Kitabı oku: «Черноногие и бизоны. Воспоминания о жизни среди индейцев», sayfa 4
Последняя охота на большие стада (1880-1881)
Так наступил июнь 1880 года. Мы в Форт-Конраде были не слишком веселы; нам предстояло в последний раз построить торговый пост и получить последние бизоньи шкуры, которые черноногие могли бы выделать, потому что конец стадам бизонов был близок. Центр скопления оставшихся стад находился примерно в месте слияния рек Миссури и Устричных Раковин. Черноногие и Кровь Альберты обещали Маститнопачи («Вороний колчан», Джозеф Кипп), что где бы в этом последнем прибежище бизонов он ни построил бы форт, они прибудут туда, чтобы охотиться и торговать с ним.
Кипп решил, что он обоснуется в Кэрролле, примерно в тридцати милях выше устья реки Устричных Раковин, где за несколько лет до этого полковник Бродуотер, Лэтт Кэрролл и другие пытались организовать короткую грузовую линию от пароходной пристани на реке Миссури до Хелены. Просуществовала она недолго. В начале июня Кипп отправился со своим караваном из бычьих фургонов, начальником которого был долговязый Джон Форги, в форт Бентон, где загрузил его товарами для торговли и всякими нужными вещами и отправил их туда, после чего вернулся в форт Конрад
10 июня мы сами отправились к этому месту с тремя упряжками из четырех лошадей и фургонами, с Чарльзом Роузом (Жёлтой Рыбой), Фрэнком Пирсоном (Рогами) и Человеком-с-Погремушками в качестве погонщиков. Кипп, его мать – Женщина-Земля, Женщина-Ворона и ее приемная дочь, Женщина-Флаг, Эли Гуардипи и я были пассажирами. Мы оставили Хирама Апхэма присматривать за фортом, и мы с Киппом оставили там наших жён. Мы боялись брать их с собой в эту дикую страну.
Прибыв в Форт-Бентон, фургоны были загружены товарами для торговли, и мы с Филиппом, Гвардией и мной отправились позже на пароходе «Красное Облако» с еще большим количеством товаров для торговли. Добродушный, бесстрашный Чарльз Уильямс был капитаном этого судна, принадлежавшего «И.Г. Бейкер и компания». Мы покинули Форт Бентон ранним утром. В устье ручья Стрелы мы впервые увидели бизонов, их небольшое стадо, и после этого их стада постоянно были в поле зрения.
На много миль ниже устья реки Мариас узкая долина Миссури представляет собой миниатюрный Гранд-каньон, скалы которого причудливо изрезаны ветрами и дождями. Кипп, Гуардипи и я сидели с капитаном Вильямсом на верхней палубе, наслаждаясь впечатляющим пейзажем – Гуардипи был рядом с ним. Когда мы приблизились к устью Орлиного ручья, то увидели снежного барана, который стоял на выступе отвесной скалы и с интересом наблюдал за быстро удаляющимся судном.
– Я убью его, – воскликнул Гуардипи.
– Слишком далеко. Ты не сможешь, – сказал я.
Затем баран оказался всего в 250 ярдах над нами. Не отвечая, охранник поднял винтовку, прицелился, выстрелил, и баран прыгнул со скалы в реку с громким всплеском. Капитан Уильямс побежал в рулевую рубку, сам встал за штурвал и что-то крикнул своим помощникам. Вскоре баран был поднят на палубу, и пассажиры судна впервые и, вероятно, в последний раз отведали сочных бифштексов из большерога. Я уже говорил раньше и повторю еще раз, что Эли Гуардипи был самым метким стрелком, которого я когда-либо знал.
