Kitabı oku: «Касаясь Пуст0ты», sayfa 3
– Можете проходить.
Министерство оцепили со всех сторон. Куда бы я ни повел взглядом, везде белые маски, нашивки с номером отряда на рукавах формы. Связисты, будто мухи, столпились у окон, выискивая причину своего заточения. Они, как могли, окидывали взглядом территорию, а то, что не получалось охватить самим просили оценить соседа. Они словно играют в морской бой, выискивают очередную точку для удара и, промахиваясь, с еще большим энтузиазмом переходят к новой цели.
Тернер стояла недалеко от входа и раздавала указания безликим. В сумраке дня ее и без того темная кожа казалась угольной. Из-за дождя волосы липли к лицу и черными прядями спадали на глаза. Как глава министерства она могла бы отказаться от формы, но я не помню и дня, когда бы Тернер сменила мундир безликого на что-то более обыденное.
Мое появление заставило ее отвлечься разве что на секунду. Она недовольно повела взглядом и снова вернулась к разговору.
– Значит, Роб прислал тебя…Ну, пойдем.
Мы обогнули здание с левой стороны и вышли к причине всеобщего беспокойства. Из-за того, что тело прикрыли тканью, воображение лишь сильнее разыгралось. Я поднял взгляд вверх, пытаясь найти этаж, с которого был совершен прыжок или падение (с подробностями разберемся позже), но пробудившаяся головная боль заставила меня вернуться к тому, что на земле.
Осколки, кровь, чьи-то следы. За какие-то полчаса все это настолько въелось в асфальт, будто кто-то нарочно топтался здесь ногами. Тернер указала безликим на ткань, и те услужливо потянули с двух сторон и обнажили, так сказать, содержимое.
– По предварительным данным, этот человек пытался взломать систему и установить соединение с источником на стороне. Если бы ему удалось, «АрКейн» получил бы доступ к звонкам министерства, ко всем межведомственным сообщениям, поступающим напрямую от руководства. Они бы узнали о всех наших передвижениях, перестановках в армии, защитных механизмах.
Я не услышал и половины из того, что она сказала. Я не мог заставить себя воспринимать что-то, кроме Фила и его растекшегося по асфальту тела. На мгновение я почувствовал себя отделенным от всего, что происходило вокруг. Но то была лишь секунда. Мгновение пустоты, в котором не было печали или боли.
Я просто стоял и ждал, как стою и жду каждое утро автобус. Жду, а он не приходит или отстает на пару минут. Это неважно; оно перестало быть важным очень давно. Я не знаю, когда смерть стала для меня обыденностью. Когда я успел отделить своего лучшего друга от тела, лежащего передо мной? И был ли он вообще мне другом? Или же я стал слишком далек от людей, будучи постоянно «в них»?
Теперь понятно, почему отец отправил именно меня и что за разговор нас ждет по окончании.
Да, это твоя лучшая шутка, Фил…
– Я сказала что-то смешное, Юкнайт?
– Нет, извините.– Я подавил смешок и прикрыл рот рукой, чтобы не смущать ее улыбкой, которую никак не мог убрать. – Я с самого утра допрашиваю людей, так что не воспринимайте мою реакцию всерьез.
Тернер оправила опавшие на лоб волосы и тяжело вздохнула.
– Как я сказала, он пытался установить сигнал со сторонним источником. В этот момент сработала система безопасности. Безликие, находящиеся в радиусе одного километра, были направлены в министерство для устранения угрозы. Уже пару минут спустя от начала тревоги в здании находились по меньшей мере восемьдесят моих сотрудников. Все это время виновный не покидал этажа и, если так можно выразиться, не отходил от рабочего места.
Последние слова она произнесла особенно резко, будто хотела выгнать их из себя, как не прижившуюся в животе пищу.
– …Как только Коллинз увидел безликих, он открыл окно и спрыгнул вниз. ННТ конфисковали компьютер. Они попытаются установить местоположение источника, куда должен был поступить сигнал. Если Фил допустил просчет при взломе системы, то мог оставить и другие следы своей деятельности.
– Вы сомневаетесь?
Она восприняла вопрос, как издевку, и ответила с еще большей холодностью, чем в начале нашей встречи:
– Это наша с тобой работа – во всем сомневаться.
– Конечно. Что насчет других связистов? Они не пострадали?
– Нет. Мы собрали весь шестой отдел в одной комнате для проведения допроса. Конечно, у Коллинза могут быть сообщники и в других частях министерства, но пока остановимся на первых свидетелях и, если ничего не найдем, дадим делу широкий ход.
– Сомневаюсь, что они видели многое, раз никто не подал тревогу до взлома.
– Они могли растеряться. Мы с тобой знаем, как пугают многоликие.
– Вы серьезно? Человек с расщеплением не может контролировать себя. Тем более целенаправленно прыгать в окно.
– Я это хорошо понимаю. Но, если выбирать между просчетом «АрКейна» и расщеплением, я склоняюсь ко второму. «АрКейн» действует, лишь полностью уверившись в успехе своего дела. Они бы не пошли на такой риск, если бы не знали, как преодолеть защитный протокол. И они бы точно не доверили это второсортному специалисту. Лично мое мнение, в ошибке Коллинза виноват разрыв.
– У Фила не было проблем с КПД.
– Откуда такая уверенность? Мы еще не получили данные из Благосостояния.
– Он бы мне рассказал…
Последние слова стоило придержать, учитывая ситуацию, но Тернер едва обратила на них внимание.
– Идем.
Она махнула рукой и направилась к центральным дверям.
Все входы и выходы в министерство заблокировали. По словам Тернер, даже самые стойкие, услышав сигнал тревоги, помчались к выходу. Не без труда безликим удалось уговорить связистов вернуться на места и продолжить работу. Для многих «АрКейн» существует лишь на словах и в телепередачах.
Никто не может воспринимать угрозу чего-то, пока не столкнется с ней напрямую; пока не почувствует ее близость, ее последствия. И дело здесь не в недостатке воображения, а в невозможности ощутить опасности в состоянии безопасности. Как невозможно узнать вкус блюда, не попробовав его. Сегодня эти люди почувствовали присутствие «АрКейна», кто-то больше, кто-то меньше, но им одинаково страшно.
На шестнадцатом этаже Тернер одернула меня за рукав и указала на стеклянную дверь в левой части коридора.
Наше появление не было внезапным. Но для испуганного человека, малейший хлопок двери, равносилен вою сирены. Все разговоры тут же стихли и повисла тишина. Десятки глаз смотрели на нас с одинаковым нетерпением. Этим людям не нужны ответы. Не так сильно, как возможность высказаться самим.
Едва Тернер переступила порог, и недовольства посыпались на нее сплошным потоком.
– …Когда нас выпустят!?
– …Почему нас держат отдельно от всех!?
– …Этого ублюдка уже поймали?!
– …Скажите нам хоть что-нибудь!
Тернер дождалась, когда основной поток ругани стихнет , и указала пальцем на меня.
– Прошу вас воздержаться от резких высказываний. Мистер Юкнайт введет вас в курс дела, а заодно расскажет о дальнейших действиях.
Чтобы не разделяло людей в этой комнате – статус, заработок, КПД. Именно сейчас они одинаково ненавидели нас; ненавидели ситуацию, в которой оказались; ненавидели любое слово, сказанное мной. Даже их молчание сквозило враждебностью.
– Меня зовут Доран Юкнайт, я чтец министерства Правды. Для тех, кто еще не знает – а таких я уверен, здесь немного – вы стали свидетелями преступления, произошедшего примерно час назад. И как любой свидетель вы подлежите допросу. Собственно, поэтому вас и собрали в одной комнате. Условия допроса просты: не лгите и уйдете раньше, чем захотите посмотреть на часы. Ваше начальство распорядилось об учреждении внепланового выходного для шестого отдела. Так что время, потраченное вами на разговор со мной, не нарушит регламент. Опережу ваши вопросы насчет КПД…Вам сделают надбавку в качестве компенсации, и вы сможете покрыть недостающие часы.
Напряжение заметно спало, но, как и их молчание, имело временный эффект. Допрос страшен для всех, даже для тех, кому нечего скрывать.
– …Ко всему добавлю. Если попытаетесь солгать, разговаривать мы будет уже в другом месте и под прямым присмотром безликих. Это понятно?
Я достал из кармана планшет и открыл полученный от Аккерман список.
– Ваше руководство предоставило мне список сотрудников шестого отдела. Я буду вызывать вас по очереди. Очередность определял не я. Так что наберитесь терпения те, кому предстоит быть последними.
Я переслал список безликим и вышел из комнаты. Кабинет, выделенный для допроса, находился в другой части этажа. Коморка для швабр, на первый взгляд. Коморка для швабр, при детальном разглядывании. Лампа едва светит, а вытяжка фонит, будто приоткрытое окно. Стол кажется здесь лишним, в отличии от забытого ведра в самом углу. Лучше, чем ничего – первая мысль. Лучше бы не было ничего (уже не относится к кабинету).
Связисты заходили один за другим, садились за стол и протягивали руку. Никто из них не лгал, или же я задавал недостаточно точные вопросы, чтобы поймать их на лжи. Я никогда не сомневался в себе как в чтеце, но, вспоминая Фила, все, в чем его обвиняют и в чем я никогда его не подозревал, я чувствую себя обманутым. И, хуже того, я чувствую себя полной бездарностью. Неудавшимся другом, неудавшимся чтецом, неудавшимся сыном. Я не заметил неладное, только потому что передо мной не стояла такая задача. Я позволил себе расслабиться, позволил чего-то не услышать, не увидеть, о чем-то не спросить.
Была ли наша встреча такой уж случайной? Говорил ли я ему что-то, что он мог потом использовать? Все эти люди, входящие в кабинет, чувствовали примерно тоже. Их удручала не столько смерть товарища, сколько собственная невнимательность и скрытая вина, которую каждый сам на себя повесил.
Их волнение переходило ко мне вместе со словами. Поначалу это было едва заметное покалывание; неудобство, которое перестаешь замечать через пару секунд. Но раз за разом оно становилось все более навязчивым, как муха, жужжащая где-то в темноте. И, как бы я ни отмахивался, жужжание продолжалось, и вскоре оно стало единственным, о чем я мог думать. Мои суждения теряли свою объективность.
Я боялся взять перерыв, боялся, что и другие увидят мое замешательство, неспособность быть сейчас чтецом.
Когда дверь в очередной раз открылась, мне захотелось подняться и тут же ее захлопнуть. Но я лишь сильнее вжался в стул, противясь уже второй раз за день желанию убежать.
– Мистер Юкнайт…
Неохотно я оторвал глаза от планшета и на автомате протянул руку.
Передо мной сидела девушка немногим старше меня. Рыжие волосы, голубые глаза…Если бы не пирсинг на щеке и острота во взгляде, я бы принял ее за галлюцинацию; внезапно явившийся образ матери. Их схожесть просто невероятна…
Она выглядела совершенно спокойной, хотя продолжала прятать ладони под столом. Я слышал напряжение в ее голосе, несмотря на внешний лоск, которым она старалась оттенить играющее внутри волнение.
– Вы выглядите усталым. Должно быть, тяжело вести допрос несколько часов подряд?
– Не тяжелее, чем выслушивать подобные вопросы. – Я никак не мог вспомнить ее имя, хотя прочел его в планшете пару минут назад.
– Зои Златов,– произнесла она, заметив мой взгляд, косящийся на экран. – Извините за вопрос, я немного волнуюсь. Фил был моим другом, и я никак не ожидала, что все обернется вот так.
– Хотите поговорить, мисс Златов? Сначала дайте свою руку. Не тратьте мое время.
Небрежно она скинула спавшую на лоб прядь и протянула ладонь.
– Фил говорил, что вы бываете грубоваты.
– Вы просто незнакомы с моим отцом.
Зои вздрогнула, едва заработало «слово магистра», и натянулась, будто струна, неспособная к движению без чужого вмешательства.
– Отвечайте полно, если я попрошу вас об этом. Под «полно» я имею в виду, пока я вас не остановлю или пока не задам новый вопрос. Отвечайте кратко, если я прошу вас об этом. Все ясно? Вопрос с кратким ответом.
– Да, сэр.
– Хорошо. Начнем с простого. Как вас зовут?
Я старался держать дистанцию, старался понемногу вливать ее в себя. Но чем больше я спрашивал, тем больше отдалялся от того, кем я был вне нашей связи; дальше, чем позволял себе со всеми остальными. Будто только это и было мне нужно: уйти в кого-то, забыв о вопросах, на которые я сам себе не могу ответить, но может кто-то другой по моему слову.
