Kitabı oku: «Не стреляйте в партизан…», sayfa 13
Но главным результатом этой атаки стал подрыв железнодорожного моста через реку Лань. На 21-й день было остановлено движение на магистрали Брест—Гомель—Брянск. А ведь такая операция украсила бы журнал боевых действий регулярного армейского полка или даже дивизии.
Начальник военных сообщений группы армий «Центр» Исмер в донесении №1671/42 от 29.08.42 г. сообщал: «… вся железнодорожная сеть в тылу группы армий «Центр» между Брестом и фронтом подвергается систематическим нападениям в широком масштабе. Усиление нападений в треугольниках Невель—Полоцк—Витебск и Витебск—Орша—Смоленск превратило эти дороги в зону военных действий. В результате стало невозможным регулярное движение на… основной железнодорожной артерии фронта».
Украинские и белорусские партизаны, которые действовали на линиях Брест—Пинск, Ковель—Ровно, Сарны—Лунинец, по существу, закрыли их для движения вражеских поездов, сократив пропускную способность более чем в 10 раз и снизив скорость движения поездов до 8–10 километров в час.
Командир охранного батальона В. Ределис писал о партизанах: «Они с удивительной ловкостью и поразительным знанием дела минировали дороги и мосты. Если не было мин, они изготавливали их сами».
Многочисленные диверсии сеяли ужас среди немецких железнодорожников и охраны. На дежурство и в поездку шли, как на казнь. 24 июля 1943 года газета «Берлинер берзенцайтунг» сообщала о поездке на Восток заместителя министра транспорта Ганценмюллера:
«Самое большое впечатление на нас произвел образ машиниста, который вел длинный состав с людьми и ценными грузами… Он ведет свой состав через сумрак ночи, и никто не знает, что ждет машиниста и его поезд в эту ночь. Эта поездка может окончиться смертью. Каждая поездка ведет в неизвестность, и среди тех, кто обслуживает поезда германских дорог на Востоке, нет ни одного, кто днем или ночью не пережил таких приключений, какие обычно бывают уделом солдата, сражающегося на фронте. Среди них, пожалуй, нет ни одного, чей паровоз не был бы обстрелян на полном ходу из засады, ни одного, кто не мог бы рассказать о том, что испытывает человек, когда внезапно раздается взрыв, разрушающий полотно и с грохотом срывающий с рельсов полдюжины вагонов».
Взрывая мосты, партизаны серьезно нарушали коммуникации. Взрыв небольшого моста останавливал движение на несколько дней, среднего – на 10–15 дней, крупного – до 40–50 дней.
Советские партизаны обрушили свои удары на 378 железнодорожных узлов и станций. Особой главой в историю партизанской борьбы в годы Великой Отечественной войны вошли операции под названием «рельсовая война». Она стала примером скоординированных действий партизан и подпольщиков по выводу из строя железнодорожных коммуникаций и была развернута на фронте длиной в 1000 километров и на 750 километров в глубину.
Первый удар был нанесен 3 августа 1943 года. В ставку Гитлера 6 августа пришло донесение: «За последние ночи существенно изменилось положение на железных дорогах из-за молниеносно проведенной серии взрывов, которые парализовали все движение в тылу группы армий «Центр». Главный поток снабжения в августе сократился на 35,1 процента».
Командир корпуса охранных войск группы армий «Центр» докладывал начальству: «Впервые проведена операция небывалых размеров по срыву немецкого подвоза путем планомерного и внезапного нарушения железнодорожного сообщения. 6684 взрыва за первые две ночи». И это происходило в решающий для немцев период – во время Курской битвы.
19 октября 1943 года начался второй этап «рельсовой войны» под названием «Концерт», который длился две недели. Оккупанты вынуждены были снимать рельсы с второстепенных путей в Западной Европе и срочно доставлять их в Беларусь и другие прифронтовые регионы. Но и это не помогало. Интенсивность движения, по признанию самих немцев, снизилась на сорок процентов.