Ближе к вечеру мы прибыли в Кэрролл и остановились у двадцатифутового обрыва, по которому шла узкая пологая тропа, поднимающаяся на верхнюю часть долины. Это было плоское место, поросшее полынью; ниже была большая тополиная роща, в которой Долговязый Джон Форги и его погонщики рубили бревна для нашего поста. От построек Бродуотера и Кэрролла ничего не сохранилось. На самом краю низины стояло небольшое бревенчатое строение, построенное Огастесом Тайлером, который вёл какую-то торговлю с лесорубами, которые то тут, то там поселились вдоль реки, снабжая пароходы дровами. В то время он был в форте Бентон и хорошо там развлекался. Я поднялся в каюту, а там на полу лежал его помощник – не буду называть его имени – мертвецки пьяный. Он был виргинцем, джентльменом; его единственный недостаток – пьянство. Позже Кипп пожалел его и заботился о нем долгие годы, пока он не умер в больнице форта Бентон. Он был всего лишь одним из старожилов, которых Кипп кормил, одевал и о которых заботился до самой их смерти. Как я уже говорил, черноногие называли Киппа звали Вороновый Колчан. У него было большое сердце. Он всегда был настоящим отцом для бедных и страждущих.
К 1 сентября наш торговый пост был закончен. Главное бревенчатое здание с земляной крышей было размером сто на сорок футов, с перегородкой, отгораживающей помещение двадцать пять на сорок футов, которая служила нам торговым залом. В юго-западном углу стояли наши с Киппом кровати; рядом с стоял старый сейф фирмы «Уэллс Фарго», от дверцы которого имелся большой, необычной формы медный ключ. В комнате было два прилавка, за которыми были полки с продуктами и товарами. За этим отсеком находилась одна из трех комнат, наша кухня и столовая, а также помещения для нашего повара и нескольких рабоотников. На нашем складе, как мы называли большую часть поста, хранился запас товаров на сумму 6000 долларов. Пароход, шедший вверх по реке из Сент-Луиса, привез нам шестьдесят бочек хорошего, виски «Синяя Лента», которое заказал Кипп. Мы боялись маршала Соединенных Штатов и не решались держать его на нашем посту; поэтому мы построили для него отдельный домик и назначили ответственным за него человека по имени Хьюи. Когда индейцы приехали и захотели купить его в числе прочих своих приобретений, мы давали Хьюи соответствующее распоряжение. Мы построили еще одну небольшую хижину для копчёных бизоньих языков.
К северу и югу от нас равнины были черны от стад бизонов. Каждый день они спускались к нам, чтобы напиться воды в реке и вернуться на равнину, чтобы продолжить пастись. У них был брачный сезон, и мы издалека могли слышать приближение стада по глухому мычанию быков. Это было похоже на глухое ворчание, так отличающееся от мычания домашних быков. Время от времени в этот брачный сезон стадо быстрым шагом спускалось с равнины, бросалось в реку, пересекало ее и бродило по равнине на другом берегу. Из нескольких оставшихся у нас досок я соорудил лодку. Однажды я сказал Киппу:
– Когда бизоны будут пересекать реку, давай пойдем, поймаем нескольких телят и вырастим их.
– А где же взять молоко, где взять сено, чтобы их кормить? И даже если мы сможем вырастить нескольких, что мы с этого будем иметь?
Я не смог ответить. Но в том же году Чарльз Аллард и Фичелл Пабло поймали нескольких телят и перегнали их в страну Плоскоголовых, в результате чего канадское правительство заплатило им за стадо 40 000 долларов. Это была основа знаменитого стада Уэйнрайт, в Альберте, которое сейчас насчитывает много тысяч голов. Ежегодно некоторых из них отправляют далеко на север, на пастбища реки Мира, для скрещивания с огромными черными бизонами, обитающими в этой лесистой местности. Там они процветают под бдительным присмотром конной полиции Северо-Запада.
Первыми из наших друзей прибыли черноногие. Я увидел их караван длиной в милю, направлявшийся к долине напротив нас, и поспешил на своей лодке им навстречу. Несколько предводителей племени, соскочив с коней, собрались на песчаном берегу. Красиво одетые, хорошо вооруженные, они держались с большим достоинством. Выпрыгнув из лодки, я сказал:
– Я прибыл как посланец от Воронова Колчана. Он приглашает Большие Ноги Ворон пойти покурить и поесть с ним.
