Kitabı oku: «Эта жестокая грация», sayfa 3
Пять
Chi sta alle scolte, sente le sue colpe.
Тот, кто подслушивает, добра о себе не услышит.
Следующим вечером Алесса разворачивала слои тончайшей бумаги, под которыми притаилось платье, прекраснее которого она ничего не видела.
Крошечные пуговки на спине полагалось застегивать кому-то другому, но она умудрилась сделать это без посторонней помощи: сначала надела платье задом наперед и добралась до середины, а затем повернула его и, заводя руки за спину, расправилась с остальными застежками.
При виде отражения в зеркале у нее перехватило дыхание – и лишь отчасти из-за тесно сдавленных ребер.
Алесса сверкала, словно море бриллиантов. Жесткий лиф, обшитый кремовым шелком и усеянный драгоценными камнями, обнажал плечи, а глубокий вырез заканчивался чуть ниже груди. Многослойные шелковые складки пышных юбок при каждом движении переливались на свету золотом и серебром. Она не выставляла напоказ столько оголенной кожи с тех пор… да никогда!
Впервые очутившись в Цитадели, она рассчитывала на ежедневные празднества и целый шкаф подобных нарядов. Однако вскоре уяснила, что ей придется учиться, отрабатывать навыки обращения с оружием, анализировать боевые стратегии и носить лишь ту одежду, что служит одной-единственной цели – покрывать каждый сантиметр ее смертоносной кожи.
Но это платье отличалось от всего, что она видела. Оно бы подошло принцессе из сказок. И шилось явно не для Финестры. Его, вероятно, конфисковали у какой-нибудь искусной портнихи, и теперь где-то в городе сидела безобразно богатая и не без причины разъяренная женщина.
Грустно вздохнув, Алесса отыскала свои самые длинные шелковые перчатки, доходящие до коротких рукавов платья, и колготки, которые прилично бы смотрелись под наслоенными внахлест юбками. Она никак не могла решить, что будет лучше смотреться с сережками с голубым топазом: длинная нить жемчуга или тяжелое бриллиантовое колье. Мама говорила, что изящно выглядеть легко – достаточно перед выходом избавиться от одного из украшений. Но Рената хотела, чтобы Алесса своим внешним обликом ослепляла, а потому, пожав плечами, надела и жемчуга, и бриллианты.
Алесса, склонив голову, принялась изучать косметику. Она хотела выглядеть пугающе? Безобидно? Симпатично? Непросто придумать макияж, который скажет: «Добро пожаловать, претенденты. Пожалуйста, проявите желание жениться на мне, и я попытаюсь вас не убить».
В конечном итоге она вывела тонкие стрелки, нанесла розовую помаду и бронзовые тени. Ярко, но приемлемо.
Чтобы уложить кудри, ей понадобилось безбожное количество булавок с драгоценностями, однако финальным результатом она гордилась, надеясь, что прическа выглядела намеренно небрежной, а не взлохмаченной. Благодаря еще одной пригоршне булавок она прикрыла локонами свое раненое ухо. Верхняя часть ушной раковины теперь всегда будет казаться слегка причудливой, но без засохшей крови она не так уж и пугала. Если бы людям, оставшимся после публичного нападения невредимыми, выдавали награды, она бы, по крайней мере, попала в список достойных упоминаний.
Из груды обуви у дальней стенки шкафа она достала изящные туфли на шпильке, из-за которых рисковала вывихнуть лодыжку или прищемить пальцы, но раз уж страдать – то стильно. Кроме того, не то чтобы она собиралась танцевать.
Однажды, после Диворандо, когда она наконец-то подчинит себе силу или Богиня передаст ее следующей бедной Финестре, Алесса организует куда более масштабный, великолепный вечер с грандиозным оркестром, бокалами, усыпанными бриллиантами, и фонтаном просекко. Она будет кутить всю ночь, смеяться со своим Фонте и отплясывать в туфлях, стильных и удобных одновременно! Все равно это была лишь фантазия, а значит, мечтать можно по-крупному.
