Kitabı oku: «Парящие псы», sayfa 2
Рой смотрел в темноту, расплетая узлы чёрно-серых теней в жёлтом свете луны и не подозревая, что сам горит ярче трёх лун.
– Ну привет, Светлячок! − сказал ласково Фрай, осторожно ступая навстречу.
– Привет. Как плечо?
Моментально сменив радость горьким страданием Фрай закряхтел:
– Ооох, болииит… − а подняв глаза в небо, добавил:
– Но, знаешь, душа болит ещё сильней.
Рой сочувствовал и понимал. Сколько долгих ночей он провёл, глядя в эту стеклянную звёздную высь? Сколько раз он счастливый танцуя среди облаков представлял себя сказочной птицей? И столько же раз на заре его сердце сжимала тоска, заставляя вернуться из сказки в реальность. И столько же раз, по дороге домой, он старался смириться с судьбой. Он усердно трудился весь день, исполнял свою роль, добросовестно делая всё, чему Генри учил и пытался, он правда пытался принять благодарно ту жизнь, что не мог полюбить. Только каждую ночь возвращался и полный сердечного трепета, снова и снова летал в том волшебном пространстве своей запредельной, неосуществимой мечты. И поэтому он, как казалось ему, понимал очень остро всю боль и тоску мотылька, потерявшего вдруг это счастье − летать.
– Фрай, ты странный, но… Но почему-то мне кажется, что между нами, как будто какая-то связь и, мне кажется, что наша встреча совсем неслучайна. Я думаю… то есть, я чувствую, что должен как-то тебя поддержать пока ты не поправишься. Рой волновался, стеснялся, но он говорил это искренне:
– Я… Я хочу тебе как-то помочь. Я могу тебе чем-то помочь?
Фрай почесал затылок и стал задумчиво ходить туда-сюда. За ним влачились по земле великолепные большие крылья. Остановился. Посмотрел наверх и замер. Его антеннки-рожки, что расслаблено свисали с головы вдруг вытянулись и зашевелились. Он опустил глаза на Роя полные хитрости, волнения, надежды и произнёс чуть слышно:
– Да… Хотел бы я вдохнуть немного ветра высоты! − рванул и начал суетиться вокруг дерева, рассматривать его со всех сторон, считая вслух:
– Раз, два, четырнадцать, шестнадцать, четыре, восемь, двадцать два. – и подытожил, глядя уверенно на Роя:
– Давадцать два!
Рой открыл рот и набрал воздуха чтобы спросить: "что двадцать два?", но не успел. Вприпрыжку Фрай пронёсся мимо хохоча. Он поднял стебель, тот которым был накануне вызволен из паутины и развернулся с ним в руках так быстро и неосторожно, что Рой прикрикнул: "Уоу!", едва успев пригнуться и стебель пролетел над головой со звуком "Шух". Не замечая ничего счастливый Фрай помчался к дубу, смеясь как чокнутый, отчаянно и обречённо.
– Что двадцать два?
– Промежутка! От ветки до ветки! До самой верхушки – до самого неба!
Фрай выбрал растущую ниже всех веточку, облокотил об неё этот стебель и будто бы канатоходец − раскинув четыре руки стал ступать, а взойдя, громко хлопнул в ладоши. Он поднял руками свои крылья и, растянув их как плащ, шагнул крест на крест левой ногой вправо и развернулся как в танце, эффектно отбросив их за спину:
– Так, Светлячок! Мы построим с тобой свою лестницу в небо!
– Чего?
– Прямо в небо! По лестнице! В небо! По лестнице!
Рой посмотрел на верх и вдруг заметил, что звёзд стало больше, как если бы они слетелись и сосредоточились прямо над ними, толкаясь, чтоб не пропустить, что из этого выйдет.
– Ты псих… − усмехнулся Рой и предвкушение нового и непонятного, странного, но интересного лёгкой щекоткой рассыпалось по груди.
– Но, раз уж я обещал…
Не дав договорить Фрай подпрыгнул:
– Ю-хууу!
Он обхватил ногами стебель, скатился вниз и зашагал, уверенно указывая лапами одновременно в четыре разных стороны:
– Вон там, вон там, вон там и там есть подходящие растения! − и скрылся в зарослях травы, а Рой поплёлся следом.
– Откуда хоть ты знаешь, Фрай, в такой кромешной темноте куда идти?
