Kitabı oku: «Звездная пыль в сапожной мастерской», sayfa 2

Мне стало неспокойно. А что, если все, что я скажу, он напишет и затем выведет в эфир, да еще добавив кучу своих домыслов? Потом опять меня вызовут в полицию и начнут ругать уже за то, что откровенничала с прессой. Или из-за меня начнут таскать всю нашу фанатскую компанию в отделение. Не знаю, как другим, а мне не давали никаких указаний насчет того, можно ли общаться с журналистами.

– Слушай, ты, небось, боишься, что тебя после интервью в полицию опять вызовут? – сказал парень, угадав мои мысли. – Ну, так ты имей в виду, что вызывать тебя еще будут все равно, следствие может потребовать дополнительных показаний. Давай так, я тебя никак не называю, а только запишем фразы типа «из независимого источника стало известно…».

– Нет, простите, в полиции мне запретили говорить… – стала лгать и защищаться я.

Парень тяжело задышал от ярости.

– Ну, сколько тебе дать? Тыщу хочешь? Тыщу-двести?

– Я не хочу…

– Больше полутора не дам, самому не платят!

– Я не стану ничего Вам говорить.

Журналист резко затормозил.

– Ну, так пошла тогда отсюда! Я тебе не извозчик!

Он с силой ударил меня кулаком в плечо. Драться я никогда не умела и поспешила выскочить из машины. Парень так разозлился, что, пока я дергала дверь за ручку, открыл бутылку «Пепси», плеснул в мою сторону и попал на подол нового шерстяного платья. Все внутри противно сжалось от унижения, а по спине, несмотря на утренний ветерок, потек холодный пот.

Он уехал, из сумки я достала пачку одноразовых платочков и принялась очищать подол. Из глаз хлынули непрошеные слезы, но видеть их было некому. Я решила нареветься вволю за все свои неудачи. Даже здорово! Ни родители, ни друзья, ни какой-нибудь Крис сейчас меня не видят, почему бы и не излить душу в одиночестве?

Поревев какое-то время, начала переводить дыхание. Надо ведь что-то делать. На часах только 3:35. Ох уж это метро!

Я огляделась. Какая-то улица в центре. Впереди храм Спаса на Крови! Я прошла еще несколько узких старинных улиц, превозмогая боль в истертом пальце. А вот Русский музей!

Внезапно до меня дошло, что именно здесь должна была проехать машина убийцы. Кстати, в отделении нам сообщили, что убитого звали Павел Николаевич Курочкин. Так, а нет ли здесь чего-то интересного? В конце концов, уже очень хорошо все видно, достаточно светло…

Я оглянулась на всякий случай и нырнула под красно-белую ленту, которой оградили место происшествия и ближние окрестности. Никто меня не окликнул и не остановил. Будка общественного туалета, куда мне пришлось бегать днем после энергетического напитка, стояла с вмятиной на нижнем углу. Кусочки битого стекла усеяли землю, наверное, от автомобильной фары. Да уж, нервы у водителя стали сдавать! Да только куда он поехал после этого удара? Машинное масло не разлито кругом, стало быть, повредил только фару и мог продолжать свой путь к укрытию.

Улицы были пустынны и не хранили больше ни следа произошедших накануне событий. Любопытство заглушило во мне слезы и страх за свою жизнь под открытым ночным небом. Я пошла в сторону «Европы».

Асфальт на месте убийства был совершенно чистым. Никакого мелового контура, которым в детективных кино обозначают позу тела жертвы, ни крови. Видимо, ради иностранцев постарались все отмыть…

– Так, вас что-то интересует? – раздался грубый голос откуда-то сверху.

Я и сама не заметила, как опустилась на корточки возле злополучного места, чтобы его получше разглядеть. Теперь надо мной возвышалась фигура охранника в черной форме и ботинках-берцах.

– Я… просто идти мне некуда… Меня из-за этого убийства в полицию забрали, – залепетала я.

– Ну, так хочешь туда еще? Если нет, то катись подобру-поздорову! – прикрикнул на меня мужик.

Мне ничего не оставалось делать, как уйти на площадь Искусств.

Я села на скамейку под липами, ежась от усиливающегося ранним утром холода. Теперь я думала не о своей судьбе и неудачах, а о том, какая же связь была между Крисом и несчастным Павлом. Кого же из них все-таки хотели убить?

