Kitabı oku: «Зивелеос. Книга вторая. Поляна Лысой горы», sayfa 19

– А если это защитное поле не позволит родить детей? – спросил с грустью в голосе Тарас Евлампиевич.

– Ну что ж, – ответила Таня, – мы будем воспитывать чужих детей, как своих. Но не пугайте нас заранее Тарас Евлампиевич. Машенька только начала исследование и лишь делает предположения. Может быть, на самом деле всё не так.

– Я не пугаю, а предупреждаю, чтобы для вас это не явилось потом катастрофическим открытием. И говорю об этом не только для вас, но и для Маши с Олегом, для Лёши с Катей, для Надежды Тимофеевны, наконец. Но вижу по вашим глазам, что моё сообщение не привело вас в уныние, потому давайте закончим застолье. Я чувствую, что немного устал, а надо разбирать аппаратуру. С вашего позволения пойду всё разъединю и сяду здесь на свежем воздухе в шезлонге подремать. Ночь, мне кажется, сегодня будет тёплая, так что можно поспать на поляне. А вы, ребятки, помогите сложить технику и погрузить на машину. Женщины убирают посуду и тут же её пакуют для отправки. На всё про всё даётся два часа. В полночь отбой. Рано утром выезжаем двумя машинами. Надо успеть выспаться.

Приближалась полночь. Звёзды в ясную ночь с поляны видятся такими яркими, такими чистыми, словно их только что выкупали в прозрачной воде и вывесили сушиться. С той стороны, откуда выходила дорога на поляну, дул небольшой ветерок. Грузовую машину, заполненную всем самым необходимым оборудованием и домашним скарбом, накрыли брезентом и поставили на всякий случай поперёк дороги у самого леса, дабы предотвратить беспрепятственное появление совершенно не ожидаемых гостей. Ими могли быть и звери, такие как лось или кабан, и люди – мало ли кто вдруг окажется глубокой ночью шатающимся по лесу?

Тарас Евлампиевич расположился в шезлонге у крыльца дома, вдыхая полной грудью свежий лесной воздух. Несколько последних дней он ощущал некоторые трудности с дыханием, потому с особым удовольствием впитывал в себя появляющийся аромат ночных фиалок, и при каждом новом дуновении ветра он старался глубже дышать, устремляя восхищённый взгляд старческих глаз высоко в небо. Казалось, именно там блуждали сейчас его мысли.

Ему вспомнилось, как Маша начала обследовать его организм, чтобы определить биологический возраст, то есть степень старения, чтобы подтвердить или опровергнуть слова академика о том, что Наукин выглядит старее обычного. Она начала как раз с его дыхания, попросив задуть свечу на столе. Зажгла свечу, которая всегда стояла на случай внезапного отключения электроэнергии и сказала:

– Дедушка, садись и попробуй задуть свечу.

Он тогда рассмеялся и рассказал шутку, о том, как во времена, когда не было электричества, в одном доме старушки пытались перед сном погасить свечу. Но у них никак не получалось. Одна дула себе под нос, подняв нижнюю губу, другая наоборот, опускала верхнюю и дула вниз, третья и четвёртая кривили губы, дуя в правую или левую стороны. А внучка подошла, плюнула на кончики пальцев и погасила свечу, схватив фитиль пальцами.

– Дедушка, это юмор, а я серьёзно. Ты не знаешь, а учёными замечено, что в возрасте двадцати лет человек имеет хорошее дыхание настолько, что задует свечу с расстояния в один метр, в сорок лет он сделает то же самое с расстояния в семьдесят или восемьдесят сантиметров, а когда ему шестьдесят, то он задует свечу с шестидесяти сантиметров. Это один из показателей биологического возраста по состоянию лёгких. Я, например, не могу в метре от свечи задуть её пламя. Мой возраст по этому показателю и по тому, что появились морщинки у глаз, приближается к сорока, а ведь мне нет ещё и тридцати. Так что ты, дедушка, уж постарайся проявить молодость.

Но Тарас Евлампиевич даже с полуметра не мог осилить горящую свечу.

– Да, внученька, дыхалка у меня уже не та, что раньше. Значит и правда постарел. А когда-то на губной гармошке так наяривал, что ноги сами в пляс просились.

– Тут не до смеха, дедушка. Мы занимаемся сейчас серьёзным делом. У тебя и кожа даже на руках становится дряблой. Мы не обращали на это внимание – каждый день видимся – а увидел тебя давно не встречавшийся человек и сразу заметил.

– Права, Машенька, ничего не скажешь.

Тогда Маша предложила другой тест.

– Дедушка, встань, пожалуйста.

Тарас Евлампиевич встал.

– Теперь зажмурь глаза и подними правую ногу. Постарайся устоять на одной ноге.

– Ну, уж это я сумею, наверное. Стоял когда-то.

Но как только он закрыл глаза и поднял ногу, тело повело в сторону, и Маше пришлось подхватывать дедушку.

– Что это меня понесло? – растерянно спросил Тарас Евлампиевич.

– Ну вот, дедушка, – резюмирующим тоном сказала Маша, – в космонавты тебя точно уже не возьмут. Надо заниматься гимнастикой. Ты о ней совсем забыл.

Потом внучка проверяла сердце по частоте пульса. Частота ударов зашкаливала далеко за двести после нескольких приседаний. Только после некоторых других тестов Маша взяла анализ крови и мочи, чтобы провести лабораторные исследования. Они также оказались неутешительными.