– А мне с тобой светло как днём! Ты будто солнышко! Когда увидел − очень удивился, ну надо же, червяк червем, а светится как птица! Ещё и ярко так, ну просто ослепительно! А в темноте особенно! Обычно как: букашки, червяки, жуки и бабочки горят не ярче чем цветы или травинки, а птицы, те с деревьями примерно наравне…
Рой ничего не понимал, но слушал, не перебивая из вежливости и думал:
"Ооо… Похоже он ещё и головой ушибся − бредит."
– Но ТЫ, мой друг, ты светишь ярче всех!
Ряды травы послушно расступились как шторы занавеса, открывая взору высокий и густой куст Чистотела.
– Пришли. И, кстати, всё с моею головой в порядке. Почти уверен. Но это не точно.
Подобно дереву, на главном толстом стебле расположилось множество ветвей, усыпанных листвой и скромными лимонными цветами. Фрай забрался на нижнюю ветку и начал подпрыгивать у основания, с силой наваливаясь и пружиня, раскачивать спящий цветок. Из бутонов посыпались жёлтые крошки.
– ПЫЛЬЦА!
Он кинулся ловить их так, как ловят языком снежинки, забросив своё дело и приговаривая: "Ммм", "Ням-ням", "Перфекто".
Внезапно ветка хрустнула и, отломившись от ствола повисла вниз.
– Уи-Уи! − скатился по ней Фрай, счастливый как ребёнок и снова побежал под сладкий снегопад пыльцы.
Рой наблюдал за ним с улыбкой умиления и вдруг заметил краем глаза, как у ствола в месте разлома выступила яркая оранжевая капля. Он подошёл поближе. Кончиком хвоста, словно ладонью зачерпнул полупрозрачный вязкий и пахучий шарик масла. Поднёс к лицу и лунный свет пронзил его лучом насквозь, наполнив глянцевым сиянием. Рой запустил свой взгляд в его янтарную густую глубину, где в толще масла медленно кружили по спирали маленькие пузырьки. Фрай, с головы до ног усыпанный пыльцой, остановился рядом с ним и тоже погрузился в созерцание стеклянной капли масла Чистотела:
– Ооо… − восхищался он, кивая головой, но ровно через три секунды в его мозгу шикарным фейерверком бабахнула смешная шалость. Он перевёл глаза на Роя и растянул свой рот в прехитрую улыбку. Потом кааак шлёпнул снизу по ладони и поскакал, злорадно хохоча и поднимая высоко колени:
– ВаХаХаХа!
– Ах ТАК?!?
Рой заметался между радостью и возмущением, растерянно пытаясь снять с лица оранжевые пятна, но видя, как забавно улепётывает Фрай под сумасшедший хохот − он твёрдо выбрал радость и тут же рассмеялся сам.
– Ну, щааас…
Набрав ещё немного масла, он замахнулся и швырнул в след мотыльку.
Попал в затылок. "Шлёп!" Злорадный смех прервался визгом. Фрай полетел вперёд, споткнулся, шлёпнулся, и проскользив на животе ещё немного, остановился:
– Пэрке? − кричал он жалобно сквозь смех, пытаясь повернуться на спину. Довольный своей меткостью Рой подал ему хвост, помог подняться.
И вот, хохочущие и чумазые от масла, они стоят и смотрят друг на друга, объединённые этим счастливым мигом − настолько радостным и необыкновенным, что даже не с чем сравнивать. Самый тяжёлый труд становится веселою игрой, когда с тобою рядом ДРУГ. И будто бы совсем не устаёшь, и время пролетает незаметно, когда смеёшься столько, что болит живот, и рассуждаешь обо всём вот так свободно, как с самим собой, без страха и стыда. Никто не ждёт, что ты будешь послушным, правильным и так легко и просто открываться, когда в другом находишь ключики к своим замкам. К утру, играючи они собрали двадцать две тростинки. И встретившись на следующую ночь, взялись за стройку.
– Вон тот давай! − скомандовал Рой с ветки, указывая кончиком хвоста на стопку стеблей.
– Так точно! − выпрямился Фрай.
Он подал стебель, протянув его наверх, большой, но лёгкий, потому что полый, подсохший за день, как соломенная трубочка.
– Держи!
Рой обхватил его хвостом и стал тянуть, но тот никак не поддавался.
– В чем дело?
Фрай не отпускал другой конец. Он прислонился мордочкой к отверстию и запустил в него:
–Эй!
