Kitabı oku: «Зарытая кукла», sayfa 4

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Странная история куклы

Глава первая

Алевтина Петровна после отъезда Клары Федотовны ходила как потерянная. Она старалась днем побольше нагрузить себя делами, а когда вечером усталая ложилась в постель, сон не шел к ней, а в голову лезли тяжелые воспоминания. Она как сейчас помнила, как эта дорогая кукла попала к ней. В дом игрушку принес отец Алевтины Петр Иванович. Он был одним из первых, в деревне кто поддержал новую власть. Но, почему-то его понимание текущего исторического момента свелось только к лозунгу «грабь награбленное», что озлобленный мужчина и делал. Когда мать Алевтины – Пелагея, бледная забитая женщина, увидела в руках у мужа дорогую игрушку, она испуганно прикрыла рот рукой и быстро ушла в горницу. Она по привычке поднесла руку ко лбу, чтобы перекрестится, но взгляд упал на белевшие следы икон в углу. Муж недавно показательно сжег их на глазах всей деревни. Ей удалось спрятать только маленькую иконку Казанской Божьей матери, которой она молилась потихоньку в амбаре, если была уверена, что никто ее не увидит. Пелагея посмотрела на мужа – тот внимательно следил за ее рукою. Она сделала вид, что поправляет платок, и уже хотела выйти вон из избы, но супруг решил срочно заняться перевоспитанием бедной женщины.

– Постой, не торопись, – приказным тоном остановил супругу отец Алевтины. – Ты Пелагея – несознательный элемент, – сказал Петр, поглядывая на женщину недобрым взглядом. – Религия – опиум для народа, – продолжил он, показав пальцем на светлые пятна в углу, где раньше были иконы. – Вот, разведусь я с тобою, дурой дремучей, а женюсь на Нинке, она настоящая революционная подруга, ни в бога, ни в черта не верит, – закончил свою тираду Петр Иванович. Мать Алевтины едва заметно покачала головой. Она знала, что эта Нина еще в царские времена заразилась сифилисом, что напрямую было связано с тем образом жизни, который она вела.

Пелагея почти не разговаривала с мужем. На ее слезы и просьбы он мог ответить ударом по лицу. После того, как муж заделался рьяным большевиком, он частенько участвовал в раскулачивании не только в своей деревне, но и в окрестных. Причем, даже его товарищи по ячейке неоднократно говорили Петру, что он перегибает палку, когда жестоко избивает, или расстреливает на месте членов семей кулаков или сочувствующих. Его даже хотели исключить, но побаивались. После рейдов по раскулачиванию, в доме Петра появлялись разные диковинные вещи, типа фарфоровых подставок для книг, хотя из литературы был только "Капитал" Карла Маркса. Фактически это был предмет обстановки, потому что читать эту книгу никто не собирался.

– Алька, поди сюда, – позвал дочь Петр Иванович. – Гляди какую я тебе буржуйскую ляльку принес, – он протянул дочери огромную красивую куклу. Алевтина подошла к отцу и взяла фарфоровую барышню из его рук.

– Чья это, батя? – удивленно спросила девочка. Она погладила рукой кукольное платье из дорогой ткани с кружевами, какой еще ни разу не видела. – Ой, туфля нету одного… – сказала Алевтина, глядя на ножки кукольной барышни.

– Мы сегодня с одним народным кровопивцем посчитались, – гордо произнес отец, видя какое впечатление его подарок произвел на девочку. – А кукла – дочки его, она ей теперь не нужна, в дальней дороге с большим скарбом тяжело. Алевтина не поняла, о чем говорил отец, она во все глаза смотрела на игрушку и перебирала на ней каждую складочку и рюшечку. – А туфлю выкини. Она и без нее вон какая роскошная, – закончил разговор отец, направляясь к двери. Он по-своему любил свою Альку и хотел ее удивить и порадовать, но регулярные приступы звериной жестокости, по отношению практически ко всем, и особенно к матери девочки, не давали возможности ребенку, любить своего отца, хоть немного. Петра Ивановича все панически боялись.

– Пелагея, – позвал он жену, – пойди, там мешки стоят, в амбар прибери. Женщина покорно пошла исполнять указания. Отец с удовольствием прохаживался во комнате, что-то бубня. Алевтина отнесла куклу и положила себе на постель. В общем с этого момента началась длинная полоса странных происшествий и несчастливых событий в жизни Алевтины.

Глава вторая

В первую же ночь, уснув рядом с куклой, девочка проснулась от явственного детского плача, причем она никак не могла понять, во сне это или наяву. Наверное, матери Алевтины, Пелагее, тоже что-то слышалось, потому что женщина иногда подходила к кукле, смотрела на нее качая головою и уходила, смахивая украдкой слезу.

