Kitabı oku: «Сон о принце», sayfa 23

Тем временем обладатель голубого френча с критично-обреченным выражением лица пробегает глазами по строчкам пустого бланка, после чего поднимает голову и смотрит на меня в ожидании ответа на незаданный вопрос…

«Ну, конечно! – озаряет меня понимание, – с чего же еще начинаются все документы!» Горделиво вскидываю голову и громко, с подчеркнутой четкостью произношу:

– Елена Альбертовна Ланцкен.

Доктор, медленно повторяя, записывает и, закончив, снова смотрит на меня в ожидании.

– Червоточинка, – неожиданно для себя самой озвучиваю свое школьное прозвище.

Оно тоже уходит записью в бланк. Парочку граф доктор заполняет самостоятельно, после чего вновь поднимает глаза с немым вопросом.

Интересно, что сейчас? Может местная «шестая графа»? И кто я тут? На родине всегда была немчура, по жизни считала себя русской. Но здесь эти понятия как-то подутерялись. Нужно что-то новое. Может, Евразийка? Или Землянка?

– Богиня, – решительно озвучиваю свой выбор.

Контора пишет… Надеюсь, последние не попало в графу «Диагноз»…

Ручка отложена в сторону. Повелительный жест расстаться с ботиночками. Затем доктор встает и, направляясь в район женского кресла, взмахом руки зовет за собой. Начинается осмотр. Меня обмеривают, взвешивают, заглядывают даже под ногти на ногах. Все в полном молчании. Только скрип карандаша, фиксирующего измерения. Наше же общение на уровне жестов. Сесть-встать-лечь-согнуться. Тонкие сильные пальцы прощупывают и простукивают мое тело корректно, аккуратно и очень формально. Эдакая смесь наплевательства и педантизма. Вот только нос товарищ врач морщит весьма неформально. Ну да, грязная я. Самой противно, но… кто б мне дал время привести себя в порядок? Вчера сил не было, а сегодня прямо из постели к вам привели, хорошо хоть рот дали сполоснуть.

Наконец доктор, бросив короткую фразу, отходит к раковине, принимается тщательно мыть руки. Дотронувшись до моего плеча, охранница показывает на одежду. Понятно, мне разрешили одеться. Слава богу, а то у меня уже зуб на зуб не попадает.

Однако стоило только накинуть в майку, как дверь со свистом распахнулась, давая дорогу влетающему в кабинет юнцу в серой униформе. Влетает и моментально застывает, уткнувшись взглядом в мои обнаженные места. На пути его взгляда вырастает фигура моей охранницы, пахнущей женской солидарностью.

А я… Тупо повторяю, что богини наготы не стыдятся, и прыгаю на одной ножке, стараясь второй попасть в несчастные трусы.

Тем временем три аборигена пускаются в активные журчания. При этом со стороны доктора несется эмоциональная вонь возмущения, от которой потихоньку начинает гудеть голова.

Кончается все тем, что хозяин кабинета, сунув конвоирше в руки только что заполненные бумаги, выставляет нас из своей вотчины. Хорошо хоть я платье успела надеть, а то бы этот голубо-френчевый вполне мог и нагишом выпихнуть в свет.

Меня снова ведут по коридорам – переходам, но на этот раз не затягивая руки в петлю, а просто придерживая за рукав. Сзади топает юнец, отравляя чуйку полетом воображения на мощном либидном двигателе. Очень хочется обернуться и влепить ему пощечину… А лучше в глаз, чтоб уже перестал оглаживать мою фигуру своим взглядом. Его внимание скапливается какой-то тяжестью в голове… или это мой недосып дает о себе знать…

Мы зашли в более многолюдные места. Еще одна дверь впускает нас в комнату заполненную толпой в форме. Пристроив меня на стул в уголочке у шкафа, конвоирша заозиралась, пытаясь выяснять, что делать дальше. Юнец, потоптавшись немного рядом, куда-то незаметно растворился. Сгинул в людском потоке. От моей спутницы пахло растерянностью. Ее окликнули. Полыхнув радостью, охранница сунула мне в руки заполненные доктором бумаги, а сама устремилась на зов. У меня появилась прекрасная возможность рассмотреть в подробностях образец местной письменности. Только желание подкачало. Мне холодно, голова гудит и очень хочется спать. Так что беглый взгляд, подтверждающий замеченное ранее отсутствие греко-латинских буквенных форм, закрыть глаза…

