Kitabı oku: «Смерть заберет с собой осень», sayfa 4
В сгущавшихся сумерках праздничные огоньки засияли ещё ярче, напоминая мне безобразную россыпь звёзд: одни быстро мигали, отыгрывая какой-то мотив в такт весёлой мелодии, другие просто собирали вокруг себя восторженных людей. Какая-то пожилая пара делала селфи на фоне подвешенной над головой гирлянды, и на краткий миг мне показалось это очень милым. Хотел бы я тоже дожить до старости, учиться справляться с неустанно меняющимися технологиями и сетовать на распустившуюся молодёжь – в этом была своя определённая романтика.
Но вместо чего-то уютного, где можно было бы приятно расположиться и сделать вид, что мы не блуждающий дух и умирающий парень, а обычные, нормальные люди, Юки-сан вывел нас к обшарпанному зданию. Оно было небольшим, чуть больше жилого дома, и зажатым между двумя другими полузаброшенными строениями. Над входной дверью висела кованая вывеска «Обитель г-жи Кицуко». Иероглифы были частично позолочены, но, несмотря на показавшуюся мне изначально небрежность, выглядели довольно органично и интересно. Рядом со входом стояло несколько мужчин с зажатыми меж зубов сигаретами. Сизый дым плавно стремился на небо, изредка подталкиваемый порывами ветра чуть в сторону. Сковывающую темноту нарушали только свет от экранов смартфонов, в которые уткнулись мужчины, тусклый фонарь около дороги и слабые алеющие огоньки табака – по тому, как они перемещались в пространстве, было понятно, что пепел незнакомцы скидывали на соседний участок.
– Юки-сан, вы уверены, что мы пришли по правильному адресу? – Лично я так не думал. Это место почему-то пугало меня до чёртиков.
– Ага. – Он высунул руки из карманов и свободно двинулся ко входной двери. – Идём.
Выругавшись про себя, я подбежал к нему. Всё же не смог удержаться и схватил его за край пальто, стараясь смотреть себе под ноги, а не на мужчин. Юки-сан не стал меня отталкивать и позволил прицепиться к себе, точно я был нерадивым ребёнком, который и шага не может ступить без мамочки.
Внутри оказалось просторно. Не из-за большого пространства, а из-за отсутствия мебели как таковой – это был не чей-то дом, а выставочный зал. Лампочки горели тускло, практически не давая освещения, но экспонаты подсвечивались отдельно так, что их с лёгкостью можно было рассмотреть.
В одну сплошную кучу здесь собрали всё: картины, скульптуры, даже некоторые предметы обихода были поставлены на пьедестал. Всё это многообразие объединяло одно – золотой узор, расползающийся по ним точно паутинка.
– Кинцуги15, – прошептал мне на ухо Юки-сан.
Мы всё ещё топтались в коридоре. Я запоздало заметил, что он уже скинул с себя пальто и вешал его на вешалку. Неловко я начал разворачивать свой шарф, путаясь в собственных руках. После холодной улицы помещение казалось немного душным, и пропитано оно было едким запахом благовоний, от которых меня зачастую начинало мутить.
– Не суетись, – выдохнул Юки-сан, но не было в его тоне ни капли усталости. Больше смахивало на то, что мои действия его веселили. – Подожди.
Он ухватил меня за руки и, оторвав их от шарфа, отпустил. Только после того, как убедился, что я больше ничего не пытался предпринять сам, он помог мне избавиться от надоедливого шарфа и вместе с тем от пальто. Мне стало неловко, и, переминаясь с ноги на ногу, я смотрел на его спину, скрывавшуюся за толстым белым свитером.
– Мне не пять лет, я и сам мог бы раздеться.
– Мне несложно тебе помочь, – улыбнулся он.
– Мгм.
Поспешил вслед за ним снять обувь и пройти в главный зал, где гости уже вовсю обступили экспонаты и обсуждая их с, как мне показалось, несколько наигранным серьёзным видом.
– Почему именно сюда? – с искренним любопытством спросил я, разглядывая мраморный бюст какого-то мужчины. Самая глубокая трещина, залитая золотом, начиналась от его отвалившегося носа и пересекала всю левую часть лица, уходя на затылок. – Я спрашиваю даже не про саму тему выставки. – Отвернувшись от бюста, я с лёгким недоумением взглянул на Юки-сана. Тот скрестил руки на груди, и взгляд его был устремлён куда-то в пространство, сквозь скульптуру. – Почему именно… это место? Как вы его нашли?
– Хозяйка выставки – моя давняя знакомая, – тихо произнёс он, отходя от бюста к картине на стене. Та тоже была изрезана на лоскуты, а после склеена. – Она сейчас беседует вон с теми молодыми людьми.
Юки-сан кивнул в сторону, при этом продолжая разглядывать туманный пейзаж, изображённый на порванном полотне. Я осторожно посмотрел в ту сторону и приметил группу из пяти человек. Четверо обступили молодую девушку и, внимательно слушая её, синхронно кивали и улыбались, когда того требовали обстоятельства.
Сама хозяйка вечера была… необычной. Точнее, имелось в ней что-то, что вызывало смутную тревогу и волнующий трепет в груди, но с одного взгляда было непонятно, дело в её экстравагантном стиле или в чём-то ином: прямая чёлка, волосы до середины шеи за исключением нескольких прядей, обрамлявших лицо и почти достигавших ключиц. Радужка её глаз напоминала мне глухую беззвёздную ночь, а уголки их были подведены алым, отчего глаза казались длиннее, а взгляд – хитрее. Пухлые губы были накрашены бордовой, почти чёрной помадой, след от которой остался на её бокале с вином. В какой-то момент девушка посмотрела в мою сторону, и в уголках её губ притаилась тень усмешки.
– Ого! – Это единственное, что я смог из себя выдавить.
Тем временем она быстро распрощалась с теми, с кем вела беседу минуту назад, и, залпом осушив бокал, двинулась в нашу сторону. Ростом она доходила мне до подбородка, но это не мешало ей смотреть на всех свысока.
– Нии-тян!16 – Широко улыбнувшись, она стремительно подлетела к Юки-сану и, обхватив того свободной рукой за шею, привстала на носочки. – Ты всё же пришёл!
Тот несколько опешил и не сразу заметил, как кто-то прицепился к нему. Вернув лицу маску холодного самообладания, он нежно приобнял её за талию. Она ластилась к нему, щекоча носом шею и что-то торопливо рассказывая. Я почувствовал себя чужим и лишним. Отвел взгляд и заприметил несколько диванчиков в самом углу. В голове промелькнула очаровательная мысль улизнуть от них и просидеть там до конца вечера, чтобы мне не сделалось паршивее.
Только я хотел по-тихому свинтить, как Юки-сан произнёс:
– Да, мне захотелось показать ему твои работы.
Их взгляды устремились на меня, и оба глядели до того пристально, что вдоль позвоночника прошла волна холода. Столь обильное внимание мне ужасно претило, поэтому выглядел я наверняка напуганным и застигнутым врасплох.
– Что ты творишь с бедным мальчиком? – Она драматично поджала губы, отлипая от него и прилипая вместо этого к моему плечу. Её миниатюрная ладошка поглаживала меня по волосам, играя с их чуть непослушными кончиками. – Если он держит тебя в заложниках, то моргни три раза.
– Не приставай к нему. – Юки-сан вернулся к разглядыванию картины.
– Но он такой… милый! – Она встала прямо напротив меня и, ухватившись за щёки, начала тискать, точно я был котом. – Можно узнать, как тебя зовут?
– Хагивара Акира. – Из-за того, что она оттягивала щёки, голос мой прозвучал забавно.
– А я Кицуко Аканэ, невероятно рада знакомству! – Довольно скоро ей надоело забавляться с моим лицом. – Знаешь, ани17 рассказывал о тебе… – Она закусила нижнюю губу, краем глаза наблюдая за Юки-саном.
Я точно не знал, как стоило реагировать на такое заявление. Зачем бы ему кому-то рассказывать обо мне – вся эта ситуация выглядела жутковато, но ни Юки-сан, ни Кицуко-сан, вероятно, не разделяли таких мыслей. Напротив, она подхватила нас под руки и потащила в сторону одной из своих работ, попутно рассказывая о том, как к ней пришла эта идея:
– Вообще-то, я не считаю себя уж больно сентиментальным… э-э-э… человеком, но в жизни каждого так или иначе могут возникнуть некоторые обстоятельства, которые впоследствии разобьют вас вдребезги, а остатки разотрут в порошок, чтобы не осталось ничего, кроме пустой оболочки.
– Звучит как-то грустно, – пробормотал я.
– Неужели ты говоришь про того бесящего журавля? – Юки-сан чуть удивлённо вскинул брови. – Тебе нужно было перекусить его шею в тот самый день, когда вы встретились.
Кицуко-сан нахмурилась, но даже сквозь маску поддельной злости проступала ещё не успевшая зажить душевная рана: её выдавали чуть подрагивающие брови, едва заметная набухшая венка на лбу и вымученное выражение лица. И хотя я мало что понимал из их разговора, слова Юки-сана показались мне несколько жестокими. Умение думать прежде, чем говорить, в какой-то момент пропало, а потому я не умолчал:
– Какая необычная метафора, Юки-сан, но не слишком ли… Я к тому, кто же перекусывает другим шеи?
– Лисицы.
– Лисицы? – переспросил я.
– Ты же не думал, что я один на всём свете не-человек? – Он смерил меня снисходительным взглядом. – А-тян вот кицунэ18.
– Эй! – Она шлёпнула его по плечу, но тот только слабо улыбнулся, подмигивая мне. – Если ты решил трепать о себе направо и налево, это не значит, что можно и о других! Имей совесть, нии-тян, иначе вместо журавлиной шеи будет твоя.
Конечно, в сказках кицунэ частенько принимали образ красивых девушек, но я не думал, что одна из них могла стоять рядом. В голове всплыли обрывки легенд, которые я слышал раньше: в одних у кицунэ были невероятные способности, а в других они поедали человеческую печень. Однако после того, как Юки-сан успел опровергнуть половину сказаний о себе самом, я не мог с уверенностью утверждать, что на обед Кицуко-сан вспарывала брюхо незадачливому посетителю своей же выставки или какому-нибудь ухажёру, который рассчитывал провести с ней ночь.
– Так вот почему у вас такая фамилия, да? – Я мельком попытался посмотреть на неё сзади в надежде разглядеть хвост или хвосты, но в ответ она просто ущипнула кончик моего уха, слегка выворачивая его. От боли я тихонько закряхтел и нагнулся. – Р-ребёнок л-лисицы19… Не боитесь, что вас разоблачат?
– Нет, – сухо отозвалась она.
– Простите. – Как только она отпустила меня, я поклонился настолько низко, что спина заныла. – Я правда не хотел.
Она только шумно вздохнула. Её длинные пальцы зарылись в мои чуть растрёпанные волосы. От каждого её прикосновения меня пробирало волной приятной дрожи, и разгибаться уже не сильно-то и хотелось, несмотря на то что чёлка упорно лезла в глаза, а очки предательски скатывались к кончику носа.
– Ладно-ладно, вы же пришли слушать не про моё разбитое сердце и то, как в порыве злости я разнесла все свои работы.
Меня потрепали по плечу, но это точно была не Кицуко-сан – та уже отошла, да и на концах её тонких изящных пальцев были островатые ногти. Я разогнулся и встретился взглядом с Юки-саном. Он склонил голову чуть набок и властно произнёс:
– Хватит извиняться. Идём.
И я послушно последовал за ним. Чувствовал себя очень неоднозначно и, вжав голову в печи, немного ошалело впивался взглядом в экспонаты, старательно делая вид, что меня больше ничто не волновало. Однако долго притворяться у меня не вышло, поскольку Кицуко-сан свернула в совершенно пустынный коридор и вывела нас к одинокой двери. С подкатывающим к горлу страхом я пытался прикинуть, что могло ждать внутри, и чутьё моё кричало, что явно ничего хорошего.
– Надеюсь, часа вам хватит.
– Да, думаю, вполне. – Юки-сан слегка поморщился, но всё равно утвердительно кивнул.
Прозвучало довольно пугающе, и от накатывающих волнами мыслей стало трудно дышать и закружилась голова. Конечно, я всячески старался сделать вид, что мне всё равно, но понимал, что ноги и руки мои одеревенели, и если бы меня попросили сделать шаг, у меня бы не вышло.
Вставив маленький серебряный ключик в ручку, Кицуко-сан открыла дверь, за которой оказалась небольшая полупустая комната: три стены были полностью покрыты зеркалами в пол, а у той, что осталась свободной, стояли большой телевизор и несколько спортивных ковриков и гантелей.
– Я тут обычно йогой занимаюсь. – Она скривилась, заметив, как пристально я разглядывал её скудный спортивный инвентарь. – Но надеюсь, вас это не будет сильно отвлекать.
– Нет, всё нормально. – Юки-сан схватил меня за руку и потащил внутрь. – Можешь начинать, А-тян.
Дверь за нами закрылась. Я отшатнулся в сторону, как можно дальше от Юки-сана, но спрятаться от него у меня бы ни за что не вышло. Его отражения в зеркалах, как и он сам, были повсюду, и это доставляло немалый дискомфорт – с замиранием сердца я ждал чего-то ужасного. Однако когда Юки-сан поставил в центр комнаты железную банку с золотой краской, я лишь удивлённо выдохнул.
– Так и будешь стоять с видом испуганного крольчонка? – Он сел прямо на пол, устланный татами. – Я правда не трону тебя. Успокойся.
Не чувствуя ног, я сел напротив, бездумно смотря на банку и совершенно не понимая, что происходит.
– Юки-сан, – сдавленно пробормотал я, – зачем всё это?
– Что именно? – В это время он поднёс банку к своему лицу, с интересом изучая состав краски.
– Зачем остановили меня на вокзале? Зачем пытались стать моим учеником? Зачем пришли ко мне домой? Зачем попросили дать вам имя? Зачем привели на эту выставку… Я… Я правда ничего не понимаю.
– Но я же уже ответил тебе на все эти вопросы. – Он подтянул к себе колено и, поставив на него локоть, взглянул на меня. – Разве этого недостаточно?
Я замолчал, сжимая ладони в кулаки. Все его слова, как и он сам, казались мне лживыми и ненастоящими. Я был всего лишь больным пареньком, который топил себя в учёбе. Я не был ни особенно умным, ни интересным – всё моё естество окружала аура самобичевания и обречённости, а это те черты, которые только отталкивали остальных. Моё одиночество порождало ещё большее одиночество, и не было ему конца.
– Нет, недостаточно, – оборвал его я. – Какая вам разница, нуждаюсь ли я в ком-то или нет? Почему я? Веснушки, правда? Вам не кажется это… глупым?
Юки-сан шумно выдохнул. Он поставил банку с краской обратно на пол, а сам подтянулся ко мне. Я хотел было отодвинуться, но он цепко ухватил меня за плечо, вжимая в то место, где я сидел.
– Разве причина обязательно должна быть умной и возвышенной? Нести в себе скрытый смысл? – Его рука надавила мне на затылок, и мы легонько столкнулись лбами. Юки-сан прикрыл глаза, его светлые ресницы чуть подрагивали. – Можно считать, что так было предначертано судьбой: я спасаю тебя, а ты – меня.