Голос пробежал по трубке дрожью и вырвался с того конца, который был у Роя.
– Чего?
Ответил он в своё отверстие и тут же приложился к нему ухом, а сам смотрел на друга сверху вниз.
– Спасибо! − прозвучало из трубы.
– За всё – за всё.
Фрай был внизу, а его голос близко-близко:
– Я счастлив нашему знакомству и благодарен жизни за него.
В груди у Роя разлилось тепло. Он улыбнулся и кивнул:
– Я тоже!
Фрай ослабил хватку и стебель с лёгкостью пошёл наверх. Облокотив о ветку выше, Рой стал прощупывать его короткими нажатиями, чтобы понять насколько он надёжно установлен, не упадёт ли, и к сожалению, остался недоволен. Он думал: "Как бы укрепить его? " И тут, перед его глазами, тронутый несмелым ветерком заколыхался белый клок оставшейся на ветке паутины. Сорвав его одним движением и перемяв его в ладони, Рой начал тщательно замазывать край стебля там, где он так хлипко упирался в ветку. Всё склеилось!
– Блестящая идея! − прокомментировал Фрай снизу, – Пойду добуду нам побольше паутины!
Вернулся он с огромной палкой "сладкой ваты" на плечах. Потом они придумали отличный способ как поднять наверх побольше стеблей. Помог им в этом Полевой Вьюнок − ползучее и гибкое растение-лиана, служившее строителям верёвкой. Одним концом они вязали стебли, другой конец тащили вверх и перебросив через ветку, дружно тянули как канат и поднимали связку целиком. Работа шла по маслу. А в перерывах между делом, они усаживались рядом отдохнуть и говорили, говорили, говорили…
–Ты понимаешь? Абсолютно всё! Трава, цветы, деревья − ВСЁ! Сама земля! ВСЁ СВЕТИТСЯ!
– Ого…
– Я правду говорю!
– Я верю, верю…
– Верь! Я долго думал, что это такое, но до конца не понимаю до сих пор. Душа, наверное. Но почему я вижу, а другие нет? Выходит, я особенный?
– А может быть это твоё воображение? Может, ты выдумал всё это?
– Нет, Рой… Всё ЭТО выдумал не я.
Фрай рассказал о том, как сок течёт по дереву − по веткам, по корням и светится сквозь землю, сквозь кору. Как в облачке искрящемся качается цветок и бабочка − блуждающий фонарик, коснувшись рассыпает из-под лепестков хрустальную мерцающую пыль. Как птица спит в гнезде в овале своего сияния и три птенца − три робких огонька. И как в неоновом тумане трав разбросаны блестящим разноцветным бисером букашки и жучки.
– А под землёй в своей норе спит мышка-лампочка. В пчелином улье больше сотни ярких точек, и ёжик вооон, кажись, сюда идёт. Ты понимаешь, даже в полной темноте весь мир вокруг невероятно ярок.
Внизу послышалось дыхание и шорохи. Рой разглядел во тьме колючий силуэт и по спине прошла холодная волна. Отец учил, что ёж − это опасность и с ним столкнуться − гибели не избежать.
"Но… Если Фрай всё видит… Это значит, что рядом с ним я защищён?"
– Да, Светлячок, со мной ты можешь быть спокоен.
Ёжик немного пошумел, понюхал землю, два раза фыркнул и скрылся в плотной темноте: "шлёп-шлёп-шлёп-шлёп". Рой взбудоражился и всё, что Фрай рассказывал теперь стало звучать особенно волнующе:
– И этот свет ВЕЗДЕ! ВСЕГДА! Я не могу его развидеть!
Ласковый ветер шевелил его пушистую густую шерсть, пуская волны, будто играя с ним, сидящим неподвижно.
– А мысли, Рой, а мысли! Отовсюду поднимаются как дым и оседают на ворсинках моих антенн, вот здесь. − и проведя руками по своим мохнатым рожкам, он начал говорить сердито, произнося каждое слово быстрей и громче предыдущего:
– Щекотят. Струйкой затекают в уши. ЖУРЧАТ и заполняют голову. СЛИВАЮТСЯ В ОДИН НЕПРЕКРАЩАЮЩИЙСЯ ШЕПОТ И ШУРШАНИЕ…
И он затряс своей косматой головой, как будто говоря: "нет-нет-нет-нет", зажмурился и закричал:
– ОНИ С УМА МЕНЯ СВЕДУТ!