Нет, не судьба, опять треплют, опять идти. Седоусый сопровождающий по странному коридору заводит меня в крохотный низкопотолочный чуланчик и усаживает на скамью, прибитую к стене напротив двери. Это что келья? Карцер? Почему такой низкий потолок? Может это просто кладовка, в которой по какому-то нелепому недоразумению оставили только одну полку на уровне лавки. И свет только из узких застекленных щелей под потолком. То есть в сантиметрах десяти надо мной…

Конвоира веселит мой страх. В его эмоциях чистое веселье над неразумной дурехой, без примесей каких-либо психоперегибов. Что успокаивает… слегка. Поэтому безропотно позволяю себя запереть… Хлопает дверь. Скрипят засовы.

Прожурчав из-за двери что-то успокаивающе напутственное, седоусый уходит.

Пульс тактовой частотой стучит в висках… набирая обороты… Пытаюсь убедить себя, что клаустрофобия слишком скучное занятие. Получается не очень… но в тот момент, когда аргументы кончаются, комнатка вздрагивает, дергается… Я лечу с лавки на пол…

Так это что, повозка?

Глава XXXVI

Поездка была изматывающей. В прямом смысле этого слова. То есть мотало и болтало по внутренностям чертовой коробки нещадно. Я руками ногами упиралась в стены, но как мертвому припарки: каждая новая встряска легко швыряла меня в совершенно неожиданном направлении. Мне доводилось ездить в лихих маршрутках, где народ в крепких словцах доносил до водителя мысль, мол, не дрова везешь. Но нынешнее путешествие, проходившее при несравненно меньших скоростях, превзошло весь предыдущий опыт. Я была подобна горошине в погремушке. Летай себе от стены к стене. Полная свобода. Не то, что в благословенных маршрутках, где пассажиры и сидения сильно ограничивают возможности неконтролируемых движений. Поэтому всю поездку я крепко накрепко сжимала зубы, боялась воплотить в жизнь слышанные ужастики про случайно откушенные во время тряски языки. Раньше такие россказни мне казались глупыми выдумками. Через несколько минут путешествия в этом гробу на колесах я не сомневалась в их правдивости.

После серии жутких кувырков мне удалось найти более-менее безопасный способ путешествия: сидя на полу, вцепившись руками в лавку и уперев ноги в стену. Та еще картинка, если посмотреть со стороны.

И посмотрели…

Дверь моей «погремушки» распахнулась, и неведомый людь, подавившись воздухом, окаменел в полнейшем обалдении. Скинув подол платья с головы, я взглянула на пузатый силуэт в створе двери и рванулась к выходу… То есть повалилась в сторону выхода, поскольку задеревеневшие мышцы далеко не сразу отреагировали на команды мозга. Пришлось сбавить темп, и сначала, пару раз невольно охнув, медленно подняться на ноги, затем, отодвинув открывателя «кельи», выйти… выпасть на свободу. Потом, повторно отодвинув швейцара, залезть обратно за «спрятанной» под сидением докторской бумажкой – моим единственным документом – и только после этого, отпихнув постоянно мешающую пузатую заразу, окончательно выйти из гроба на колесах в новый мир… со злобным раздражением в душе.

Миру мой настрой был безразличен. Он кипел и бурлил своей жизнью, в которой маленькая армия мужчин и женщин в униформах благоустраивала в спешном порядке площадь перед помпезным четырехэтажным особняком. Чинили, чистили, красили, мыли. Естественно, с шумом, гамом, что отзывалось гулким эхом в моей бедной голове.

Я оглянулась на свою колесницу. Сероватый грязный ящик на колесах, в который были впряжены два конька-горбунка полосатой масти… Убила бы тварей! Впрочем, начать прибивку, пожалуй, стоило с высокого сухощавого мужичка почесывавшего «скакунов» за ушами-лопухами. Очень захотелось, схватив его за грудки, вытрясти все мозги из садиста!

Сделав шаг в направлении кучера, я в очередной раз наткнулась на пузатика, который на этот раз не захотел удовольствоваться ролью отодвигаемого в сторону статиста. Схватив меня за руку, он пробулькал гневно-обиженную речь, из которой мне удалось ухватить только два слова: «есть» и «вода». Привлекательность справедливого возмездия несколько поблекла, однако полностью не рассеялась. Разум голосовал за успокоиться. Решив к нему прислушаться, я глубоко вздохнула и, стараясь «заземлить» свой боевой настрой, постаралась сфокусироваться на каких-нибудь деталях. Например, на факте, что кругом весь народ в униформе, а стоящий передо мной пожилой мужчина в «гражданском». Кроме того, на лацканах его куртки… или все же пиджака, красивая, не бросающаяся в глаза вышивка, выполненная в темных тонах основной ткани. Богатство заметное только тем, у кого есть время его заметить. Естественно, после одежды более внимательного разглядывания удостоился и ее хозяин. Короткие, тронутые сединой, волосы аккуратно, волосок к волоску, уложены в простую прическу. Массивные черты лица, как олицетворение строгости и достоинства. Последнее, пожалуй, в избыточных количествах, что подтверждалось чуйкой. Собственно на этом разглядывание закончилось, поскольку настойчивый «нестатист», развернувшись, потащил меня за собой сквозь ремонтно-помывочные работы.

Переход от разговора к движению застал меня врасплох, заставив направить усилия не на оказание сопротивления, а на борьбу с гравитацией. Раздраженное возмущение немедленно захотело взять тело под контроль, но рациональность не сдала своих позиций, напомнив о еде. Запах уверенной власти от пузана тоже высказался за охлаждение эмоций. Вспылить еще успеется, пока же стоит присмотреться к происходящему.

Мой взгляд выхватил четверку работяг с лопатами, внимающую пятому, чья униформа отличалась цветом воротника и обшлагов рукавов. Невольно подумалось о высокоорганизованном обществе с цветовой дифференциацией штанов. Я огляделась и тут же нашла подтверждение, заметив двух девушек, моющих окно под присмотром начальницы, чей жилет украшали кантики более яркого оттенка.

Невысказанное раздражение противным привкусом осело на языке. Аж сплюнуть захотелось.

Тем временем «буксир» подтащил меня к центральным дверям здания, которые выглядели тускловато функционально. В памяти всплыло нудно пространное объяснение моего строительного босса о подборе материалов для парадных и черных входов. Преподносилась информация, как откровение свыше, хотя, наверное, и ребенку очевидно, что выбор исходит из поставленных задач. Если нужно произвести благоприятное впечатление на входящего, тогда «останавливаешь взгляд» на «покрасивши». Если же у тебя задача максимально облегчить доставку разновсяких предметов, то берешь материалы устойчивые к случайным повреждениям. Тут уж красота вторична, поэтому устраивается такой вход вне видимости с парадного. Таким образом, площадь перед домом, превращается в «задний дворик». Подворье, так сказать.

Осталось понять, меня ведут через эти двери, потому что не хотят производить благоприятное впечатление или опасаются случайных повреждений? Хочется верить, что последнее, поскольку оно в какой-то степени льстило моему самомнению. Но все равно злило.

По узким служебным коридорам первого этажа мой пузатый провожатый пер как танк, заставляя немногочисленных встречных ливрейных вжиматься в стены, давая нам дорогу. При этом их нелестные эмоции почему-то концентрировались на мне, а не на моем тягаче.

Наконец мы «выпали» в небольшой холл. Здесь мужчина остановился, и, выпустив мою руку из захвата, тщательно осмотрел свою одежду. Стряхнул невидимую пыль с рукава, видимую со штанины и, извлеченным из кармана платком, вытер пятнышко с ботинка. Меня тоже удостоили разглядывания, по окончании которого в качестве корректирующего средства «выдали» тяжелый вздох и показали кулак… Я просто диву давалась на свою выдержку.

«Наверно все дело в любопытстве. Уж очень интересно посмотреть, какому большому начальнику взбрело в голову посмотреть на такую красивую меня…»

Пузатик пересек холл и, постучав, приоткрыл одну из дверей.

«А вдруг там он?.. Эса…»

Мысль взорвала сознание. Ноги ослабли, и, если бы спина внезапно не наткнулась на стену, я бы растеклась по полу.

Сопровождающий обернулся и соизволил заметить, что меня рядом нет. Яростный взгляд в мою сторону и призывный взмах руки потребовали занять место рядом с ним. А я даже пальцем пошевелить не могу. Сердце своим стуком оглушало. Ладони вспотели, и противный ком застрял в горле, отказываясь куда-либо сдвинуться.

Меня снова схватили за руку и потащили к двери.

А ноги ватные, в голове разброд… И надежда: «Может не он…» И другая радостная: «А кто же еще!» Шум в голове усиливается. Бешеный пульс, отдаваясь в ушах, вбивает холодные гвозди логичности. Ведь была в местной полиции? Была. И не просто зашла-вышла, а под арестом. То есть в систему попала, которая начала меня жевать. Но, не пережевав, неожиданно выплюнула. Значит, кто-то заступился. Потребовал. Причем кто-то с такой властью, что послушались. Более того, этот кто-то с такой большой властью, что послушались мгновенно. И у него такая мощь, что меня не просто отпустили, а доставили туда, куда потребовали. То есть наверху скомандовали, внизу же только каблучками щелкнули и доставили. Приказы не обсуждают. Особенно прямые приказы. Тем более прямые королевские приказы. Сказал, представить пред светлы очи – представят. Побитую, потрепанную, грязную, дурно пахнущую нищенку, в платье с чужого плеча. Ах, здравствуйте богиня с огромным фингалом! Как «приятно» видеть вас не во сне. А где ж ваш антураж? Замашки на мудрость? Независимость? Что в вас есть такого, чего нет у других. Чем покорять будете? Грязным вонючим тельцем?

А дверь уже совсем рядом…

А вдруг он – «мужик сказал – мужик сделал». И женится. На мне… Сразу, без условий. И никаких отказов. Обещался – сделаю и… И что? Мечта исполнена? Чья мечта? Какая мечта? Моя мечта о том поцелуе, что пятилетку тревожит душу и сердце? Или исполнится желание мажорного мальчика, демонстрирующего всему миру свою крутизну? А главное, что дальше? Дальше что?! ДАЛЬШЕ-ТО ЧТО?!!!

Рывок, и дверной проем выплевывает меня на середину просторного кабинета.

Воздуха нет. Выдохнуть выдохнула, а вдохнуть не могу. Нет воздуха. Аж в глазах темнеет…

– ЛенАа!

ЧТО?!

– ЛенАа, жур-жур-жур, тужур-тужур, мужур-мужур…

Йискырзу! Здоровая, счастливо улыбающаяся, одетая в очень стильный брючный костюм горчичного цвета.

Горы свалились с моих плеч. Облегчение… и разочарование. Горькое, жгучее. Застревающее болезненной тяжестью в груди. Дышать дает, но ноет, ноет…

Недавняя же спутница все журчит. Вот только запах смущает: опять дикарку приучать к цивилизации собираются. Поразить мое воображение. Ню-ню…

Йискырзу обратилась с вопросом к пузану, и тот с почтением подал ей небольшую черную дощечку «украшенную» меловыми надписями. Сам мелок крепился с боку специальным зажимом. Удобная конструкция. Мое воображение просто сразило наповал. Это ж надо не додуматься до простого блокнотика, который в обиходе гораздо удобнее.

«Хотя может у них бумага дорогая, – осадила я сама себя, – рано выводами бросаться».

Взглянув на надпись, девушка махнула мне рукой и направилась к выходу. Пузатый хотел пойти следом, но его остановили. В походе только девушки… ну и дощечка с мелком.

Две лестницы в два пролета каждая, плюс переход по длинному коридору привели нас в небольшой узкий коридорчик, освещенный не очень яркой потолочной лампой. Десяток простых, выкрашенных кремовой краской дверей с одной стороны взирали на своих неброских серых коллег, не сильно выделявшихся на фоне темных стен неопределенного цвета. Сначала мне показали уборную… Крайняя серая дверь. Кажется, в тюрьме стоял более современный образец. На соседней двери, тоже серой, из-за которой доносились звуки льющейся воды, висел синий круг. Туда мы рваться не стали… Похоже, идея цветовой дифференциацией захватила воображение аборигенов. Следующая остановка – дальняя кремовая дверь.