– Я-я не умею спасать… – Через силу я заставил себя говорить, но вышло настолько сдавленно, что звук моего голоса тонул в отзвуке дыхания.
– Хах! – усмехнулся он. – Будто кто-то по-настоящему это умеет. Акира-кун! – Он открыл глаза, и на дне их я увидел глухую печаль. Этот обречённый взгляд был мне знаком настолько сильно, что я явственно ощутил боль, живущую в сердце Юки-сана. – Нам обоим нужен кто-то – так почему бы нам не помочь друг другу?
Слова застряли у меня в горле, и всё, что я мог, – это смотреть на его неестественно гладкое бледное лицо. Во мне заскользили одновременно зависть и страх, ведь сам Юки-сан являлся всего лишь образом; настоящий он давно был уже мёртв.
Наверное, отчасти я видел в нём себя, и от этого становилось в разы больнее, словно моё сердце сжимали в тисках.
– Конечно, если я тебя настолько пугаю, то я исчезну. – На его губах появилась тень улыбки. – Но сперва позволь… – Он отодвинулся и начал снимать с себя свитер. Заметив мой испуг, он поспешно добавил: – Это не то, о чём ты подумал. Ха-ха, Акира-кун, неужели тебя так легко смутить?
– Нет… э-э-э… просто… – Я растерялся.
– Как и сказала А-тян, некоторые… обстоятельства… – На этом слове он немного замялся. Я понимал, к чему он клонит, но почему-то привычное раздражение так и не вскипело, заставляя эмоции лишь натянуться до предела. Быть может, мне бы и хотелось вспылить или обидеться, но он говорил о моём состоянии настолько просто, что я не чувствовал с его стороны приторной жалости, которая так часто сводила меня с ума. – …могут разрушать. Знаешь, Акира-кун, я довольно много прожил на этом свете, если существование в виде духа можно назвать жизнью. – Он ухмыльнулся, туже затягивая волосы на затылке. – И пускай многие воспоминания безбожно стёрлись под гнётом времени, порой в груди разливается мнимая всепоглощающая боль о множествах сожалений и ошибок, которые я так или иначе совершал: что при жизни, что после.
Юки-сан положил ладонь себе на грудь. От напряжения я подался немного вперёд и сразу же в испуге выпрямился, когда заметил расползающуюся паутинку трещин на его бледной коже. Сидя передо мной в этой душной комнате, он напомнил мне сломанную фарфоровую куклу, которую бросили и забыли, оставив покрываться слоем пыли. И сейчас я чувствовал себя несмышлёным ребёнком, которому она попалась в руки: я не понимал, что мне следовало с ней делать, но чётко осознавал, что если она и вправду сможет скрасить моё одиночество, то это было тем самым, чего я так давно хотел. Подарком уж самой судьбы или нелепым стечением обстоятельств – неважно. Пусть даже спасательным кругом в бушующем море, где нет шанса на спасение. Наша встреча дарила столь желанное чувство, словно я не был одинок.
– Юки-сан… – Мой голос дрогнул, когда трещины расширились и вскоре несколько больших и маленьких кусочков, так похожих на осколки, упали на пол.
– Не переживай. – Он мягко улыбнулся. – Это всего лишь способность А-тян. Своего рода иллюзия, не более того.
– А, – выдохнул я, глядя в бездонную чёрную дыру в его груди. – А-а-а… – Тут до меня дошёл смысл происходящего, и я не смог удержаться и горько ухмыльнулся: – Вот оно что!
– А теперь, Акира-кун, твоя очередь показать, где твоя самая глубокая рана.
Я, как и Юки-сан, приложил руку к сердцу, но ничего не почувствовал. Всё моё тело изнывало от боли: мои бескровные пальцы, усыпанные точками от игл, желудок, который скручивало временами с такой силой, словно в меня запихивали блендер, как и другие органы, которые постепенно умирали, предварительно испытывая меня на прочность, чтобы я не смел забывать о своей смертности. Но всё это было не то.