– Сколько лет вы работаете в министерстве Связи?
– Шесть лет.
– Сколько из них вы знакомы с Филом Коллинзом?
– Два года, сэр.
– Какие отношения вас связывали, помимо рабочих? Прошу ответить полно.
– Больше приятельские, чем дружеские. Временами мы обедали вместе, разговаривали, пару раз встречались вне работы.
– О чем вы разговаривали?
– О разном. О погоде, его выступлениях, о вас. Он часто рассказывал о вас. Думаю, он считал вас своим другом.
– Вы разговаривали об «АрКейне»?
– Как и все. Они предмет частых обсуждений.
– Как Фил относился к «АрКейну»?
– Все зависело от ситуации. Чаще он выражал недовольство их действиями.
– Потому что не сам принимал в них участие?
– Потому что мог бы сделать лучше.
– Вы сказали, вы встречались за пределами министерства?
– Да, пару раз.
– На ваших встречах присутствовал кто-то еще?
– Да, безликий.
– Безликий?
– Безликий или безликие, не могу сказать. Я не видела инициалы.
– То есть его имя вам неизвестно?
– Я не видела инициалы, сэр.
– Когда вы встречались, безликий был всегда?
– Нет, сэр.
– Он оставался с вами или уходил?
– Уходил.
– Можете вспомнить даты, когда вы видели этого безликого?
– Нет, сэр.
– Это случалось последний месяц?
– Да, сэр.
– Число назвать можете?
– Вторая неделя сентября. Точнее сказать не могу.
– И вы никогда не спрашивали Фила о его знакомом?
– Нет, сэр. У нас было предостаточно тем для обсуждения. К тому же Фил плохо ориентировался в городе. Он мог просто попросить кого-то довести его до места, и необязательно за этим стоял тайный умысел.
– Где вы обычно встречались?
– В центральном парке, сэр.
– Вы не замечали в поведении Фила странности? Приступы агрессии? Неконтролируемые движения рук, ног?
– Нет, сэр.
– Он часто покидал рабочее место вне часового перерыва?
– Не могу сказать. Но, думаю, как и среднестатистический человек, для утоления естественной нужды.
– В своих разговорах он когда-нибудь пытался очернить магистра?
– Нет, сэр.
– Он жаловался на высокий КПД? Или сложности на работе?
– Он считал несправедливыми нагрузки для отдельной категории лиц.
– Для кого же?
– Для вас, для чтецов, сэр.
– Что конкретно он говорил?
– Его беспокоило ваше состояние. Он считал, что ваша нагрузка слишком высокая. Фил боялся, что однажды вы не выдержите и умрете.
– Он упоминал в разговорах кого-то, кроме меня?
– Да, вашего отца. Фил считал его жестоким человеком.
– Почему он так думал?
– Потому что из-за него вы умираете быстрее, чем полагается.
– Откуда вам знать, как полагается?
– Статистика, сэр. Безликие и чтецы живут меньше всех.
– Вы находились в комнате, когда сработала сигнализация?
– Да, сэр.
– Как вел себя Фил? Что он делал в этот момент?
На мгновение она замерла. Никогда я не видел внутри человека такой тишины, словно все чувства вымерли. Или же я просто «переполнился» и перестал различать колебания наномашин в ее теле. Но следующие же слова Зои развеяли эти мысли.
– Он выполнял свою работу, сэр. Связисты не только служат звеном между министерствами, они также анализируют все проходящие по линии звонки. Мы создаем и ведем программы, распознающие в звонках зашифрованные послания, откровенную пропаганду и даже удаленные линии. Иными словами, мы выслеживаем членов «АрКейна» наравне с безликими.
Сквозь восхищение я чувствовал в Зои презрение; за ним следовал интерес, любопытство, злоба… Все подряд, как у ребенка, не знающего меры ни в чем.
– …Еще до обеда Фил сообщил в контрольный центр о нестабильной работе программы. Это делается для того, чтобы освободить себя от работы с клиентами и направить все силы на устранение проблемы. Фил был толковым связистом, лучше многих. Он мог управиться с логом за час, но вместо этого провозился три. Мы успели сходить на обед и вернуться. Фил сидел за рабочим столом и молча наблюдал, как на экране проскальзывают кодовые знаки.
