Kitabı oku: «И море, и Гомер – всё движется любовью…», sayfa 3
Кое-что о друзьях
Пик Блещунова
Не только у сказок бывают счастливые окончания
Тридцать лет тому, 28 января 1989 года я стоял на ступеньках дома на Гарибальди, 19, и видел перед собой сотню радостных людей. Не было никаких оповещений в газетах, на телевидении. Но люди узнали и пришли.
28 января 1989 года был открыт в Одессе первый в Советском Союзе Музей личных коллекций, подаренный городу Александром Владимировичем Блещуновым.
Уверен, что одесситы помнят, знают Блещунова.
Но ведь мой ежедневный дневник читают не только одесситы. А человек это замечательный, я дружил с ним много лет, писал о нем. И для меня удовольствие напомнить об инженере и альпинисте, меломане и книгочее, воспитателе «трудных» детей и офицере в отставке, о коллекционере.
Первая моя публикация – интервью с Александром Владимировичем было опубликовано в газете «Комсомольская искра», где я тогда работал, в 1972 году – «В горах мое сердце».
Это был разговор о том, как одесский мальчик влюбился в горы.
Да, одесский. Хоть родился Блещунов в Харькове 25 августа 1914 года. Но в том же году семья переехала в Одессу. Здесь школа, здесь институт инженеров водного транспорта, здесь он, 22-летний студент созвал тех, кого увлекал альпинизм и создал первую секцию.
– На мой призыв откликнулись пятнадцать человек. Среди них – профессор Кириллов, три члена дореволюционного Крымско-Кавказского горного клуба, но и десять молодых людей. И мы начали…
В 1938 году экспедиция на Памир вместе с биологом, профессором А. Е. Шевалевым, впервые прошли кольцевым маршрутом у ледника Федченко и горного узла пика Гармо. В память о том восхождении впоследствии один из пиков на Памире был назван пиком Блещунова.
В 1940 году начались исследования на Памире физиологии человека и растений на высоте 6000 метров. Предстояла огромная работа И тут – война.
Все годы на фронте. От Сталинграда до Берлина и Праги. Начал лейтенантом, закончил майором. Насколько любил рассказывать о вершинах, о людях, покоряющих вершины, настолько скупо говорил о войне. Самой правдивой книжкой считал «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова. Как только окончилась война, подал рапорт – отпустите в науку.
И Академии наук СССР понадобился его альпинистский и инженерный опыт Нужно было создать высокогорную научную лабораторию на горе Аграц в Армении, а затем и электронный кольцевой усилитель.
Тогда началась дружба Блещунова с академиками И. Таммом, А. Алихановым, С. Хейфецом. А вообще он был человеком, который умел дружить. Он притягивал как магнит к себе умных, интересных людей. И дарил встречи с ними своим воспитанникам – бесчисленному альпинистскому братству Одессы.
Его дом был открытым домом. Проходишь вечером по улице – из окон музыка, в квартире всегда люди. Кстати, в коммунальной квартире.
На стенах – живопись, в шкафах разнообразные коллекции. И старинные веера, и пивные кружки, и медальоны работы Торвальдсена…
Мне казалось, что столько раз здесь бывал, что всё видел. Но, когда в трёх залах Музея западного и восточного искусства в 1980 году Блещунов показал все свои двадцать коллекций, понял, что всё это изучать и изучать…
После высокогорных экспедиций Александр Владимирович заведовал Проблемной лабораторией института холодильной промышленности. Уже начинались болезни. Мучила астма. И он задумался о судьбе своих коллекций.
В одном он не сомневался – всё должно принадлежать Одессе. И он написал первое завещание. Но потом пришло понимание того, что все коллекции раздробят по музеям. И более того, они попадут в запасники. Всё, что могли его ученики, друзья держать в руках, станет только карточкой в архиве.
Так пришла мысль создать в своей квартире Музей личных коллекций.
Но ведь для этого нужно было расселить коммуну… И ещё тысячи нужно… Казалось, все желания уйдут в бюрократический песок.