Она радовалась тому, что у нее остался свободный час. Этого времени должно было хватить на запланированные подбадривающие речи Томо и Ренаты, прежде чем Алессе придется обхаживать следующего Фонте. Медленно спускаясь по ступенькам на неустойчивых каблуках, она противилась намерению платья задушить ее и цеплялась за перила, чтобы торжественный выход не завершился превращением в ворох сплошных блесток и шелков, распластавшийся у подножия лестницы.
Парадные ворота были открыты, пока туда-обратно сновал поток доставщиков, солдат и персонала, которые выносили на пьяццу стулья и стопки белья. Двое неряшливых мужчин толкали укатившийся от них бочонок, показывая солдатам, которые ничем не помогли, неприличные жесты. Когда Алесса преодолела почти все ступеньки, люди обернулись, чтобы поглазеть, впервые посмотрев на нее не только с благоговейным страхом, но и с искренним восхищением. Ее щеки вспыхнули. По всей видимости, в кои-то веки Ангел Смерти больше походил на ангела, чем на смерть.
Пара ошеломленных юных офицеров столкнулась и пороняла свои подносы, отчего раздался звон разбитого фарфора, а по воздуху пронесся яростный вопль капитана.
– Во имя Богини, какого…
– Это моя вина, капитан Папатонис, – отозвалась Алесса. – Наверное, их ослепила гора драгоценностей.
Капитан нахмурился, но не мог себе позволить отругать ее. Как и поспорить с тем, что ее убранство сверкало.
Алесса удалилась от хаотичного шума, наполняющего атриум, и последовала в более тихие и темные коридоры, с сожалением осознавая, что ее осудят, если она сейчас же скинет свои туфли.
Двигаясь вперед и бурча себе под нос ругательства при каждом болезненном шаге, сулившем ей очередную мозоль, краем глаза она заметила движение в конце длинного коридора, что вел к казармам.
Мужчина. Без униформы.
– Простите, – крикнула Алесса. – Гостям сюда ходить не позволяется.
Он вышел на тусклый свет, и тени очертили его темные кудри, острый подбородок, тяжелые веки и знакомое строптивое выражение лица.
– Ты, – выпалила она обвинительно. – Ты не гость. – Юноша, вступивший в схватку с сектантами в доках, не относился к тому типу людей, которых приглашали на роскошные гала в Цитадели.
– Нет. – Полный презрения взгляд скользнул по ней сверху вниз, от макушки с бриллиантовыми шпильками в волосах до кончиков пальцев, виднеющихся из открытых носков золотистых туфель. – Меня отправили доставить выпивку.
– Это не объясняет того, почему ты стоишь здесь. – Она ответила ему надменным взором.
Он неторопливо шагнул ей навстречу, словно у него имелось все время мира.
– Заблудился.
Тут из казарм в конце коридора с зажатыми под мышками шлемами вывалились неистово хохочущие солдаты, дружелюбно бьющие друг друга по плечам. При виде Алессы и незнакомца смех мгновенно растворился в воздухе. Однако по непонятной для нее причине она не приказала выпроводить нарушителя.
Обменявшись взглядами, солдаты продолжили свой путь, обтекая незнакомца, подобно водным потокам, разрезаемым булыжником.
Алесса прижалась к стене, чтобы пропустить их.
Нахмурившись, незнакомец с любопытством уставился на нее.
– Что? – требовательно спросила она.
– Ты пытаешься слиться со стеной?
Ее щеки заполыхали. Она уже давно смирилась с тем, что не отличалась смелостью, силой или не была достойной спасительницей, но ему, по крайней мере, тоже не нужно было пялиться на нее так, словно он знал.
– Просто пропускала их.
Он прищурился.
– Почему?
– Обыкновенная вежливость. Полагаю, тебе это понятие незнакомо. Они видели, на что я способна. – Горечь сочилась из каждого ее слова. – Я не могу винить их за желание держаться от меня на расстоянии.
Парень посмотрел ей прямо в глаза.
– Так пускай сами тебя обходят.