Он выглядел уставшим, но не взволнованным или агрессивным. Я спросила его: «Все ли в порядке?» Он лишь пожал плечами и сказал: «Да, осталось пару минут, и я смогу закончить». Так и случилось. Пару минут спустя Фил нажал на кнопку, и по всему центру поднялась тревога. При нарушении протокола все компьютеры выключаются, кроме того, с которого была совершена попытка взлома. У нас были инструкции, как действовать, если тревога сработает. Мы должны были направиться к выходу с этажа и спуститься в холл, к охране. Так все и поступили.
– Вы тоже?
– Да. – На все, чтобы я ни спросил, она отвечала честно. Не знаю, что меня больше всего бесило, ее честность или отсутствие той правды, которую я искал.
– Что было потом? После того, как вы покинули этаж?
– Я спустилась на первый этаж вместе со всеми остальными. Приехали безликие и направились в шестой отдел для захвата цели.
– И все?
– Потом сотрудников шестого отдела провели в отдельный кабинет, где мы находились до тех пор, пока не пришли вы.
– И все?
Я чувствовал ее смятение. Все это время она говорила складно, не путаясь, не заикаясь, не прибегая к паузам, чтобы обдумать ответ. У нее было время, чтобы подготовиться к нашей встречи. Прикинуть возможные вопросы. Прикинуть, но не предугадать все.
– Да, сэр.
Я ищу правду? Или того, кто скажет мне то, что я хочу услышать?
На секунду контакт был прерван. Едва ладонь Зои выскользнула из моей, я схватил ее за запястье и снова призвал «слово магистра».
– Разве я сказал, что вы можете идти?
Я изменил характер вопросов, разбил на несколько частей, вычленил то, что сам считал недостаточно четким и ясным для такого же четкого и ясного ответа. Перебрал слова, изменил «окрас» и постановку походу допроса. Я повторял одно и то же несколько раз, надеясь, что в какой-то момент, Зои собьется, и я услышу совсем другой рассказ. В нем будет тот, кто заставил Фила нарушить протокол, с кем его видели в коридорах министерства, с кем встречали на улице, и кто настоящий член «АрКейна»; тот, кто виноват во всем.
Но из раза в раз мы возвращались к тому, с чего начали: «Как вас зовут?» – и приходили к тому же: «И это все?»
Шесть раз. Я слышал одно и тоже… шесть раз. Я нарушил правила министерства. Подверг опасности свидетеля и себя. Одно единение – большая нагрузка для организма, а шесть…Я вполне могу отключиться, как только прерву контакт. Я расцепил наши руки и услышал глухой, проникающий стон.
Зои попыталась встать, но упала на колени и вскоре совсем сникла к полу. Ее трясло, будто в агонии, изо рта повалила пена, а стоны сменились хрипами.
Я хотел позвать безликих, но не смог произнести ни звука. К счастью, они вошли в комнату сами, как и полагается по регламенту. Весь час они проверяли, не умер ли я или Зои. И именно сейчас, когда один из нас действительно оказался близок к смерти, замерли, будто истуканы. Очередной хрип Зои пробудил их. Не знаю, что конкретно безликие делали, но вскоре звуки стихли.
Я оказался один в комнате с планшетом, полным сведений и имен, которые не давали мне ничего, кроме уже известного факта: «Фил – член «АрКейна»».
В нос ударил неприятный запах гари. От запястья тонкой струйкой поднимался дым. Я перестарался. Зашел так далеко и ничего не достиг. Я попытался встать, но пол оказался слишком скользким, свет слишком ярким, а ноги недостаточно сильными. Я упал на колени и непонятно зачем удержал себя от дальнейшего падения. Меня будто закинули на батут, и, не прилагая усилий, я летал то вверх, то вниз, чувствуя лишь тягу к земле и мимолетную невесомость.
– Какого черта ты творишь?!
Тернер влетела в комнату, и ее голос вибрацией прошелся по телу. Я бы не смог сдержать позыв, даже если бы захотел, и уже в следующую минуту мой утренний кофе оказался на ее ботинках. Я думал, из-за этой оплошности Тернер еще больше разразится криком, но она лишь снисходительно вздохнула, подхватила меня под руку и помогла сесть.