Помогал мэр города, ученик Блещунова в альпинизме Валентин Симоненко, помогали академики. Вмешался Дмитрий Лихачев. Я писал статьи… Увы…
Но однажды ранним утром у меня дома раздался звонок.
– Женя, я ночью придумал, что делать. Вы мне нужны – будем писать письмо…
Мысль, пришедшая Александру Владимировичу была не из советских. Он вспомнил, в царские времена с гуманитарными просьбами обращались к императрицам. Да и во время Великой Отечественной не Михай, а румынская королева Елена облегчала участь евреев в гетто…
И вот мы написали короткое, но яркое письмо на имя Раисы Максимовны Горбачёвой, как одному из деятелей фонда культуры.
Прошло две недели. И вдруг бюрократическое колесо начало вращаться. Вначале медленно, затем с невероятной скоростью.
«Письмо на контроле у Раисы Максимовны».
Симоненко получил выговор с занесением в учетную карточку. Но он был счастлив. На глазах рождался музей.
28 января 1989 года над парадной уже висела только что прибитая табличка «Музей личных коллекций»
Счастливый человек был Александр Владимирович. Войну прошел. Вершины покорял. Учеников, друзей множество. И при жизни открыл свой музей.
– Мы открываем не просто музей, – говорил в тот день Валентин Константинович Симоненко. – Мы открываем ДОМ.
Этот дом был нашим пристанищем многие годы, здесь был и домашний театр, где выступала подруга Блещунова графиня Капнист, здесь был музыкальный салон, где для нас играла Людмила Наумовна Гинзбург, здесь был выставочный зал, где показывал свои новые миниатюры Олег Соколов. Здесь велись споры о том, правильно ли мы живём, и мы многое понимали о себе в этих спорах.
И такой ДОМ в Одессе должен остаться для новых поколений.
Александр Владимирович умер 21 мая 1991 года.
Взял в руки некролог, что я тогда написал в «Вечерней Одессе».
Заканчивался он словами:
«Конечно же, лучшей памятью об этом человеке ото всех нас, от города, который он так нежно любил, будет забота о музее личных коллекций. Пусть музей получит его имя. Пусть никогда не гаснет гостеприимный огонек в доме по Гарибальди,19, где приобщались к культуре, к мудрости, к интеллигентности несколько поколений одесситов.»
Сейчас Музей носит имя Блещунова.
Стыдно должно быть депутатам горсовета, которые на сессии в 1990 году не поддержали предложение о присвоении Александру Блещунову звания Почётный гражданин Одессы, сославшись на ещё не разработанный статут. И без их решений для города он один из самых ПОЧЁТНЫХ.
По традиции каждый год, 28 января вход в Музей на Польской, 19 (улице вернули её имя) свободный.
Так что бывают истории с добрым завершением.
Заходите в Дом Блещунова…
Семён Лившин шутит
Утром, взглянув на ленту фейсбука, прочитал сообщение, что 17 января завершилась земная жизнь Семёна Лившина.
Мы дружили. Вместе работали. Даже вместе начинали писать роман, который так и не завершили. Я ещё расскажу о нем, напишу.
А пока – эссе, которое было написано при его жизни и нравилось герою.
Говорят, поэты – пророки. Сами того не ведая, предрекают на века, к примеру, «умом Россию не понять»… Позволю себе продолжить мысль и высказать крамольную идею: и прозаики нередко провидят будущее. И пример из нашей, казалось бы, провинциальной жизни. В шестидесятые-семидесятые годы, победив несдающийся бастион под названием издательство «Маяк», журналист (а точнее, юморист-сатирик) Семён Лившин издал книгу с загадочным названием: «К норд-весту от зюйд-оста».
Кто мог тогда предположить, что спустя десяток лет автор – не виртуально, а реально, переместится вначале в Москву, в редакцию «Известий» (норд), затем в США, Сан-Диего (вест), где не только не перестанет быть журналистом и создаст первую (!) в Америке федеральную юмористическую газету с мажорным (школа Одессы!) названием «О’кей». И это в стране Марка Твена и О’Генри, Арта Бухвальда и Вуди Аллена.
