Kitabı oku: «Бессмертные. Путь Свободы», sayfa 2
«Кто-то хочет прожить ещё лет пятьдесят. На рекорд идёт».
– Реновация? – спросил Джереми.
– Что ты, – леди Стюрт мило улыбнулась. – Мне уже пора на покой, но умирать таким способом я не намерена. Хотя и собираюсь сделать это, не уподобляясь твоему отцу, но это как пойдёт, кто же знает? – она улыбнулась.
«Любимая забава прадеда и матери – лгать всем и вся, включая себя. Надо записать», – подумал Джереми.
– А я думаю стоит сделать. Это облегчит старость, – сказал Джереми.
Леди Стюрт явно разозлилась, но виду не подала. Джереми знал, что мать приходит в ярость от упоминания её преклонного возраста.
– Да, ты уже говорил. Боюсь, что ничем хорошим это не закончится.
– Если вспомнить деда и прадеда перед смертью, то ты права.
– Твой отец был не лучше. Он пятьсот дней все ещё оставался абсолютным акционером, при условии, что ложку ко рту поднести не мог…
–… и, если бы не ты, всё моё наследство пошло бы по миру, – вставил Джереми.
– Конечно! Сейчас ты относишься к своему состоянию слишком пренебрежительно, но это пройдёт. Тебе нужно просто посмотреть, как живут те, кто обделен благами, имеющимися у тебя. Всё что тебя окружает сделано руками тех, кто живёт всего одну жизнь, и я знаю, – поверь мне, как это печально, – леди Стюрт сделала лицо человека чьи слова стоит принимать за чистую монету. Получилось не убедительно.
Откуда мать могла знать, какого это прожить всего одну жизнь, при условии, что собралась делать реновацию в третий раз, Джереми не понимал, да и пропускал эти бредни мимо ушей. Это была одна из крайностей, которые присущи умирающим властелинам мира, пытающимся зацепиться за жизнь. Матери осталось жить совсем чуть-чуть, но её сознание безнадёжно надеется продолжить поглощать как не в себя жизни тысяч людей ежедневно.
Он достаточно насмотрелся на жизнь низов цивилизации и мог бы сам посвятить леди Стюрт в такие глубины страдания, что ей и не снились. Ему были знакомы самые бесчеловечные принуждения к собачьей жизни, которые его родительница не просто не знала, она даже не могла представить их существования. Хотя вот тут он ошибался. Леди Стюрт знала всё и вся, правда наиболее дикое для своей головы просто игнорировала. Иначе бы она вряд ли сохранила хоть и мелочное, но трезвое сознание.
– Вероятно… ты права. Но до момента, когда произойдёт моё прозрение ещё нужно дожить, а таких как мы, ты же сама знаешь, опасности ждут везде. – Он взял фужер и залпом выпил его красное содержимое. Затем налил себе ещё один, под неодобрительный взгляд матери.
Её лицо вдруг стало добрым, и она сказала:
– Благодаря прадеду нам нечего бояться. Система работает исправно, а следом за мной – ты, будешь гарантом для безбедной жизни пары тысяч человек. И уже они будут из кожи вон лезть для сохранения твоей жизни как можно дольше.
Джереми покачал головой и улыбнулся. Вино ударило в голову и ему захотелось говорить. Тем более сегодня была их последняя встреча и как бы он не презирал мать, та была ему единственным родственником.
– Вот что я тебе скажу: до прадеда думали так же и расслабились. Мир не стоит на месте и нужно меняться вместе с ним, а такие как мы всеми силами стремимся сохранить старое, ведь там тепло, сухо и спокойно. И опора на то, что мир нужно строить под себя, а не себя под мир, всегда проигрывает, хоть и лидирует на малых отрезках.
Леди Стюрт не на шутку удивилась и была обрадовала словам сына. Внутри зародилась надежда, что становление «металлического» Джереми случиться ещё на её веку. Скрыть она этого не смогла и ещё большее отвращение к матери накрыло Джереми.