Из их ряда выступил индеец с интеллигентными чертами лица и с самым проницательным взглядом, какого я когда-либо видел – он не выделялся ни ростом, ни мощным телосложением, но обладал удивительно величественной внешностью. Пожимая мне руку, он сказал:
– Ты хорошо говоришь на нашем языке, молодой белый. Мне не терпится навестить моего близкого друга Воронова Колчана. Пойдем.
Я наблюдал за белым мужчиной в группе – смуглым, с бакенбардами, в штанах из оленьей кожи и накидке из одеяла. Он взволнованно сказал мне на языке черноногих:
– Мы в опасности. Мы слышали, что Головорезы (ассинибойны), их много, приближаются с намерением разделаться с нами.
– Ты, Три Человека, закрой свой рты, – сказал Большие Ноги Ворон. Если Головорезы придут сражаться с нами, мы, как всегда, заставим их заплакать. – И с этими словами он сделал мне знак: – Давай переправимся.
Два младших вождя племени сели в лодку вместе с Большие Ноги Ворон. Когда мы высадились, Кипп был на берегу, чтобы поприветствовать их. Он и Большие Ноги Ворон обнялись, потерлись щеками и сказали, как они рады снова встретиться. Двое других тоже поприветствовали его. Мы поднялись в нашу кухню-столовую, где нас уже ждал дымящийся ужин. Как только я смог, я спросил Киппа:
– Кто этот белый напротив, которого зовут Три человека?
Улыбаясь, он ответил:
– Это француз по имени Ла Рю. учился на священника, но его отчислили из-за того, что он спутался с женщиной. С тех пор он путешествует вместе с черноногими. Пытался убедить их, что есть только три бога: Отец, Сын и Святой Дух. Поэтому они в насмешку прозвали его «Три человека».
В тот день племя переправилось через реку – лошади вплавь, вещи погрузили на плоты, и разбило лагерь недалеко от нашего поста. Перед тем, как отправиться на реку Устричных Раковин, Кипп и Большие Ноги Ворон серьезно поговорили. Кипп убедил его, что бизоны будут приходить ещё год или два, а потом и вовсе перестанут.
– И когда они, наша настоящая еда. исчезнут, что тогда будет с нами? – спросил он однажды.
– Тебе придется идти путём белого человека. Выращивать зерно и белые рога для пропитания, – ответил Кипп.
– Хайя, хайя! – воскликнул вождь. – Какое же это будет никчемное существование. Лучше, если, когда наши бизоны исчезнут, чтобы и мы исчезли вместе с ними.
Вскоре прибыли кайна (Кровь), около тысячи, с вождями Бегущим Кроликом и Виден Далеко. Простояв несколько дней неподалеку от нашего поста, они двинулись по Большому Кривому ручью, чтобы там охотиться.
Мы успешно торговали с этими двумя племенами, покупая шкуры лосей, оленей, антилопы, волков и бобров до поздней осени, когда они начали приносить много новых, выделанных бизоньих шкур с отличным мехом. Вскоре к ним присоединились, к нашему великому удивлению, Луи Риэль и еще около ста семей его людей с Красной реки – метисов французов и кри, и около тысячи кри во главе со своим вождем, Большим Медведем.
Метисы и кри прибыли сюда, когда черноногие и Кровь остановились лагерем на нашем посту, на несколько дней, чтобы поторговать с нами. Оба этих племени были врагами кри. В одно и то же время разные группы этих племён, принадлежавшие к обществу Всех Друзей, начали раскрашиваться и вооружаться, крича, что теперь они полностью уничтожат всех кри, эти пёсьи морды. Мы все понимали, что если они начнут сражаться, то наша процветающая торговля прекратится. Наши сердца наполнились радостью, когда Кипп послал весточку черноногим, Крови. и вождям кри, чтобы они пришли и поговорили с ним. Они вскоре прибыли; так я впервые увидел Большого Медведя – коренастого, низкорослого, с грубым лицом, бедно одетого. Он так отличался от высоких, с тонкими чертами лица, хорошо сложенных и хорошо одетых вождей других племен. Он довольно сносно говорил на языке черноногих. При всей своей непривлекательной внешности он, несомненно, был человеком властным и храбрым, иначе не смог бы стать вождем.