Алесса даже не подсказала ему, в какую сторону идти. Раздражающий незнакомец просто ушел, бросив ее в коридоре одну. А она осталась стоять в полутьме, не говоря ни слова.
«Так пускай сами тебя обходят».
Будто все было так просто.
– Ах, Финестра! – Алесса впорхнула в хранилище военных архивов, и Томо тут же поднялся со своего места, после чего поправил полы изумрудного пиджака. – Наш благословенный сосуд.
Губы Алессы растянулись в вымученной улыбке. Снова проклятый сосуд. В прошлом она была человеком. А стала тоннелем. Резервуаром. Линзой. Или любой другой метафорой, к которой прибегал Томо, помогая ей осознать свою роль. Вот только с пониманием проблем не возникало. Она понятия не имела, как ее исполнить.
Томо и Рената годами тренировались перед своей битвой, в то время как она отдала бы правую руку за еще хотя бы несколько дополнительных месяцев. Ну, может быть, не руку. Ей пригодятся обе, потому что придется одной держать Фонте, а в другой сжимать оружие. Отдала бы ногу. Или ухо. Она и так едва не лишилась одного, а с правильной прической его отсутствия никто и не заметит.
Рената оторвала взгляд от лежащей перед ней книги размером с целый стол и посмотрела на Алессу.
– Мы ей говорили об этом тысячи раз, дорогой. Сомневаюсь, что еще одна метафора что-то изменит.
Томо чуть поник.
– Мост к пониманию строится из слов.
– Спасибо за старания, Томо, – вступилась Алесса, опускаясь в кресло. – Ты безупречно управляешься со словами.
Томо постучал ручкой по столу.
– Единственный наглядный пример, который приходит в голову, – это призма, преломляющая свет. Только Финестра делает прямо противоположное, сливая цвета в… – Он расхаживал туда-обратно, бормоча что-то о длине волн.
Возможно, в книге Алессы и содержались величайшие тайны истории, однако она была написана на древнейшем языке, а потому девушка никогда этого не выяснит. И фолиант весил столько, что попытки захлопнуть его превратились в нешуточное состязание, где победителем едва не вышла сторона, давившая на приподнимаемую часть книги.
Рената захлопнула свой древний том, подняв в воздух облако пыли.
– Страницы витиеватой прозы, и никаких реальных советов. Кучка претенциозных поэтов. Клянусь, если бы я встретила предшествующих Финестр, то вбила бы в них немного здравого смысла.
– Ох, предоставь это мне. – Алесса дерзко ухмыльнулась. – Вреда было бы больше.
Рената пересекла комнату, и юбки цвета полуночного неба разлетелись в стороны, явив зеленые колготки. После смерти Илси люди стали безостановочно пялиться на руки Алессы в кружевных перчатках и на ее ноги в сандалиях, словно на их местах извивались ядовитые змеи, ввиду чего ей пришлось покрывать всю кожу. И вскоре Рената начала носить колготки под своими юбками, уверяя, будто ей просто нравится сочетание цветов.
– Расскажите еще раз, – изобразив жизнерадостность, обратилась к паре Алесса. – Что это за ощущение?
Рената устроилась через стул от Алессы, уперлась подбородком в сложенные ладони, и ее темные брови сошлись на переносице.
– Чтобы выдержать ноту, певец вдыхает необходимое количество воздуха, а затем осторожно передает и меняет тональность звука.
– Но как им управлять? Певцов не учат петь молча.
Томо швырнул призму на стол.
– Ох, Рената, позволь попробовать. Ей нужно тренироваться хоть с кем-то, а у меня не было приступов уже много месяцев.
– Ни в коем случае, – тут же отрезала Рената.
Алесса выводила на деревянной поверхности невидимые круги. Порой их любовь сияла столь ярко, что на них больно было смотреть.
– Фонте рождены служить. – Томо принялся массировать плечи Ренаты.
– Служить своей Финестре. Ты исполнил свой долг. – Рената зажмурилась. – Мы не отбрасываем такую вероятность навсегда, но, пожалуйста, Томо, не сейчас.