Здесь было окно. Светло-пыльное пятно на фоне тусклых стен. Потом взгляд, смещаясь ниже, натыкался на маленький, меньше метра шириной, стол и соскальзывал на табуретку с прикрытым вязаной подушечкой сидением. С левой стороны стояла кровать, справа расцарапанный шкаф. Больше в камере… в комнате ничего не было… Впрочем, было, но только я заметила это, уже войдя в нее. На кровати лежала одежда: стопка нижнего белья и две ливреи женского фасона. Обшлага и кантики серые… Вот и меня посчитали. Хочу – не хочу, а посчитали. Вроде бы в детстве я смеялась над глупыми животными из мультика, которые бегали за несчастным козленком, который так здорово считал до десяти. Сейчас мой взгляд поменялся. Резко поменялся. Спроси меня, хочу ли я считаться, прежде чем загонять меня в рамки и лишать выбора.

Где-то в глубине заклубились сомнения, мол, плетью обуха не перешибешь, да в чужую избу со своим уставом… Все так, все правильно. Да только я сама хотела бы определить, где и как вступать в местные игры.

Полная гордости за выполнение миссии белого человека, Йискырзу, весело журча, жестом фокусника достала тяжелый мешочек, и вручила его мне. Но тут же забрала. Подвела к шкафу и, сверяясь с записью на дощечке, открыла потайной ящик.

Готова поспорить, в этой «гостинице» в каждом номере такой фокус срабатывает. А мне уже показывали, что вот оно самое лучшее место для ценного мешочка…

А может дать ей еще один шанс признать во мне не глупую дикарку, а человека разумного? Поразить чем-нибудь ее воображение. Может написать-нарисовать что-нибудь? Да только маловата дощечка. Разве что… я посмотрела на стену, потом, в поисках вдохновения в окно. Задела взглядом прямоугольник рамы… Прямоугольник… Геометрия? А почему бы и нет? Должно же мое математическое образование хоть в чем-то помочь?!

Решительно забрав у Йискырзу доску, я завладела мелком…

Белый треугольник теоремы Пифагора, на мой взгляд, очень освежал мрачную поверхность стены. Сама формула тоже смотрелась неплохо, но непонятно. В качестве пояснения я подписала параметры золотого треугольника. Потом пришло в голову, что закорючки цифр для уходящей в безмерное удивление аборигенки выглядит абсолютно непонятно. Стена тут же украсилась рядом от нуля до девяти в сопровождении черточек-палочек для иллюстрации количества. Ниже разместились несколько примеров для пояснения сложения и степени.

А потом до меня дошли снисходительные эмоции зрительницы, и старательно сдерживаемое раздражение прорвалось наружу. Свиньи и то на бисер адекватней реагируют. Да собственно, чего еще ждать от богатенькой девочки, которая меня еще во время путешествия бесила своими барскими заморочками. Благодарности? Награды? Пожалуйте, есть и то и другое. Да только настоящий порядочный человек, для выражения своих чувств, даст такую награду, которую сам бы ожидал за подобную «услугу», а не принизит ее, подгоняя в соответствие с рангом спасителя-благодетеля. Да только где она порядочность-благодарность? Мужик двух генералов прокормил, цельный рубль за это получил, так будь доволен благодарен³⁰. Кстати, о рубле…

Шагнув к шкафу, я сменила мелок на мешочек из ящика, распутала завязки и высыпала на ладонь блестящие серебристые кружочки. Выглядят поценнее грошей, за которые я покупала пирожки-снаряды. Значит, спасибо этому дому, пойдем к другому. Только напоследок захотелось сделать больно. Не физически, морально. Вот только поймет ли?

На показ, смерив взглядом девушку, я оставила на ладони три монетки.

– Держи, Йискырзу, сдачу, – сказала я, передавая ей деньги, – не стоит завышать свою цену. Я вроде как нуждаюсь, но все, же до грабежа умом-убогих не опускаюсь.

Эмоции девушки пахли недоумением. И вдруг легкая гарь гнева. Значит, что-то задело. Значит, пора…

Я моментально выскочила за дверь. В одной руке докторская писулька, в другой кошелек. А навстречу шествует увесистая дамочка с мокрыми волосами, запаковавшая свои немалые телеса в простыню. Похоже, душевая освободилась. В спину попутным ветром прилетает гневно-громкое «ЛенАа!», и я сходу ухитряюсь проскочить в щель между растерявшимся пышным препятствием и стенной. Где лестница?