Потом вдруг замер, выпучил глаза и еле слышно произнёс:
– А что если уже?!?
Рой нервно захихикал, смотря на Фрая искоса.
– Нет, что если ты прав? И никакой я вовсе не особенный, а просто сумасшедший, и это всё − плод моего воображения?
Фрай рассуждал растерянно – серьёзно, но Рой как будто научился по интонации, неуловимой хитрости в его глазах распознавать лукавство и подыграл:
– Ну да. Я так и думал. Ты всё это выдумал. Болтун.
Прищурившись, Фрай посмотрел на Роя с подозрением:
– А может быть и ты воображаемый?
– Всё может быть…
Рой сделал в точности такой же взгляд и ещё несколько секунд они косились друг на друга молча. И вдруг червяк как завопит:
– Ай!!! Ты чего щипаешься!?!
А мотылёк со смехом:
– Фух! Ты настоящий! Ну слава Богу! Ха-ха-ха! − но тут же получил под бок.
– Пэрке!?!
– Зато теперь мы точно знаем, что ты не сумасшедший, да?
– Так точно! Но это не точно…
Нахохотались вдоволь, а потом Фрай пригрозил ему качая головой:
– Ты помнишь, что я говорил тебе, дружок? О том, что ты горишь как солнце − ярче всех.
Рой застеснялся, опустил глаза. Признаться честно, он не верил в это до конца, ведь никогда не ощущал себя особенным. Только неправильным.
– Рой, верь мне, ты определённо больше, чем просто дождевой червяк. Ну не бывает столько света просто так. Что думаешь?
Рой медленно вздохнул и выпалил всё на одном дыхании:
– Оно смешно, конечно, но я думаю, что сумасшедший-то на самом деле я. Вот, нет бы жить как все − работать, быть полезным, быть как отец – довольным, правильным и честным перед самим собой, и перестать мечтать о том, чему не суждено исполниться. Так нет же. Прусь! Рискуя жизнью прусь наверх, смотрю… смотрю… как дурачок… туда, − он поднял голову. – туда, где никогда не окажусь. Как это глупо… так мечтать.
Поняв, что речь идёт о чем-то сокровенном, Фрай осторожно медленно спросил:
– Мечтать о чём?
Рой хмыкнул:
– Ты будешь смеяться.
– С чего ты взял? Скажи!
– Нет… Не могу… Так глупо…
– Да ты чего? Скажи мне!
– Ну не знаю, Фрай…
– Кому ещё, если не мне? Скажи немедленно, о чём мечтает Рой?
– Ну ладно.
Рой закрыл глаза и выдохнул:
– Ты прав. Кому я расскажу, как не тебе.
– А я о чём? Ну?
– Я хочу летать.
Возникла пауза.
– Чего?
– Летать!
– ЛЕТАТЬ?!?
– Ле – тать.
– Летать, значит.
– Ага.
– Ааа, пооонял, ты хочешь летать!
– Угу.
Фрай изо всех сил сдерживался и сжимал свой рот, чтобы не рассмеяться, но это было выше его сил.
– ПФА-ХА-ХА-ХА!
– Ну я же говорил. Вон даже слюни брызнули.
– Летать он хо-хо-хо-хо-хо!
Он хохотал так дико и так смачно, держась за пузо и дрожа, что покраснел. Он то орал, то всхлипывал, то слезы вытирал. Он весь вспотел.
Рой был смущён своею откровенностью, но вместе с тем почувствовал большое облегчение.
– А знаешь что?
– ВА-ХА-ХА-ХА!
– Вот я сказал тебе…
– Ой, не могууу!
– И прямо легче стало на душе.
– АГА-ХА-ХА!
– Я будто бы теперь освобождён от этой тайны!
– Ох, насмешил…
– Ну что поделаешь?
– Ты сумасшедший и вот ЭТО точно!
– Должна же быть мечта! Вот я такую выбрал. Что теперь?
– Что значит ТЫ выбрал? Мечту не выбирают! − сказал внезапно Фрай, став совершенно строгим, – Это МЕЧТА, мой милый, выбрала тебя! Мечта к кому попало не приходит, а выбирает тех, кто может воплотить её.
– Ну, значит она глупая, моя мечта, раз выбрала меня.
– Или слепая. Где были её глаза?
– Ага.