Встреча вождей черноногих и Крови с Большим Медведем, по-видимому, была довольно дружеской. Как только они расселись, Кипп налил каждому по стаканчику виски, а затем подошел к Большим Ногам Вороны, чтобы раскурить большую каменную трубку с длинным чубуком, которую он приготовил специально для этого случая. Все курили по очереди, и это обнадеживало. Перед ними поставили еду, и они поели, разговаривая о насущных проблемах. Была выпита еще одна порция виски. Трубка была снова набита и выкурена, и Кипп сказал своим гостям:
– Друзья мои, вы разбили лагерь здесь, посреди последнего стада бизонов. Скоро их больше не будет. Живите пока хорошо среди этих стад. Когда они исчезнут, я настоятельно советую вам ставить лагеря и охотиться в мире друг с другом. Я также говорю это ради ваших женщин и детей. Ведь вы же знаете, что ваши войны делают их вдовами и сиротами.
Пока он говорил, мы слышали, как самые горячие головы в лагерях крови и черноногих поют военные песни и перекрикиваются друг с другом.
Большие Ноги Вороны сказал:
– Я за мир между нами и твоими индейцами кри, Большой Медведь. Что скажешь?
– Мы знали, что вы все здесь, но мы должны были прийти или умереть с голоду, потому что нам больше некуда было идти, сказал Большой Медведь. – Я всецело за мир. Вас много, а нас мало. Я прошу вас отнестись к нам с сочувствием.
Затем сказал Бегущий Кролик:
– Слышите, как там поют боевые песни. Давайте успокоим их. Пойдём прямо сейчас.
Они вышли без лишних слов, а мы с Киппом последовали за ними. Сначала в лагерь Черноногих, где Большие Ноги Вороны коротко сказал своим воинам, что они определенно не будут сражаться с кри. Если кто-нибудь ослушается его приказа, им придется сражаться с ним самим. Оттуда мы поспешили в лагерь Крови, где Бегущий Кролик кратко говорил со своими воинами, и они угрюмо его слушали. Затем, когда мы приблизились к лагерю кри, все поспешили нам навстречу, и я заметил, какими напряженными и встревоженными они были, судя по выражению их лиц. Но после того, как Большой Медведь поговорил с ними, они все заулыбались и вернулись к своим делам, радостно болтая и напевая.
Хотя мы и опасались, что это мирное соглашение вскоре будет нарушено некоторыми горячими молодыми головами черноногих или Крови, на самом деле оно действовало до тех пор, пока три лагеря не остались в этой части страны, пока, по сути, они ушли обратно в Канаду. Зимой 1880-1881 годов они по отдельности разбили лагерь и охотились на равнинах к югу от реки, часто приезжая к нам, чтобы обменять свои бизоньи шкуры, и, разбив лагерь неподалеку от нашего поста, весело проводили там время.
Метисы Луи Риэля на своих высоких самодельных скрипучих тележках, запряженных одной лошадью, с двумя колесами, бродили по окрестным равнинам – некоторые из них, а другие строили хижины и жили в них в долине реки ниже нас. Эти люди были хорошими охотниками и трапперами, а их женщины – искусными дубильщицами бизоньих шкур. Нам нравилось торговать с ними, но не нравились они сами. На самом деле их более чем недолюбливали все индейские племена, за исключением кри, и белые в их стране, да и в нашей тоже. Я сам едва мог терпеть не могу стоять за прилавком и торговать с ними, потому что на своем ломаном французском они всегда поносили нас, всех этих «проклятых америкашек».
Однако, один из них, Луи Риэль, не вызывал у нас неприязни, мы его жалели. Он часто приходил поторговать и рассказать нам с Киппом о своих проблемах и планах. Риэль был невысокого роста, довольно плотного телосложения, светлокожий, голубоглазый, с бакенбардами почти каштанового оттенка. Он получил образование в каком-то католическом духовном заведении, но почему-то так и не был рукоположен. У него были хорошие манеры, за исключением того, что его приветствия и прощания были чрезмерно вежливыми. Как лидер своего народа метисов, во время ссоры народа кри с канадским правительством он убил правительственного чиновника и, бежав через границу, приехал в Соединенные Штаты и стал гражданином этой страны. Теперь он планировал с Большим Медведем и его кри в качестве союзников вернуться туда со своими метисами и занять спорные земли. Мы с Киппом неоднократно говорили ему, что это может привести только к войне. Хорошо, говорил он, все они возвращались хорошо вооруженными, с большим количеством боеприпасов, и были хорошими, опытными бойцами; они могли справиться с Северо-Западной конной полицией.