Глава XXXVII

Путь наружу напоминал знаменитые «Ну кто так строит?»³¹, за тем исключением, что мне люди попадались, но помощи это не приносило. Первый встречный вообще решил, что я воровка. До шума не дошло, так как удалось на скорую руку организовать встречу его головы со стеной. После этого поиск выхода был продолжен не бегом, а быстрым деловым шагом. Попутно я озаботилась сложить свой документик в отыскавшийся на платье кармашек. Кошелек туда не влез. Пришлось привязать его к поясу. Неудобно, ненадежно, но руки свободны. Теперь встречные реагировали на меня спокойнее, если не считать невольных вздрагиваний при взгляде на мою украшенную следами вчерашней драки физиономию. А может народ шарахался от моего весьма недружелюбного взгляда. Да и ладно, я к общению не стремилась. Я стремилась к выходу. А он не находился. В конце концов, окончательно озверевшая от поисков дикарка наткнулась на открытое окно. Расстояние в полтора метра до покрытой травой земли проблему не составили. Первая же тропинка привела сначала к небольшому сарайчику с садовым инструментом, а затем к небольшой двери в ограде. В массивном замке приглашающе торчал ключ… ключ к свободе.

Сама же свобода представляла из себя пустынную улочку по обе стороны, которой тянулись ограды подобной той, из которой я только что вышла.

Взгляды налево-направо никаких подсказок на тему, куда пойти не принесли. И небо одинаково синее, и дорога одинаково пыльная, даже количество одиноких прохожих раздражающе равное. И никакого камня, мол, направо пойдешь, кусок золота найдешь. Хоть монетку кидай… Мысль показалась здравой, и я выудила кошелька монетку.

Кружочек сверкнул на солнце, призывая вглядеться в свою сверкающую новизну. Три горизонтальные полоски на одной стороне в окружении венка листьев, спираль в кольце букв на другой… Ну и кто будет «орлом»? Негромкий звук оторвал меня от «великих дум». Взглянув в его сторону, я увидела велорикшу. Настоящего, как по телевизору. Удивление затмило другие эмоции.

Лениво крутивший педали паренек, учуяв мой интерес, ускорился. Потрепанная запыленная повозка в считанные секунды сократила разделявшее нас расстояние. Радостная улыбка возницы из серии «Мы любим наших клиентов», вежливо добродушное предложение услуг и взгляд, приклеенный к монетке в моих руках, выглядели квинтэссенцией рекламы капиталистического общества. Я спрятала монетку в кошелек. Как следствие сияние рикши слегка поблекло. Однако отпускать просто так клиента, ему не хотелось. И он, давя на чуйку желанием заработать, пустился в полужалостливые уговоры. За оградой послышались голоса. Кто его знает, что они искали: меня ли, лопату ли, ключ от калитки, но общаться с людьми Йискырзу настроя никакого не было. Поэтому сказав «Да», я полезла в хлипкий на вид возок.

– Жур пужур? – уточнил парнишка.

– Да, – наудачу повторила я, усаживаясь.

Рикша тяжко вздохнул и с силой надавил на педали, начиная неспешный разгон своей колесницы в мое новое будущее.

Мелькнула мысль, что сейчас самое время подумать об этом самом будущем. Откинувшись на неожиданно мягкую спинку, я прикрыла глаза, постаралась сосредоточиться и… меня с фамильярной небрежностью потрясли за руку.

«Но я же одна сижу в коляске?» Мозг вздрогнул. Испуг пробил гарпуном насквозь, а затем, подцепив крюком, выдрал из монотонной темноты. Пестро-яркие краски дня ослепили, по ушам ударил многоголосый шум, и по коже прокатилась волна озноба. Захотелось спрятаться обратно. Мешало то, что руку по-прежнему трясли. Разноцветные пятна с ленивой неспешностью поддались фокусировке, переслав в сознание физиономию стоявшего рядом с коляской парнишки. Стоявшего? Но мы вроде как ехали? Глаза стрельнули в сторону пустого сидения… В голове повернулась тяжелая шестеренка… Значит, уже не едем… Зубчатый мозговой механизм со скрипом приходил в рабочее состояние, сгенерировав еще одну великую догадку, что этот самый рикша сейчас стоит передо мной.