Фрай всё никак не унимался:
– Летающий червяк − даже звучит нелепо, хех. Хотя… Если тебя сожрёт какая-нибудь птица…
– Ой, прекрати!
– Ты вполне можешь полетать…
– Да перестань!
– В её желудке А-ХА-ХА!
– Так не считается.
– Ну всё, отныне ты не светлячок, а лётчик!
– Ну и зачем ты спрашивал? Чтобы смеяться надо мной?
– Смех продлевает жизнь, ты знал об этом?
– Ты хочешь долго жить?
– Да, знаешь ли, это МОЯ мечта!
И после этих слов он сделался задумчивым и суетливым.
– Так, лётчик! Мы теряем время! А ну, за дело!
Что-то бормоча себе под нос он деловито зашагал по веткам вниз. Связал очередную стопку стеблей, закинул палку с паутиной на плечо, вздохнул и молча начал подниматься вверх – тянуть развязывать и разбирать, прицеливаться ставить и замазывать. Так, шаг за шагом выстроилась лестница зигзагом вдоль всего ствола. Уставшие, но удовлетворенные, они стояли на вершине дуба, до самой верхней веточки их отделял один последний стебель − последняя ступень.
– Мы на пороге неба, Рой…Мы на пороге неба!
Фрай был охвачен предвкушением. Рой не сводил своего взгляда с его глаз, в них одновременно дрожали волненье, радость, страх и благодарность, и миновав последнюю ступень, он приподнял руками крылья, чтоб не споткнуться, ни за что не зацепиться и словно дама в пышном платье, подпрыгивая побежал по ветке вдоль − к самому краешку. Рой поспешил за ним. Отбросив крылья, мотылёк резким движением отодвинул листья в стороны, как будто ставни распахнул и из окна на них потоком хлынул лунный свет. Они шагнули в него и… Лежащий словно на ладони перед их взором распростёрся спящий лес. Укрытый низкими густыми облаками и окольцованный стальными водами реки, он безмятежно спал на мягком травяном ковре в огромном чёрном бархатном шатре, расшитом тысячей бриллиантовых камней.
– Ты знаешь, иногда мне кажется, что ТАМ, в стеклянной банке наверху сидит лишённая свободы большая стая светлячков. Глядят на нас тоскливыми глазами, и я как будто чувствую эту тоску.
Фрай не ответил ничего. Всё это время он стоял, едва дыша, ошеломленный и растерянный. Впервые в жизни он не слышал чужих мыслей за грохотом своего сердца, а в горле комом встали слёзы. Избыток света вызвал головокружение, и опьянённый мотылёк решил спуститься вниз на несколько пролётов. Присел на корточки спиной к стволу, закрыл глаза. На грани своего сознания, с отдышкой и большим трудом ему дались слова:
– А ты не думал… что на самом деле… в стеклянной банке… сидишь ты?
Рой, очарованный невероятным видом, не сразу понял смысл его слов. Поняв, он сделался испуганно-серьёзным, как будто резко вспомнил то, о чём давно забыл и всё невнятное внезапно стало ясным.
– Готов ли ты к свободе, Рой? Вот в чём вопрос.
С верхушки неба сорвалась звезда. И, прежде чем исчезнуть навсегда во тьме, дугою осветила лес. Рой проводил её глазами и через миг след растворился без следа, словно её и вовсе не было. Но ведь она была! БЫЛА! И стало ясно вдруг – она была не зря!
Он вернулся под утро рассеянный и погружённый в себя. Этой ночью он словно в какой-то момент стал другим. Ему нужно хотя бы немного поспать, чтобы всё в голове и душе улеглось. У норы его встретил раскатистый храп − Генри спал в куче мелкой листвы. Проход в комнату Роя виделся за ним. Оставалось пройти осторожно и тихо "по стеночке" − это он делал уже много раз и всегда удавалось. Он стал пробираться, но вдруг, ни с того ни с сего, Генри перевернулся во сне, положил свою голову сыну на хвост и опять захрапел с новой силой. "Что делать?" − Рой замер в испуге, не двигаясь и не дыша. – "Уберу − разбужу, лягу так − не усну." Через пару минут он решился и медленно начал вытягивать хвост, голова Генри плавно с него опустилась на землю. Он всё ещё спал. "Фух" − казалось бы, всё позади, но уже возле входа, совсем неожиданно, в самом расцвете звучания храп оборвал сонный голос отца:
