Kitabı oku: «Дороги воронов», sayfa 3
Пять дней назад он получил сообщение от Дора, что тот хочет помириться, что очень сожалеет о том, что между ними происходило в колледже. В этот момент Пол почувствовал, как ему впервые за несколько лет снова перехватило дыхание. Он ответил, что давно всё простил, но не хочет встречаться с Дором. Тот в ответ прислал фото своего медицинского заключения и письмо: «Что ж, настало время говорить правду. Через полгода, как говорят врачи, я буду овощем и Стивеном Хокингом мне не стать. Нет, я не хочу помириться, я ненавижу тебя и ненавидел всегда. Но это не отменяет того, что я хочу закончить всю эту историю». Дор мог врать, Дор всегда врал. Но что Дор решится сделать Полу? Убить? Даже в этом случае Пол хотел встретиться со своими страхами. Он хотел перестать бояться Дора. Дор был чокнутым придурком, а если верить медицинскому свидетельству, то теперь ещё и наполовину парализованным придурком. Как бы он ни вскрывал почту Пола, как бы за ним ни следил, он не был существом из Преисподней. Может, Дор на все деньги семьи наймёт кого-то из тех банд, кто уже устраивал слежку и до конца жизни Пол будет у них под колпаком. Быть может, наймёт убийц. Но он человек. Насколько бы он ни исходил ненавистью, но человек. И Пол собирался плюнуть в перекошенную полупарализованную рожу это человека. И если Дор задумал этим похоронным письмом сегодня с утра какую-то очередную многоступенчатую пакость, то пусть подавится, Пол не будет это читать.
Вчера Пол послал Дору смс, что сейчас находится в городе и готов к встрече. Встреча предстояла сегодня около часа дня в кафе «Rock And Roll Dreams». Несколько раз, пока он одевался, Пол прерывался и пытался отдышаться. То, что он ощущал, даже не было приступами паники. Ему казалось, что он сходит с ума, снова погружается в то жуткое болото, когда никто ему не верил, когда самое невинное слово могло вызвать волну осуждения и Пол старался по большей части молчать, не понимая, как преодолеть чужую ложь, потому что даже не знал её сути. Он старался думать про университетских друзей, про каникулы, когда его разрывают на части приглашениями. Но всё это было далеко, всё это было практически выдумкой, а Гилфорд и ужасы колледжа – реальностью. В какую-то секунду Пол успел поймать мысль раньше, чем она оформилась и стал рассматривать её, трепещущую под его скепсисом: «В университете с тобой дружат потому, что не знают того, что знали о тебе в колледже». Он ничего не сделал, не сделал ни одной из тех гадостей, в которых его обвинял Дор, но в этом был ужас газлайтинга – в конечном счёте ты и сам начинал верить в чужую ложь о себе, ведь не может быть, что ты один прав, а весь мир, который обвиняет тебя, ошибается.
Он не сказал родным, на какую встречу идёт в час дня, он знал, что они стали бы возражать. Они не знали всего, что устраивал Дор, хотя руководство колледжа прозрачно намекнуло, что именно тот стоял за наиболее масштабным розыгрышем, и этого оказалось достаточно, чтобы родные наконец поверили, что Дор – псих и у них с Полом вовсе не обычная мальчишеская размолвка. Пол упомянул, что встречается кое с кем из старых приятелей, а до того должен немного поработать. И теперь тишина пустого дома, по которому он мотался уже в уличной одежде, давила на него. Он включил телевизор, музыкальный канал со старыми клипами, он ходил из комнаты в комнату, сосредоточенный только на звуке, который становится тише и громче и то, как звук его собственных шагов становится отчётливее или заглушается.
Прибыл он в кафе минут на пятнадцать раньше срока, не в силах выносить сидения дома. Он уже начинал задумываться о том, что вытащить из сейфа отца (он знал и комбинацию цифр, и где запасной ключ) старый револьвер и сегодня застрелить Дора. Что бы тот ни задумывал, он уже не сможет насладиться собственной гадостью. Остановило Пола не человеколюбие или соображения нормальности, а понимание, что этим поступком он так изгадит свою жизнь, как Дор не смог бы за сотню лет.