– Интересные мысли, – выдавила сквозь плохо скрытую улыбку леди Стюрт.
– Крайне интересные. Вот только они двояки. Их можно использовать и в личных целях, и в целях цивилизационных.
На лице леди Стюрт проступила гримаса скептического отношения к его словам. Она сделала добрый глоток из своего фужера и сказала:
– Та форма устройства цивилизации что существует уже больше пяти тысяч лет, является идеальной для человечества, и никто ещё ничего лучше не предложил. И думаю, не предложит, никогда.
Джереми усмехнулся.
– Размышления так себе. За эти пять тысяч лет все так сильно изменилось, что твои слова – ложь.
– Объяснись, – с интересом сказала леди Стюрт.
– Хм, было семь союзов – стало восемь, при том, что восьмой закрытый и… агрессивный. Уровень жизни не у приближенных к золотому горшку упал в десятки раз. Прогресс почти остановился, рост населения отсутствует, а вот те – у золотого горшка, то есть «мы» и нам подобные, интенсивно вымирают. И так почти до бесконечности. Если трезво взглянуть на вещи – мы переживаем доктринальный кризис нашей эпохи, которая идёт уже шестое тысячелетие, и накопила такую массу противоречий, что вряд ли выдержит их вес, даже в условиях нынешней связанности и жёстких условий контроля.
– Что за вздор!? – воскликнула леди Стюрт с неприкрытой скептической улыбкой.
– Не вздор, – серьёзно сказал Джереми. – Факты говорят сами за себя, а вы их в лучшем случае пропускаете, а в худшем обманываете сами себя. Просто посмотри на статистику, благо с нашими возможностями доступна расширенная, точнее реальная правда. В отличии от людей обычных, наша жизнь равна сумме жизней трех людей, это может показаться неким плюсом в борьбе, но все намного сложнее. Сухие цифры: прирост цивилизации за последние пять тысяч лет – пятьсот тридцать два процента. Элита – минус пятьдесят. Мы вымираем как класс, аккумулируя огромные капиталы в руках крайне малого количества людей. Конечно, все это относительно и в двух словах не опишешь, – он сделал глоток и продолжил. – Далее, из элиты выбираем десять процентов самых богатых и смотрим что было тогда, а что сейчас: минус семьдесят пять. Просто вдумайся – десять тысяч человек держат в руках больше, чем остальные пятьдесят миллиардов. Мы потребляем за свою жизнь триллионы человеко-часов упорного труда. Как это можно описать? – он вопросительно уставился на мать.
– Благо, – спокойно ответила она, надменно улыбаясь.
– Паразитизм. Мы остановили развитие нашей цивилизации, сосредоточившись на удовлетворении сиюминутных потребностей себя любимых. Мы просто складируем богатства создавая дефицит и выворачиваем его в свою пользу.
– Какие дурные мысли. Я думаю – это молодость, всего лишь молодость, – сказала леди Стюрт, а внутри ужаснулась мыслям сына. – Молодость не даёт тебе адекватно смотреть на жизнь. То, что ты называешь – паразитизм, есть нормальность, которая присуща человеческому обществу. Люди никогда не были равны и никогда не будут. Если ты можешь удержать того, что получил с рождения, то увеличить данное труда не составит. Остальное – отговорки, порожденные ленью.
Джереми хмыкнул и сказал:
– Возможно. Я про последнее. Но ты не станешь отрицать тот факт, что наши стартовые условия куда лучше, чем у остальных.
– А вот тут ни все так просто. Имея многое, многое можно и потерять. Имея малое – теряешь малое, – серьёзно произнесла леди Стюрт.
Джереми в голос рассмеялся.
– Это чистой воды лицемерие. Потеряв две-трети нашего, капитан, мы все ещё будем настолько богаты, что наши следующие десять поколений смогут безбедно ничего не делать.
Леди Стюрт утвердительно кивнула, сделав улыбку победителя.
– Да, это так, и это прекрасно.