Мощный удар по коммуникациям противника партизаны нанесли в ночь на 20 июня 1944 года. Они уничтожили 40 775 рельсов, особенно на главных направлениях движения: Брест—Минск—Орша, Брест—Лунинец. Это парализовало тыл противника перед самым началом операции «Багратион». «Рельсовая война» вышла за рамки тактического значения, приобрела стратегический характер.
Нарушение партизанами телеграфно-телефонной связи также тяжело отражалось на управлении войсками противника. На огромных территориях враг был лишен проволочной телефонно-телеграфной связи, вынужден был перейти на использование радиостанций.
Радиоузлы не всегда справлялись с огромной нагрузкой. В дополнение к этому частое нарушение связи вызывало у сотрудников оккупационных структур состояние непрерывного страха, подавленности и парализовало их деятельность.
Только за октябрь-декабрь 1943 года партизаны Борисовско-Бегомльской зоны в Белоруссии разрушили связь 779 раз. Была выведена из строя даже линия Берлин – группа армий «Центр». Всего с 1941 года по июль 1944-го партизаны разрушили в тылу противника более 15 тысяч километров гражданских и военных линий связи.
Во второй мировой войне, войне моторов, жидкое топливо имело стратегическое значение. Партизаны и подпольщики взрывали нефтебазы, поджигали цистерны, уничтожали склады горючего, включая и мелкие.
Генерал-полковник К. Типельскирх признавал: «Возникли трудности со снабжением войск, которые затем стали хроническими и постепенно превратились в настоящее бедствие».
В одном из документов Оберкомандовермахта (Верховное командование сухопутных войск) о материальном снабжении войск при подготовке битвы на Курской дуге говорится: «Особенно сократилось снабжение горючим, которое было затруднено в результате действий партизан». «В эти дни, – уточняет К. Типпельскирх, – в 6-м воздушном флоте ощущалась такая нехватка горючего, что командование не могло полностью использовать даже имевшиеся слабые силы. Недостаток горючего не позволял перебросить на автомашинах хотя бы одну пехотную дивизию с фронта группы армий «Северная Украина».
Приведу также слова начальника Центрального штаба партизанского движения П.К. Пономаренко:
«Быстрота осуществления маневра силами и средствами была одной из самых сильных сторон германской армии. Маневр – основа оперативного искусства, и захватчики мастерски умели его осуществлять. Коммуникации, особенно железнодорожные, имели значение оперативного фактора первостепенной важности. Непрерывно нападая на них, партизаны срывали или замедляли перевозки войск, техники и грузов снабжения.
Намеченные противником сроки перегруппировки войск срывались, таким образом время – важнейший элемент маневра – стало неуправляемым. Фашистское командование потеряло возможность и уверенность осуществить их своевременно, и это ослабило боеспособность армий противника.
При наступлении Красной Армии на крупные города, центры коммуникаций, укрепленные районы противника здесь создавалось критическое положение. Перебрасываемые сюда части и соединения длительное время находились в эшелонах, которые не могли двигаться ни вперед, ни назад и прибывали к тому времени, когда повлиять на ход событий уже не могли…».
Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко знал, что говорил. По образованию он инженер-железнодорожник. Этим во многом объяснялась его приверженность к диверсиям на железных дорогах. Он главный автор знаменитой «рельсовой войны».
Думаю, только человек, знающий, что такое железные дороги, как велико их значение для фронта, мог так масштабно и целеустремленно планировать диверсии. Кстати, во время войны он предложил партизанам устройство собственной конструкции, которое позволяло без мин и взрывов пускать поезда под откос. Стоило только закрепить его на рельсе.
В течение августа-ноября 1943 года фашистское командование было вынуждено дополнительно направить 10 дивизий для борьбы с партизанами к 30 ранее выделенным, не считая многочисленных охранных, полицейских, жандармских частей.