– Если понадобится, из Англии прибудут войска, чтобы подчинить вас, – сказал я ему однажды, но на это он только рассмеялся.
Да, несмотря на все свое образование, Риэль был фантазёром и мечтателем. Он был уверен, что сможет достичь всего, за что бы ни взялся. Однажды он сказал мне, что он был вторым Моисеем, что, как и в библейских текстах, Господь был с ним; что он обязательно вывел бы свой народ из рабства.
Так и началось восстание Риэля в 1884 году, в результате которого он был повешен, а Большой Медведь заключен в тюрьму на всю оставшуюся жизнь.
Там, где мы были, и позже, в Канаде, Риэль часто уговаривал Большие Ноги Вороны присоединиться к нему и его товарищам в борьбе с Красными Мундирами. Тот неизменно отказывался. За это, а также за его неизменное дружелюбие к ним, канадцы воздвигли красивый памятник в память о нем. Сегодня круг из вцементированных камней и бронзовая табличка на утесе, возвышающемся над рекой Лука, указывают на то место, где стоял вигвам, в котором умер Большие Ноги Вороны.
Всю зиму некоторые индейцы из трех племён стояли лагерем неподалеку от нашего поста, и время от времени они все приходили туда, обменивая свои бизоньи шкуры и отдыхая после напряженной охоты. Мы заплатили пять долларов за хорошо выделанную шкуру бизона с головой и хвостом. Семья часто приносила от пяти до десяти шкур за раз. Мужчина пересчитывал однодолларовые медные жетоны, которые мы выдавали за них, и, оставляя несколько штук для себя, отдавал остальное своим женщинам.
В основном они покупали сахар, чай, муку, соду, ткань для платьев, бусы, нитки и иголки. на свои жетоны мужчина покупал табак, патроны и порцию виски. Но не всегда виски. Многие мужчины из племени его в рот не брали. Большие Ноги Вороны был одним из них. Но некоторые из них выпивали достаточно, чтобы по ночам в лагерях было очень оживленно. В десятках вигвамов собирались большие группы мужчин и женщин, которые били в барабаны, пели, танцевали, рассказывали истории.
Зимой Кипп, Эли Гуардипи и я по очереди брали несколько выходных, чтобы побывать в лагере черноногих или Крови, на равнине, и поохотиться. Однажды летом, когда Кипп находился в лагере черноногих, он принял участие в охоте на большое стадо бизонов, во время которой молодой охотник убил большую пятнистую корову. Её голова и хвост были чисто-белыми; от шеи назад по всей длине живота тянулась белая полоса, а на боках у неё были большие круглые белые пятна. Молодой воин осторожно снял с неё шкуру, отдал ее своему отцу, старому Пятнистому Орлу, и тот сказал Киппу, что, когда шкура будет выделана, он получит ее. Тут один из жрецов Солнца (шаман, владелец священной трубки) выступил с возражением. Белый бизон принадлежал Солнцу. Соответственно, когда летом женщина, давшая священный обет, поставит священную хижину, выделанную шкуру нужно было привязать к центральному столбу и подарить Вышнему. На что Пятнистый Орёл ответил, что это не белый безон, а всего лишь с белыми пятнами, следовательно, не принадлежащий Солнцу. Солнце не захочет такой жертвы. Поэтому её должен получить Вороновый Колчан (Кипп).
Итак, однажды в апреле, когда нам сообщили, что старый Пятнистый Орёл и его семья принесут пятнистую шкуру, как велел Кипп, мы поспешили разложить на полу торгового зала подарки для него: мешок сахара, пятьсот патронов, пятьдесят фунтов муки, два одеяла, один винчестер, пять фунтов табака, галлоновый бочонок виски, всякие мелочи для женщин.
