Kitabı oku: «Ангелы не курят. Откровения начинающего грешника», sayfa 4
Ангелы не курят
Моим первым наставником в церкви был отец Василий. Он значительно старше меня по возрасту, басовитый, под два метра ростом, с окладистой, грубой бородой. Со своим метр шестьдесят семь я рядом с ним всегда чувствую себя ребенком. Батюшка подкупает своей силой, вниманием, участливостью, простодушием. Ему можно доверить самое сокровенное. И я доверял, не стесняясь рассказывать на исповедях о своих прегрешениях. Отец Василий не просто выслушивал мои блеяния о неблаговидных поступках, но и сердечно переживал, старался объяснить, почему то или другое недопустимо, и как с этим нужно бороться.
К моему счастью, мы общались и вне рамок церкви. Забот у настоятеля полон двор, и я, чтобы оказаться с ним в неформальной обстановке, с удовольствием вызывался на различные послушания. Случалось, на моем автомобиле мы ездили по каким-нибудь хозяйственным делам в город. Покупали продукты для воскресной школы, привозили-увозили некрупногабаритный скарб, или попросту в свободное время я состоял у батюшки водителем. По дороге мы разговаривали. Я заполнял свои пробелы в православных знаниях, а отец Василий наставлял меня.
Однажды мы вернулись из поездки, и батюшка принялся служить всенощную. В будни в сельском храме немноголюдно. Нас на службе в тот день из людей было двое. Отец Василий священнодействует, я посреди храма стою. Батюшка кадит, я кланяюсь. Он поет: «Господи, помилуй», я крещусь. Пришло время читать Евангелие, духовник на середину храма вышел, фелонью своею меня накрыл. Читаем. Никогда еще так близко я не стоял к церковной службе. Первые минуты всенощной было даже не по себе, как будто батюшка ради меня одного служит. Интересно, что бы он стал делать, если бы из мирян на службу вообще никто не пришел? Задал ему после этот провокационный вопрос.
– Думаете, такого ни разу не случалось, – ответил отец Василий. – Зачастую так и бывает. Я священнодействую, а ангелы небесные на меня смотрят.
– Какие ангелы? – в изумлении спросил я.
– Херувимы и серафимы, – спокойно ответил отец Василий. – Они всегда здесь.
Я развернулся на сто восемьдесят градусов, с настороженностью пробежал взглядом по всему периметру храма, заглядывая в каждый его уголок, но никого не обнаружил. Глядя на мое недоверие, настоятель продолжал убежденно стоять на своем.
– Они всегда здесь ждут и все видят. Поэтому я не могу опоздать на службу или вовсе не прийти в храм. В жизни, а тем более у престола Божия нужно все делать, как предписывает Устав Церкви, слово в слово выполнять все, как написано в богослужебных книгах.
– Ничего себе, контроль качества, – подумал я. – При таких соглядатаях, действительно, халявить нельзя.
– Вот и твой ангел-хранитель всегда с тобой, – продолжал батюшка. – Он неразлучен с человеком на протяжении всей его жизни. Никогда не спит, не берет выходных и отпусков, не уходит на обед и больничный. Ведет, помогает, оберегает, всегда с тобой без сна и отдыха. К сожалению, люди часто не слышат своих ангелов и даже не стесняются их. А им все видно и очень горько, когда подопечный согрешает на глазах своего хранителя.
Если бы вы спросили меня в тот момент, поверил ли я своему духовному наставнику, что за мной по пятам ходит некое бесплотное существо и двадцать четыре часа блюдет и оберегает меня, я бы честно ответил: «Конечно же, нет». Отцу Василию я всецело доверял и был очень благодарен ему за наставничество, но поверить в одночасье в невидимый мир ангелов был не готов.
Мы расстались, и я забыл этот разговор. На ближайшей исповеди в очередной раз каялся отцу Василию, а после бил себя ушами по щекам за свое пристрастие к табакокурению. Постоянно я не курил, но в бардачке моего автомобиля всегда лежала пачка сигарет. В минуту усталости, по дороге домой или в хорошей компании я мог позволить себе смачно затянуться и раскурить одну-другую «палочку здоровья», как мы в шутку называли тогда сигареты. Спросите: зачем, для чего? Не зачем и не для чего. Вредная привычка, ответит вам любой курильщик. Нет у нее ни объяснения, ни оправдания. Слабость, и все тут.