По данным немецкого командования, на 1 октября 1943 года для этих целей было задействовано 30 дивизий (немецких, венгерских, итальянских, румынских) и 20 дивизий вспомогательных войск.
Но этими дивизиями не исчерпывались силы, которые были отвлечены на борьбу с советскими партизанами и подпольщиками. Использовались многочисленные охранные батальоны и полки – армейские, полицейские и жандармские, тайная полиция, служба порядка, айнзатц-группы и другие организации и формирования. Эти силы составляли около 20 дивизий. Таким образом, против партизан действовали примерно 50 дивизий.
Уникальным явлением второй мировой войны стали партизанские края, куда противник не мог проникнуть безнаказанно. В партизанских краях в Ленинградской, Смоленской, Калининской, Орловской областях, на Украине и в Белоруссии действовали советские законы, органы советской власти. Работали школы, мельницы, мастерские по пошиву одежды, обуви. Создавались полевые аэродромы.
Зимой 1941/42 года партизаны Ленинградской области защищали от оккупантов более 400 деревень и сел. Немецкий историк Герлитц в книге «Вторая мировая война» отмечает: «В Ленинградской области партизанская деятельность временами была столь сильной, что командующий группой армий «Север» фельдмаршал фон Лееб вынужден был прекратить свои поездки на фронт».
Он же сообщает, что действия партизан в острый момент блокады Ленинграда помешали гитлеровцам своевременно перебросить в район Ладожского озера 250-ю испанскую, 72-ю и 227-ю немецкие дивизии. Это предотвратило полное окружение города, способствовало созданию «дороги жизни» через Ладожское озеро.
В Смоленской области возникли четыре партизанских края: Дорогобужский, Южный Ельнинский, Вадинский и Северо-западный. В белорусском Полесье такой партизанский край силами партизан В.3. Коржа и В.И. Козлова был создан еще зимой 1941/42 года. К концу 1943 года в руках партизан находилось 60 процентов территории республики. Масштабы партизанской борьбы и антифашистского сопротивления в тылу немецко-фашистских оккупантов приобрели стратегическое значение.
Славную страницу в партизанское движение вписали органы госбезопасности и разведорганы Красной Армии. Они направляли в тыл врага хорошо обученные спецотряды и группы. Многие из них выросли в крупные отряды и соединения. Я видел эти отряды и группы в действии.
За три года войны (с июня 1941 по июль 1944 года) партизаны Белоруссии вывели из строя убитыми и раненными свыше полумиллиона гитлеровских солдат и офицеров и их союзников, разгромили 29 железнодорожных станций, 948 гарнизонов, комендатур, штабов противника, уничтожили 939 складов, подорвали более 11 тысяч воинских эшелонов и 34 бронепоезда, 18 тысяч автомашин.
Было взорвано и сожжено 819 железнодорожных мостов, перебито более 300 тысяч рельсов, разрушено 7 тысяч километров связи, уничтожено на аэродромах 305 самолетов, выведено из строя 1355 танков и бронемашин, 438 орудий.
За это же время партизаны взяли в качестве трофеев 363 орудия и миномета, 1874 пулемета, около 21 тысячи автоматов и винтовок. К весне 1944 года белорусские народные мстители очистили от оккупантов примерно 60 процентов территории республики.
Счет всех советских партизан, предъявленный Гитлеру, еще значительнее. В партизанских отрядах воевали более одного миллиона ста пятидесяти тысяч, по другим данным, – один миллион четыреста тысяч человек. Это много или мало? Это был целый фронт, хотя и без флангов.
Партизаны уничтожили, ранили и взяли в плен 160 тысяч солдат и офицеров вермахта, сотрудников военно-строительных организаций, оккупационной администрации, фашистских пособников.
«Советскими партизанами и подпольщиками в боях и в результате диверсий были убиты 67 генералов гитлеровской армии, войск СС и крупных политических деятелей рейха», – пишет П.К. Пономаренко. Среди них – гауляйтер Вильгельм Кубе. Пять генералов были взяты в плен и переданы командованию Красной Армии.