Она была права. Томо исполнил свой долг задолго до рождения Алессы, а годы тренировок и последовавшее за ними затяжное сражение плохо сказались на его сердце, отчего он периодически не мог выбраться из кровати по несколько дней. Он заслужил выход на пенсию, не обремененный тренировками с новой Финестрой, которая славилась своей способностью отнимать жизнь одним прикосновением.
– Нет, – уверенно произнесла Алесса. – Вы оба нужны мне живыми. Без вас я не справлюсь.
– Ладно-ладно, – сдался Томо. – Финестра, не хочешь ли подышать воздухом, пока не прибыли гости?
Рената так и не открыла глаза.
Алесса выскользнула из комнаты, аккуратно прикрыла за собой дверь и, задержавшись рядом, прислушалась. В словах Ренаты крылся некий странный подтекст.
Выдержав долгую паузу, Рената заговорила:
– А вдруг со следующим тоже не получится?
– Получится.
– Времени почти не осталось. Что если люди правы и она действительно не может…
– Просто верь, Рената. Боги нас бы не оставили. – Для человека, наслаждающегося оживленной беседой, Томо звучал слишком разгневанно. – И не поднимай эту тему впредь.
– Я не допускала такого исхода, – вздохнула Рената. – Но нам нужно обсудить варианты.
– Нельзя сбрасывать со счетов пятьсот лет традиций.
– Ох, значит, рисковать своим здоровьем, дабы не создать прецедент, – это нормально, а…
– Одно дело – нарушать правила, – прервал ее Томо. – Совсем другое – убить Финестру.
Шесть
Dai nemici mi guardo io, dagli amici mi guardi Iddio.
И враги человеку – домашние его.
За день до ее четырнадцатого дня рождения Алесса победила в догонялках и стала Финестрой. Два этих события между собой никак не связаны, но она частенько размышляла, избежала бы она случившегося, если бы продолжила читать книгу.
Один одноклассник, высоковатый для своего возраста и сложенный как детеныш буйвола, убедил девочек на школьном дворе, что пускай лучше они пытаются догнать его, а не наоборот, и школьницы тут же превратились в военных стратегов. Некоторые планировали украсть его поцелуй, но большинство хотели лишь повеселиться и поиграть в салочки.
Алесса не претендовала на звание самой быстрой бегуньи, да и не намеревалась побеждать, просто повернула за правильный угол в удачный момент. Или за неправильный угол в неудачный момент.
У ее цели, застигнутой врасплох, не оставалось никаких шансов, и секунду спустя она сидела у него на груди, охваченная радостью от победы, и не понимала, что делать дальше.
Тогда она коснулась его лба и заявила:
– Ты проиграл.
И он умер.
По крайней мере, так она подумала. Мальчишка корчился под ней в судорогах, его сухожилия натянулись, словно тетива лука, а между стиснутых зубов сочилась пена вперемешку с кровью. Он едва не откусил себе язык и до сих пор шепелявил, когда вступал с кем-нибудь в беседу. Не с ней, разумеется. Ее тотчас сопроводили в Цитадель, и когда они проходили мимо дома одноклассника, тот кричал так громко, что стража остановилась, чтобы отчитать его родителей. В то время стражу еще задевало неуважительное отношение к Финестре.
Адрик прибился к конвою, заверив всех, что он обязан доставить несколько драгоценных семейных реликвий, и всю дорогу до ее нового дома, радостно насвистывая мелодии, беззаботно перебрасывал ее чемодан из руки в руку.
Томо и Рената ожидали ее прибытия на ступеньках снаружи, и Адрик, завидев их, перестал дурачиться, отчего Алесса заставила себя рассмеяться, несмотря на печальное состояние. Возможно, она ощущала, что ее прикосновение не впервые причинило кому-то боль или что дар Богини обратится проклятием.
Алессе, чтобы держать себя в руках, требовалось сохранять свою ярость, распалять ее, но, пока она стояла у ведущего во внутренний двор арочного прохода, вся злость испарилась, оставив после себя лишь ноющую боль.
Томо и Рената уже устроились во главе стола, а на их гордых лицах не читалось и следа страха или сомнения.