– Э-э? – выдала я, внезапно поняв, что возникающие в голове вопросы требуют перевод.

– Жтур птужур, Йискыр, – ответил возница и слега повел головой, предлагая взглянуть самой.

Взглянула. За спиной парнишки поток людей с узлами и чемоданами уходящих в сторону возвышающегося корабля. Корабля? Порт? Опять?

– Жтур птужур, – подтвердил парнишка, ароматизируя усталостью от выполненной работы. Похоже, я действительно согласилась на поездку в порт. Зачем он только мне сдался… Впрочем, в порту полно приезжих, а где приезжие там и гостиницы. Так что можно попытаться устроится на ночь. Выспаться! «И поесть!» – громко проурчал желудок.

Рикша понимающе усмехнулся.

– Узурмш еда шужур киоли, – сказал он, сопроводив слова указующим мне за спину кивком головы. Повернувшись, я обнаружила, что мы припарковались около местной забегаловки. Беглый взгляд вдоль двух-трехэтажной улочки, выловил еще несколько конструкций похожих на вывески заведений общепита. Значит, место и вправду не плохое для высадки.

Я извлекла монетку из кошелька…, кстати, надо бы ему найти более надежное место, чем поясок платья… Теперь надо сделать фокус, без знания языка не заплатить слишком много. Вдохнуть эмоции рикши. Впрочем, с ним и без запахов все понятно: человек жаждет получить денежку. Кажется, у меня в руках плата за три такие поездки, если не за пять. А запаса слов, чтоб потребовать сдачу, естественно, не хватает. Да и есть ли у паренька деньги на эту самую сдачу, тоже большой вопрос… на который, в принципе, должна искать ответ не я.

Недолгая игра в гляделки предшествовала парнишкиному осознанию, что его счастливого взгляда в качестве возврата мне маловато.

Прожурчав горестно-оправдательно, он огляделся по сторонам, старательно не замечая ни прохожих, ни указанной им же забегаловки. Глядя на его потуги, даже Станиславский уверился бы в отсутствии мест для размена монетки. Моя же чуйка читала его на раз. Однако шоу поиском «обменных пунктов» не ограничилось. Возница, зашел за коляску, откуда появился, держа в руках плащ. Он начал демонстративно «мести по сусекам», то есть лазить по карманам, издавая запах, примитивной хитрости, мол, ничего нет на сдачу. Но меня его надежды волновали мало, поскольку вгоняющий в озноб ветер с воды, подсказал несколько иное решение проблемы.

Мы разошлись довольные друг другом. Точнее, я, заполучив выцветший свитерок и плащ из запасов рикши, осталась очень довольна. Парнишка же, отдав в нагрузку к вещам еще какое-то количество мелочи, тоже остался не обижен. Внешне-то рикша куксился изрядно, но я верила своей чуйке. Пока я надевала обновки, к нам подскочил взмыленный мужичок. Быстро сговорившись с возницей, он залез в коляску, и уже через несколько мгновений колесница мощностью в одну рикшу мчалась из порта с новым пассажиром на борту.

В душе всхлипнулось на тему покинутости, одиночества в толпе. Однако желудок согласился предаваться меланхолии только в обмен на еду. Его возражение прозвучало меркантильно отрезвляюще, автоматически направив мой взгляд на вывеску ближайшего общепита. В тот же миг дверь под ней распахнулась, и я, к своему удивлению почувствовала смутно знакомый эмоциональный рисунок. Знакомый и неприятный. А следом за запахом в дверях показалась мрачная изрядной побитости физиономия. И, кажется, я даже знаю, кого именно нужно поблагодарить за эти украшения. Желание ознакомиться с местной кухней усохло на корню. Тело в автоматическом режиме выполнило разворот на сто восемьдесят градусов. В голове же моментально включился голос самоуговора: «Все в порядке. Тебя не видели. Ты просто идешь по своим делам. Спокойно. Неторопливо».

А в голове резонирует сердца стук, и очень хочется оглянуться, да только остатки разумности твердят о вероятности привлечь к себе не нужное внимание. Совершенно не нужное внимание. Не дай бог, заметит. Я же еще одну схватку не потяну. Еще с прошлого раз в себя не пришла. Мне ведь тогда просто повезло. Нет не просто, а фантастически повезло. В памяти еще жив рассказ Тимура, о том, как ватага пацанов без всякой боевой науки отмесила крутого десантника до инвалидности. Он именно так и говорил: «отмесила». И от этого слова становилось еще страшней. Против толпы руко-ного махатели только в кино имеют шансы на победу, что, собственно, мне и продемонстрировали во вчерашней драке. Так что вперед и не оглядываться.

Не снижая темпа, я прошла мимо двух причалов, не обращая внимания на стоявшие там корабли. Преследования не чувствовалось, но меня подгоняло открытое пространство. Хотелось, чтоб между мной и потенциальными врагами оказалось как можно больше людей. У следующего причала столпились желающие погрузиться на корабль. Я ввинтилась в их ряды и прислушалась к чуйке… вроде бы все спокойно. Преследованием не пахнет. Глубоко вздохнула, ощущая, как внезапно охватившее меня напряжение постепенно трансформируется в усталость. Переживания начинали склеиваться в большой болезненный ком, который своей тяжестью потянул голову к земле… Все же надо озаботиться поиском какой-нибудь норы, чтоб придавить в ней ухо.

Резкий порыв ветра плеснул мне в лицо прохладой, смывая паутину неуместного дурмана. Небольшой освежающий заряд бодрости, а вместе с ним испуг, что забылась, и ко мне подкрались… Я еще раз внюхалась в эмоциональный фон. Вокруг только раздражение из-за задержки погрузки, и никакого запаха преследования или поиска. Но все же не стоит торопиться и выбираться на открытое место.

По толпе, словно вздох, прошла волна. Поставленные на землю узлы и чемоданы вернулись в руки. Однако все еще топтались на месте. И вдруг кто-то впереди делает шаг вперед, а его сосед сзади встает на освободившееся место. Кусочек свободного пространства начинает путешествие к задним рядам, а за ним еще один, и еще один. Толпа пришла в движение. Я вместе с ней. Вроде как пора выбираться из массовки, но… Взгляд зацепился за сине-белый нос корабля, пробежался по верхней палубе остановился на непривычно тонкой полосатой трубе… но собственно, зачем куда-то выбираться? Я же вполне могу стать пассажиром, и это может стать прекрасным местом для отдыха и отличным средством убраться из не шибко гостеприимного порта, да и города в целом.

Усталый матрос, проверявший билеты у входящих пассажиров, при взгляде на монетку в моих руках, молча показал в сторону, где пара мужиков в одинаковых серых куртках сидели на своих чемоданах. Мой приход они восприняли с интересом людей уставших от долгого ожидания. Задали пару вопросов. В ответ я показала на горло, дополнив короткой жестикуляцией, мол, «не работает». Мужики запахли лениво безразличными соболезнованиями, и, перекинувшись парой неторопливых фраз, вернулись к молчаливому ожиданию. Вскорости к нам присоединились две боевитые бабулечки. Их приталенные жакеты в сочетании с длинными юбками невольно вызывали ассоциации с Шолоховскими героинями, поэтому я невольно окрестила их казачками. Одна держала в руках большую корзину, аккуратно прикрытую тканью, вторая несла впечатляющих размеров рюкзак. Их багаж абсолютно не мешал им вести оживленный разговор, в который они моментально постарались втянуть и меня. Мой ответ их не обескуражил, а стал поводом подключить к разговору мужиков. Я же с постной физиономией куталась в «новенький» плащ, уговаривая себя, что голова не болит и не гудит. Однако, бойкие бабульки смогли выковырять меня из раковины, подозвав торговца снедью. Когда тот подкатил к нам свою тележку, мой живот, привлекая внимание всей честной компании, протрубил оду еде. Казачки моментально вняли призыву и, радуясь своей нужности, пустились в рекомендации что купить. Они же помогли и расплатиться, отсчитав из горсти вынутой мелочи нужную сумму. В итоге мне сосватали то, что я после первого же укуса обозвала «овощные чебуреки с орешками». Вкус странный, но не противный. Отторжения не вызывает. А спустя четыре чебурека, я порадовала окружающих икотой. Посмеиваясь, один из мужиков предложил хлебнуть из его фляжки…