Но есть еще один нюанс, отмеченный британскими военными историками Ч. Диксоном и О. Гейлбруни:
«Ущерб, который нанесла немецкой армии партизанская война, нельзя определять только числом убитых и раненых, количеством уничтоженных орудий и складов. К этому еще следует добавить потерю немецкой армией боеспособности и ударной мощи, значение которой трудно оценить в цифрах.
Главное заключается в том, что ухудшилось моральное состояние солдат, которые воевали в стране, где каждый гражданин мог оказаться партизаном, а каждый необычный шум – сигналом начала партизанской атаки».
Немецкий генерал-полковник Л. Рендулич определяет результаты партизанского движения в СССР не столько по людским, материальным потерям, сколько по тому «колоссальному воздействию, которое оно оказало на войска».
Но не надо забывать и о том, что народная борьба против гитлеровских захватчиков охватила почти все страны Европы. В партизанском движении Югославии участвовали 800 тысяч человек, Франции – 500 тысяч, Италии – 462 тысячи, Польши – 350 тысяч, Греции – 140 тысяч, Болгарии – 250 тысяч, в Чехословакии, Албании и других странах в партизанах находились десятки тысяч. Они тоже не давали оккупантам спокойной жизни.
Сейчас некоторые со скептицизмом относятся к цифрам потерь, которые понесли оккупанты в результате действий партизан. Мол, кто там их считал. Старались считать, смею заверить. Убитых немцы должны были похоронить, раненых – отправить в госпитали. А у нас везде были свои глаза и уши.
Возможны ли были в то время случаи неверного подсчета? Допускаю и такое. Особенно тогда, когда одну операцию осуществляло несколько отрядов. Взорвав поезд, партизаны сразу старались отступить в лес, а не выходили на пути считать убитых и раненных гитлеровцев. Потери поначалу определяли на глазок, потом перепроверяли через разведчиков, наших связных, местных жителей.
Во-первых, в любом случае неточная статистика не была массовой и не может повлиять на общую оценку партизанского вклада в Победу. Во-вторых, безответственную «отчетность» пресекало командование бригад и соединений. Приведу один красноречивый пример, касающийся уничтожения в собственной постели палача белорусского народа гауляйтера Вильгельма Кубе.
Тогда о свершившемся акте возмездия в Москву пришли донесения из нескольких отрядов. За свой поспешный рапорт потом поплатился начальник особого отдела одного из чекистских отрядов Витебской области С. Юрин. Его донесения сочли очковтирательством и дали шесть лет лагерей. А дело заключалось в том, что задание Центра уничтожить Кубе получили все отряды, действовавшие под Минском. Это были формирования, подчиненные и Центральному штабу партизанского движения, и главному разведывательному управлению Генштаба, и НКВД.
Акт возмездия свершила Елена Мазаник. На контакт с ней выходили люди из разных партизанских формирований. Ее главная помощница Мария Осипова была связной трех отрядов, другая помощница Надежда Троян – двух. Мины в Минск также передавались из нескольких отрядов.
Только спустя некоторое время было установлено, что Кубе подорван миной, изготовленной в мастерских Главного разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии. В Минск ее доставили чекисты.
Иногда складывается впечатление, что порой мы, ветераны, иногда сами становимся источником фальсификаций. Многих из нас уже подводит память, а поговорить мы любим, тем более под рюмочку. Нам «помогают» добросовестно заблуждающиеся журналисты, которые по молодости и сугубо мирному жизненному опыту имеют весьма смутное представление о военных временах. Особенно часто перевирают они историю нашей борьбы, когда пишут не на основании документов, а понаслышке, из третьих-четвертых уст.
В «Правде» было опубликовано интервью одного ковпаковца, который утверждал, что уже в 1941 году они пустили под откос 1500 эшелонов противника. Так и хочется сказать в ответ: «Перекрестись, это не под силу было всем партизанам СССР, Югославии и других стран, в которых они уже появились к тому времени».