В этом кафе Пол уже был, когда оно только открывалось, года два назад. Он обожал музыку Стейнмана и не мог не пойти в родном городе на открытие кафе, называющееся как один из его хитов. Тогда кафе его не разочаровало – такая Америка 80-х, какой она предстаёт в клипах и немногочисленном городском кинофэнтези – по стенам куртки с дешёвыми стразами, рули мотоциклов, столики из чёрного пластика и много жёлтых лампочек. Когда Дор назначил встречу именно там, Пол почувствовал, как сердце снова ухает вниз. Потом вспомнил, что увлечение старым рок-н-роллом у него длилось практически с детских времён, Дор точно помнил, как Пол бесконечно предлагал ему диски с Meat Loafом или Бонни Тайлер – певцами, кто чаще всего исполняли стейнмановскую музыку. Предложение встретиться в этом кафе ещё не означало, что Дор продолжал за ним следить. Но и не означало, что не продолжал.
Когда автоматические двери с шипением (тоже отсылка к 80-м) открылись и в кафе въехало инвалидное кресло, Пола накрыло странным ощущением, что всё происходящее только кошмарный сон и он скоро развеется, не оставив воспоминаний. Дор, сидящий в кресле, обернулся за спину и прокричал кому-то:
– Джордж, подожди в машине, я позвоню часа через два.
Так как коляска стояла прямо на проходе, автоматические двери не закрывались и в полутёмное кафе врывались солнечные лучи, а Дор слепо щурился, не в силах разглядеть, кто есть и кого нет в кафе. Малодушно Пол понадеялся, что Дор его не заметит и выедет обратно на улицу, но тот каким-то сверхъестественным способом осознал, где сидит Пол, приятельски махнул рукой, нажал на какие-то кнопки на пункте контроля, который на самом деле напоминал схожий на кресле Хокинга, и подъехал к столику Пол.
– Приветик. Ты уже заказал что-нибудь? Мне, наверное, стоит заказать стакан воды, но в кои-то веки, пока меня не контролируют, я выпью кофе. Хуже не будет, а я подыхаю, как хочу кофе.
Дор поднял руку, подзывая официанта. Пол молчал. Он был ошарашен и дружеским тоном Дора, и тем, как тот изменился. Да, Пол подозревал, что Дор может притвориться, что болен, это часть какой-то более сложной игры, но смог бы он так исказить своё лицо? Нижняя половина лица чуть съехала влево, видимо, это влияло на то, что в речи чувствовалась нечёткость. Левая рука лежала на подлокотнике и не шевелилась. При этом Дор оделся под стиль кафе – легкомысленная челка свисает на глаз, тёмная рубашка со стоячим воротником расстёгнута почти до середины груди, тёмные джинсы и сапоги со стразами, которые так же недвижимо стояли на подножке кресла, как и онемевшая рука. Дор заметил взгляд Пола.
– О да, уже не красавец. Ну, у меня ещё полгода, чтобы найти кого-то, кто увлекается эстетикой Эшера или Пикассо. Или ты сам в университете стал любителем искажённых форм?
Дор шутливо погрозил ему пальцем. Пол моргнул, приходя в себя, наконец осознавая, что всё происходит в реальности, он не смотрит какое-то телевизионное шоу. Официант наконец принёс Дору кружку и застыл, не зная, куда её поставить.
– Нет, приятель, только не на стол, я туда не дотянусь, попробуй поставить вот сюда, на подлокотник. Отлично, вроде бы держится, да? Нет, ничего есть я не буду, это несколько шокирующее зрелище для неподготовленных, буду и дальше третировать только родных, но если я успею допить кофе раньше, чем разговор закончится, обещаю, что закажу ещё напиток и даже не буду проситься в туалет.
Дор долго смаковал кофе из красной кружки с стилизованным изображением какого-то глиттер-рокера, дожидаясь, пока официант окончательно уйдёт, только тогда снова перевёл взгляд на Пола.
– Надеюсь, у тебя не инсульт и ты не онемел? Вроде бы у тебя сейчас все козыри, чтобы порадоваться жизни. Главный враг приползает к тебе на коленях, ну, предположим, на аллегорических коленях, чтобы умолять тебя о прощении. Только не говори, что я больше не твой главный враг, что ты обзавёлся кем-то более заклятым за эти годы. Ты разобьёшь этим моё несчастное больное сердце.
Пол не заказывал себе ничего, где-то в глубине души опасаясь, что Дор способен отравить еду. Сейчас он об этом жалел, ему требовалось что-нибудь взять в руки, чтобы создать между ним и собой психологический заслон. Когда Пол заговорил, голос сперва звучал хрипло, будто он давно им не пользовался.
– Надеюсь, ты не будешь утверждать, что это я виноват в твоём состоянии?
– О, нет, это не твоя вина, это даже не моя вина, это врождённое, как говорят врачи, я был бомбой с часовым механизмом, это склеротическое заболевание всё равно бы развилось. Всё, в чём ты виноват, так в том, что мама переключилась с меня после того розыгрыша. Я, правда, не совсем уверен, что стоит называть это виной, после того, как мать перестала капать мне на мозги, чтобы я уничтожал тебя, наверное, мне стало легче. О, чёрт, я проговорился? А я ведь планировал, чтобы ты попытался угадать, кто из моих родителей участвовал в попытках довести тебя сумасшедшего дома. Давай притворимся, что ты ничего не слышал, так что давай, попытайся угадать, кто был виноват!
– Мать? – Пол чувствовал себя неуверенно. Дор был другим. Как ни парадоксально это звучало, но сейчас, когда паралич не коснулся только его головы и одной руки, Дор был намного более раскованным, чем Пол его помнил. Вопреки всему тому, что Пол знал о нём, его всё равно тянуло начать весело болтать со старым приятелем, рассказывать о той жизни, которую он теперь вёл и не думать о том, сколько всего Дор знает, пусть даже не вскрывая его почту, но сталкеря по соцсетям.
– Точно, – указательным пальцем Дор указал на Пола, – всегда был догадливым сукиным сыном. Мать ненавидела всех вас из колледжа, но ты был особой статьёй. Она никак не могла понять, почему ты не стремишься в колледж Чаши, если тебе настолько легко перегонять меня по всем предметам. Мне потребовалось три месяца моих дедуктивных способностей, чтобы это понять, не задав тебе при этом ни одного вопроса. Только не подсказывай, я хочу первым озвучить это вслух.
– Валяй, – Пол с интересом наблюдал, как Дор отпивает из кружки ещё кофе. Даже если всё это было игрой, то в этот раз Дор, кажется, придумал что-то высококлассное.
– Ух, в голову шибает. Мы с приятелями часто сбегали из Учреждения, мы так называли лечебницу, сбегали, напивались. Полгода не пил ничего сильнее двух глотков газировки, а сейчас в голове такой рок-концерт, как в те времена после полбутылки виски. Да, о чём мы? Помню, колледж Чаши. Мать хотела, чтобы я туда поступил с момента, как я первым в детском саду стал правильно отвечать на вопрос, какой звук издаёт корова. Но я понимаю, почему ты не находил его привлекательным и твоя семья, думаю, тоже. Процент поступивших в университет. Один, максимум двое, каждый год. Ты ставил перед собой целью Кембридж, вот это ты говорил мне вполне откровенно, и я это помнил. Даже если бы не помнил, я потом записывал каждый наш разговор. Надеюсь, ты не будешь сейчас вскакивать с места и орать, как изнасилованный осёл, что я просто псих, раз этим занимался. Я надеюсь, что мозгов у тебя побольше и ты не будешь так зрелищно оповещать окрестности о всем известной истине.
Пол наконец понял, что всё это время сидел так, будто сию секунду сорвётся с места, расслабленно он откинулся на спинку стула, применив свободные руки для того, чтобы скрестить их на груди и так отгородится от собеседника.
– Ты ненавидел меня, Тео, потому, что тебе так говорила мать?
Дор вздёрнул брови.
– Тео? Оу, понимаю, ты, наверное, хочешь меня поддеть? Тео. Это страшное оскорбление, просто идеальная месть. Как только тебе не стыдно так мучить бедного инвалида, – Дор покачал головой, издавая укоряющее «цык-цык-цык-цык». – Я ненавидел тебя потому, что ты был нормальным. Этого я не мог понять. Я знал, что отличаюсь от других, что моя мать сумасшедшая, а отец полностью под её влиянием, но считал, что это плата за высокий интеллект, ничто не даётся даром. А ты превосходил меня. У тебя была донельзя нормальная семья. Ты увлекался какими-то чёртовыми песенками, на полке у тебя стояли динозавры, которыми ты играл, когда был маленьким. Никаких пауков под подушкой, прогулок на кладбище, разговоров о том, как ты беседовал с электричеством, прикладывая ухо к электрической розетке, приступов дурного настроения, сумасшедших идей. Ты получил всё, включая высокий интеллект, но не заплатил ни пенни. Я не просто тебя ненавидел, я исходил ненавистью, да и сейчас тоже. Я попытался, вернее, моя мать, но с моей помощью, попыталась свести тебя с ума, а ты сейчас сидишь чистенький, как рекламка в глянцевом журнале, а я выплачиваю с громадными процентами за все свои грехи. Слушай, ты постоянно сбиваешь меня с мысли, слишком много линий сведений, которые я тебе хочу сообщить, а ты заставляешь меня перескакивать с одной на другую. Давай я выскажу тебе главную цель разговора, чтобы у тебя был стимул дослушать до конца. Тебя хотят убить. Нет, не я или кто-то из моих родных, но косвенное отношение я к этому имею. Не беспокойся, я собираюсь не угрожать тебе, а спасти. Но если ты выживешь, то будешь приходить ко мне, хотя бы раз в два месяца, рассказывать, что ты узнал. Через полгода я перестану вставать, перестану разговаривать. Мой доктор уверяет, что мысленные функции у меня будут работать ещё долго. Когда я говорю, что жду этого времени с нетерпением, все считают, что я просто храбрюсь. Но это не так, я в самм деле мечтаю об этом. Лежать, слушать музыку, уйти туда, где никто меня не достанет. Но, возможно, это в твоей жизни я лишь слабое воспоминание, а ты слишком долго был моим героем и злодеем. Я хочу, чтобы ты жил. Приходи ко мне, пересказывай, как ты выжил, как спасся, раз за разом. Если я не смогу жить, то ты обязан. Покажи этому миру, нагни его. Ты это сделаешь как чистенький правильный мальчик, организуешь какую-нибудь суперкомпьютерную компанию, будешь летать на Марс и давать интервью. Не плати этому миру за благодеяния, пусть я заплачу за нас обоих. Где-то там в аду мне будет чуточку легче от мысли, что всё это благополучие основано на одном хорошем поступке такого клубка болезней, как я.
Дор потёр лоб, Пол не был уверен, но ему казалось, что глаза у парня стали какими-то стеклянными.
– Кто меня хочет убить, Дор? Это ты с утра прислал мне письмо, похожее на некролог?
Дор взмахнул рукой, будто отметал чужую глупость.