Вошли старик, его сын, две его жены; старик держал в руках шкуру.
– Как я и обещал тебе, Вороновый Колчан, вот она, – сказал он, протягивая её Киппу.
– Хорошо. И у меня есть несколько подарков для всех вас, – ответил Кипп, указывая на груду вещей на полу. Старик уставился на них, от удивления хлопнул дадонью по губам и воскликнул:
– Пахц икахксапс нитака, Мастанопачис! (Как щедр мой друг, Вороновый Колчан!)
Его сын и жены были одинаково приятно удивлены; они чуть ли не бегом бросились к куче – сын, чтобы взять винтовку, женщины, чтобы опуститься на колени и погладить свои безделушки. Старик сказал им:
– Немедленно заверните этот бочонок в одеяло.
Шкура была идеально выделана – она была мягкая, как бархат, и на ее внутренней стороне старик нарисовал несколько пиктограмм с изображением убитых им врагов, угнанных им вражеских лошадей и схваток с медведями гризли. Кипп сказал, когда мы расправили её и прикрепили к стене торгового зала:
– Это единственная шкура с белыми пятнами, которую я когда-либо видел. И она чего-то стоит. Во всяком случае, сотню долларов.
Слух о том, что у нас есть бизонья шкура с белыми пятнами, разнесся вверх и вниз по реке. В один из августовских дней, когда Кипп был в форте Бентон, пароход «Красное Облако», направлявшийся в Сент-Луис, пришвартовался у нашего причала, и капитан Вильямс и его пассажиры пришли посмотреть на шкуру.
– Сколько она стоит? – спросил один из них.
– Сто долларов, – ответил я.
– Вот, пожалуйста, – сказал он, кладя на прилавок две пятидесятидолларовые купюры.
Позже я узнал, что он был из Монреаля, и часто задавался вопросом, был ли он настолько щедр, чтобы подарить ее какому-нибудь музею. Когда он забрал ее, я начал испытывать большое беспокойство по поводу ее продажи. Кипп сказал, что она стоила сто долларов, и мне заплатили за неё эту цену. И все же, возможно, мне не следовало её продавать.
Я был прав в своих опасениях. Когда Кипп вернулся, он остановился в дверях торгового зала, уставился на голую стену и прорычал:
– Где эта пятнистая шкура?
Я кротко ответил, что продал её за сто долларов.
– О Боже, – простонал он. – У меня было какое-то предчувствие, что ты, скорее всего, это сделаешь, поэтому я поспешил вернуться. Чарли Конрад, ты же знаешь, сказал мне, что за эту шкуру я должен выручить не меньше пятисот.
Первый в этом сезоне пароход, возвращавшийся из форта Бентон, высадил скупщиков мехов, которые должны были приобрести наши бизоньи шкуры. Ими стали Чарльз Э. Конрад из компании И.Г.Бейкера, Томас Босье из «T. C. Пауэр и брат», A. E. Роджерс из «Бродуотер, Пепин и компания», и Джон Гоуи из бостонской фирмы. Целый день, в течение примерно недели, они сидели в ряд с карандашами и листами бумаги, пересчитывая каждую шкуру, которую мы им показывали, сначала с меховой стороны, затем с изнанки, помечая её как «№ 1» или «№ 2», в зависимости от цвета меха и мягкости выделки кожи. Сделав это, они объявили свои ставки за лот из 4111 шкур. Самой высокой была ставка Джона Гоуи: 7,11 доллара за шкуру. Он вручил Киппу чек на 29 229,21 долларов, и на этом все. Он также купил нашим оленьи, лосиные, антилопьи, волчьи, бобровые, лисьи и другие шкуры. Я не помню, сколько он за них заплатил. «Бейкер и компания» приобрела у нас больше тысячи копченых бизоньих языков по сорок центов за штуку. Несколько тысяч фунтов вяленого бизоньего мяса и пеммикана поступили торговцу из агентства Стоящая Скала. Да, у нас была очень успешная зимняя торговля.