Но вернёмся к истокам. Смею предположить, что в XXI веке на здании инженерно-строительной академии появится мемориальная доска: «У Семёна Лившина и Валерия Хаита, закончивших наш хедер, хватило юмора забыть свою профессию и возродить нежное отношение к юмору в Одессе, даже у очень руководящих товарищей».
Так как же всё начиналось? Свидетельствую как очевидец. Ничто не раздражало меня в газете «Комсомольская искра» так, как ежедневно приходящая, естественно, в отдел культуры, толпа «непризнанных гениев». Они несли стихи, поэмы, рассказы, романы, даже шарады. И вот в этой веренице нештатных авторов пришел Сёма Лившин с коротким рассказом. То, что текст был короткий, радовало, то, что он был художественный, а не документальный, огорчало. Я попросил его написать на эту же тему статью с реальными героями… из ЖЭКов. Знал на 90 %, что после такого задания «гений» в редакцию не возвращается. Но я не знал ещё Сёму Лившина. Через неделю его мама, Эсфирь Самойловна, она у нас впоследствии служила «почтальоном», принесла написанную им от руки, крупными буквами, статью. Хорошую статью. Её мы и опубликовали.
Нештатным автором Лившин оставался пару лет (как и я в свое время). Потом в редакции появилась вакансия – не помню, на полставки или на четверть ставки, такие у нас тогда были «игры», взяли Семёна.
Я употребил слово – «игры». А к этому времени Лившин уже прославился и в большой игре. Одесса не только соревновалась в межвузовском КВНе, но была приглашена и во всесоюзный конкурс. Именно экраны телевизоров принесли славу Валерию Хаиту, Юрию Макарову, Сергею Калмыкову, Валентину Крапиве. Кстати, последний написал и опубликовал книгу «КВН нашей памяти», где есть глава, посвященная Семёну.
Чего здесь только нет! И как Лившин писал «приветствия», и как выходил на сцену, и как угощал команду «взятым напрокат» июльской ночью на Пушкинской компотом. Проделки молодости? Естественно. Но это был его характер, лёгкий, авантюрный, жизнерадостного человека, не терявшего и не потерявшего одесского шарма с годами.
В газетах – «Комсомольской искре», а затем в «Вечерней Одессе» – Семен Лившин доказал, что имеет право писать не только репортажи с политзанятий, со сдачи новостроек, но и фельетоны. Это он создал «Козлотур» и «Антилопу Гну», экипажа которой боялись чиновники всех рангов. Обычно фельетоны писали в четыре руки (школа Ильфа и Петрова) – Лившин и Макаров, Лившин и Лошак, Лившин и Романов. Их фамилии были тогда на слуху у горожан. Нужно признать, что Борис Деревянко брал на себя ответственность за публикации. Он подписывал газету, он вел бои в обкоме, иногда подсказывал своим сотрудникам темы, иногда, увы, резал текст «по живому». Но таковы тогда были условия редакционной работы.
…Кстати, о редакционной работе. Думаю, все, кто зачинал «Вечерку», запомнили эпизод, когда в редакцию наведался сановный гость – первый секретарь обкома П. П. Козырь. Он шел в окружении свиты, открывал дверь каждого кабинета, вежливо здоровался, иногда задавал стандартные вопросы. И вот дверь кабинета, где сидел Лившин сотоварищи. Козырь приоткрывает дверь, смотрит на плакаты, пожарную каску, афиши концертов и буднично спрашивает: «Нет проблем?».
Дальше рассказывал Дмитрий Романов. Он увидел, как в глазах Семёна зажглись огоньки, попытался потянуть его за штанину, но было поздно. Как писали классики, «Остапа несло»:
– У нас всё в порядке. Но если у вас возникнут проблемы, приходите, обязательно поможем!