После этого Алевтина больше не клала куклу с собой в постель. И даже не решалась играть с ней. Она посадила фарфоровую барышню на сундук и не трогала игрушки. Время от времени девочка аккуратно смахивала пыль и осторожно сажала куклу на место. Как-то после похода в цирк-шапито, который остановился в ближайшем городе, Алевтина, восхищенная акробатическим номером девушки, танцевавшей на проволоке, надела на себя кукольную шляпку и начала вертеться на одной ноге. На пятом или шестом повороте, девочка, зацепившись о ножку железной кровати ударилась лбом о скамью так, что рассекла кожу. Прибежавшая на ее вопли Пелагея все поняла и прижав к себе плачущую дочь быстро зашептала:

– Деточка моя, не трогай эту куклу, на ней слезы невинного младенца. Просто береги, но не трогай. После этого происшествия кукла постоянно сидела на сундуке и наблюдала грустными удивленными глазами за тем, что происходило в этой семье. Пётр, отец Алевтины крепко прикладывался к бутылке. Пьяным он зверел и начинал гонять мать, называя это искоренением буржуазной морали. Однажды от сильного удара виском об дверь, Пелагея умерла. Петр ночью вытащил ее из дома и положил у сарая, а утром пояснил соседям, что жену корова рогом ударила. Те перешептывались на похоронах, но в глаза отцу Алевтины сказать что-либо побоялись.

После этого случая, сам он ненадолго пережил жену. Как-то зайдя в дом к соседкам-старушкам, он сорвал из угла темную от времени икону спасителя и сломал ее ударом о колено. Он шел к печке, чтобы бросить икону в огонь и наступил на торчавший ржавый гвоздь. Этого было достаточно, чтобы умереть от столбняка в сильных муках всего через полтора месяца.

Глава третья

Алевтина осталась сиротой вместе со своим старшим братом Николаем. Молодой парень и малолетняя девчонка не могли тащить на себе всю домашнюю работу, не хватало ни ума, ни силенок, поэтому справное хозяйство едва не пришло в упадок. К счастью, брат Николай быстро женился. Он был высокий, приятный на лицо и характером пошел в мать. Брат Алевтины не страдал бешенством отца, был немногословным, но улыбчивым.

Лишние женские руки, ох как пригодились в большом хозяйстве. Алевтина быстро поладила с невесткой. Она просто беспрекословно подчинялась ей и старательно выполняла все поручения женщины, которая была старше ее брата почти на пять лет, очень хваткой и работящей. Но неожиданный случай все изменил. Жена Николая была старшей дочерью из многодетной семьи. Ее младшенькие частенько забегали к сестре выпить стаканчик молока или похлебать супчика. Алевтина не была жадной, она понимала как трудно прокормить много ртов, и ничего не имела против набегов родственной саранчи, даже угощала их припрятанными кусочками сахара, но однажды войдя в избу, она увидела, что невестка протягивает младшенькому братцу, который через раз ронял посуду, и вообще ломал все, что попадалось ему в руки, куклу со словами:

– Гляди какая красивая барышня, на-ко поиграй.

– Не-е-ет! – Закричала Алевтина. – Поставь на место! Нельзя брать! – она бросилась к невестке и забрав куклу, очень осторожно посадила ее на место. Мальчуган с ревом выскочил из дому, а невестка затаила обиду. Вечером она жаловалась брату на Алевтину, но брат, сказал только:

– Велено не трогать, не трогай. Николай думал, что сестра бережет куклу, как память о матери, которую он очень сильно любил, и после того, как отец убил его, очень переживал, что бессилен даже что-то сказать Петру Алексеевичу. На похоронах отца брат был с таким странным выражением лица, которое трудно было назвать печальным. Скорее это было скрываемое злорадство и ненависть к умершему. Поэтому Николай поддержал требование сестры в отношении неприкосновенности фарфоровой барышни. Такой ответ еще больше разобидел невестку. Она начала по поводу и без повода цепляться к девушке. Но Алевтина была беззлобной и молчаливой. Она просто делала вид что не замечает нападок.

Иногда, вспоминая прошлое, Алевтина думала, что, если бы она разок хорошенько сцепилась с невесткой, или просто попыталась объяснить причину своего поступка, то та бы спустила пар, и возможно конфликт постепенно забылся. Жена брата тогда распалилась не на шутку, она к тому же была беременна, у нее был сильный токсикоз, что тоже способствовало нервным срывам. Как-то зайдя в дом, она остановилась перед куклой, долго рассматривала ее, и сказав:

– Ишь, ты глазищи вытаращила, сволочь буржуйская, – смачно плюнула кукле в лицо. Алевтина случайно в это время входила в дверь. Она молча подскочила к кукле и отерла ей лицо фартуком. Золовка ничего не сказала, шипевшей что-то невестке, но лежа ночью в постели, вспоминала свою мать, ее слова о кукле и раздумывала, что-же с ней делать. Не прошло и недели с того случая, как жена брата отправилась на речку полоскать белье. Было начало зимы, лед был еще слабый. Бабы из деревни уже полоскали белье, но то ли день перед этим теплый выдался и лед подтаял, то ли весу было много в беременной невестке, но по неведомой причине она утонула. Когда ее достали из воды глаза ее были раскрыты, а на лице было выражение изумления, как будто она даже не поняла, что с ней происходит.

Брат после похорон жены стал пить. Почти вся работа по дому легла на плечи сестры. Алевтина жалела своего доброго, молчаливого брата, но не знала, чем ему помочь. Он бы совсем спился, но объявили о начале войны. Николай одним из первых ушел на фронт и одним из первых погиб. Уже к зиме Алевтина, вместе с несколькими соседками получила похоронку.