Я уже не помнила, как повалилась на жесткую скамейку и заснула. Слава Богу, меня никто не стал обкрадывать!

3

Примерно в семь часов утра меня разбудил дворник. Я подскочила на скамейке.

– Родители из дома выгнали? – сочувственно спросил парень-узбек. – Меня тоже! Сказали, жить не на что, езжай в Россию и работай. Хорошо, я хоть по-русски говорю! Общага есть, хочешь? Платить надо, правда… Дорого у нас…

Я поблагодарила добряка за сочувствие, заверив, что у меня все в порядке, просто опоздала на метро.

Горло после ночевки на холодной площади Искусств больно царапало . Я чувствовала, как меня начинает предательски колотить озноб.

Чихая на весь вагон, добралась до метро «Озерки». К счастью, он был почти пуст. Удалось даже всю дорогу сидеть и дремать, потому что основной поток людей ехал на работу в обратном направлении, в центр города. Идя к дому моей подруги, я поняла, что наступать на израненную тесной обувью ногу больше не могу. Пришлось нести каблукастые туфли в руке, ступая пятками в тончайших колготках по холодному асфальту.

Наконец, я добралась до жилья моих друзей. Хозяева хлопотливо собирались, кто куда.

– Да на тебе лица нет! – в ужасе воскликнула Гита Эдуардовна. – Похоже, ты совсем расклеилась!

– Это ничего! – сипло попробовала возразить, отчаянно шатаясь – ужасные туфли пришлось надеть для виду возле подъезда.

– Даже и не думай ехать завтра домой! Как ты маршрутку в таком виде перенесешь? Верный путь к пневмонии!

Я стала сопротивляться, говорить, что уже тепло, и дома, в Пскове, мне комфортнее…

– Комфортнее будет хоть дома, хоть в маршрутке – только тогда, когда выздоровеешь! – весело, но все же тоном, не терпящим возражения, добавила Гита Эдуардовна. – И вообще, здесь ты тоже дома!

– Я все же лучше…

– С мамой лучше не спорить! – раздался голос моего друга Владислава. – Ну, а раз ты болеешь, то и со мной! Давай, лечись и не спорь!

Мне едва дали умыться, и тут же на столе возле кровати оказались пакетики жаропонижающего средства, мед и чашка горячего чая.

– Рассказать пацанам, что тетя Клара при неудачном убийстве этого удода присутствовала – не поверят! – крикнул из кухни Мишка, младший сынок.

– Как тебе не стыдно! – отреагировала Гита Эдуардовна. – Ведь другой человек погиб!

– Не трогай Криса, – просипела я. – Он этого Павла тут же спасать кинулся, пиджак ему под голову подстелил…

Опять неясные подозрения зашевелились в моем мозгу. Предположим, мой любимец повел себя, как герой, но, если на месте Павла, не дай Бог, была бы я, совсем Крису незнакомая, стал бы он так стараться? Может, просто вызвал бы доктора и созерцал мою агонию на почтительном расстоянии?

– У него голос, как у принца голубых кровей, а синтезатор – один на все случаи жизни! – продолжал прикалываться Мишка. – И гитара, и клавиши, и драм-машина, и эффекты – все одна Yamaha! Удод, короче! Я сам в Интернете несколько песен послушал.

– Неправда, он в студии воспроизводит все звуки, подслушанные в природе или в быту, и только потом их вставляет в общую запись! Еще сам играет на всех инструментах, – у меня не было сил больше ничего доказывать, и Миша, расхваливая хип-хоп и ругая Криса, отправился в школу. На момент тех событий он заканчивал седьмой класс и воспринимал все происходящее как начало захватывающих летних приключений. Я со своим детективным случаем вполне в них вписывалась.

Папа моих друзей, дядя Илья, кстати, из военных. Он почти всегда бывал в командировках, связанных с перевозкой военных грузов – как и в тот самый момент, когда я приехала после своих ночных злоключений.

– Как же я теперь буду спать у Вас в комнате? – озадаченно спросила я. – Заражу и Вас, и Динару Камбаровну…

– Не болтай! – весело прервала меня хозяйка. – Мы здоровые, а тебя стресс накрыл, вот ты и засопливилась! Да и Мишка может поспать с нами, а тебе его комнату дадим – отдельную!

Наверное, я от такой доброты и от своего стыда совсем покраснела.