Прочитал как-то и в «Российской газете» о спецгруппе «Болотные», в которую входили два десятка человек. Если судить по этой публикации, то они штурмом взяли Пинск. Но не было штурма Пинска. Не хватало у партизан сил, чтобы штурмовать областные центры, подходы к которым были укреплены по всем фортификационным правилам, а гарнизоны состояли из регулярных армейских частей. Не надо нам приписывать того, чего не было. Достаточно того, что мы сделали.
В книге «Итоги второй мировой войны» немецкие генералы впоследствии написали:
«История войн не знает ни одного примера, когда партизанское движение играло бы такую большую роль, какую оно сыграло в последней мировой войне. По своим масштабам оно представляло собой нечто совершенно новое в военном искусстве. По тому колоссальному воздействию, которое оно оказало на войска и проблемы снабжения, работу тыла и управления в оккупированных районах, оно стало частью понятия тотальной войны. Партизанское движение, которое с годами усиливалось в России, Польше, на Балканах, а также во Франции и Италии, повлияло на характер всей второй мировой войны».
О нас, партизанах, написано немало в России, Беларуси, Украине, в других бывших советских республиках, а также в Польше, Италии, бывшей Югославии, Франции, Албании, Греции, Болгарии, Словакии. Но все-таки это отдельные картины, не сведенные пока в единое, монументальное полотно. Нужен капитальный обобщающий научный труд, который дал бы всестороннюю политическую, военную, нравственную оценку партизанскому движению как явлению общеевропейскому, с которым не могли не считаться политики и военные противоборствующих сторон.
ЗА НАМИ НИЧТО НЕ ЗАРЖАВЕЛО
Каждый, кто приезжает из России в Минск, не может не восхититься белорусской столицей. Город великолепен. А ведь сразу после войны в республиканском ЦК и правительстве долго вели дискуссию на тему: быть или не быть Минску там, где он стоит сейчас.
Несколько лет длился спор о том, восстанавливать ли Минск, возрождать ли то, что от него осталось, или построить столицу на новом месте, примерно в двадцати километрах он нынешнего центра города. Настолько Минск был разрушен. Восстановлению не подлежало 86 процентов зданий.
Довольно подробную запись на эту тему оставил народный архитектор СССР Владимир Адамович Король, который в послевоенные годы возглавлял сначала Управление по делам архитектуры при Совете Министров БССР, а затем Государственный комитет по делам строительства. Он один из создателей проекта нынешней главной улицы белорусской столицы – проспекта Независимости, а также знаковых сооружений на этом проспекте, включая монумент Победы. В конце концов, пишет он, возобладало мнение, что Минск должен оставаться на прежнем месте, но надо не просто восстанавливать разрушенное, а строить новый город по параметрам, соответствующим европейской столице. Так теперь Минск и выглядит.
Беларусь во время войны понесла страшные потери. Все знают о трагедии деревни Хатынь в Минской области, которая в 1943 году была сожжена вместе с жителями. Такие Хатыни в республике были в каждом районе. Не случайно на мемориальном комплексе «Хатынь», открытом в 1969 году, сооружено символическое кладбище деревень. Там находятся урны с землей 185 деревень, сожженных гитлеровцами вместе с жителями и не возродившихся после войны, а также список, который состоит из 433 деревень, уничтоженных оккупантами и их пособниками, но восставших из пепла.
По официальной статистике долгие годы считалось, что в Беларуси погиб каждый четвертый житель – примерно 2 миллиона 400 тысяч человек. В последнее время называют более высокую цифру – более трех миллионов. Значит, погиб не каждый четвертый, а почти каждый третий. Особенно пострадало городское население. Ведь в городах – больших и малых – на постоянной основе располагались немецкие и полицейские гарнизоны.
Белорусский исследователь Юрий Шевцов пишет, что погибло около 70 процентов городских жителей. Фактически под корень было вырублено еврейское население.