Алесса всегда знала, что пара была верна островам, а не ей, но даже если в разговоре всплыла бы не конкретно ее смерть – мыслить ей хладнокровно удавалось с большим трудом, их клятвенный долг состоял в тренировке следующей Финестры, а не в ее убийстве.
Ей-то казалось, что она им небезразлична. Хотя бы немного.
Трубы возвестили о ее прибытии, и Алесса укуталась в остатки своей ярости, как в зимнее пальто. Уместнее был бы большой барабан или расстроенная скрипка.
Скрупулезно отобранные гости, находившиеся в списке одних из самых влиятельных граждан, повставали у столов, которые едва ли не трещали под невообразимым количеством свечей. Никто не загорелся только чудом.
Никто не метал кинжалы. Не кричал о свой преданности Айвини. И не показывал, что утратил в нее веру.
Как послушный выставочный пони, Алесса прошествовала мимо колонн, увитых цветущими виноградными лозами; под волшебно мерцающими гирляндами, что заливали всех и вся теплым романтичным светом. По-настоящему сказочная страна чудес для всеми нелюбимой ледяной принцессы.
Алесса заняла свое место во главе стола рядом со Священным Дуэтом: с Ренатой, сияющей от гордости, и с улыбающимся Томо.
Она не ответила ему взаимностью. Наверное, однажды – когда она выйдет замуж за своего Фонте, а сражение останется позади, – ее наставники напрочь забудут, что рассматривали вариант ее убийства. А вот она не забудет.
Алесса аккуратно поправила платье, потому что при каждом рваном вдохе лиф с глубоким вырезом опускался все ниже. Пикантная промашка с гардеробом, несомненно, может помочь соблазнить некоторых кандидатов, однако, если хоть что-то пойдет не так, она просто-напросто разрыдается.
– Рулетик? – поинтересовался Томо, указывая на корзинку с еще теплым хлебом.
Как мило с его стороны. Предусмотрительно. По всей видимости, «Следить за тем, чтобы Финестра соблюдала сбалансированную диету» стояло в его списке дел сразу после пункта «Отговорить спутницу жизни от ее убийства».
Согласно сказаниям, Рената, схлестнувшись с армией скарабео, даже не вспотела, но грандиозные неудачи Алессы так потрясали, что она допускала мысли о кощунстве и убийстве. В некоторой степени это даже впечатляло.
Возможно, она не имела права на них злиться. Одна Богиня знала, сколько у нее в голове вертелось мыслей, способных подпортить ей репутацию, произнеси она их вслух. К счастью для нее, с ней никто не общался.
Столы убрали. Если бы от этого зависела ее жизнь, что, вероятно, так и было, – Алесса не смогла бы прочитать даже меню. Однако она не ощущала голода, а значит, скорее всего, что-то все-таки отведала.
Теперь ей предстояло что-нибудь сказать. Вот бы она умела разделять разум на две половины: чтобы одна тревожилась из-за затруднительного положения, а вторая поддерживала беседу с окружающими.
Официанты сновали по залу с подносами, заставленными крошечными хрустальными кубками горьких микстур для улучшения пищеварения. Жидкость обожгла горло, но успокаивающего эффекта на желудок не оказала.
Не все пары Финестр и Фонте оставались в романтических отношениях, так что ей не требовалось искать идеального партнера. Многие после Диворандо обзаводились любовниками или спутниками жизни, потому что это не влияло и не умаляло божественной связи. Да, в самых смелых мечтах она грезила о Фонте, который становился ее партнером во всех смыслах этого слова, а в реальности согласилась бы и на обычного друга.
Хотя в данной ситуации ее устроил бы кто угодно.
Алесса поднялась со своего места, заставляя всех гостей обратить свой взор на нее, и осознала, что по-прежнему удерживает салфетку, которую перекручивает во второй узел. Слегка подогнув колени так, чтобы кисти рук оказались ниже уровня стола, она уронила ее на пол. Спасена длинной скатертью.