3 Олин
Приближенный Олин закрыл дверь своей спальни и, повернувшись вправо, чуть ли не лбом, врезался в человека. Тот схватил его за плечи и добродушно сказал:
– Осторожнее, Олин, так можно отправиться к Первому раньше времени.
Олин поднял голову и улыбнулся.
– Здравствуй, Денер. – Олин подал руку, и Денер, служивший таким же приближенным в церкви Агастуса Блонжека, энергично пожал её. – Я слышал тебя отправляют на Ингарин?
– Да, – с воодушевлением ответил Денер, – и я несказанно рад.
– Когда?
– Через шесть дней буду там, вылет завтра.
– Что-то долго. Это же не далеко от нас.
– На грузовых же. Три пересадки и почти двое суток ожидания.
– Ты не теряйся там, а то уйдёшь в работу и сгоришь, – Олин улыбнулся.
– Как скажешь, приближенный Олин, хотя на все воля Первого и никак иначе.
– На все воля… ну, я пойду, – сказал Олин.
– Конечно, конечно. До встречи.
– Я думаю – прощай, приближенный Денер.
Денер усмехнулся.
– На все воля Первого.
Они разошлись в разные стороны. Олин почти сразу забыл о встрече с Денером и его отъезд. Последнюю неделю его голову занимал сон, который из ночи в ночь крутился словно зацикленный видеоролик. Сегодняшней ночью сон перешёл на следующую стадию реалистичности – стал цветным. По всем канонам, Олин, как служитель церкви Первого, должен был расценить его как некое общение с Первым, но приближенный получил отличное образование и отнёс ночные видения к первым признакам психического расстройства.
Происходящее не радовало двадцатипятилетнего парня в самом расцвете сил, поэтому ближайшую неделю он решил не напрягаться и посвятить большую часть свободного времени отдыху. Проблема заключалась лишь в том, что служил он на планете, очень сильно отличающейся от тропического рая, созданного для созерцания прекрасного, в тени невысокого дерева и в окружении фигуристых дев, дополняющих идеальную картину.
Рано утром ему позвонил приближенный Маллек и сообщил, что приближенный Калег заболел. Олину было необходимо заменить его на утренней службе и дообеденном покаянии. Наш герой наскоро собрался и не позавтракав отправился заменять выбывшего бойца на пути единения человечества с Первым.
Лицо покрыла ели видимая щетина, глаза немного опухли, а балахон для служения был недостаточно уложен и почищен, но Олин посчитал это за мелочи и надеялся, что никто не обратит внимания, а Первый простит ему сегодняшнюю лень.
Поднявшись на трибуну, он окинул взором зал. Женщины и дети плотно заняли все скамьи, некоторое количество мужчин сгруппировалось у высокой двустворчатой двери. Их было мало, но это и понятно, сейчас идёт уборочная компания и все способные трудиться трудятся с утра и до поздней ночи.
На улице стало достаточно светло и освещение зала отключилось. Стояла тишина и лишь изредка слышались голоса детей и успокаивающий шёпот женщин. Лица прихожан были сильно загорелы, разрез глаз узкий, а носы плоские. Все местные, решил приближенный и достал небольшую книжку.
Сразу после семинарии, в возрасте двадцати двух лет, Олин был направлен на Фюлле. По звёздной карте планета имела название 4-Ж-2, находилась в системе А(Первично-освоенные), подходила для существования человека, но имелась своя специфика. Первые колонисты столкнулись с пыльными бурями, ярким солнцем и холодными ночами, что вставляло палки в колеса освоения, но они героически преодолевались. Колонисты ломали непокорный мир через колено человеческой настойчивости и силы. Пара столетий превратила планету в сельскохозяйственный рай, отправляющий продовольствие и полезные ископаемые даже на Землю.
Миллионы людей переселились сюда в поисках тепла и спокойствия, и они нашли его, правда через поколения всё изменилось. Фюлле проиграла в конкуренции новым планетам и постепенно сельское хозяйство стало умирать. Цивилизация менялась, медленно, но, верно, большинство планет встроились в новый экономический уклад производителями конкретной продукции, а такие как Фюлле обосабливались, отдаляясь от остальных.