Спаслись только те, которые находились в партизанских отрядах, в семейных лагерях под охраной партизан, и успевшие эвакуироваться на восток. А ведь в довоенном Минске евреи составляли половину населения. В небольших городах, особенно на западе республики, их численность достигала 70 – 80 процентов в общем составе населения.
Чтобы лучше понять весь ужас белорусской трагедии, в этот счет нужно внести одно существенное уточнение: по отношению к какой цифре каждый четвертый или каждый третий? Воспользуюсь иностранными данными – книгой польского историка Ежи Туронка «Беларусь под немецкой оккупацией».
Автор этой книги отмечает, что численность населения Беларуси в нынешних ее границах на 1 января 1941 года составляла 9 миллионов 183 тысячи человек. В первые недели войны в Красную Армию были призваны примерно 500 тысяч человек. Организованно эвакуированы в глубь СССР более полутора миллионов человек. Это уже более двух миллионов человек, или 22 процента населения республики.
Однако отсутствуют данные о том, сколько человек уехали вместе со своими предприятиями, хозяйствами и организациями и сколько двинулись на восток своим ходом. Можно не сомневаться, что таких наберется не одна сотня тысяч.
В итоге получается, что от гитлеровской оккупации спаслись приблизительно три миллиона человек. Если из девяти миллионов вычесть три, получается, что в оккупации находились примерно шесть миллионов человек. И из трех миллионов погибших – абсолютное большинство составили мирные жители. Такой была цена «нового порядка». Впрочем, согласно этому порядку, белорусы вообще должны были исчезнуть с лица земли. Но они не согласились и взялись за оружие.
После войны в Советском Союзе Белоруссия вполне обоснованно воспринималась как одна из наиболее развитых республик. Именно поэтому здесь размещались наиболее высокотехнологичные производства, которые требовали соответствующей подготовки инженерно-технических и рабочих кадров. Они в республике были.
Исключая РСФСР, Белоруссия была единственной республикой в СССР, которая не только не пользовалась дотациями, а сама ежегодно переводила в качестве налогов в союзный бюджет более трех миллиардов рублей. Ну а чистота и порядок на улицах Минска и других белорусских городов для жителей СССР и нынешней России стали просто притчей во языцех.
Белорусы, встречая гостей, особенно из Москвы, над этим уже лет тридцать или сорок добродушно подтрунивают, ожидая соответствующих восклицаний. На вопрос, почему у вас так чисто, с ехидцей отвечают: «Подметаем!». Мне все это не в новинку, поскольку в Минске и в других городах Беларуси бываю регулярно, однако недавно все-таки обмишурился.
Прежде чем переходить столичный проспект Независимости, глянул направо и налево, убедился, что приближающихся машин не видно, и двинулся через улицу, не обращая внимания на красный сигнал светофора. Потом, как бы почувствовав неладное, оглянулся и увидел, что иду на красный только я, остальные дожидаются зеленого. Устыдившись, вернулся на тротуар. А там меня участливо спросили: «Вы приезжий?».
Я люблю Минск, очень люблю город своей молодости Пинск, люблю республику, в которой родился и состоялся как личность. И считаю, что нынешняя Беларусь стоит на крепких плечах БССР, сохранив многое из того, чем заслуженно гордилась республика.
Горжусь еще и потому, что бывшие партизаны имеют ко всему этому прямое отношение. Так уж случилось, но после войны именно они возглавили восстановление республики и дальнейшее ее развитие. Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко после изгнания захватчиков стал во главе ЦК и правительства БССР.
Герой Советского Союза Василий Иванович Козлов стал первым секретарем Минского обкома партии, а затем председателем Президиума Верховного Совета БССР.
Командир Минского партизанского соединения Герой Советского Союза Роман Наумович Мачульский стал первым секретарем Пинского обкома партии, затем председателем Брестского облисполкома, заместителем председателя Президиума Верховного Совета БССР.