– Господи, помилуй, ну, сколько можно, бросай! – негромко приговаривал отец Василий на каждой исповеди, но в итоге отпускал мои грехи.
Я понимал, что это не может продолжаться вечно, и боялся, что когда-нибудь священник развернет меня до полного искоренения пагубного пристрастия. Боялся, а сделать ничего не мог. Просил, конечно, Бога избавить меня от баловства с курением, но сам усилий никаких не прилагал. Мне представлялось, что в один из дней, наверное, придет осознание, или меня стошнит при первой же затяжке, и я пойму: случилось чудо! Но оно не случалось, и меня почему-то никак не рвало от любимого, ароматного «Парламента». Как-то однажды после работы, усталый и злой, я плюхнулся в кожаное сиденье своего автомобиля. Выехал на трассу, включил любимую музыку, и для достижения полного релакса рука сама потянулась в бардачок за сигаретой. Не знаю, чего вдруг, но в тот момент я почему-то вспомнил про своего ангела-хранителя, который всегда со мной, не ходит на больничные и перекуры. Мне стало интересно: если в данный момент я еду на автомобиле со скоростью около ста километров в час, мой ангел где? Он летит с аналогичной скоростью рядом или находится в салоне автомобиля на соседнем сиденье? Очевидно, что рядом никого не было, я бегло глянул в зеркало заднего вида и для надежности на секунду обернулся назад. Никого. Но он все равно здесь. Курить в присутствии ангела было никак нельзя. Я захлопнул бардачок и воздержался от пускания дыма.
В другой раз, находясь в хорошей компании, я забыл про него. И только когда тушил окурок о пепельницу, словно почувствовал чей-то укоряющий взгляд. Прости меня, ангел. Я не знаю, как это получилось. Стыдно, и от отца Василия потом опять нагорит. Я брошу, обязательно брошу. Потом когда-нибудь. В следующий раз, точно, сигарету в руки не возьму. В следующий раз опять все произошло как-то машинально, и опять пришлось извиняться перед ангелом-хранителем. Никуда от него не денешься! Он, в отличие от меня, на перекур не ходит. Зато в третий раз я демонстративно, не столько для стоящих рядом курильщиков, а для ушей кое-кого другого громко произнес:
– Не курю-не курю. Завязал, бросил.
Окружающие ничего не поняли, махнув на меня рукой. А тот, кому это было важно, думаю, остался мною доволен.
Не верьте, когда пишут в книгах, что некто в одночасье отказался от своего пристрастия, потому что его как отрезало. Ломает и тянет, стыдно, отрекаешься, затем опять грешишь. Причем курение, согласитесь, не самая страшная зависимость. Мне понадобился примерно год только чтобы избавиться от воспоминаний о сладострастии табакокурения. Я уже год не курил, но все еще вспоминал, как приятна эта невинная забава. В ночных кошмарах я просыпался от того, что опять взял сигарету в руки, и мне предстоит теперь неприятный разговор с батюшкой. Ни за что я бы не справился в одиночку с этой зависимостью. Спасибо батюшке Василию, что рассказал мне о незримо присутствующих с нами ангелах, хорошо, что, в отличие от нас, они не ходят на перекуры.
Отец благочинный купил тулуп овчинный
Помню, в детстве родители взяли меня на свадьбу старшей двоюродной сестры. Я был маленький, времена застойные. Все сидели за столами, как водится, выпивали, поздравляли новобрачных, веселились и танцевали. Была на свадьбе одна забава, которая жива и по сей день, – лицедейство с переодеваниями. Ведущие торжества любят эти номера, наряжая гостей в различные костюмы и образы. Русский человек во хмелю любит подурачиться, поэтому подобного рода аттракционы и конкурсы по сию пору пользуются популярностью во время застолий. На той свадьбе тоже переодевались – ничего особенного. Но одно перевоплощение надолго врезалось в мою память.
Один из гостей, человек одаренный, по собственной инициативе вызвался развлечь гостей. Нарядился в длинный черный балахон, нацепил бороду и парик, поверх него черный цилиндр из картона, на грудь цепь и крест, выполненный из пищевой фольги.