– Что ж. Здравствуйте, – начала Алесса. Гениальный оратор. – Рада приветствовать вас в нашей славной Цитадели, вершине крепости Саверио и оружейном складе, где хранится величайшее оружие. – Вот черт, величайшим оружием была она. – В смысле величайшее оружие, помимо народа Саверио. Вроде меня. – Речь превращалась в катастрофу. – И наших Фонте! Чудесных Фонте, благословленных Богиней, чтобы служить и защищать. Защищать, исполняя свой долг. – Почему ей вообще позволили открыть рот?! – Итак, без дальнейших церемоний… – И разговоров. – …приступим к главному угощению данного вечера: демонстрации способностей благородных Фонте. – Она кивнула, улыбнулась, снова кивнула и рухнула на стул с глухим стуком.
Томо, храни его боги, начал аплодировать, и спустя всего тысячу лет гости подключились к неохотным рукоплесканиям.
Фонте поднялись из-за своих столов и направились к ней, словно грузные лодки, которые тащат против течения.
«Да начнутся игрища».
Семь
A conti vecchi contese nuove.
Старые счеты, новые споры.
– Первым сегодня выступит Йозеф Бенхейм, – объявил Томо, вызвав тем самым очередную волну аплодисментов.
Долговязый и длинноногий Йозеф с кожей темного коричневого оттенка и глубокомысленным взглядом всегда слыл серьезным парнем. Учителя прозвали его маленьким мужчиной, а редко касавшаяся его губ улыбка стала появляться еще реже после смерти его сестры. Точнее, после того как ее у него отняла Алесса.
Нина Фон вцепилась в руку Йозефа, пытаясь помешать ему сдвинуться с места. Они были ровесниками Алессы, поэтому она знала их лучше остальных Фонте. И, по всей видимости, за последние месяцы их многолетняя дружба переросла в нечто большее.
Высвободившись из хватки Нины, Йозеф двинулся в центр платформы, выделенной под выступления. Он поклонился, и серебряная отделка его королевской синей туники засверкала в свете мерцающих гирлянд. Его наряд – дань уважения Илси, носившей те же самые цвета в день, когда ее выбрала Алесса. Она знала, что Йозеф не славился злопамятностью и не пытался ее задеть, но тело все равно пронзила острая боль.
Как и Томо, Йозеф обладал даром создавать холод или скорее устранять тепло, о чем любил напоминать Томо. «Холод по своей сути – это нехватка тепла, потому одаренный способен устранить тепло, но никак не сотворить холод». Йозеф, даже не улыбнувшись, заморозил содержимое нескольких поджидающих его стаканов. Благодаря дару Йозефа его семья не только круглогодично содержала магазинчик мороженого, но и являлась основным поставщиком льда в Саверио, а их дом был одним из самых роскошных на острове. Не то чтобы семья Йозефа использовала дар своего сына лишь для собственного обогащения – их бы за это непременно застыдили, – однако на великолепный дом они заработали явно не раздачей льда беднякам, отчего данная тема довольно редко поднималась в разговорах. Из всех способностей Фонте его сила выделялась своей узкой направленностью: прицелиться, заморозить, посмотреть, как скарабео падает, и разбить его на мельчайшие осколки. Из-за специфики его дара сражение могло обернуться достаточно затяжным и выматывающим противостоянием.
После Йозефа выступила Нина, засеменив в центр зала в простом белом наряде. Ее бледная кожа, усыпанная веснушками, казалась практически прозрачной, а щеки заметно порозовели при звуках вежливых и скромных аплодисментов. Она подготовила реквизит – коллекцию маленьких предметов вроде ложек и камней – и задействовала их, чтобы продемонстрировать свою способность деформировать материю, превращать твердое в тягучее и менять форму. Представление получилось весьма увлекательным, но чем охотнее хлопали гости, тем краснее становились щечки Нины, и вскоре тон ее лица практически сравнялся с волосами цвета «клубничный блонд».
Следующий исполнитель пропустил свой выход.
Томо проверял свои записи и вглядывался в тени, разыскивая того, кто продемонстрирует свой дар, а Алесса тем временем посматривала на темные проходы над сверкающими гирляндами.
