Kitabı oku: «Тени не исчезают в полдень», sayfa 19
Глава 29
Алек ещё не чувствовал, но уже не осознавал, не видел, не слышал окликов. Ноги донесли его до выхода. Пальцы сжали ручку двери. Рука потянула её до оглушающего хлопка. В груди пульсировало. Пепел летел в лицо, щекотал в носу, жёг глаза. В каждом глотке воздуха был проклятый пепел. Он накапливался в горле, обдавал сажей, почти ощутимо. Он отравлял Алека. И медленно, сонное, пробуждалось чувство. Оно спало уже три года.
Алек выбежал на улицу и чудом ни с кем не столкнулся. Люди шарахались от него. Он больше не бежал. Сила в ногах закончилось. Её хватало только на медленный шаг по тропинке сквера.
Алек снова потерял. Он устал терять. Сколько пепла нужно, чтобы задохнуться в нём? Сколько слёз, чтобы они закончились насовсем?
Алек упал на скамейку. Здесь, на этой скамейке всё началось. Он говорил здесь с Дианой. Глаза щипало, лицо горело. И ветер не мог потушить всепоглощающего огня в груди. Пламя поедало воспоминания. И они возрождались, чёрно-белые, в прошедшем времени. Пламя пожирало и чувства. И, сгорая, они цеплялись когтями за сердце.
Глаза щипало. Слёз не было. Они уже закончились.
– Я не могу вернуться, – повторил сквозь пелену времени тихий голос Дианы.
Алек коснулся скамейки. Она была ещё тёплой, словно вот сейчас, только что ушла Диана. А прошла уже целая вечность.
Алек тоже не мог вернуться, отвечать на расспросы, говорить о том, о чём больно даже думать. О своём прошлом счастье. О своей главной ошибке. Алек поднялся. Перед глазами всё плыло. Мимо промчался мальчишка на велосипеде. Единственный счастливый шрам на колене… Алек поднял рукав рубашки. Белые полосы врезались в глаза, и он спрятал руку за спину. Такими же полосами, только невидимыми, осталась она.
Алек шёл вглубь сквера. Там не было людей и плакали деревья. Ветер ласкал их. Он ласкал и Алека, перебирал волосы, забирался за воротник. Ветер успокаивал деревья, и они начинали шептаться. Алек вдохнул полной грудью. Больно. Но без пыли.
Он сошёл с дорожки, остановился у дерева, прислонился затылком к его шершавой коре. Алек смотрел в небо. Облака совсем не походили на туман, как этой ночью. Они плыли гигантскими пушистыми кораблями.
– Похоже на плащ, – прошептал Алек. Ветер засмеялся под крышами скрытых кронами домов.
Плащ плыл, и растягивался, и снова плыл, мимо солнца, сопровождаемый ветром. Деревья цеплялись за него и шептали громче и громче. Губы шевелились беззвучно.
– На плащ, – вторил Алеку звонкий голосок Ники.
Он коснулся щеки. Крошечный влажная дорожка пробежала и растворилось под рукой солнца и ласками ветра. Алек отошёл от дерева. На скамейке, той скамейке, с которой он только что поднялся, кто-то сидел. Алек присмотрелся. Завивались на концах светлые волосы. Солнце играло их локонами, словно корона лежала на головке. Знакомой. Очень знакомой, даже со спины.
Она повернулась вполоборота. И Алек узнал. Ноги приросли к земле. Он стоял и смотрел на призрака прошлого, который вдруг стал осязаемым. Она разглядывала небо. И Алек поймал себя на непозволительной мысли: что угодно он отдаст, чтобы сейчас она обернулась. Но она не обернулась.
– Майя.
Её имя подхватил ветер и понёс вперёд, к скамейке. Но растерял по дороге и уронил на неё только крошки солнечного света и мелкой пыльцы.
Какая-то часть Алека заставила пальцы сжаться на рукоятке пистолета. Другая же не позволила сделать ни шагу. Алек на секунду только отвёл взгляд, и Майя исчезла, словно растворилась в воздухе. А на лавочку медленно спускалась золотая пыль.
Упустил. Алек так и не понял, обрадовался ли тогда и почему воздух покачнулся и поплыл против ветра от тихого смеха. Где-то Алек слышал, что так начинается сумасшествие. Просто перестаёшь осознавать, что с тобой происходит.
Он снова смотрел на небо. И плащ расплылся пятнами, в которых нельзя было найти форму. Алек не заметил, что больше не один на дорожке. Только когда содрогнулся воздух от чужого присутствия совсем близко, он обернулся. Он увидел и почувствовал Нику одновременно. А потом услышал её шёпот. И почему всё вокруг шептало?
– Это она?
Алек наклонил голову. А пальцы Ники уже сжали ткань многострадальной рубашки. Её объятья успокаивали лучше ветра. Вместе с её шёпотом ожил и шёпот деревьев. И облака снова собрались, чтобы поплыло по небу воздушное белое сердце.
– Ты говорила? – Алек всё понимал. И пусть голос дрожал. Это был его голос.
– Ничего, ничего не говорила, – пролепетала Ника и прижалась к груди брата.
Алек зарылся носом в её волосы. Мягкий запах сирени дрожью пробежал по телу. Позже Алек понял, что именно тогда, в парке, запах сирени вытеснил из его головы лаванду и корицу. А пока он слушал голоса деревьев и дыхание Ники, которое стало вдруг громче всех призрачных воспоминаний.
Они вернулись в отдел. Сколько времени прошло, Алек не знал. Это больше не имело значения. Он отвечал на вопросы, назвал имя, всё объяснил, переписал схему. И это он делал на автомате. Алек был ещё в том сквере с Никой, по небу плыло сердце, и на пустую скамейку сыпался золотой дождь.
– Но как… как мы её возьмём? Если она тень? – Это был первый стоящий вопрос. И Алек нехотя вернулся в реальность. Здесь оказалось холоднее и темнее, чем там, за окном. И запах влаги совсем перебил и лаванду, и сирень.
– Она придёт.
Алек в этом не сомневался. Конец оказался быстрее и сокрушительнее, чем он ждал. Ведь всё уже закончилось в тот момент, когда он увидел фоторобот. Он выиграл. Никогда Алеку так не хотелось проиграть.
– Игра закончилась. Она отдастся нам в руки, – пояснил Сеня.
Алек впервые за последние полчаса оторвался от неосознанного разглядывания трещин на стене. И первым, что бросилось в глаза, была общая подавленность. Месть, которой ждал Сеня, спасение, на которое надеялись Андрей и Камилла, раскрытое дело в конце концов никого не радовали.
– Закончилась, – повторил Андрей. – Только совсем это была не игра.
– Жестокая игра, – не услышав его слов, прошептала Ника.
– Играй по чужим правилам или создай свои.
Язык едва ворочался. Но это не Алек говорил, это его голосом в последний раз говорила Майя.
– Настоящих всё равно нет.
Майя так говорила. А потом смеялась и весь вечер нарочно много болтала о ерунде, чтобы забыть, что снова не сдержалась. Но цитата, составленная, наверное, из многих цитат и растущая годами в голове Майи, прочно засела в памяти Алека.
– Она строила свои правила.
В следующий раз, когда Алек посмотрел на часы, было уже три. Солнце палило вовсю, но пробиться сквозь жалюзи не могло и уныло лежало горами света на полу. Отдел же погрузился в полумрак. Андрей первым решился заговорить об операции. И Алек согласился.
Он успел продумать несколько стратегий. Бесполезно. Одним движением Майя всё разрушит, стоит ей только захотеть. В её игре по её правилам выиграть можно, только если она позволит. Алек нащупал пистолет перед выходом. Привычка. Он знал, что оружие не понадобится. Что бы ни случилось, стрелять в Майю он не сможет.
Алек почувствовал её, едва вышел из отдела. Тень скользнула по перилам. И это была больше не его тень. Алек остановился. Тень тоже остановилась. И где-то глубоко в сознании прозвучал тихий голос: «Ты называешь это игрой? Тогда финальный раунд».
– Она здесь! – только успел крикнуть Алек, и тень исчезла.
– Ни с места! – голос Андрея. Алек обернулся. И столкнулся взглядами с самим собой.
Он словно смотрел в зеркало. Те же глаза, те же волосы, даже форма та же. И в такой-то момент Алек подумал именно об одежде. Как она меняется? А тот, второй, улыбнулся, и улизнул за спину, прикрываясь плечом Алека.
– Не двигайся, буду стрелять! – Уже Макс выхватил пистолет.
Лже-Алек прыгнул через перила. Два выстрела раздались одновременно и не задели его. Он просто исчез. Внизу было слишком много людей.
– Чёрт! – Алек пнул камень. Тот с грохотом прокатился по ступенькам и упал к ногам Сени.
– Она не должна уйти далеко.
Журавлёв перенял эстафету и запустил камень в траву.
– Она сказала: это финальный раунд.
Больше никто не решился ничего предполагать. Все отступили перед злостной решимостью Алека. Играть против Майи было сложно. Наверное, на это она и рассчитывала, ждала, что Алек даст ей уйти. Но четыре слова всё решили.
– Она идёт ко мне.
Алек принял вызов. Он не сомневался, что в последнем раунде станет главным действующим лицом. Понимали это и остальные и не отводили взгляда с Алека, когда рассаживались по машинам. Пятнадцать минут в обществе одного человека… Алек выбрал Сеню.
– Она хочет, чтобы я защёлкнул наручники.
Машина отъехала от участка и в дорожном потоке покатила к перекрестку. В зеркало заднего вида Алек видел, как вереницей по дороге потянулись знакомые номера домов. Почему-то именно номера, словно смотреть ниже он не решился. Были бы солнечные очки, Алек нацепил бы их. Никогда ему так не хотелось от всех закрыться и одновременно говорить, говорить, пока не затихнут мысли.
– И ты это сделаешь.
Алек на секунду забыл о дороге. Он ждал от Сени… впрочем, он сам не знал, чего ждал от Сени, но точно не поддержки. Так могла сказать Ника. Только Ника положила бы руку на колено или попыталась бы поймать его взгляд. Сеня, напротив, отвернулся. Алек увидел его глаза только в отражении окна. И в этих глазах увидел себя.
– Это твоё дело, правда, – тихо продолжал Сеня. А губы его почти не шевелились. И голос шёл словно со всех сторон.
– Наше.
Майя больше сломала, чем построила. Чего бы она ни хотела добиться, каких бы порочных людей не выбирала жертвами, как бы ни закручивала вихрь пыли вокруг Алека, слишком много оставила за собой боли и теней. Убийство не может быть положительным.
Сеня улыбнулся. И Алек не понял чему: мигнувшему на стекле солнечном зайчику или его словам. Наверное, и тому, и другому. Сразу. Хорошее слово – наше. Алек мысленно повторял его, пока не остановил машину. У него был запах тепла, горько-сладкий привкус и никакой лаванды и сирени.
Одновременно хлопнули двери. Только Сеня задержался у машины. И Алек один ступил на пылающую плитку. Дом весь цвёл под лучами солнца. В какой-то момент Алеку показалось, что он ошибся. Не могла тень прятаться здесь. А потом снова появилась она. Она пробежала мимо. Алек сначала почувствовал холод, неподвижный, совсем не такой, как прохлада игривого ветра. Этот холод разлился по всему телу, и снова в голове зазвучал голос.
– Мы не будем никого ждать.
Она не притворялась, просто скрылась за углом прежде, чем Алек успел прийти в себя. А у Сени и пистолета не было.
– За ней! – первым очнулся Журавлёв.
И волна адреналина выбила из головы лишние мысли. Ботинки стучали по асфальту, Алек слышал, но не чувствовал, что касается земли. Ветер бил в лицо, воздух жёг лёгкие. Её тень мелькала впереди, всё ближе. Алек перепрыгнул через канализационную решётку. Со звоном брякнуло железо. Сеня оказался менее ловким. Алек уже знал, куда бежит. Он успел заметить номера домов. В этих переулках он ориентировался прекрасно. Не то место выбрала Майя для догонялок.
Дорога вильнула, метнулась вправо. Под ногами зашуршали камни, песок взлетел пылью в воздух. Тротуар сузился до усыпанной щебнем, покрытой ямами дорожки. Несколько секунд, и Алек коснётся её спины. Мимо промчался белый мерседес. Водитель что-то крикнул, высунувшись из окна. Алек не расслышал. Нога запнулась о булыжник. Он едва удержал равновесие и рванул дальше. Но секунды промедления хватило Майе, чтобы уйти вперёд.
На ней белая футболка, волосы завязаны в низкий хвост. На ногах те же кроссовки, что тогда…
– Догоняй!
Она рванула с места. Алек заметил ускользающую белую фигурку, обведённую солнечным светом, и в лоб прилетела ветка. Алек зажмурился, поморщился. Останется царапина. Всё равно закроется под волосами.
Майя уже добежала до поворота, и Алек спрятал в карман телефон и тоже перешёл на бег. Люди оборачивались. Редко видели, как совсем уже не дети гоняются друг за другом по парку. Не дети, но ещё не взрослые. Алек не чувствовал, что бежит, что касаются асфальта ботинки. И всё-таки в ботинках и в брюках бегать оказалось неудобно. Да и лоб жгло от столкновения с веткой.
Где-то вперёд тихо звучал её смех. С ним сливался смех ветра. И Алек заразился смехом. Он едва не налетел на какую-то компанию серых лиц, быстро извинился и, не услышав ни слова из их причитаний, помчался дальше. Алек нагнал её у выхода из парка, схватил за руку и притянул к себе. Она поддалась, всё ещё смеясь и переводя дыхание. И в эту летнюю ночь, когда Алек, забыв о людях вокруг, коснулся её губ, запах лаванды и вкус корицы были особенно яркими.
Майя резко развернулась. Алек проскользил по рассыпчатому гравию. Впереди вырос дом, старый, кособокий. Он глядел мрачной грудой досок, земли, кирпича. И плетущийся по ветхим стенам плющ тоже имел сероватый оттенок. Солнце осталось за поворотом. А тёмный дом смотрел осуждающе и устало. Но Майя бежала к его двери. И Алек заранее это знал.
Ступеньки просели и протяжно закричали, застонали. Дверь вторила им, когда Алек слишком резко дёрнул за ручку. Здесь, внутри, тоже гулял ветер, но не мог вынести сырого запаха плесени. Дом говорил. Дом уныло пел. Он словно знал, что будет происходить в его стенах.
А там, у дороги, наверное, суетились сейчас ребята. И телефон беззвучно взрывался от звонков и сообщений. Алек подумал об этом и сразу забыл. Потом он оправдается, а сейчас настал его раунд. Алек медленно шагал по потрескавшимся доскам. И всё равно дом подхватывал его шаги и кидал в стены, и повторял, повторял, пока хлопок двери не перебил их. Это Сеня. Алек и оборачиваться не стал.
Он остановился, прислушался. Шаги не прекратились. И Алек снова побежал. Доски уже не стонали. Они кричали, рыдали под ногами. Дом шатался. Стены многочисленными глазами осуждающе глядели со всех сторон. Алек вскочил на лестницу. Ступенька щёлкнула, но выдержала. И, потеряв страх, Алек бросился бежать наверх. Звука шагов уже нельзя было различить. Кругом всё гремело. Эхо раздувало звуки до невероятных размеров. Не осталось ни одного чистого клочка воздуха.
Алек остановился перед приоткрытой дверью. Лестница упиралась в неё. Дверь, поскрипывая, раскачивалась. Алек шагнул к ней. Сердце колотилось ещё громче неровного биение сердца дома. Алек потянулся к ручке. Она не обожгла холодом. Зато из тонкой щели между дверью и стеной ледяной воздух так и лил тонкими струйками.
Алек потянулся к пистолету, но одёрнул себя. Какой смысл в угрозах, которые он не сможет исполнить? Дверь щёлкнула, ударила по стене. Дом вздрогнул. И всё стихло.
Алек стоял в комнате, которая когда-то служила хозяевам спальней. Древняя мебель гнила вместе с домом. Алек едва не споткнулся о ножку покосившегося стола. Воздух, который снаружи казался холодным, коконом окутал горящую кожу. Тишина отрезвила.
– Догадался.
Эхо нарочно не стало усиливать голос Майи. Оно лишь тихо повторило, словно боялось. Майя усмехнулась. Алек смотрел на неё и не мог узнать. Могут ли та Майя, его Майя, и тень-убийца быть одним и тем же человеком?
– Я знаю, о чём ты думаешь.
Прозвучало многозначительно. Алек только хотел бросить что-нибудь колкое, как Майя перебила его и сама пояснила:
– Я больше не трону. Просто знаю: ты думаешь, что я не могу быть Майей. И знаешь, ты прав. Я Шэдоу. А Майи никогда не было.
Алек упорно молчал. Надо было давно достать пистолет, заставить замолчать её. Но руки предательски опустились, пальцы не шевелились. И в глазах щипало от ветра и пыли. Как в сквере.
Неожиданное сравнение ударило в голову. Алек зажмурился. В сквере он упустил…
– Я не побегу. Если отпустишь…
…отпустил Майю. У него на это попросту не было права.
– Я уйду, исчезну и никого не трону. Стреляй. – Майя кивнула на пистолет.
– Уезжай, – сквозь слёзы прошептала Майя из воспоминаний.
– Стреляй, я безоружна. Нож остался в квартире Дорохова.
Она была слишком спокойна для безумной. Да всё кругом казалось неправильно реальным. Алек что угодно отдал бы, чтобы снова смотреть на это как на глупые фантазии и мистические гадания старухи на ярмарке.
– Ты знала, что это дело будет последним? – Алек не хотел задавать вопросов. Но Майя ждала именно этого.
– Знала. – Она кивнула и шагнула к свету.
Из дырок, которые раньше называли окном, сочилось солнце. Оно преобразило черты Майи. Словно Алек и не выходил из того парка. Мгновенье, три года – не всё ли равно для чувства? Только для жизни разница есть.
– Стреляй.
Алек скрестил руки на груди. Майя хмыкнула. Она скрывала тайную радость. Алек боролся с подступающим безумием. Ещё немного – и крыша старого дома не выдержит его эмоций.
И тогда Алек заметил Сеню. Его взлохмаченная шевелюра маячила перед окном. И Алек поступился своими планами и заговорил, нарочито громко, твёрдо, чтобы обернуться у Майи не было шансов.
– Зачем? Что с тобой происходит? Это…
– Не говори, – пресекла Майя и прижала палец к губам. – Всё потом.
Только эхо спасло Сеню. Он забрался в окно беззвучно, и в последний момент нога соскочила и половица крикнула и изогнулась. Сеня подобрался к Майе. Она, казалось, не замечала. Только Алек был целью немигающих серых глаз.
– Давай всё закончим. Отойди или стреляй.
Подхваченное эхом «стреляй» переродилось в тихое «давай». Металлический щелчок, и Сеня уже стоит перед закованной в наручники Майей. Ещё секунда – и он отпрыгивает, сообразив, что сбежать жертве ничего не стоит. Но Майя бежать и не пытается. Она рассматривает наручники так внимательно, как простые люди разглядывают подарки: с любопытством, с интересом.
– И как я не догадалась.
Сеня медленно пробирался к окну, чтобы закрыть последний выход. Майя пожала плечами и отошла в центр комнаты. Алек продолжал следить за ней. Точнее следили глаза. Напряжение сковывало руки. Но Алек знал: никуда Майя не побежит.
– Выстрелил чужими руками.
Её голос понравился эху. Он посыпался со всех углов, полился из окна. Майя грустно улыбалась. Это конец. И не таким он должен быть. Мысли замкнулись в круг. Всё повторялось. Алек неосознанно опустил взгляд, и ему показалось, что сквозь рубашку просвечивают светлые полосы.
Он хотел слишком много сказать и поэтому молчал. Позвякивали наручники. Стучало что-то в ветхой крыше. Где-то под полом скреблась мышь. А в черепной коробке скреблись мысли.
А он ещё считал, что запутался, когда не знал имени тени! Тогда он только подходил к развилке. Запутался Алек теперь. Вот сейчас Майя, закованная в наручники, стоит перед ним. А кажется, что в наручники закован он сам. Вот прошло три года. А кажется, что всё это время сузилось до одного момента. И поезд не отъезжал от вокзала. И Алек не разучился любить.
– Нас ждут.
Время вновь растянулось, как пружина. Алек поднял глаза. Макс, окончательно осмелев, приблизился к Майе. У неё нет оружия. Никакого. Она больше не тень.
Это Алек чувствовал себя тенью, когда отдал Максу пистолет и спускался по скрипящим ступеням. Тело повторяло движения фигурки впереди. Глаза смотрели насквозь. И Алек видел Майю. Она шла, задрав голову, не глядя под ноги, как ходила всегда. Только звенели наручники. И этот звон встал между двумя Майями: новой и настоящей.
– И что это было?! – голос Камиллы.
Чужие руки. Ника. Алек всё равно видел только Майю. А она садилась в машину под дулом пистолета Андрея. И перед тем, как закрылась дверь, обернулась. Шевельнулись губы. Алек хотел прочитать в их движении одно слово: «Прости».
Сеня уже отдал пистолет Андрею и что-то сбивчиво говорил. Рассказывал, наверное. Алек прислушался. Но шум отъезжающей машины оказался громче. Щёку обожгло, Алек прижал ладонь к лицу. И в голове прояснилось. Машина, оказывается, уже уехала. Олега и Макса не было на месте. Андрей и Сеня обсуждали произошедшее.
– Прости, – пробормотала Камилла. И Алек увидел наконец девочек. Они были совсем рядом. И это след ладони Камиллы ещё горел на его щеке. Второй раз за два дня. Рекорд.
– Всё же закончилось? – Ника смотрела недоверчиво, испуганно. Алек успокоил её, как мог. Но, перебирая её волосы, он всё равно слушал Сеню и с каждой секундой его рассказа убеждался: всё равно, кроме него, никто не понял, что произошло на самом деле.
– Выстрелил чужими руками, – повторила Майя.
«– Это твоё дело, правда
– Наше».
Неужели, он на самом деле так сказал? Наше. Вспышка, и вихрь мыслей унялся. Он был прав тогда. Как только Майя взяла нож, это дело перестало быть его игрой против прошлого и её безумным вызовом миру. Оно коснулось людей, очень многих людей. Поэтому наручники должен был сомкнуть на запястьях Майи Сеня.
– Закончилось, – запоздало ответил Алек и по-новому посмотрел на Нику, на Камиллу, на Андрея. Все они стали пешками в этой партии. И какое право тогда имела Майя говорить об игре? Об игре, в которой страдали невинные?
Она жаждала справедливости, пыталась Алеку показать, сколько вокруг него грязи. А сама она разве лучше? Не четырёх человек кровь на её руках.
Алек не заметил, как стал говорить вслух. Мысли копились в нём, пока не вырвались со словами, когда только Сеня и ветер могли его слышать.
– Её связь с тобой больше не имеет значения.
Алек хмыкнул. Не верил. Если бы он не уехал тогда…
– Прошлое не имеет значения, – быстро исправился Сеня. Алек не смотрел на него. Но не нужно было смотреть, чтобы услышать дрожь в голосе.
Он говорил Камилле о поезде и наступал на те же грабли. Убеждать другого оказалось проще, чем поверить самому. Алек переключился на дорогу и открыл пошире окно. Но одна мысль успела проскользнуть.
Майя… Его тень… И есть его прошлое.