Однако, сидя под открытым небом и стараясь дышать полной грудью, Наукин направил свои мысли в другую более существенную для него сторону.

В эти дни, как ему думалось, завершился важный этап его жизни. Изобретение костюма и самого принципа невидимой, но мощной Системы Индивидуальной Безопасности, – он решил назвать её СИБ, – которую, как у Соелевиз, можно применять, не привязываясь к определённой одежде с помощью вживления чипов в организм, апробировано на практике и доложено плохо ли, хорошо ли, но на научном коллоквиуме самого высокого ранга в стране. Для Наукина как для учёного это имело огромное принципиальное значение. То есть произошла фактически официальная не то что бы регистрация, но презентация открытия.

Как у всякого открытия, думал учёный, тут масса неразгаданных пока тайн, которыми предстоит заниматься. Одна из них геронтологического характера. А сколько ещё других? Но главное всё-таки сделано. Николай и Татьяна, используя это открытие, пробудили людей к действию. Народ начинает активно отстаивать своё право на счастливую жизнь. Вот что важно. Пора вырываться из рабства денег. Труд должен приносить радость, а не бумажки и звон монет.

Глаза учёного закрылись. Сон мягкими лапами охватывал всё тело, опуская голову на грудь. Человек в шезлонге не слышал, как к нему подошла женщина и укрыла пледом ноги, закинув концы верхней части материи на плечи.

– Ночь становится прохладной, Тарас Евлампиевич, – тихо проговорила Надежда Тимофеевна, – всё-таки сентябрь месяц. Не лето.

И где-то далеко-далеко в подсознании засыпающего мозга были услышаны эти слова. Забота, которую постаревший человек так давно не получал от женщины, не считая внучки, тронула его, чуть не заставив расплакаться от счастья. Сердце заколотилось, готовое выпрыгнуть из груди навстречу неожиданно явившемуся давно забытому чувству любви. Он почувствовал себя молодым и сильным. Ему захотелось встать, как бывало, и обнять любимую. Голова вскинулась к спине, напряглась. В ушах зазвучала музыка… нет, это был звон, вызванный усилившимися потоками крови в венах… откуда-то зазвучали колокола радости… и всё внезапно оборвалось. Сердце не выдержало.

Надежда Тимофеевна уходила от Тараса Евлампиевича, не успев сказать ему, что полюбила этого человека, и не заметив, что он уже умер от переполнившего его счастья.

В два часа ночи на поляне всё было спокойно. Никто не мог заметить вспыхнувший в лесу огонь, быстро продвинувшийся вверх к дымовым шашкам. Всего несколько минут – и столбы дыма кольцом окружили поляну Лысой Горы, едкие клубы его, несущие с собой ядовитые пары особого химического состава, вырвавшись на простор открытого места, подгоняемые ветром, легко катились по траве, окутали лежавшего неподвижно в шезлонге человека, вползли в раскрытые по-летнему двери и окна дома, охватили всех спящих в комнатах молодых и пожилых людей, не позволив никому даже почувствовать смертельную опасность, о которой уже возвещала мычащая в хлеву тревожно корова, но чей голос так и не был услышан, и она сама вскоре упала бессильно, подогнув сначала передние, а потом и задние ноги. Её собирались утром после дойки молока погрузить в кузов, где было оставлено для неё специальное место. Но этого так и не произошло.

Вслед за дымом на поляну вырвался огонь. За ним снизу по единственной дороге поднимались боевики спецназа. Путь им преграждал загоревшийся грузовик. Они рискнули прорваться бегом через пламя огня рядом с машиной, когда взорвался её бензобак и раскидал безрассудных солдат по огненной полосе. Мощный взрыв развалил и кузов. Деревянные ящики горели хорошо. Огонь плавил и корёжил все части аккуратно уложенного оборудования. Над поляной понеслись вертолёты. Тонны воды проливались из висящих под вертолётами на канатах контейнеров. Дом не мог загореться и без воды – слишком на большом расстоянии от леса он находился. Но погибшие жизни вода не возрождала.

Эпилог

Генералу Дотошкину указом президента по представлению премьер-министра страны было присвоено звание маршала войск безопасности. Полковник Скориков стал генералом. По погибшим на поляне Лысой Горы, как было объявлено официально, в результате пожара, вызванного костром, разложенным детьми в лесу, была устроена панихида в главном храме страны. На всем известном кладбище по предложению и на средства Академии наук, так и не раскрывшей тайны Системы Индивидуальной Безопасности, поставили красивый памятник.

Далеко от столицы, в южном Предуралье, в Оренбургской области гибель учёного и Зивелеоса с Соелевиз восприняли как самую большую трагедию, которая когда-либо случалась в их регионе. На центральной площади возвели огромную скульптуру стремящихся в небо парня и девушки. Никто, даже сами бизнесмены, не захотели отказываться от жизни, предложенной Зивелеосом. Созданная особая экономическая зона существовала очень долго. Детская республика Зивелеос вскоре перебралась в Оренбург. Но это уже совсем другая тема разговора, которая не имеет отношения к сгоревшему лесу поляны Лысой Горы. Только мальчик Серый из посёлка «Заречное» тоже ушёл жить в детскую республику Зивелеос, всем рассказывая о том, что костёр, разведенный ими в ту злосчастную ночь, был потушен и завален камнями, так что не мог вызвать пожар в лесу.