Боль физическая никогда не шла в сравнение с душевной. Так много вокруг было тех, кто был обречён, как и я, но у них хватало смелости улыбаться сквозь боль и нести в этот мир радость, заражая всех вокруг своим ослепительным оптимизмом. Каждый раз, когда я встречался с такими ребятами, меня начинало тошнить от самого себя. Я так часто задавался вопросом: «Почему я не могу дожить свой остаток в счастье, как они?», что совершенно потерял смысл этих слов. Для чего? Для чего мне бороться? Неужели ради нескольких лишних месяцев под этим небом, которые я всё равно провёл бы в жалком состоянии овоща? Я искренне не понимал, и мне было страшно.
Зато я чётко осознавал, что главная моя рана, та самая, которая не давала вздохнуть свободно, находилась исключительно в моей голове – в мыслях, очерняющих реальность вокруг.
– Тут. – Я ткнул себя в лоб. – Глупо, правда?
– Совсем нет. – Юки-сан качнул головой.
Повернувшись к одному из зеркал, я смотрел на то, как трещины расползались по моему лбу. Мне было не больно, но очень не по себе, когда я вытаскивал из своей головы куски самого себя.
Я был точно такой же поломанной куклой, как и Юки-сан, с одной лишь разницей, что вокруг меня то и дело сновало множество людей, твердя, как им жаль такое несчастное существо, как я. Они заботливо стряхивали с меня пылинки, усаживали на самые видные полки, но, проходя мимо, смотрели с застоявшейся горечью и потаённым желанием, чтобы эта кукла поскорее развалилась, – пережить утрату легче, чем наблюдать за тем, как кто-то постепенно умирает, а ты не можешь с этим ничего сделать.
– Юки-сан, – хрипло прошептал я, – а вы…
– М-м-м?
– Вы правда будете со мной до самого конца? – Я развернулся к нему, и на губах у меня заиграла истеричная улыбка, а в носу противно защипало. – Вы правда будете рядом, что бы я ни сделал или сказал? Неужели вы и правда согласны слушать моё бесконечное нытьё? А готовы ли вы к тому, если… – Я начал задыхаться, глядя на него округлившимися глазами.
Не мешкая ни секунды, Юки-сан притянул меня к себе и, сжав, прошептал:
– Правда.
Я сглотнул. Хотелось рассмеяться и разрыдаться, но вместо этого из горла вырвался мучительный стон, и, хлюпнув носом, я обнял его в ответ. Это был один из немногих случаев, когда мне не хотелось кого-то оттолкнуть, а объятия приносили только успокоение, а не тревогу. Он приложил свою щеку к моей макушке, и мы просидели так, пока я не успокоился.
– А теперь, Акира-кун, давай залатаем наши раны вместе. – Юки-сан придвинул поближе к нам ту самую банку, в которой была не краска, как я полагал раньше, а лак.
– Так вот зачем вы меня привели на выставку кинцуги! – Я растёр лицо, глядя на золотую жидкость. – Не слишком ли сильно вы всё усложняете?
– Ты настолько часто меня игнорировал, что запереть тебя в комнате для йоги и наглядно показать то, что у тебя на душе, оказалось проще, – рассмеялся он, нанося на один из осколков лак, и, точно пазл, начал собирать мою голову по частям. – И вообще, хватит уже обращаться ко мне на «вы». – Он в своей излюбленной манере вскинул подбородок. – Я начинаю чувствовать себя невероятно старым.
– Но вы… То есть ты и есть старый. – Мне было неловко, поэтому я ещё активнее начал наносить лак на осколки из груди Юки-сана… точнее, Юки-куна. – Сам же сказал, что прожил долгую жизнь, – простое уважение.
Он смерил меня пронзительным взглядом и, чуть скривившись, заключил:
– И кто из нас ещё всё усложняет?
Ücretsiz ön izlemeyi tamamladınız.