На складе мы соорудили пресс для шкур – дощатый ящик размером три на четыре фута. В него укладывали по десять сложенных шкур, которые затем прижимали с помощью рычага и связывали сыромятными ремнями. Это была долгая работа. Потом пароход «Красное Облако» доставил всё купленное ими и Гоуи в Сент-Луис.
Настало лето. На равнине к югу мужчины трех племен охотились только затем, чтобы обеспечить свои семьи мясом и шкурами, а женщины дубили бизоньи шкуры для новых покрытий для вигвамов. Пассажиром одного из первых пароходов, отправлявшихся вниз по реке, был некий миссионер, который, по его словам, взял на себя заботу о духовном благополучии наших язычников. Хотя он давно умер, я не буду называть его имени; называйте его просто «Священный говорун». Кипп, всегда такой щедрый, предложил ему жить у нас и всегда брать то, что ему может понадобиться, из наших запасов; и, поскольку до осени мы не должны были пользоваться нашей коптильней, Кипп отвёл её для него, приведя в порядок и поставив там кровать и всё необходимое. Он мог бы воспользоваться домиком, где мы хранили спиртное, если бы н не сгорел. Не опасаясь более появления судебного пристава Соединенных Штатов, мы теперь хранили спиртные напитки и пиво на нашем складе и сами ими пользовались.
Кипп уехал в форт Бентон и форт Конрад, оставив меня на посту. Где-то в бесплодных землях, мы так и не узнали, где именно, у Джорджа Большого Носа и его банды конокрадов была штаб-квартира, и они пополняли у нас свои запасы. Мы боялись их, не хотели с ними торговать. Я ожидал, что в любую ночь меня разбудят, приставив пистолет к моей груди, и прикажут поживее открыть сейф. Джорджа Большого Носа мы так и не увидели. Он всегда посылал то одного, то другого из своих головорезов за товарами, которые ему были нужны.
Один из членов банды заявился с верховой и вьючной лошадью в тот день, когда недалеко от нашего поста стояло множество вигвамов индейцев кри. Это был молодой, спокойный, симпатичный мужчина; аккуратно одетый; вооруженный винчестером и кобурами с шестизарядными револьверами на каждом бедре. Он хотел выпить глоток виски. Я отвел его на склад и налил ему прямо из бочки. Он выпил еще два так быстро, как только я успел наполнять стакан. Я сложил продукты по его вписку, виски и патроны в холщовые мешки, которые он привез с собой, и он привязал их к своей вьючной лошади, а затем зашел выпить еще. Я дал ему выпить, проследил за ним, чтобы увидеть, как он встает и уходит. Когда мы подошли к дверям торгового зала, мимо нас как раз проходили молодой кри и его жена, красивая женщина. Конокрад сказал мне:
– Смотри, как я убью этого проклятого инджуна!
С этими словами он выхватил из правой руки шестизарядник, выстрелил и побежал к своим лошадям. Кри, вскрикнув от боли, упал и скорчился с простреленными почками. Жена с ножом в руке побежала за убийцей, но он уже был в седле и быстро ускакал, ведя за собой свою вьючную лошадь. Священный Говорун помог мне отнести раненого мужчину в его вигвам, и там мы сделали для него все, что могли – Священный Говорун помолился за него, а я напоил его виски. Через час он был мертв. Отряд конной пехоты стоял лагерем в нескольких милях от нас. Я послал к его командиру, полковнику Бартлетту, кри с запиской, в которой сообщил ему об убийстве и попросил попытаться выследить и настичь убийцу. Ответ, который я получил, гласил:
– Я не имею никакого отношения к гражданским делам. Если вы хотите, чтобы этого человека арестовали, пошлите в форт Бентон за шерифом Хили.
Об этом, конечно, не могло быть и речи. Однако после того убийства конокрады перестали приходить к нам за припасами, и мы больше никого из них не видели. Если я правильно помню, Джордж Большой Нос позже был повешен где-то в округе Йеллоустоун.