Командир Брестского партизанского соединения Герой Советского Союза Сергей Иванович Сикорский был первым секретарем Барановичского, затем Могилевского обкома партии, потом руководил Министерством внутренних дел республики.
Командир партизанского соединения Полоцко-Лепельской зоны Герой Советского Союза Владимир Елисеевич Лобанок уже в 1944 году стал председателем Полоцкого облисполкома, работал первым секретарем Полесского и Витебского обкомов партии, заместителем председателя Совета Министров и заместителем председателя Верховного Совета БССР.
Кирилл Трофимович Мазуров – «товарищ Виктор» – сначала возглавлял белорусский комсомол, затем стал первым секретарем Минского горкома, Минского обкома партии, потом возглавил белорусское правительство, ЦК Компартии республики.
Ему на смену пришел бывший комиссар партизанской бригады имени Рокоссовского Герой Советского Союза, а затем и Герой Социалистического Труда Петр Миронович Машеров, авторитет которого доныне не смогли поколебать никакие перестроечные и послеперестроечные веяния.
Сразу после освобождения командиры партизанских бригад и отрядов назначались руководителями райисполкомов, становились во главе управлений, хозяйств.
Командир нашей бригады имени Молотова Михаил Иванович Герасимов стал председателем Ивановского райисполкома, потом трудился в одном из министерств. Командир Пинской партизанской бригады Иван Георгиевич Шубитыдзе был на ответственной работе в Пинской и Витебской областях.
Серьезные должности в исполкомах различного уровня занимали наши комбриги Федор Иванович Лисович, Андрей Петрович Савицкий, Федор Игнатьевич Ширин, Василий Алексеевич Васильев.
Бывший наш партизан Владимир Антонович Ралько возглавил в Пинском районе колхоз «Оснежицкий», сделал его известным на весь Советский Союз, стал дважды Героем Социалистического Труда.
По-другому и не могло быть. Эти люди уже проявили свои великолепные организаторские способности в ходе войны и должны были проявить их на мирном фронте. Они справились с новыми задачами.
Еще один подвиг в своей жизни совершил любимый нами командир Василий Захарович Корж. В начале пятидесятых он оставил свою «непыльную» столичную должность заместителя министра лесного хозяйства республики и вернулся в те места, где партизанил, чтобы возглавить бедствующий колхоз в Солигорском районе. После укрупнения его назвали «Партизанским краем». Вывел его в передовые и ушел на пенсию. Но сельчане, после того как дела в колхозе стали ухудшаться, снова позвали его «на хозяйство», где он оставался председателем почти до своей смерти в 1967 году.
Этими своими суждениями я никоим образом не хочу противопоставить партизан фронтовикам, тем более что многие попробовали и того, и другого хлеба. Республику восстанавливали и строили заново все. Но так случилось, что во главе этой работы стали бывшие партизаны. Возможно, потому, что они лучше знали местные условия, особенности, людей, которыми довелось руководить. И не посрамили себя на новом поприще.
Белорусское «партизанское руководство», его слаженную и эффективную работу в СССР уважали, многие ему по-доброму завидовали. Но кое-кто относился к нему и с определенной долей настороженности. Не скрою, мне самому хотелось работать в Белоруссии. И когда Петр Миронович Машеров, первый секретарь ЦК КПБ, однажды спросил меня, не подумываю ли я о том, чтобы вернуться в Минск, я ответил сразу же: «Пешком пришел бы». И такое предложение в ЦК КПСС было внесено. Но Брежнев отреагировал по-своему: «Петро (Машеров. – Э.Н.) вокруг себя своих партизан собирает. Мы в таком случае никогда не узнаем, что происходит в республике». Мое возвращение в Минск не состоялось, пришлось отправляться в Ташкент.
Меня нередко спрашивали, особенно журналисты: «Как партизанские качества пригодились во время работы в Комитете государственной безопасности?» Во многом пригодились. Но для начала расскажу, как я попал в КГБ.
