюлю, предварительно разогретую на огне, и, несмотря на мои протесты, залил несколькими чашками воды; я настаивал на том, что их следует запечь, он же настаивал на том, что лучше всего они получаются тушеными. Уже стемнело, когда мы собрались их съесть. Они были достаточно нежными, но, на мой взгляд, безвкусными. Картер сказал, что суп был великолепен, только я от него отказался. Когда трапеза закончилась, и посуда была вымыта, мы отправились спать.

Вскоре после полуночи мои спутники начали жаловаться на сильные боли в животе и часто ходили в кусты. Наступило утро, и все чувствовали себя слабыми и нездоровыми. Осмотрев кастрюлю, мы поняли, что вкусный утиный бульон, который они поглощали, чашку за чашкой, состоял почти исключительно из утиного жира. Прямо там и тогда я дал озеру то название, которое оно носит сегодня: Утиное озеро.

Рано утром мы отправились с озера и, все еще следуя по индейской тропе, вскоре увидели пейзаж, столь потрясающий и прекрасный, что мне показалось, я мог бы любоваться им вечно. Прямо перед нами находилось одно из двух озер, расположенное пониже, а прямо над ним – другое, более длинное, у берегов которого величественные горы вздымались на огромную высоту. Неудивительно, что черноногие назвали их Внутренними озёрами. При всем уважении к памяти отца Лакомба, я думаю, что название, которое он им дал, совершенно им не подходит. Многие из тысяч индейцев и, в частности, старший инспектор национального парка Глейсир Т. Скойен надеются, что в скором времени они вернут себе имя, данное им черноногими.

Мы были первыми путешественниками на этом ответвлении великой горной тропы, идущей с севера на юг. Спускаясь по ней, мы были вынуждены то тут, то там вырубать растущие на ней дрожащие осины и молодые сосны и расчистить несколько узких заболоченных ручьев, чтобы переправиться с повозками. Продвигаясь таким образом, мы в полдень подошли к подножию нижнего озера, свернули вдоль него на протоптанную тропу и разбили лагерь на первой из выступающих точек над выходом. Мы

В тот день мы не охотились, но за несколько минут поймали в первой же заводи реки достаточно форели, чтобы нам шестерым хватило её на ужин и завтрак. К моему удивлению, их было три разновидности: макино, местная и еще одна, которую я тогда не смог определить – позднее я узнал, что это была Долли Варден.

Мы пожалели, что не взяли с собой верховых лошадей, на которых можно было бы исследовать окрестности и охотиться. Вместо этого на следующее утро мы с упряжкой переправились через реку через брод в нескольких сотнях ярдов ниже озера. Затем мы привязали лошадей и отправились к длинной горе с плоской и голой вершиной к западу от озера, северная оконечность которой представляла собой почти отвесный утес огромной высоты. Мы поднялись на крутой, поросший густым лесом гребень, поднимающийся к горе, и, не привыкшие к пешим прогулкам и крутым подъёмам, вскоре устали настолько, что, когда добрались до границы леса, у нас не возникло желания совершать еще более крутой подъем по осыпям и камням на вершину горы. Наш друг Сандоваль сказал, что он слышал от индейцев кутенаи о лизунце под северным утесом горы, которым часто пользовались множество разных животных; поэтому, хорошо отдохнув, мы отправились на его поиски, двигаясь медленно и осторожно, прямо по краю леса и постоянно осматривая длинный крутой склон в поисках какой-нибудь дичи. Итак, продвигаясь до тех пор, пока восточный край утеса не оказался прямо над нами, мы обнаружили дальше стадо толсторогов – самок и молодняка, которые, выйдя из леса, удалялись от нас вверх по голому склону, где мы из своих ружей подстрелить их не могли. Они мне в новинку не были. Я видел сотни таких на скалах в дурных землях вдоль Миссури и даже убил нескольких. Больше всего мне хотелось увидеть горных козлов Джона Хили.

Там, где толстороги оставили лес, мы обнаружили лизунец. Он находился в неглубоком широком ущелье – слой илистой, сильно щелочной грязи. по которому текла струйка воды, тоже, как мы выяснили, очень щелочной и сернистой. Края лизунца были сильно утоптаны копытами его завсегдатаев и покрыты их пометом; здесь побывали толстороги, лоси, олени и, как мы надеялись, горные козлы. Эббот сказал:

– Все, что нам нужно сделать, чтобы добыть некоторых из них – это расположиться прямо здесь, на опушке леса, и ждать, когда они придут.

Остальные были за то, чтобы пройти мимо утеса и обогнуть гору сзади. Они оставили нас, и мы устроились поудобнее, чтобы, при необходимости, еще долго ждать появления игры. Но боги нам благоволили. Через час на виду появилось несколько белых животных, шедших гуськом по сланцу к востоку от утеса, следуя по тропе, которая вела к лизунцу прямо перед нами.

– Ха! Горные козлы. Идут прямо к лизунцу. Мы поступили умно, оставшись здесь, вместо того чтобы бегать за ними, – заметил Эббот.

– Мы хорошенько присмотримся к ним, посмотрим, что они будут делать, прежде чем стрелять, – сказал я.