– Отец благочинный купил тулуп овчинный, – возопил басом подвыпивший скоморох, приветствуя своим неожиданным появлением новобрачных и уже подогретую спиртным публику.
Дальше, предлагая выпить за здоровье молодых, он нес подобную абракадабру, перемешивая всякую чушь с церковнославянским языком, воспроизводить которую здесь не имею никакого желания. Нужно признать, что аттракцион имел успех у зрителей. Сегодня, спустя годы, рассуждаю: а почему?
Конечно, на дворе тогда стояла эпоха воинствующего атеизма, и любая карикатура на священнослужителя была обречена на успех. А может быть, в аплодисментах тех зрителей был хотя бы маленький процент искренности от радости Божественного присутствия на свадьбе? Ведь испокон веков на Руси брак – это в первую очередь венчание. Не знаю. Но этот образ служителя культа, пусть и не настоящего, тогда врезался в мою детскую память. Естественно, в пору своего малолетства я ничего не понимал, но ряженый священник не вызвал у меня ни смеха, ни страха. Скорее, многочисленные вопросы: кто эти люди, зачем вообще нужны священники, почему они так одеваются?
Жизнь сводила меня с разными людьми и с разными священниками. В какой-то момент по работе мы стали часто общаться с одним настоятелем. Назовем его отец Алексий. Я только заступил на высокую общественную должность, естественно, изменив под себя политику взаимодействия с институтами гражданского общества, в том числе и с церковью. Отец Алексий этому обрадовался, ибо раньше к моему предшественнику он и на хромой козе подъехать не мог, поэтому считал власть недосягаемой, которой наплевать на церковные дела. А тут я – просто подарок для настоятеля: в храм хожу, православие исповедую. Батюшка моложе меня на пару лет и оказался очень деятельным человеком. Мы вместе с церковью успешно реализовали несколько совместных социальных проектов: паломнические лагеря, Рождественские чтения, различные детские мероприятия. Работать с ним было комфортно. Как-то я даже исповедался у него, когда мой духовник был далече. Мы жили по соседству, помню, я навещал его во время болезни, привозил на дом врача. Словом, помогал в меру сил. Батюшка тоже расположился ко мне.
Однажды вечером он позвонил мне на сотовый и попросил немедля выйти из дома. Я насторожился и, отложив все домашние дела, побежал с пятого этажа вниз по лестнице. Мало ли что случилось. Батюшка сидел на лавочке возле подъезда и чепался. Вправо-влево. Свежачок перегара заметно исходил от него. Он интеллигентно извинился за свое состояние, но дальше начал утомлять меня причинами душевных надрывов, кои и привели его к возлиянию. С кем не бывает, скажете вы. Я так же решил, забыв про этот казус.
Наши деловые взаимоотношения продолжались, и спустя некоторое время, накануне Троицы в пятницу вечером отец Алексий снова позвонил мне и умолял о помощи. На сей раз тревога оказалась не ложной. На личном УАЗике с приходскими мужиками он отправился в лес заготовлять молодые березы для праздничного убранства храма. На обратном пути перед городом их остановил патруль ДПС. Претензии у блюстителей правопорядка начались с незаконной рубки деревьев. Когда батюшка взялся горячо отстаивать свои права и ревностно обличать врагов церкви, ему предложили дыхнуть в трубочку. Алкотестер показал достаточную степень алкогольного опьянения, и правовой механизм, прописанный в соответствующей статье кодекса об административных правонарушениях, беспристрастно включился в работу, суля батюшке крупные неприятности. В этот момент он и вспомнил обо мне.
Признаюсь, я взял грех на душу, позвонил кому надо. Как говорится, дело замяли. Поступил ли я плохо? Несомненно. Скажу больше, я поступил нечестно, несправедливо и подло. Перед законом все равны. Пьяный человек за рулем, будь он в трусах, рясе или пионерском галстуке, несет угрозу людям, покушаясь на самое дорогое – жизнь и здоровье другого человека. Впрочем, не думайте, что утрясти проблему было так уж легко и просто. Я знал, что имею право на один такой телефонный звонок. Не берег его для себя, искренне надеялся, что он никогда мне не понадобится. Но в тот момент я решил пожертвовать этой возможностью, чтобы спасти от позора и наказаний несчастного иерея, сохранив ему тем самым должность и честь. Не удалось.
Руководствуясь принципом: с кем не бывает, я искренне надеялся, что эта некрасивая история пошла на ум нарушителю правил дорожного движения. Однако спустя несколько месяцев, в поздний час мой телефон призывно завибрировал под подушкой, высветив на экране имя и номер отца Алексия. Противоречия выскочили из-под той же подушки вместе с телефоном. Привычка говорила, что нужно всегда отвечать на любой звонок. Маленький, подлый провокатор внутри меня советовал: «Даже не думай. Он, как пить дать, опять пьян». Я смалодушничал и не ответил на вызов, придумав тут же лживое оправдание, мол, спал и не слышал. Через несколько минут мне звонил уже неизвестный абонент, и я не мог проигнорировать этот вызов. Мало ли что случилось по работе, или кому-то другому срочно нужна моя помощь. Ответил. Звонила матушка. Мои опасения подтвердились. Она рассказала, что батюшку опять задержали полицейские за управление автомобилем в нетрезвом виде и везут в отделение. Она умоляла меня подключиться и еще раз спасти священника. Я вышел на кухню, чтобы не будить домашних, и откровенно попытался объяснить ей, что не смогу этого сделать. А сказать по правде, и не хочу. Напомнил ей, что мы совершенно недавно были в аналогичной ситуации. Если первый случай еще можно было списать на случайность и прикрыть его полным раскаянием, то теперь рецидив был налицо. Да и я свою единственную возможность уже использовал. Попросил прощения и положил трубку. Матушка не унималась и продолжала меня набирать. Я поставил телефон на беззвучный режим и лег спать.
Наутро справился о случившемся. Мне сообщили, что нарушение должным образом зафиксировано, документы оформлены, дело передано в мировой суд для рассмотрения. В установленные процессуальные сроки суд вынес беспристрастное решение – нарушителю назначить штраф и лишить права управления транспортным средством сроком на 36 месяцев. Реакция не заставила себя долго ждать. Правда, на сей раз мой визави для общения предпочел эпистолярный жанр. Вначале в длинных эсэмэсках, используя язык иносказания, он цитировал мне главы из Священного Писания и высказывания святых отцов. Затем язык аллегории перешел на откровенное хамство, припоминание моих прегрешений и предупреждение о неминуемой каре Божией.
Я человек импульсивный и вспыльчивый. Окажись на месте моего оппонента простой человек, в первую очередь я предложил бы встретиться и все обсудить, глядя в глаза друг другу. Вполне вероятно, что такие переговоры привели бы к грубому финалу, но в этом случае я имел дело со священником. Не скрою, в силу скверного своего и невыдержанного характера мне понадобились недюжинные усилия, чтобы не ответить на провокационные сообщения. Очередной приступ «сатисфакции» у батюшки случился, как на грех, в тот момент, когда самолет, в котором я летел в командировку, уже стоял на взлетной полосе. Не страдаю аэрофобией, но каждый полет, согласитесь, событие волнительное. А тут перед самым стартом тебя священник описанным выше образом напутствует. Было очень не по себе. Я не нашел ничего умнее, как ответить в этот момент ему эсэмэской: «Батюшка, благословите». «Бог благословит», – написал он в ответ.
По возвращении я пошел за советом к своему духовнику. Мы решили сор из избы не выносить. Мой батюшка признал, что для всех нас ситуация некрасивая. Пообещал по-товарищески поговорить с отцом Алексием, меня просил на него зла не держать, помолиться.
Жаловаться я никуда и не собирался. Покаявшись, постарался забыть все обиды, но уроки вынес. Жизнь – сложная и противоречивая штука. Порой желание помочь приводит к дурным последствиям. Не зря ведь говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Но у меня очень часто именно желание помочь и прийти на выручку побеждает холодный рассудок. А порой и вовсе срабатывает на автомате. Не получается рассуждать, когда кто-то просит о помощи. Возможно, набив шишек, к своему сожалению, «поумнею». Поэтому и не жалею, что в этой ситуации поступил так, как поступил.