Козырь смутился. Свита отпрянула. Деревянко прикрыл дверь. Позднее он вызвал Лившина. С его слов знаю, что всё, сказанное в кабинете, на бумаге ни кириллицей, ни латиницей не передать, разве что резюме: «Вон!!!».
В памяти остаются такие вот шуточные – тогда драматические, ситуации. Но главным, конечно, были фельетоны и реакция на них. Тогда, после выступления газеты, нужно было отвечать, кого-то снимать с работы, кого-то из милиции разжаловать. В книге «К норд-весту от зюйд-оста» всего шесть фельетонов (кстати, понадобилось предисловие самого Сергея Михалкова, чтобы она тиражом в 65 000 экземпляров увидела свет и за месяц разлетелась из книжных магазинов города), но фельетоны и до сих пор кажутся остроумными. Это литература. Тем более – читаются пародии – тут Лившин был мастером. Кстати, общее название книги взято из пародии на морскую прозу Виктора Конецкого.
Чтобы вы представили себе иронию, стиль, жёсткость Семёна Лившина, приведу отрывок из его пародии на «Алмазный мой венец» Валентина Катаева:
«Вдогонку щурился подслеповатыми витражами бретонский городок Собака на Сене. Он знаменит тем, что никто из моих знакомых литераторов в нем не жил. Пончик ухитрился трижды не побывать там, хотя описал городок в сонетах до мельчайшей консьержки.
В ту пору Пончик ещё не стал поэтом с мировым именем Юрий, а был всего лишь талантливым босяком, каких в Одессе можно встретить на каждом шагу.
Что ни день, на литературном небосклоне Молдаванки вспыхивала очередная звезда. Тогда, где-то в двадцатых числах тридцатых годов, и родились строчки, которые до сих пор будоражат воображение каждого сантехника: «Кто услышит раковины пенье, бросит берег и уйдет в туман». Берег. Море. Белеет парус одинокий…
Сейчас уже трудно припомнить, кто придумал эту фразу – я или Дуэлянт. Да и стоит ли? Ведь позднее один из нас дописал к ней целую повесть».
В библиотечке «Крокодила» массовым тиражом эта пародия вышла ещё при жизни Валентина Катаева.
Кстати, к тому времени известинцы переманили Семёна Лившина в Москву. А потом там же он при театре Михаила Жванецкого открыл сатирический журнал «Магазин», который после его отъезда редактировал «правдоруб» Игорь Иртеньев.
А Лившин? Семья перебралась в США, а с ней и наш герой. Но и в Сан-Диего он не захотел «терять форму». Началом было создание газеты «О’кей», а потом – невероятное. Американцы поняли, перевели, ощутили, что такое КВН. И неизменным членом жюри стал одессит Семён Лившин. Кстати, как видно, «жюрить» ему нравится. Дважды в США прошел всемирный литературный конкурс в Интернете среди одесситов – «Сетевой Дюк». И дважды в жюри был Семён Лившин.
«Поговорим о странностях любви» – назвал он третью свою книгу. Вот и поговорили.
Сегодня, пожалуй, я написал бы о Семене иначе. Горестнее. Невероятно талантливый человек, реализовавший себя далеко не полностью.
«Времена не выбирают»
Артистов провожают аплодисментами. Лившин их заслужил.
Светлая память.
Волшебник Резо
В Нью-Йорке с успехом идет фильм Лео Габриадзе «Знаешь, мама, где я был?», поставленный им по сценарию своего отца Резо Габриадзе, по рисункам Резо Габриадзе.
Об этом написала в своем аккаунте Саша Свиридова, режиссёр, кинокритик.
И я вспомнил, что когда писал о Резо, захотел посмотреть этот анимационный документальный фильм, но тогда с ютуба его почему-то сняли.
Вчера вечером ещё раз забил в поисковик «название фильма, смотреть онлайн, бесплатно» – и, о радость, даже несколько сайтов предлагают его к просмотру.
Удовольствие получил огромное. Очень советую. Мне кажется, что это фильм и для семейного просмотра, можно окружить себя детьми, конечно, старше 10 лет, чтоб понимали.