Тропа, по которой они шли, резко сворачивала вниз, чтобы обойти большой валун, лежащий на глинистой почве, примерно в сотне ярдов от нас; когда они свернули, мы их хорошо разглядели. Как и у бизонов, у них были горбатые спины, низкие задние ноги, бороды на подбородке и длинные волнистые полосы шерсти, спускающиеся до колен передних ног, напоминающие развевающиеся на ветру девичьи панталоны. Но на этом их сходство с бизонами заканчивалось, потому что головы у них были длинные и узкие, морды – круглые, как тарелки, с печальным, глуповатым выражением. заостренные рога, загнутые вверх и назад, которые в бою могли бы послужить им в качестве смертоносных ятаганов.

Семерка приближалась, медленно, но верно, и когда они подошли к лизунцу, ближайший из них был не более чем в двадцати ярдах от нас. Но это не имело значения, так как ветер дул в нашу сторону. Они все напились из маленького ручейка, бегущего по центру углубления, затем оказались на участке, где белая грязь была примерно такой же консистенции, как полутвердая замазка, и. к нашему великому удивлению, они откусывали от неё целые куски, тщательно пережевывали и проглатывали. Затем, когда один за другим они отошли от лизунца, облизнулись и встали, глядя в разные стороны, Эббот подтолкнул меня локтем; и тихо, укрывшись за густыми кустами, в которых мы сидели, мы подняли винтовки, прицелились, и каждый выстрелил по разу, убив по одному из этих семерых. Остальные, вместо того чтобы убежать, просто подпрыгнули и стояли, бессмысленно глядя на своих дергающихся, умирающих товарищей, пока мы не поднялись и не направились к ним; затем длинными, быстрыми прыжками они сбежали с тропы и вскоре скрылись из виду.

Прежде чем снять с них шкуру, мы тщательно осмотрели нашу добычу; это были взрослые самцы, каждый из которых весил около 250 фунтов. Мы отметили, что для своего размера они были необычайно массивными; что от них исходил сильный запах мускуса; что под их длинными жесткими волосами и рядом с кожей виднелась короткая поросль очень тонкой шерсти; у основания их рогов были черные, эластичные, похожие на бородавки наросты, от которых сильно пахло мускусом.

– Что ж, Эббот, – сказал я, пока мы точили наши ножи для снятия шкур, – я читал описания горных козлов, видел их изображения, поэтому я знаю, что наши животные не относятся к этому виду; совсем на них не похожи, за исключением того, что у обоих видов по четыре ноги, раздвоенные копыта, и оба являются жвачными животными.

– Ха! Я могу сказать тебе, что это такое, – сказал он. – Это разновидность козлов; телосложением они очень похожи на тех, которых я видел, когда был маленьким, в Миссури. Правда, рога у них были слегка загнутые, но на подбородке росли бороды, а мех спускался до колен, как у этих вот. Да, сэр, это разновидность козлов.

– Хорошо, так их и назовём. Отныне мы будем называть их козлами, – ответил я, хотя и не думал, что спустя два года узнаю, что это за интересные животные.

Мы взвалили на плечи шкуры и немного жирного мяса наших жертв и начали спускаться с горы тем же путем, каким пришли; однако на сегодня мы с козлами еще не закончили. Проходя мимо восточного склона большого утеса, мы обнаружили неподалеку от него одинокого козла, спускавшегося по крутому склону горы и направлявшегося к вершине небольшого утеса, выступающего из сланца. Добравшись до его внешнего края, козел уселся на задние ноги; его ляжки и передняя часть тела поддерживалась перпендикулярно поставленными передними ногами; опустив голову, он смотрел на происходящее внизу, сидя так, как любят сидеть собаки и смотреть по сторонам. В то, что жвачное животное могло принять такую позу, почти невозможно поверить. Освежевывая нашу добычу, мы удивлялись, почему поверхность их ляжек такая плоская, свалявшаяся и грязная. Теперь мы получили объяснение: сидеть на ляжках у этих козлов было привычкой. В последующие годы я видел, как многие из них отдыхали в такой позе. Все они были самцами, и я сомневаюсь, что у самок есть такая привычка.

Мы с Эбботом несколько часов отдыхали в нашем фургоне, прежде чем к нам присоединились остальные. Они прибыли, нагруженные жирным мясом снежного барана, которого Сандоваль убил за горой с плоской вершиной. Они рассказали, что видели несколько лосей, стадо козлов и трех гризли, но не пытались их добыть, поскольку до этого мяса было бы трудно добраться. В тот вечер у нас был грандиозный пир из жареного мяса толсторога. После этого в течение пяти дней мы жили неподалеку от нашего лагеря и, убив столько лосей и оленей, сколько нам было нужно, отправились домой. Из-за отсутствия у нас верховых лошадей мы мало что увидели в этом интересном месте и даже не побывали на верхнем озере. Я поклялся, что при первой же возможности вернусь, чтобы исследовать его долины и подняться на горы. Так или иначе, я дал название одной из его выдающихся достопримечательностей: гора Плоская Вершина.

Опубликовано в «Грейт Фоллз трибьюн» 18 ноября 1936 года