– И хватит тебе стесняться! – добавила Гита Эдуардовна, видя, как я, кривясь от неловкости, то так, то этак, мучительно меняю выражения лица. – Так и сделаем, чтобы ты за нас не боялась, будто заразишь!

Все это время она хватала посуду, свой выходной костюм, сумки, идеально все это успевая принести, надеть и подготовить.

Я принялась за чай с медом, но скептически посмотрела на порошки в сине-желтых пакетиках.

– Просто… мне сейчас лечиться надо по-другому! – снова чувствуя болезненный стыд в душе, сказала я. – Не хочу обидеть, только вот этот порошок…

– Мама! Ты всем предлагаешь лечиться порошками, которые давно уже – вчерашний день! – с укоризной сказал Слава.

Я не стала говорить, что жаропонижающие фирменные средства одна моя знакомая докторша называла фантиком от конфетки.

– Можно, я, пока еще не развалилась от температуры, сгоняю в аптеку? – предложила я. – Заодно и в супермаркет, если чего-то для вас всех надо…

– Даже не думай куда-то идти! – это уже Слава мне запретил. – Что тебе купить?

– Но ведь тебе же на работу надо!

– А тебе не надо болеть! – возразил он. – Работа – не волк, работа – Work¹! Успею.

Препирательства наши кончились тем, что добрейшая Гита Эдуардовна отправилась на работу, а Слава с составленным мною списком пошел в аптеку – спасать жалкие остатки моего здравия.

Меня приютила замечательная семья. Владислав – мой детский друг, работал переводчиком с английского и преподавателем. Он давно жил отдельно, купив по ипотеке квартиру и успешно выплатив займ. В тот день крупно повезло: он заскочил с утра специально, чтобы проведать меня и приободрить после ночки, проведенной в полиции и на уличной скамейке. По совместительству Слава – слыл завзятым фотографом. Его снимки Марша несогласных – с имевшими уже место задержаниями народа полицией в 2009 году – были даже опубликованы в издании Life². Тогда многим врезались в память его черно-белые фотографии. На том снимке, за который Владислав получил от издательства премию, толпа волной отступала с проезжей части на тротуар, напряженно и со страхом поглядывая на брошенный предмет – чей-то сломанный зонтик.

Гита Эдуардовна, мать семейства, ходила в православную церковь. Как и я, по личному желанию, совсем не в юном возрасте, она крестилась с именем Галина. Ее почтенная матушка, Динара Камбаровна, не возражала, отчасти потому, что ее собственное атеистическое воспитание не позволяло ей заставлять дочь принимать привычный для их предков ислам. Да и к тому же, у Динары Камбаровны, к сожалению, сознание стало путаться – сказывался возраст.

Сейчас, описывая эти события, я с почтением прекланяюсь перед памятью этой женщины, ныне покойной, , как умею, молюсь.

Гита Эдуардовна работала логопедом, ее знал весь двор или даже район. Поэтому ей, как и Крису Линдсдейлу, было известно, что такое популярность. Как сама она рассказывала: стоило ей, возвращаясь домой из супермаркета, присесть с сумкой, а, переведя дух, встать, так сразу проходящие мимо люди, особенно молодые мамы с детьми, начинали здороваться.

– Вроде приятно, – говорила со смехом Гита Эдуардовна. – Но неудобно при этом как-то! Я что-то стесняюсь.

Хорошо хоть за нею не бегали мелкими и крупными – как в свое время за «Битлз» – косяками поклонники! С Крисом, хоть он уже не молод, до сих пор такое случалось, по крайней мере, когда он бывал в России. Вот и давеча мы так бегали …

Что-то снова не позволило отвлечься от мыслей о вчерашнем жутком деле. Крис или не Крис должен был упасть мертвым с пулей в спине? И связан ли он с покойным, и почему? Павел Курочкин все-таки не Поль… Гоген… не знаю, как бы его звали, окажись он не нашим человеком! Ну, какая может быть тесная связь у западного артиста с безвестным русским поклонником? Так – автограф, ну, три автографа – как у сварливого фаната Клима!

По моей просьбе Слава принес пакет лекарств и помчался на работу. Я с неловкостью подумала о том, что из-за меня ему пришлось сообщать начальству о своей задержке.

Да уж, выбрала я время и место, чтобы болеть, лечиться и расслабляться! «Антигриппин АНВИ^®» в виде сразу двух капсул – белых и зеленых, пакетики Фосфалюгеля^® – если от лекарств разболеется живот, Лизобакт® – чудное средство, в первые сутки способное прекратить развитие микробной нечисти в горле… И, очевидно, по инициативе моей неизвестной коллеги, работающей за аптечным прилавком, совсем не дешевый Аквамарис^®…

Мне снова стало стыдно. Конечно, увлажнять при болезни нос надо обязательно, чтобы все эти ОРЗ не чувствовали себя там комфортно, а напротив, быстро из слизистой оболочки убирались вон, но… Как-нибудь, развела бы себе соль с кипятком в чашечке, остудила, да с ложки бы себе в нос и капала! Ведь я приехала с грошами в кармане из Пскова! Мне даже в голову не пришло взять какой-то запас лекарств с собой, а уж деньги на них я точно тратить не собиралась. И вот, создала работу и затраты друзьям – не дай Бог их еще вдобавок заразить…

Крис ведь и сам когда-то – замечу, далеко не одну ночь – ночевал, где получится, жил без денег, а теперь, на пике финансового благополучия, ушел со звукозаписывающего лейбла «Мегагрэм Рекордс», ставшего за двадцать пять лет родным, и зарегистрировал свой собственный— , на какой-то бизнес-платформе, где чуть ли не каждый желающий мог создать свой собственный лейбл! Вероятно, бизнес-способности Криса вряд ли такие же крутые, как музыкальные… Или мне – неудачливому фармацевту – не стоит о чужих способностях рассуждать вообще?

От разговора с Динарой Камбаровной уклониться мне не удалось, и я решила обмотать нос и рот косынкой – с моей дырявой памятью я, конечно, забыла заказать Владиславу медицинские маски. А заразить почтенную бабушку – этого я себе просто не прощу.

– Никак не найду свою пенсионную книжку! – пожаловалась бабушка. – Мишка забрал!

Я не стала уточнять, зачем школьнику пенсионная книжка, и сказала, что в таком случае искать ее надо самому Мише.

– Нет, давай ее поищем! – требовательно возразила Динара Камбаровна. – Сперва я ее забыла, а потом забудет и он!

Я с опаской стала, без упорства и стараний, открывать ящики мальчишеского стола. Мне совсем не хотелось наткнуться на запретные сигареты, сломанные, но дорогие хозяйскому сердцу смартфоны, поэтому только делала вид, будто ищу документ. Покаюсь перед Мишей, когда вернется, что надо было успокоить Динару Камбаровну, сам он пусть разберется и поищет получше. Может, по рассеянности бабушка сама сунула книжечку в стол внука?

Рука нащупала странный предмет. Пистолет! Выглядел как боевой, натурально! Даже обернутое пористой резиной дуло, чтобы изобразить глушитель, было предусмотрено. Миша обожал рисовать предметы с натуры в их нестандартном виде, вот и задумал какой- то… натюрморт для киллера. В самом деле, не кувшины ведь скучные ему рисовать! Небось, в другом ящике стола лежали коробки от настоящих патронов, добавить изображения баксов – и готова реклама тайного агентства по решению затруднительных проблем!

Снова подумала о вчерашнем вечере у гостиницы «Европа». Никакого выстрела я не слышала. Может, что-то там и хлопнуло, но на шумной улице, да еще рядом с толпою щебечущих фанаток, все, что тише автомобильного рева, заглушалось. И даже автомобиль ехал в тот момент медленно и бесшумно.

Сомнений не осталось. Убийство было спланировано, исполнено «профессионалом», и убил наемник совсем не Криса, а того, кто был по неизвестным причинам этому киллеру «заказан» – Павла Николаевича Курочкина. Конечно, пока мы фотографировались, кумир стоял впереди всех на краю тротуара. Все равно даже хороший стрелок не станет убивать человека, пока он в толпе – можно и промахнуться. А вот Курочкин отошел на значительное расстояние – и не двигался, стараясь сделать фото получше! Отличная мишень.

– Ну, и зачем ты в его стол полезла? – прервала старушка мою детективную мысль. – Все, что Мишка тащит у меня, – в кухне, на холодильнике!

Я удержалась от невежливого вопроса, почему бы тогда Динаре Камбаровне самой не проверить, нет ли пенсионного документа на холодильнике, и отправилась на новые поиски. Там точно лежали рецепты лекарств, явно для пожилых, и какое-то просроченное направление на прием к врачу, но больше ничего.

Вспомнила, что однажды при мне тетя Гита открывала красивый деревянный ларчик, может, даже старинной работы, с пейзажиком, написанным прямо на крышке.