Неторопливо, с тонким юмором Резо в кадре рассказывает о своем детстве.
Мне кажется, что почти дословно записал первые фразы. Нет только неистребимого грузинского акцента:
«Грузия. Кутаиси, Только закончилась война, радостей было мало. Нервы у всех на пределе, беспризорные ходили стайками. Я жил партизаном в родном городе и единственным островом, где мне было хорошо, была библиотека № 6, которая висела над рекой»
Лет десять назад, будучи в Одессе, Резо в гостинице «Чёрное море», где остановился, читал мне фрагменты сценария – для сына. Он и артист моего театра марионеток, – говорил мне Резо – и актёр кино, но хочет снимать фильмы. Так что не быстро родилась эта кинокартина.
В десятках рисунков, которые оживают на глазах, превращаясь в мультипликацию, проходит перед нами детство Резо.
В школу опаздывает, выгоняют, на улице получает подзатыльники, даже похоронная процессия умудряется подставить ему подножку. И бежит по Кутаиси этот кудрявый мальчишка, похожий на Пушкина, только с длинным грузинским носом. Бежит в библиотеку. Ну и что, что холодно – библиотекарши по очереди греют ноги над примусом…
И оказывается в библиотеке «два любителя мировой литературы». Одного мы уже знаем – это Резо. Но есть и второй – Ипполит – это крыса, которая любит старинные корешки. Ничего, не страшно, с ней герой уживается.
Счастье – это температура 38. Приходит старый еврейский врач, освобождает от школы, но не навсегда. А в школе укором висят портреты Ленина и Сталина. И они разговаривают с Резо.
Ленин считает, что Сталин мягкотел, давно в расход нужно было пустить этого юного бездельника. А тут ещё и маленький Ленин из ордена Ленина у него же на груди поддакивает. А Сталин заступается. Зачем в расход. В ссылку, в Сибирь. Поднимать хозяйство нужно, а я вижу, что он станет электриком, с изолентой пойдет по Сибири. Мы туда и доярку сошлём, они женятся, детей нарожают…
С огромным удовольствием я мог бы в деталях, в рисунках пересказывать фильм. И сны маленького Резо. И реакцию портрета Льва Толстого. И что поёт по ночам портрет Молотова… И насколько умна говорящая лягушка…
Резо великолепный рисовальщик.
Резо фантастический выдумщик.
Когда будете смотреть эпизод, как для бандита (у которого есть профиль, но нет фаса) он пишет свое первое произведение – письмо Маргарите, вспомните, что письмо Маргарите писал и Пиросмани.
Разные времена, разные художники, разные Маргариты – одна традиция.
И народную грузинскую песню – «Знаешь, мама, где я был», переведенную на русский язык Валентином Берестовым, поет в фильме Резо…
Этот фильм не поучает. Он учит воспринимать красоту.
Учит, что всегда можно отогреть улыбкой.
Важно и то, что фильм сделан на русском языке. Все войны раньше или позже оканчиваются, и народы, простые люди живут в мире.
Как немец – военнопленный, которого привели из лагеря помогать дедушке и бабушке Резо. Фашист, дед воевал с фашистами. А он сделал ему первый самокат, провел канализацию в домик, а когда умер дед, сложил ему гроб без единого гвоздя, что вся деревня удивлялась – как же они проиграли войну…
Какое разное детство – «Амаркорд» Феллини, этот фильм Габриадзе.
И какое прекрасное время – детство у каждого из нас. Даже голодное, холодное, горькое. Но – прекрасное.
Давайте подсказывать друг другу хорошие фильмы.
Я советую.
Концерт
«Одесситы бывают рассеянные и сосредоточенные.
Рассеянные – они рассеяны по всему свету, а сосредоточенные – сосредоточены только в Одессе» – если вы увидите на футболке синего цвета эту фразу Михаила Жванецкого, – знайте, этот человек побывал 21 марта на концерте Михаила Жванецкого.