Изменил ли я после этого случая свое отношение к духовенству? Нет. Конечно, батюшки все разные, как и мы, миряне. По-разному живут, по-разному служат и относятся к людям. Наверное, и грешат. С кем не бывает. Сегодня модно рассказывать истории о недостойном поведении некоторых представителей духовенства, о предметах роскоши (будь то часы или дорогие автомобили). В своем присутствии стараюсь пресекать такие разговоры. Всем Бог судья. А если согрешил священник, так с него и спрос особый. И не нашим человеческим разумением его судить. Конечно, все они разные. Поэтому мы и подбираем в духовные отцы священника, который наиболее понятен и близок нашей душе. Как бы там ни было, любой из них для меня не просто служитель культа, а в первую очередь служитель Богу. Без священника невозможно таинство исповеди. Священник наделен правом объявлять от имени Бога прощение грехов. Какими бы они разными не были, это люди, избранные для служения евхаристии, им дана власть совершать то, на что нельзя дерзнуть, не получив дар благодати Святого Духа через рукоположение, идущее от самих апостолов. Это о них сказал Силуан Афонский: «Священники носят в себе столь великую благодать, что если бы люди могли видеть славу этой благодати, то весь мир удивился бы ей, но Господь скрыл ее, чтобы служители Его не возгордились, но спасались в смирении… Великое лицо – иерей, служитель у престола Божия. Кто оскорбляет его, тот оскорбляет Духа Святого, живущего в нем…»
Ноша по плечу
Как всякий православный человек, когда-то я должен был пойти в крестный ход. Я долго собирался и несколько раз откладывал, но вот это случилось. В компании своего старшего товарища я отправился в путь. Об однодневном крестном ходе из села Волково в село Никульчино написано и сказано много. Борисоглебский крестный ход возник в конце XII века в память о помощи святых князей Бориса и Глеба новгородцам, основавшим 24 июля 1181 года град Никулицын – первое русское поселение на Вятке. В годы гонений этот крестный ход был запрещен. Возрожден в 1995 году и с тех пор ежегодно совершается 15 мая – в день памяти святых благоверных князей. В этот день икону несут из села Волково в село Никульчино, где она и находится все лето, а 18 сентября возвращается обратно в волковский храм Живоначальной Троицы.
Вот уже восемь веков идут сотни паломников, преодолевая за день 20 км пути. Я не стану утомлять тебя, дорогой читатель, своими путевыми заметками, ибо их каждый должен написать для себя сам. Я хочу показать вам одну метаморфозу, которая произошла со мной в течение… Впрочем, мне сложно судить о времени. Там это не главная ценность.
Погода стояла райская. Солнце, кружевные облака, молодая зелень. Я не заметил, как сделал сотни три кадров на свой фотоаппарат и кругов пять вокруг хода, порой растягивавшегося длинной лентой до пяти сотен метров. Мои опытные спутники приговаривали, мол, побереги силы. Я посмеивался, потому что не чувствовал ни малейшей усталости. Наверное, мы прошли три четверти пути до Никульчино, а может быть, больше, когда предстоятель хода сказал:
– Ну что, пришел и твой черед. Пора икону нести.
Полный сил, я с легкостью подменил одного из четырех носчиков. Вырубленная из сухостоя жердь толщиной сантиметров в пять, к которой прибрана икона Бориса и Глеба, рухнула мне на плечо. Конечно, я видел: икона большая, в человеческий рост, в металлическом окладе. Но я и предположить не мог, что она ко всему еще и такая тяжелая.
Нет, мне это не унести, пройдя метров десять, твердо решил я. Это не мой вес. Нужно честно признаться, я не атлет, работа у меня больше сидячая. Одним дано ворочать тяжести, а другим нет. Надо уметь признавать свои недостатки и смело сказать себе: я из числа последних. Кому будет легче, если я споткнусь сейчас и упаду, уронив святыню. Вся процессия пострадает. Как нестерпимо давит на плечо жердь! Даже специальная, кем-то искусно выполненная подушечка не спасает. Нужно срочно звать на помощь! Но кого? Впереди трое с хоругвями, они не подменят. По бокам никого нет. За спиной поет хор, его певчие меня не услышат. Да и перед тремя мужиками, несущими вместе со мной икону, как-то стыдно. К черту стыд! Очень тяжело, очень больно. Нужно срочно звать на помощь! Пусть меняют меня.