– А где деревянный ларчик? – спросила я старушку.

– Так у меня в комнате! – просто и без тени подозрения, что я буду копаться в чужих документах и, возможно, искать деньги, ответила Динара Камбаровна.

– А вдруг книжечка там, в ларчике? – продолжала я.

– Какая книжечка? – удивилась Динара Камбаровна.

– Конечно, пенсионная!

С косынкой, закрывающей нижнюю часть лица, я выглядела, вероятно, полнейшей идиоткой, потому что старушка уставилась на меня с недоумением.

– Да она всегда лежала там! – подтвердила Динара Камбаровна. – Ее там Гита держит, все думает, что я из ума выжила, и теперь не велит мне оттуда ни одного документа вытаскивать!

– Так, а зачем мы тогда ее искали? У Миши…

– А что мы искали? – невозмутимо спросила Динара Камбаровна.

– Пенсионную книжку! – просипела я. Больше всего хотелось нецензурно поругаться, однако я сумела сдержаться и только закашлялась, отвернувшись.

– Все ты выдумываешь! – как ни в чем не бывало отразила мое возмущение Динара Камбаровна. – Зачем мне пенсионную книжку искать, если Гита все знает? И ты зря в разбойников играешь – косынка ведь глаза не скроет!

Я так обалдела, что даже забыла о том, что битых сорок минут потратила по просьбе старушки на ненужные поиски.

– Вчера ведь ты свидетельницей стала – преступление было! – добавила бабушка. – Сама же ты видела: разбойники теперь лиц не скрывают! Я все знаю – телевизор смотрю.

– Я разбойников не видела, а косынку пришлось повязать на лицо… – стала оправдываться я.

– Зачем ему лицо скрывать – из машины его не видно! Проехал, так на ходу и стрелял. Вот, как жить стало опасно, в Советском Союзе у нас никого посреди дня на улице и пальцем не трогали! Ругают Советскую власть!

Закончив этим грустным выводом свою речь, старушка отправилась к телевизору за новыми впечатлениями. Обычно ей там попадался Малахов в разных передачах, только вместо него сегодня поутру она в недобрый час увидела новости.

Да уж, о моем участии в этом деле теперь знали все! Интересно, в Пскове это могло как-нибудь подпортить мою репутацию при трудоустройстве? Город наш все же считался не столь большим. Раз я имела отношение к этому преступлению, лучше бы мне быть каким-нибудь полицейским! Я бы хоть зарплату за розыски убийцы получала…

Нет необходимости скрывать лицо маской, высовывая дуло пистолета из окна машины, хотя бы потому что стекла тонированы – в том числе ветровое. Достаточно темные очки надеть, а можно и без них обойтись. Даже высовывать дуло не надо – хорошо прицелившись, достаточно просто подъехать к жертве поближе и на несколько секунд опустить оконное стекло – хотя бы на треть. Интересно, преступники выбросили потом оружие?

Я снова не могла отделаться от навязчивых мыслей об убийстве. Эх, Клара, Клара! Да, меня так смешно зовут… Тебе бы убитого пожалеть, а у тебя в голове размышления о том, как машина врезалась в будку общественного сортира и, несомненно, была замечена дежурным работником – ненужным свидетелем! И ведь ты сама подвергалась опасности…

Да не подвергалась я никакой опасности! Такие киллеры стреляют точно, даже у Криса опасность была минимальной – вдруг пуля бы прошла навылет и ранила бы кумира, но тот от несчастного Курочкина слишком далеко стоял, и навылет ранения не было. То есть, киллер разбирался в баллистике… Знал свое дело. В его распоряжении было не только отличное оружие с глушителем, еще и машина, которую не страшно засветить на улице при свидетелях. Он и их не боялся! Наверняка, машина числилась в угоне, и преступники ее где-нибудь бросили.

Машина в угоне, пистолет с глушителем и убийца с сообщником-шофером, без стеснения работающий средь бела дня – как говорила Динара Камбаровна, в Советском Союзе такого и представить было нельзя. Спланированное и, возможно, хорошо оплаченное преступление. Павел – кто же он? Один из преступников? Вот уж точно, о покойных либо никак нельзя отзываться… Либо – очень плохо!

Как говорил призрак Петра Великого своему правнуку: «Бедный, бедный Павел!»

И еще – причем тут Крис Линдсдейл?