Внезапно краем глаза заметила движение. Солдаты носили синюю форму, а официанты – черную, потому на третьем этаже никого не могло находиться, особенно в белом, особенно в столь поздний час.
– Калеб Топоровский? – выкрикнул Томо чуть громче, и Алесса обратила свое внимание на происходящее в зале.
Калеб с очевидным раздражением прервал свой разговор с симпатичным пареньком, сидящим за ближайшим столом.
Алесса сморщила нос.
Рыжеволосый и голубоглазый Калеб с идеальным загаром был практически до неприличия красив, если вам нравятся самодовольные мерзавцы. В первую их встречу Алессе только-только исполнилось тринадцать, а он к тому времени уже достиг пятнадцати лет. И хотя пропасть между восемнадцатью и двадцатью казалась не такой уж существенной, она не могла избавиться от ощущения, будто Калеб по-прежнему видел в ней назойливого ребенка, с которым его заставляли общаться. С другой стороны, он так думал едва ли не о каждом человеке, так что, вероятно, его неприязнь не носила личного характера.
Калеб не торопясь прошествовал на середину платформы.
– Финестра, Фонте… новая Финестра, – протянул он. – Невероятная честь, полагаю.
Честь для него? Или он имел в виду, что это честь для них принимать его в Цитадели? Алесса старалась не относиться к нему предвзято, но у нее плохо получалось.
Пока над раскрытой ладонью плясали молнии, Калеб сухо излагал суть своих способностей, словно его раздражало то, что из-за дара ему приходилось делать что-то еще, кроме как праздно шататься по улицам города. Вот только, судя по его убранству, он не брезговал привилегиями, которые появлялись у избранных богами.
Следующими вышли Камария и Шомари, близнецы с кожей оттенка меди и с одинаковыми выражениями мрачной решимости на лицах. Встретив взгляд Шомари, Алесса увидела в нем безразличие, а вот в глазах Камарии сверкнуло нечто ей неведомое. Она не встречала других разнополых близнецов, да и о них, если честно, ничего не знала. Пока Алесса не стала Финестрой, они ходили в одну школу, но Шомари и Камария были популярными учениками – на год старше нее и к тому же Фонте, – в то время как сама Алесса ничего из себя не представляла. Она восхищалась ими издалека и никогда не предпринимала попыток заговорить. А теперь им приходилось обращаться к ней, и это можно засчитать за крошечную победу.
Шомари поднял воду из питьевого кубка и закружил капли в воздухе, создавая замысловатые фигуры. Камария взяла в руку свечу и, игриво подмигнув зрителям, с помощью своей способности управлять огнем превратила капли в клубы пара. Алесса скрыла за бокалом улыбку. Некоторые люди вроде Камарии и Адрика рождались с избытком обаяния, которое порой невольно выплескивалось несмотря на обстоятельства.
Дальше выступала Саида. Убедившись, что золотистая повязка на голове удерживает пышные кудри, не позволяя им упасть на лицо, она сотворила ветряную воронку, из-за которой на главном столе закружились салфетки. Девушка была ровесницей Алессы, однако, когда улыбалась, заслышав аплодисменты, на ее щеках появлялись ямочки, отчего создавалось впечатление, что она на несколько лет младше.
Благодаря Хьюго Алесса обладала опытом обращения с силой воздуха, но недостаточным, чтобы тут же сделать Саиду основным кандидатом.
Двух следующих Фонте Алесса не знала. Должно быть, они прибыли из-за границ. Одна девушка контролировала огонь, как Камария, а другая управлялась с материями, как Нина, но с куда меньшим изяществом.
Наступила долгая пауза, после которой перед ними предстал очередной выступающий. Худощавый мальчишка с блестящими черными волосами, стоящий чуть поодаль от остальной группы, вышел вперед, вытянув руки по швам. На его лице застыло выражение отважной решительности.
Алесса ощутила дурноту.
– Джун Чон? – прошептала она Ренате. – Серьезно?
– Его родители были не в восторге, но он достиг приемлемого возраста.
– Да ну?