Вчера состоялся юбилейный вечер в Одессе. После Запорожья, Днепра, Киева, дома – в Одессе. Мы помним – и как ждали это выступление, и как пытались сорвать, недопустить концерт так называемые «активисты», пытающиеся превратить Одессу в коцюбеевку.
Не вышло. И слава Богу. Есть народ Одессы. И то, что сегодня в моей ленте благодарность Наташи Жванецкой мэру Одессы Геннадию Труханову, мне кажется важным. Именно он сказал: «Приезжайте. Всё будет в порядке». И отвечал за свои слова.
Выступать в Оперном театре чрезвычайно трудно. Одинокий человек на огромной сцене перед фантастическим по объёму залом.
Вспомнил слова Ахматовой о Блоке: «Трагический тенор эпохи»
А тут – не тенор, не трагик… Сатирик? Скорее – философ. Но зал в течении минут стал единым организмом, он дышал воздухом свободного слова. И тогда, когда стоя приветствовал в начале, и тогда, когда стоя не отпускал в конце, и когда взрывался аплодисментами на каждую реплику.
Читал Михаил Михайлович, как новые, так и старые эссе, фразы, жизненные наблюдения. И Одесса разговаривала с Одессой. Вот где было полное взаимопонимание.
Здесь не нужно было объяснять, что значит – в консерватории нужно что-то подправить. Знали, помнили, понимали…
Действительно, какое количество фраз Жванецкого ушло в народ. Борьба невежества с несправедливостью проходила и проходит на наших глазах и повсеместно.
А наши споры. Как часто, следя за дебатами, я повторяю фразу:
«Если ты споришь с идиотом, то вероятно, то же самое делает он».
Было у меня ощущение, что в первом отделении Жванецкий волновался. И всё равно, читал превосходно. Иногда переходя на привычную скороговорку, иногда замедляя темп речи, давая возможность насладиться фразой, как бы обкатать её у себя на языке.
А во втором отделении это был совсем уже раскрепощённый человек, радующийся взаимопониманию с публикой, с залом, а ещё точнее, с Одессой.
Между эссе, между монологами писатель разговаривал со слушателями, вспоминал эпизоды своей работы в Одесском порту, встречи в Одессе.
Если бы этот юбилейный концерт нужно было бы как-то назвать, предложил бы короткое и точное – «Я дома».
Сказал – юбилейный. Да, мы все поздравили Михаила Михайловича с 85–летием. Он и сам много говорил о старости. Радуясь, что так много увидел. «В России нужно жить долго», – написал когда-то Корней Чуковский. Опыт Жванецкого тому подтверждение.
Но по яркости выступления, по отточенности мыслей перед нами был зрелый, а не старый человек, не потерявший вкус к жизни.
И сейчас он с той же убеждённостью говорит:
«Алкоголь в малых дозах безвреден в любых количествах».
Из нового, что прочитал Жванецкий на вчерашнем вечере, мне кажется, войдет в его книгу лучших текстов эссе «Что я люблю?».
Сразу же вспомнил Высоцкого – «Я не люблю, когда стреляют в спину. Я также против выстрелов в упор»…
Настроения совпадают. Не любит Жванецкий начальство, не любит предательство…
Попробую процитировать пару строк по памяти:
«Люблю море гладкое.
Море бурное уважаю, называю на «Вы».
Шутить в его адрес не намерен.
Море слишком злопамятно, как и мой кот…
Люблю, когда проходит боль и не люблю, когда проходит время…»
Это эссе Михаил Михайлович подарил нашему альманаху «Дерибасовская-Ришельевская» и оно будет опубликовано в ближайшем, июньском номере.
Большой, двухчасовый концерт. Мы выходили из театра на Ланжероновскую, где рядом со звёздами в честь Бабеля, Ильфа и Петрова, Катаева и Олеши, есть звезда Жванецкого. Радостно ощущать себя его современниками.
Человеку, который только что сказал:
«Как кому, а мне нравится думать»
Подхватим, превратим в эстафету – давайте думать.