Вдова убитого кри была очень красивой, с совершенными чертами лица и фигурой, её тяжелые косы ниспадали по спине почти до земли. Теперь, когда она была одинока, многие хотели заполучить ее, особенно один из наших белых работников, чьё индейское имя было Длинный Хлыст. Но напрасно он ухаживал за ней, уговаривал её стать его женой. К нашему великому удивлению, она стала спутницей Священного Говоруна.
Кипп вернулся из форта Бентон на пароходе, привезя большой запас товаров, за исключением виски, для нашей следующей зимней торговли. Виски, шестьдесят баррелей, прибыло позже из Сент-Луиса на «Елене». Вскоре после возвращения Киппа у шамана из племени кри было видение. Смысл его был в том, что кри должны были поставить отдельный лагерь и больше не общаться с черноногими и Кровью, чтобы не попасть в беду. Обсудив это, Большой Медведь и его младшие вожди решили, что они переберутся ниже, к устью реки Устричных Раковин, и, если бы мы не послали туда человека с запасом товаров для их удобства, они бы отправились дальше, в страну Головорезов (ассинибойнов) и к тамошним торговцам. Спорить с ними бесполезно, нам ничего не оставалось, как только смириться.
Мы приготовили товары на сумму около тысячи долларов, палатку, печку и т.д., чтобы отправить их туда на пароходе, и присматривать за этим должен был наш работник, метис, некий Арчи Амиотт. Поскольку мы не вполне ему доверяли, Кипп попросил Священного Говоруна оказать нам большую услугу – сопроводить Арчи и проследить, чтобы он должным образом относился к своим обязанностям и работал исключительно в наших интересах. Священный Говорун не хотел ехать, и мы знали почему: ему ни в коем случае нельзя было показываться на пароходе со своей прекрасной спутницей-кри. Очень неохотно, после множества уговоров, он согласился поехать. Незадолго до отъезда он отвел свою спутницу к нашей старой доброй Женщине-Вороне и велел ей оставаться при ней, пока он не вернется. Ему Женщина-Ворона только кивнула. Мне она потом сказала:
– Я не хочу, чтобы эта кри была в моем доме. Она не годится для общения с моей доброй дочерью.
Женщине-Вороне не пришлось долго беспокоиться о своей подопечной; через неделю после отъезда Священного Говоруна молодая вдова кри стала компаньонкой Длинного Хлыста. Пару недель спустя военный отряд кри, возвращавшийся из набега на табуны Ворон, прибыл к нам, ожидая увидеть, что их племя все еще с нами. Они спустились к устью реки Устричных Раковин и там узнали, что вдова стала женой Длинного Хлыста. Следующий пароход, идущий вверх по реке, доставил письмо от Священного Говоруна Длинному Хлысту, в котором он довольно подробно осуждал Длинного Хлыста за то, что тот украл его спутницу. Он подписал свое имя, а затем добавил: «P.S.: Клянусь Небом. Если я узнаю, что это правда, ты раскаешься.
Шло время. Каким-то образом глава секты Священного Говоруна узнал о проступках Священного Говоруна среди нас. С пароходом, идущим вниз по реке, для него пришло письмо, и мы переслали его дальше. Как мы позже узнали, в нём содержалось требование, чтобы он немедленно вернулся и доложился начальству. Когда прибыл следующий пароход, идущий вверх по реке, я обслуживал покупателей-черноногих. Вбежал Длинный Хлыст, сообщил, что прибыл Священный Говорун, и, зайдя за прилавок, взял там один из наших шестизарядников, которые всегда были наготове, и стал ждать, что же произойдет. Вошёл Священный Говорун; он сердито уставился на Длинного Хлыста, а затем сказал мне:
– Когда я только приехал сюда, я оставил у тебя кошелек, в котором было сто три доллара. Я хочу их получить.
Я подумал про себя:
– Вот тут-то он меня обыграет.
Я подошёл к сейфу, достал длинный потертый кошелек, открыл его и вытряхнул однодолларовые купюры, которые даже не помялись. Один за другим я поднял их, их было сто три, положил их обратно в кошелёк и протянул ему. Не говоря ни слова, он повернулся, чтобы уйти; у двери он обернулся, остановился, посмотрел на Длинного Хлыста и сказал ему:
– Я тебя еще увижу.