Джуну едва ли исполнилось тринадцать, и пускай связь Финестры и Фонте не считалась привычной формой супружества, Алессе не хотелось обзаводиться женихом-ребенком.
– Нет. Ни в коем случае. Я была его нянькой.
Рената запротестовала, как Алесса и предполагала, но Томо согласился с ней, впрочем, и это Алесса просчитала заранее. И список потенциальных партнеров сократился ровно на одного. Алесса попыталась приободрить родителей Джуна улыбкой, однако те не догадывались, что девушка борется за исключение их сына из списка, и оттого занервничали еще больше.
Когда закончилось последнее выступление, Рената неистово и горячо похвалила Фонте, хотя подобное поведение ей было несвойственно, – поежилась даже Алесса, – а затем предложила гостям продолжить наслаждаться вечером и выразительно глянула на виновницу торжества.
Алесса сделала последний, придающий сил глоток воды, спустилась с помоста и начала оглядывать Фонте, размышляя, с кем заговорить первым. На дружелюбную улыбку она и не рассчитывала, но надеялась, что установивший с ней зрительный контакт хотя бы не вздрогнет.
Калеб и его привлекательный друг изучали столик с десертами, а Фонте, которому нравилась выпечка, вызывал в ней куда больше симпатии, чем избегающие ее, потому Алесса решила направиться сначала туда. Смахнув прядь волос со лба, Калеб встретился с ней взглядом, и ее сердце пропустило удар. Он превосходно контролировал свой дар – электричество – и мог бы стать могущественным Фонте, согласись он сотрудничать, а не препираться. Если бы ему хватило силы выдержать ее прикосновение, то она бы, так уж и быть, смирилась бы с его дурным характером. Кроме того, он может быть одним из тех людей, кто только кажутся озлобленными, а стоит узнать их получше, и они смягчаются.
Когда она подошла ближе, Калеб приподнял уголок губы и, наклонившись к своему приятелю, прошептал тому что-то на ухо, что заставило обоих парней разразиться хохотом.
С пылающим лицом Алесса нагнулась, чтобы исправить воображаемую проблему, возникшую с ее обувью.
Ладно. Значит, не Калеб.
Она отыскала следующую цель. И пока она направлялась в сторону компании Фонте, Камария, Шомари, Нина и Йозеф сгрудились поплотнее, однако не теряли лица.
Алесса робко поздоровалась, Камария и Шомари тут же посмотрели друг на друга, и в их взглядах читалось множество непроизнесенных слов. Камария скрестила руки на груди. Шомари не пошевелился.
После серии натянутых приветствий воцарилась тишина. Фонте потягивали свои напитки, а Алессе нечем было занять руки, потому она убрала их в глубокие карманы юбки, потянув за торчащую внутри нитку. Если моральный дух Саверио зависел от ее способности вести светскую беседу, прогноз не утешал.
Нина схватилась за свою длинную рыжую косичку.
– А в книгах Цитадели говорится, когда именно случится Диворандо?
– Нет, – ответила Алесса. – Мы не узнаем даты до Первого Предупреждения.
Боги решили, что отличным аналогом обратного отсчета до вторжения будет месяц бедствий, наводнений, штормов и нашествия саранчи, дабы люди не забывали, что грядет нечто куда более опасное.
Нину такое объяснение не удовлетворило.
– Но оно случится уже в этом году. Не волнуешься?
– Конечно, не волнуется, – встрял Йозеф. – Потому Богиня и посылает Первое Предупреждение, чтобы мы понимали, когда пора начинать готовиться. И пока этого не произошло, у нас полно времени.
– Именно, – подтвердила Алесса. – Она не позволит нам пропустить.
– Точно, – успокоилась Нина. – А насколько большие эти демоны?
По всей видимости, Нина не переросла свою привычку выпаливать неудобные вопросы. Камария вздохнула.
– Нина, большинство людей их никогда не увидят. В том числе и ты. Верно, Финестра?
– Уж точно не из-за стен крепости, – заверила их Алесса. – О скарабео позабочусь я. И мой Фонте, разумеется.