Почва здесь не могла выдавать значительные урожаи без вливания удобрений, полива и обработки от флоры и фауны. Когда закончились местные ископаемые для производства химической продукции их пришлось закупать на других планетах. Это в свою очередь сильно увеличило стоимость конечной продукции и быстро опустило планету на дно пищевой цепи цивилизации. Все, кто могли улетели, а остальные принялись вести простой образ жизни, без большинства благ цивилизации. Постепенно Фюлле превратилась в самодостаточную колонию, почти не связанную экономикой с остальной цивилизацией. Продавалось лишь то количество продукции, чтобы покрыть импорт и не больше.
За тысячелетие здесь выросли поколения людей, не бывавших даже на орбите и ведущих «приземленный» образ жизни. Но с приходом следующего экономического уклада галактику поделили семь союзов и Фюлле встала под протекторат одного из них.
Произошедшая ранее революция в геологоразведке и добыче ископаемого сырья позволила включить Фюлле в экономическую жизнь человечества, но цена была высока. Интенсивность добычи и её варварство медленно убивали природу планеты, уменьшая посевные площади, загрязняя атмо- и биосферы.
К текущему времени количество жителей планеты сократилось до ста миллионов и было сосредоточенно в двадцати крупных агломерациях. Переселенцы сюда не приезжали из-за климата, местные размножались слабо, лишь немного покрывая естественную и случайную смертность. За тысячелетия одинокого существования они перестали причислять себя к роду людей и твёрдо верили, что уже ими и не являются.
Фюллцы, как и множество народов вселенной, пропитались сепаратизмом. Они не горели желанием объединяться с цивилизацией, делиться своими богатствами, да и просто входить в контакт. Первое десятилетие после вхождения в союз запомнилось обширными бунтами, жестоко подавляемыми силами союзов. За первым подавленным оскалом последовало тихое недовольство и частичный саботаж всего связанного с союзами, что тоже пресекалось, и в конечном итоге сошло на нет. Хотя даже по прошествии веков, фюллцы, как и многие похожие народы галактики, сохранили в себе желание самоопределиться и никакие блага, обещания и перешивка мозгов детей не смогли их ослабить до конца.
Олин знал про существование данной черты у людей, населяющих некогда свободные планеты. Первый – Агастус Блонжек в своём писании чётко говорил, что это неправильно и человечество должно быть единым, ведь в конечном итоге Бессмертные вернуться и люди вступят в настоящую борьбу за жизнь. К этому времени галактика должна стать целым, ресурсы консолидированными, а умы занимать лишь один вопрос – выживание.
Олин читал седьмую заповедь Первого, когда один из мужчин кашлянул, привлекая внимания собравшихся. Приближенный поднял взгляд, и мужчина кашлянул снова. Это был тощий фюллец лет тридцати, с огромным, приплюснутым носом и рябым лицом. Женщины и дети обернулись, устремив взор на возмутителя духовного спокойствия, мужчины продолжали смотреть на Олина. Наглый фюллец набрал слюны и плюнул на пол, засунул руки в карман и, победоносно улыбаясь, спросил:
– Когда, приближенный?
Олин растерялся и отчего-то ему стало страшно.
– Что, – он замялся, – когда?
– Когда это блядство закончиться?
Женщины и дети, как по команде, устремили взгляд на приближенного. В их глазах горела ярость, а лица будто становились чёрными, глаза краснели. Вопрошающий мужчина вновь сплюнул и хмыкнул.
Капля пота стекла по лбу Олина и застряла в серых бровях. Он перевалился с ноги на ногу, громко выдохнув. Спина взмокла и к ней прилипло нательное белье.
– Й-й-й-а, не понял вопроса. Проповедь? – Олину казалось, что он сейчас выблюет завтрак, которого не было.
Мужчина улыбнулся и сказал:
– Ты знаешь, про что я, Серый Джек.
Олин быстро ответил:
– Не понимаю, – прозвучало вопросительно.
