«Светила» kitabından alıntılar, sayfa 15
Душевное здоровье человека - это вряд ли вопрос личного мнения.
Любая тайна неизменно укрепляет только что завязавшуюся дружбу, равно как и коллективное ощущение, что виноват кто-то посторонний.
Вашего мнения, сами понимаете, никто не спрашивает. И никто им не интересуется.
Коуэлл Девлин вздохнул. Да, он наконец-то понял Анну Уэдерелл, но понимание это его не обрадовало. Девлин знавал немало несчастных женщин с ограниченными средствами: только полет на крыльях фантазии позволял им вырваться из убогой клетки жалкого существования. Такого рода фантазии неизбежно приправлялись волшебством: покровительство ангелов, приглашение в рай, – и история Анны, при всей ее трогательности, казалась столь же невероятной. Да это же мучительно ясно как день! Единственный перспективный холостяк в кругу Анниных знакомых пылает любовью настолько глубокой и чистой, что все различия между ними уже не важны? Он не мертв – он просто пропал бесследно? Он посылает ей «вести», доказывающие силу его чувства, – и слышать их дано только ей? Все это – чистой воды фантазии, думал про себя Девлин. Бедная девочка сама себе все напридумывала. Юноша, конечно же, мертв.
Но Мади был не из тех, для кого скверные условия – это повод для хандры, грубая простота обстановки лишь заставила его внутренне отстраниться: вот так богач, столкнувшись на улице с нищим, поспешно шагнет в сторону и словно остекленеет. Пока он оглядывался по сторонам, кроткое выражение его лица нимало не изменилось, но каждая новая деталь – горка оплывшего воска под свечой, налет грязи на стекле – вынуждала его уходить все глубже внутрь себя и тем сильнее напрягаться всем телом в виду подобной картины.
Ведь нрав человеческий - это капризное сочетание восприятия и обстоятельств.
Характер его был исполнен глубокой ностальгии – не по собственному прошлому, но по ушедшим эпохам; он скептически взирал на настоящее, страшился будущего и бесконечно сожалел об упадке мира.
...Таково свойство человеческой природы – давать то, что мы больше всего хотели бы получить...
Он питал истинную страсть к книгам и книжной учености – такая страсть знакома лишь тем, кто сам работает над своим образованием; и страсть эта, изначально приватная и целомудренная, тяготела к благоговейному экстазу и к презрительной надменности.
Четыре месяца назад мои заключенные были пьяницы и карманники. А теперь я вижу пьяниц и карманников, которые исполнены негодования, помнят о своих правах и произносят праведные речи, как будто их судят несправедливо.