– Нет, думаю, это убийца. Убийца из дымных комнат. Дай мне пересказать всю эту историю более последовательно. Сейчас у нас запланирован сентиментальный мотив, сентиментальность ресентимента. А иногда мне всё же жаль, что мне не хватит времени, чтобы написать несколько больных и гениальных пьес в стиле постмодерна и поиска автора. Я был бы прекрасен в роли никем не понятого творца, пьющего абсент, целующего ноги статуям и устраивающего стрельбу из водяных пистолетов с бычьей кровью на выставках конкурентов. Всё же, с тобой несколько скучновато, но спишем это на то, что ты сейчас потрясён моей исключительностью и красноречием. Надеюсь, что когда я буду валяться в постели, слушать музыку и бесконечно изучать узоры потолка, ты у моей постели будешь более болтлив, чем сейчас. Итак, мы попытались свести тебя с ума. Не знаю, помнишь ли ты, но твоя семья должна была в этот день уехать в Лондон. Им бы звонил человек, который представлялся тобой, для тебя бы их телефон был отключён. Ты бы провёл ночь один. С призраками и бандитами, если на то пошло, но без кого-то из знакомых. Возможно, это ты бы после этой ночи поехал в Учреждение, и мои приятели были бы твоими. Но произошло то, что произошло, твой брат внезапно приехал с учёбы, встретился с тобой днём на перемене, предупредил, что приедет домой раньше, это никто не отследил, потому что следили только за твоими звонками, твои родители вернулись с полдороги и ты получил только пару часов переживаний, и минус сорок тысяч фунтов Таунсендов. Ты помнишь Бейкера? Он вызвал меня в кабинет и сказал, что я умный мальчик, если для меня это так важно, я могу поступить в колледж Чаши, для меня сделают исключение. Но прежде я должен ему рассказать, что произошло. Я сидел и смотрел на плюшевые игрушки в его кабинете. Ты никогда не думал, почему у него там игрушки? В колледж мы все поступали в одиннадцать. Как и в колледж Чаши, куда я не попал потому, что не сдал тесты. У меня были высокие показатели, я не сдал другие тесты…
Голос Дора стал ослабленным, он смотрел на столешницу и делал всё более длинные паузы в разговоре. Пол воспользовался одной из таких пауз.
– Дор, кажется, тебе плохо.
Тот вытянул вперёд руку, она дрожала.
– Да, возможно, начнётся приступ. Позови тогда Джорджа, это медбрат, он ждёт в машине. Ладно, пока буду говорить. Бедняжка Дор Таунсенд, который сидит в кабинете психолога и смотрит на плюшевые игрушки. Эти плюшевые игрушки они натаскали в кабинет для того, чтобы расслабить нас, чтобы мы поверили, что мы ещё дети и что всё хорошо. Если бы я всё рассказал, ничего бы не было. Я бы сидел сейчас напротив тебя без коляски и, уставившись в столешницу, с трудом подбирал бы слова, чтобы попросить прощения, и, быть может, ты не будешь ненавидеть меня весь остаток жизни. Но я не поверил. Я считал себя таким умным и циничным, потому я не поверил. Я сказал Бейкеру, что не понимаю, о чём он говорит. Тогда он пригласил к себе мою мать, и она переключилась. Она перестала заставлять меня хорошо учиться. Если бы не та ссора. Я втыкал нож в левую руку, Господи, как же я хохотал, когда неметь сперва стала именно левая рука, излеченная левая рука, Высшие Силы посчитали, что она мне не нужна. Надо закругляться. Ты знаешь, сколько каждый год в колледж Чаши берут учеников?
– Двенадцать. Дор, тебе совсем нехорошо.
Его трясло, правой здоровой рукой он вцепился в подлокотник, с которого упала кружка с недопитым кофе и разбилась. Официант замаячил поблизости, не в силах решиться подойти и бросая взгляды на Пола, чтобы тот его позвал.
– Только не всегда двенадцать, ещё есть Дэрроу. Если ребёнок нужного возраста, то его берут тринадцатым. Иногда несколько детей от Дэрроу, они не учитываются, говорят, ни разу не было больше шестнадцати человек разом в одном классе. Чаша – это Грааль, это известно, а эти двенадцать… рыцари Круглого стола… это всё магия… мать переключили магией… Да, Пол, это приступ… позови Джорджа… чёртов стыд…
Глаза у Дора закатились, пальцы правой руки свело. Всё его тело трясло так, что кресло едва удерживало вертикальное положение. Официант метнулся к инвалиду, крича на ходу, что сейчас администратор вызовет «Скорую», а Пол вылетел на улицу. Практически у входа стоял Кадиллак и Пол отметил, что на лобовом стекле у того штраф за неправильную парковку. Пол стукнул ладонью по капоту автомобиля, одновременно распахнулись обе дверцы, Джордж вышел с пассажирского сиденья, с водительского – шофёр в зелёной ливрее. Пол подпрыгивал, указывая на дверь кафе:
– Там Дор, Теодор. Ему нехорошо, у него приступ.
Джордж оказался мощным мужиком, он пролетел мимо вихрем, едва не задев Пола. Пол отправился за ним и успел увидеть, как Джордж уверенно, будто стамеска в дерево, вошёл в крохотную толпу из четырёх человек персонала, столпившихся у инвалидного кресла. Из чемоданчика, который Пол только сейчас заметил, Джордж вытащил шприц, резко дёрнул вверх рукав чёрной рубашки на правой руке бьющего в конвульсиях Дора и быстро сделал укол. Резко ударил по пульту, который перегораживал доступ, достал тело из Дора из коляски. Парень внезапно выгнулся, как от дикой боли, а затем тело обмякло. На секунду Пол поверил, что тот умер, но тут раздалось громкое размеренное дыхание парня. Не теряя ни секунды, Джордж вышел наружу, пара секунд тишины, затем раздался звук заводящегося мотора, а потом звук отъезжающей машины. Всё это не заняло и полминуты.
Кто-то наконец догадался выключить музыку. Помимо Пола из посетителей в кафе была только парочка, которая в углу нервно переговаривалась за столиком. Тот самый официант, который их обслуживал, присел на корточки и стал собирать осколки кружки.
– Вашему приятелю стало плохо из-за кофе?
Пол беспомощно пожал плечами.
– Я не знаю, может быть.
– А что нам делать с инвалидным креслом?
Пол снова пожал плечами, потом полез в задний карман, доставая бумажник.
– Я заплачу за его кофе и кружку. Наверное, они потом пришлют за креслом, когда Теодору станет полегче. У него там полно слуг, думаю. Даже у шофёра есть ливрея. Вы верите, что кто-то в наше время напяливает на шофёра ливрею?
– Нет, денег не надо, за счёт заведения. Они ведь, наверное, попытаются в суд подать, да? Но мы не нарушали никаких правил. Он не предупредил, что кофе на него плохо действует, «Скорая» уже едет, мы действовали по инструкции. С ним часто такое бывает?
Пол пожал плечами в очередной раз. Машинально он положил бумажник в карман и вышел из кафе, к которому уже на самом деле подъехала «Скорая». Пол не стал их предупреждать, что их пациента уже увезли, а отправился вдоль по улице. Дор сказал: «Магия». Да, точно, Пол не ослышался. Всё связано с Дэрроу? Это они хотят его убить? Не прошло получаса с момента, как Пол вполне серьёзно раздумывал о том, чтобы пристрелить Дора, а пять минут назад бежал, как полоумный за медбратом, чтобы спасти Дору жизнь. Чёртов псих-манипулятор, Дор был так опасен именно потому, что знал, как нравиться людям.
С проезжей части, мимо которой он шёл, раздался громкий звук тормозов. Пол среагировал раньше, чем успел сообразить – прижался к стене дома, выставив плечи. Коричневый Logan остановился у тротуара, из выхлопной трубы повалил синий дым, хлопнула дверца. Миссис Читтервен вышла с водительского сиденья.
– Я тебя испугала? Всё этот разваливающийся драндулет, Фред настаивает, чтобы я ездила на машине, а я бы сама давно отправила её в мастерскую и ходила бы пешком, была бы здоровее.
Сердце бухало, как ненормальное. Хотя Полу казалось, что он не воспринял слова об убийце серьёзно, его организм на самом деле сигнализировал об обратном. Женщина обошла машину и молча уставилась на закрытый капот. У неё было порядка двадцати футов лишнего веса, не так много для женщины лет шестидесяти, но при этом она ходила медленно и осторожно, как человек, чьи ступни повреждены. Пол подошёл к ней.
– Может быть, чем-то помочь?
– Там под капотом рычаг, его надо потянуть на себя со всей силой, иначе я теперь заглохла надолго. Обычно я всегда прошу Джона, ему уже пятнадцать, для него нырнуть под машину не проблема, а я вот сама не справлюсь. Подожди-ка, ты ведь Пол из двадцать третьего дома? Приехал навестить родных?
– Да, Пасхальный семестр закончился.
Пол закатал рукава рубашки, хотя это было совершенно бессмысленно, если он собирался нырять под машину.
