Он не так уж хорошо знаком с предметом, но научился определять два типа могелей: одни верят, что совершают священный обряд, вторые не смогли поступить на медицинский факультет.
Было бы славно думать, что музыка снова пришла к нему, чтобы вернуть к жизни, и теперь все изменится. Но он знает, что песня закончится, и холодная беспесенная реальность снова вступит в свои права. Но сейчас, когда звон в ушах достигает наивысшей точки, он чувствует, что в нем столько любви, что непонятно, как с ней быть, и остается лишь закрыть глаза и позволить ей накрыть его с головой, покуда будет звучать музыка.
Подойти к незнакомой женщине значит раскрыть свои намерения еще прежде, чем что-то будет произнесено.
- Окей. Я заселяюсь.
- Куда?
- Сюда. В эту жопу. У тебя появился сосед по комнате.
- О чём ты?
- Я-беременна, ты-суицидный. Неплохо оторвемся.
- Я не суицидный.
- Ага, а я не беременна.
Когда знаешь, что умираешь, всё наконец по-настоящему проясняется. Будто с глаз сняли пыльную пелену. Будто прокопченный мир оттерли до блеска, и всё обрело выпуклость и резкость, укоротило поток сознания и разом направило его по разным каналам, превращая мозг в котелок свободных ассоциаций.
Всё случилось с его подачи, это он выискал в неё недостаток, за который цеплялся, пока не разучился видеть всё остальное.
За свою жизнь он любил больше женщин, чем следовало. Он не столько окунается в любовь, сколько пикирует в неё, как камикадзе, бесстрашно, на предельной скорости.