– Строка семь, глава пятнадцать, Завет: «Он придёт, а за ним потянутся нити конца. Серый Джек, тёмная лошадка, смиренный раб своей судьбы займёт уготованное ему место. Он откроет дверь и начнётся эра Бессмертных».
Олин сглотнул слюну. Казалось воздух в зале готов воспламениться. Волосы приближенного покрывала небольшая чалма, светло-бирюзового цвета, с желтой полоской у основания, под которой собирался океан выделений человеческого тела в борьбе с перегревом. Он ещё раз сглотнул и сказал:
– Это ересь. Этот Завет запрещён тысячелетия назад и все версии уничтожены. Откуда ты знаешь это?
– Что за тон? Детей мы с Вами не крестили, приближенный. – Глаза мужчины стали красными, голос тяжёлым эхом отражался от стен. – Вы сами знаете, что ничего не уничтожено. Человечество хранит слово настоящей веры. Вы – ересь. Вы – забыли Первого и предали людей. Вы – лакеи господ. Но Вы, приближенный Олин Демеруг, – Серый Джек, истинный сын Первого, Кровь от Крови Агастуса Блонжека, спаситель и рука, что низвергнет Бессмертных в небытие!
Олин вскочил с кровати, глубоко вдыхая. Приходило чёткое осознание реальности. Сердце усмиряло темп.
Он подошёл к окну и раздвинул шторы. Было раннее утро, небо покрывала серая дымка.
Происходящее Олина радовало все меньше. Казалось, он скатывается в паранойю. Месяц его мучил один и тот же сон, а сегодня он стал более чем реалистичным. Будто истерлась грань между проекцией реальности с её дополнением вымыслами и тем, что считается «сейчас».
Мультифон негромко зазвенел. Олин подошёл к тумбочке и нажал на экран. Звук прекратился. Он сел на кровать и обратил внимание на свои руки – они тряслись. В употреблении каких-либо интересных жидкостей и веществ Олин себя не застукивал, а значит разболталась нервная система. Он положил руки на колени и попытался успокоиться.
Дыхательная гимнастика улучшила состояние, но загудела голова.
Олин два раза, быстро, нажал на экран мультифона, тот включился. В контактах он нашёл епископа Саливана и нажал значок вызова. Через некоторое время послышался спокойный голос:
– Доброе утро, Олин, – ответил на вызов Саливан.
– И Вам, доброе утро. Мне нужна ваша помощь, – как-бы робея произнёс Олин.
Епископ тут же ответил:
– Конечно, говори!
– Можно с глазу на глаз?
Епископ снова не раздумывал.
– Какие глупости, Олин!? Мы же не первый день служим вместе. Конечно, можно, – епископ был неподдельно удивлён столь странными вопросами.
– Ну да, – он замялся. – Это я так про время спрашиваю.
– Хм. – Несколько секунд епископ думал. – В одиннадцать, у меня.
– Спасибо.
– Что за глупости? Пока не за что! – Саливан пребывал в отличном настроении, в отличие от приближенного.
– До свидания епископ.
– До встречи Олин!
Саливан отключился первым. Олин увидел на экране мультифона уведомление о сообщении, но читать не стал.
Приближенный встал и некоторое время стоял у окна. Его сознание не могло сосредоточиться на одной мысли и быстро перескакивало с темы на тему, но все они кружились вокруг одного – Первого и его сына, имя которому Джек Блонжек.
Олин был знаком с Заветом. Все служители церкви Первого были обязаны изучить данную книгу, считавшуюся заблуждением или даже обманом. Хотя никто точно не знал как и когда она появилась, но борьба с этим заблудшим ответвлением учения Первого велась очень давно. Поэтому такие как он и знакомились с Заветом. Одним из строгих указаний после направления на службу было выявлять носителей этого запретного знания и докладывать своему непосредственному руководителю, который в свою очередь должен был принять ряд мер, которых Олин не знал, а главное направить письмо выше по иерархии.
Олину не удосужилось встречаться с носителями столь запретных знаний. К тому же он считал их давно мёртвыми. Несколько раз в голову приходила подлая мысль о том, что он просто не разбирается в людях, хотя его служба требовала обратного. Да и если быть совсем искреннем с собой, то следует отметить, что Завет интересовал его мало, и вышел на первые план после появления в его жизни сна.
Одевшись, Олин оглядел себя в небольшое зеркало, закреплённое на деревянном шкафу. Помятое лицо, вчерашняя щетина, неидеальный балахон. На мгновение ноги решили подкоситься, но он оперся на шкаф, опустил голову и несколько раз глубоко выдохнул.
– Это просто сон, – сказал себе Олин и подошёл к двери. Её он открывать не стал, а прислушался. Денер, как и большинство служителей церкви Первого, носил в помещении туфли на твёрдом каблуке, выдававшие характерный звук при ходьбе. В коридоре было тихо. Олин задержал дыхание и почти положил ухо на гладко выкрашенную поверхность двери для верности. Ничего не услышав, он открыл дверь, быстро вышел и закрыл. Некоторое время Олин боялся повернуться, прислушиваясь к тишине. Затем в отдалении послышался нарастающий стук каблуков.
Смело повернувшись в нужную сторону, приближенный быстро пошёл вперёд. Из-за угла вышел невысокий мужчина в синей чалме и, поравнявшись с Олином, кивнул. Тот ответил тем же и медленно выдохнул – это был не Денер.
Позавтракав, Олин отслужил утреннюю службу, переоделся и поднялся на третий этаж здания. Там, в самом конце коридора располагались покои епископа Саливана.
Олин уменьшил шаги, увеличивая время до момента встречи с епископом. Он думал о том, как начать разговор, всё ли стоит говорить (это относиться к Завету), и вообще нужно ли об этом говорить. Ничего серьёзно не обдумав Олин подошёл к доброте деревянной двери, выкрашенной бесцветным лаком. Узор из годовых колец радовал глаз, а фигурная ручка из той же древесины дополняла картину.
Приближенный занёс руку и тут включилась, и выключилась лампа на потолке. И что это за знак, подумал Олин и трижды тихо стукнул в дверь.
– Да, да, сейчас. – Послышалось из-за двери.
Через пару секунд дверь открылась внутрь комнаты и перед ним стоял епископ Саливан в белом халате и с улыбкой на лице. Олин размяк и понял, что сейчас расскажет всё. И рассказал.
– Не нужно сразу всё усложнять, Олин. Вероятно, во всем виновато переутомленное сознание. Ты заступил на службу смело, а сейчас кризис. Его нужно просто пережить. К тому же это лишь подготовка к действительно трудным временам тридцатилетия. Знаю по себе.
Они сидели на небольшом и жёстком диване по оба его конца. Олин покачал головой, уставившись в пол. Заметное облегчение от того, что выговорился не наступало, затерявшись за мыслями о проклятом сне.
– Не думаю, – выдавил из себя Олин, – что все так просто.
Саливан сделал сосредоточенное лицо, глаза выдавали зародившуюся злость. Олин разглядел её, когда тот заговорил.
– «И познает он свою принадлежность и да увидит свое настоящее. Серый Джек узнает кто он есть на самом деле от себя самого».
– Меня это пугает.
– Брось! – резко ответил Саливана, а Олин вздрогнул от неожиданности. – Это просто сказка для дураков.
Олин не понимал, чем вызвал столь резкую реакцию, но поспешил усомниться в правильности выбора собеседника в столь щекотливом вопросе.
– Так, – начал Саливан куда более добродушнее. – Тебе необходимо развеяться, отдохнуть и просто сменить обстановку, а мне как раз необходим приближенный для командировки на Радугу.
Олин тут же прикинул расстояние, благо представлял себе галактику и знал множество планет, чтобы иметь возможность – это сделать.
– Две недели в одну сторону, – выдохнул Олин, представляя невиданное «наслаждение» столь продолжительного прыжка.
– Нет, что ты, всего одиннадцать дней, – отрезал Саливан.
– На все воля Первого, – не веря себе самому сказал Олин.
– Тут ты прав, отправление завтра, программу полёта тебе перешлют в ближайшее время. Документы и груз, который необходимо будет передать, получишь у Сантера. Он тебе позвонит, когда забрать.
Олин вышел от епископа с двоякими мыслями. Во-первых, он не получил того что хотел, хотя и не знал, что хотел получить. Во-вторых, наговорил почти на две недели в металлической банке и десяточку пересадок в режиме быстрого нахождения нужного корабля среди сотни других. Двоякими они были от того, что второй пункт являлся скорее благом, ведь позволял отвлечься от мыслей.
Через минуту мультифон завибрировал.
– Слушаю, – ответил Олин, а экран заполнило круглое, жёлтое лицо приближенного Сантера, а вверху выпало уведомление о сообщении от епископа Саливана.
– Приветствую, – сказал Сантер, а лицо расплылось в улыбке.
Олин тоже улыбнулся и ответил:
– Приветствую.
– Чемодан в канцелярии, носитель там же.
– Хорошо.
– Желаю тебе не потеряться где-нибудь и зачем-нибудь, – усмехнулся Сантер.
– Я себе и сам того желаю.
Перед сном Олин безуспешно старался переключить сознание на что-то далёкое от дум, занимавшихся его смиренную голову, но они возвращались, а под ложечкой сосало все сильнее.
Уснуть долго не получалось, но все-же удалось. Сон спокойным не был, а среди ночи его разбудил стук в дверь. Приближенный включил небольшую лампу на столе, накинул белый халат и с бешено бьющемся сердцем быстро подошёл к двери.
– Извини, Олин, – сказал епископ Саливан, явно чем-то взволнованный.
– Нет, нет, что Вы, – быстро произнёс Олин.
Приближенный окинул взглядом своего начальника. На Саливане был поношенный серый халат, ноги в шлепках, а под левой подмышкой некий серый пакет. Правая рука сжата в кулак.
– Дай правую руку, – попросил епископ.
Олин дал. Его сердце застучало быстрее от мысли, что всё это вновь лишь реалистичный сон. Он чувствовал, видел и думал, как в реальности, но и в прошлый раз было не хуже.
Саливан трясущейся левой рукой схватил, буквально так, правую приближенного, а другой поместил на указательный палец серую трубку, которую достал из кармана халата. Она свободно вошла на него, но в следующее мгновение сжалась, а Олин почувствовал неприятный укол. Приближенный машинально одернул руку. Саливан удержал её.
– Что это? – немного раздражённо спросил Олин.
Саливан фыркнул носом, и нервно дёрнул губами, намекая помолчать.
Трубка выглядела как нечто странное, казалось она из другого мира, ну или времени. Поверхность состояла как бы из множества слоев резины, накинутых друг на друга, а по ощущениям это был металл.
Через несколько секунд из неё раздался громкий писк, обе стороны загорелись зелёным, трубка отпустила палец.
Олин поднял взгляд на епископа. Тот резко сдёрнул неизвестное устройство и выхватил пакет из подмышки. Глаза Саливана испуганно бегали, пытаясь задержаться на чем-то одном, но не могли.
Олин взял пакет, епископ отпустил. По ощущениям там находилась какая-то небольшая книга. Пакет был из плотного материала и запечатан.
– Откроешь в прыжке, перед Радугой, – нервно бросил Саливан, резко развернулся и ушёл.
Некоторое время Олин стоял, переваривая произошедшее, затем вернулся в комнату.
Осмотрев палец, он обнаружил пару небольших красных точек. Пакет он положил в сумку с вещами, потеснив балахон для службы.
Сидя на краю кровати, Олин несколько раз, больно ущипнул себя за ногу. Надежда вернуться в реальность из сна не оправдалась, как и надежда на сон, который так и не пришёл.
Утром голова работала плохо, глаза щипало, а в теле отсутствовали силы. В таком состоянии приближенный Олин, служитель церкви Первого, отправился в свою новую жизнь.