– Божечки, Пол, да совершенно это всё не нужно, я сейчас позвоню в автосервис, ты испачкаешься, а я и без этого всё равно дойду до дома пешком, тут пара шагов.
Но Пол уже лёг на спину, оттолкнулся согнутыми ногами и оказался под днищем. На встречу он одевался не сказать, чтобы в самое лучшее, ему всё равно стоило зайти домой, принять душ и переодеться. А заодно прочитать это чёртово письмо, которое, может, стоило почитать прямо сейчас, с телефона. Он поискал глазами рычаг, про который говорила миссис Читтервен, краем уха прислушиваясь к тому, что она продолжала говорить. Определённо, сегодня ему везло с болтливыми собеседниками.
– Этот рычаг похож на засов для двери. Такая круглая палка, она переключит всё на второй бензобак. Фред уже перебрал эту машину больше раз, чем в Лондон съездил. Он с машинами больше времени проводит, чем с любым из внуков. У моего отца был красный Остин-Хили 3000, я, грешным делом, иногда думаю, а не женился ли на мне Фред ради того, чтобы получить ту машину. А я вот должна ездить на его экспериментах и Богу молиться, чтобы машина подо мной не взорвалась…
Что если в том письме сказано нечто такое, что указывает на то, что убийца – миссис Читтервен? Убийца из дымных комнат – убийца из дымной кухни? Какое сексистское предположение. Пол потянет рычаг, и чёртова машина упадёт и раздавит его своим весом.
Наконец он обнаружил рычаг, в самом деле похожий на запор для двери (возможно, Фред Читервен и покупал его в скобяном магазине, а не в лавке запчастей). Тот оказался тугим, но когда Пол наконец переключил его, перевернув ручку, в машине что-то громко щёлкнуло.
– Господи, мальчик, да выбирайся ты наконец оттуда, да пусть бы провалился уже этот драндулет. Ты там в порядке?
Пол зацепился за бампер, одним движением выполз из-под машины и легко поднялся на ноги. Миссис Читтервен громко ахнула.
– Вся рубашка в масляных пятнах, да и джинсы как у Джона, когда он свалился с мопеда. Надеюсь, что ты свободен завтра к четырём часам. Жду тебя в ресторане «Золотой ягнёнок», за обед плачу я и постарайся приходить голодным.
Пол отряхнул руки.
– Никакого беспокойства, миссис Читтервен, вы меня смущаете. Обычная соседская взаимопощь.
Миссис Читтервен подняла руку, как бы прерывая его монолог.
– Нет уж, Пол, за обед заплатит Фред. Мне требуется наказать его за его выходки, и ты поможешь мне ещё разок, в этот раз наказать мужа. Не оставляю тебе номера телефона, чтобы ты не смог позвонить в последний момент и отказаться. Жду к четырём, это заведение тебе сойдёт, даже если ты вегетарианец или исповедуешь любой иной модный или нераспространённый пищевой культ. Учти, я помню, как ты двенадцать лет назад бросал камнями в мой сарай, так что обещай, что придёшь или я позвоню твоей матери и пожалуюсь на тебя.
Миссис Читтервен вперила в направлении Пола указательный палец, приподняла бровь и даже слегка подмигнула. Полу ничего не оставалось, как поднять руки в шутливом признании поражения.
– Хорошо, миссис Читтервен, обещаю, постараюсь быть.
Он подождал, пока она отъехала и даже махнул рукой на прощанье. Когда её Logan скрылся за поворотом, плечи Пола опустились. Ему хотелось сгорбиться, как старику. Вот и ещё один эмоционально опустошающий опыт общения со старшим поколением. В университете подобного не происходило, он легко общался с преподавателями, без усилий называл по имени тех, кто пытался играть в демократию. Это всё Гилфорд, это всё его попытки совместить в своей голове две версии себя. Или даже больше версий. Та версия, которая сформировалась, когда он годами противостоял фантазиям Дора. Вторая версия, которую он стал лепить самостоятельно, когда Дор ушёл из школы, именно этот Пол неуверенно чувствовал себя со взрослыми, он не ощущал себя взрослым, и постоянно был зациклен на том, чтобы выстраивать отношения со сверстниками. И третий Пол, Пол из университета – тот, который вообще не задумывался о приятелях, а потому приобретал новых друзей во множестве. Ему не хватало того, третьего Пола. Ему хотелось уехать, благо Дор дал формальный повод, можно было убедить себя в страхе перед неназванным убийцей. День рождения брата можно и пропустить. Уехать завтра после обеда с миссис Читтервен? Или счесть, что ситуация опасная, и уехать уже сегодня вечером? Это тот совет, который бы дал ему Дор, уехать из города? Полу было всё равно, он хотел уехать и точка.