– Старайся идти в ногу с передним, – строго сказал мой напарник слева.
Дорога неровная, и от нашей ходьбы икона раскачивается вправо-влево, вправо-влево. В такие моменты жердь бьет по плечу с особой силой. Мне кажется, еще один удар, и я упаду. Ну, когда же, наконец, смена караула? Пот градом, в висках и груди стучит. И самое невыносимое – это жердь на плече, которая уже впилась мне в тело. Ай, как больно! Зачем я пошел в этот крестный ход? Сидел бы на работе. У меня, дурака, там столько неотложных дел, а я тут мучаюсь. Эдак можно человека вообще от православной веры отвадить. Эх, сейчас бы закричать во всю матушку. Неудобно. Батюшка как раз бубнит что-то из акафиста. И вдруг слышу его знакомое, басовитое и родное.
– Христос Воскресе!
– Воистину Воскресе! – что есть мочи от всей души отвечаю я с неподдельным удовольствием и надрывом.
– Христос Воскресе! – не унимается отец Василий.
– Воистину Воскресе! – ору я на весь лес.
– Христос Воскресе! – в третий раз, как по заказу, возвещает батюшка.
– Воистину Воскресе! – ни разу еще так громко и столь эмоционально не отвечал я в своей жизни на это пасхальное приветствие.
Проорался, вроде бы, полегче стало. Но только на минутку. Плечо немеет, руки не слушаются. Постараюсь-ка я, действительно, идти в ногу. Левой, левой, левой. Прямо как в армии. И впрямь, ноша стала послушнее и уже не колышется вправо-влево. Соответственно, и плечу полегче. Нужно отвлечься от мыслей о боли и усталости. Мысленно пытаюсь повторять что-то на церковнославянском за батюшкой. Ни бельмеса не понимаю, но этот психологический ход приносит результаты.
«Святые страстотерпцы Борисе и Глебе, молите Бога о нас», – слышу голос настоятеля. Да уж, ребятушки, вы там замолвите за меня словечко на небесах. Зря я, что ли, тащу вашу икону из последних сил. Похлопочите, пожалуйста, там за меня. Пусть поскорее пришлют смену. Нет больше мочи терпеть. Святые страстотерпцы Борисе и Глебе, молите Бога о нас!
Поднимаю глаза и вижу чудо! Синяя табличка с надписью «Никульчино». Слава Богу! Мы дошли! Я никогда не был в Никульчино. Я не знаю, далеко ли до здешнего храма и сколько еще идти? Но, наверное, финиш уже где-то рядом. Мы проходим еще немного по пыльной дороге, и я ясно слышу звуки колокола. Значит, мы совсем рядом. Значит, скоро конец моим страданиям! Вот уж теперь я точно никому не уступлю свое место. Выгонять будете, а не отдам. Зубами вцеплюсь в ненавистную жердь, а донесу икону до церкви. В конце концов, я имею на это право после того, что пережил.
Никульчино встречает нас, как победителей. Люди крестятся и кланяются нам. Я понимаю, что кланяются они, скорее, иконе. Но мне все равно приятно. Ведь это я, точнее, мы, превозмогая боль и усталость, принесли им святыню, чтобы до осени могли они молиться ей. Мне приятно от того, что все мы, полтысячи человек, в очередной раз выполнили обет, данный нашими предками восемь веков назад.
Мы с мужиками ставим икону на крыльцо храма, и мне вдруг становится жалко с ней расставаться. Ловлю взгляд отца Василия и его немой вопрос, мол, как ты, братец? Поднимаю большой палец вверх, дескать, здорово! Батюшка одобрительно с улыбкой кивает головой мне в ответ. Слава Богу, что он не послал мне смену и тем самым не лишил меня этой радости. Слава Богу, что не довелось мне принять позору от моего бессилия и уныния. Спасибо вам, святые страстотерпцы Борис и Глеб, что услышали меня. Обещаю и впредь не забывать вас.