Но прежде требовалось принять душ. И поменять одежду. Посмотреть сообщение, написать Дору и поинтересоваться его здоровьем.
Напротив его дома, у забора участка Форманов сидел бродяга, надвинув зелёную кепку на глаза. Гилфорд не был тихим городком, толпы экзотических туристов привносили в атмосферу городка и деньги, и риск. Однако, подобные районы, застроенные двухэтажными домами с участками при них, практически лишённые иных магазинов, кроме продуктовых, туристы обходили стороной. Попрошайки, уличные музыканты, карманные воришки – все они были сопровождающими армии, начинённой деньгами, которые приезжают из Лондона.
Пока Пол отпирал дверь, у него было неприятно чувство, что бродяга сейчас вскочит с места и втолкнёт его в отпертый дом. Но тот не шевелился. Пол отодвинул занавеску на окне у двери и ещё взглянул напротив. Колени у бродяги были подогнуты под тело, только виднелись рванные кеды, зелёная кепка закрывала лицо, на бродяге была пыльная куртка и грязные штаны неопределённого цвета. Никакого шевеления. То, что ощутил Пол, было не просто тревогой, это было предчувствием.
Сдирая с себя грязную рубаху, которую он бросил прямо на пол, он заодно звонил по мобильному телефону. Констебль Галбрейт принял вызов, пообещал, что патруль подъедет и разберётся жив ли человек, который уже, как минимум, минуты три сидел без движения, прислонившись к забору Форманов.
Где-то залаяла собака. Пол хотел прежде дождаться полиции, а только потом идти в душ. В руках у него была тёмная футболка, с одной стороны он не хотел её надевать, ведь после душа придётся всё равно поменять её на новую, она пропитается потом и масляными пятнами, которые останутся на коже, с другой – если полиция обратится к нему, не хотелось открывать им дверь и щеголять голым торсом.
Кто-то с силой постучал в заднюю дверь. Пол бросил ещё один взгляд на улицу, полицейская машина, как раз парковалось около места, где находился бродяга. Надевая по дороге футболку, он подошёл к двери, ведущей на задний двор, и распахнул её. Двор был пуст, некому было стучать. Сердце снова пропустило удар, предчувствие навалилось одеялом. Он потянул дверь на себя, намереваясь захлопнуть, запереть и некоторое время не открывать, что бы ни происходило. Но кто-то держал дверь с обратной стороны, видимо, предварительно спрятавшись на крыльце. Пол напомнил себе, что полиция совсем рядом, с другой стороны дома. Он попытался закричать, но мозг не отдал сигнала голосовым связкам. Та стеснительность, которая заставляет нас сомневаться в собственном желании привлечь внимание, перехватила его горло.
Кто-то с той стороны двери, ещё раз резко на себя её рванул, Пол догадался отпустить ручку, он уже наполовину разворачивался, чтобы пробежать дом насквозь и выскочить с другой стороны, когда преследователь с другой стороны двери появился в проёме. Мелькнуло что-то серое, похожее на монашескую рясу, а Пол почему-то упал, только затем ощутив боль в районе живота. Он увидев ухмыляющееся лицо с яркими голубыми глазами. «Надо было позвать на помощь», – успел подумать он.
И его поглотила темнота.
Глава 2.
Всё пошло по старому сценарию. Шарканье толпы, идущей от вокзала в центр города и в сторону леса. Приоткрытая дверь в домик, через которую Марв оказался снаружи, попросту свалившись кубарем с дивана. Позывы рвоты, чёрная таблетка активированного угля и облегчение через десять секунд.