– На сегодня ты закончил. Я попрошу Роба прислать кого-то на замену. Очевидно, ты не в состоянии продолжать допрос. Но, видимо, этого он и добивался. – Должно быть, она ждала от меня ответных слов, однако пришлось выбирать между «либо я беру под контроль дыхание» , «либо вступаю в разговор»; я выбрал первое.
– Девушку отвезут в Благосостояние. Ее осмотрят; скорее всего, заменят наномашины. Возможно, за твой счет. Тебе бы тоже следовало поехать.– Она махнула рукой и подозвала безликого, стоящего все это время за дверью. – Буду откровенна, ты мне не нравишься, но, несмотря на твои садистские наклонности, как чтец, ты из себя хоть что-то представляешь. Не в моих полномочиях приказывать тебе, однако, судя по всему, это дело тебя очень затронуло. Если хочешь довести его до конца, придется притормозить чуток и съездить в министерство.
Я молча поднялся, отмахнулся от руки, которую протянул безликий, и неровным шагом двинулся вперед.
– Так-то лучше, Юкнайт…
Информационный блок министерства
Министерство Правды
Глава министерства: Роб Юкнайт.
Наименование сотрудников : чтец.
Устройство министерства: глава министерства, отдельные чтецы. Рангового деление – отсутствует, заисключением отношений«глава министерства – рядовой чтец».
Назначение министерства: расследование преступлений, установление правды.
Особые умения сотрудников: «слово магистра» (помогает считывать реакции человека вовремя допроса; фиксирует расхождение между словами человека и его внутренним состоянием, тем самым изобличая ложь). Посиле воздействия на организм находится на втором месте после особой техники чтецов. Выражается у человека виде боли (в случае лжи); слабости в конечностях, головокружении, и ином виде недомогания.
Форма одежды: произвольная.
Срок службы: не более 20 лет.
4
Фил
26 сентября, 12:55
Причина, по которой я подписался на это…В чем она?
Если так подумать, то все, что я делал до сегодняшнего дня, давалось мне легко. С легкостью я решил пойти против магистра… С легкостью задумал найти «АрКейн» и с такой же наивностью вступить в него. Я не думал о последствиях, только не о тех, которые могут сказаться лично на мне. Меня не заботило, что я могу попасться. Попасться не только властям, но и тем, кого так хотел найти. Мысль, что меня могут взять и убить, даже не приходила мне в голову. И от того, что этой мысли не было, я продолжал вести себя так, будто мне ничего не угрожает.
Возможно, благодаря этой безответственности, я все еще жив и нахожусь сейчас здесь перед компьютером, лицом к лицу с алгоритмом, который должен взломать защитный протокол. Никто из присутствующих даже не подозревает, чем я занимаюсь; не знает, как все они близки к краху…Но если я так уверен в упадке системы, в реальной необходимости своих действий, почему до сих пор не нажал на пуск? Почему не дописал код, а тупо сижу и пялюсь в экран?…
Да потому что ты знаешь, что ничего не изменится. Ни для «АрКейна», ни для Полиса, ни для кого. «АрКейн» сидел в Забытом городе пятьдесят лет и просидит еще столько же. Они боятся не просто проиграть, они боятся битвы, которая может перечеркнуть все, что было создано с нуля.
Они дорожат своей автономией и не готовы раздвигать границы без крайней необходимости. Вот, в чем правда. А что до меня… Моих сил недостаточно, чтобы сделать что-то значимое, открыть другим глаза. Посты, которые я писал; разговоры, которые вел анонимно с такими же анонимами, как я, не выходили за рамки сети и забывались сразу же после обвала сайта.
Я не значу ничего, даже «АрКейн» не значит ничего. Все значат только обстоятельства. Обстоятельства, которые однажды сделали «АрКейн» опасным и которые либо выведут его на уровень сверхугрозы, либо сведут на нет все усилия.
Мы тонем в несправедливости. Умирают, прежде всего, те, кто эту справедливость устанавливает, но не успевает понять, в чем именно она заключается. А кто из нас понимает? Кто, будучи несогласным, продолжает протестовать, а не принимает противную сторону через минуту-другую?
– Все еще сидишь? Может, позвать кого-нибудь из руководства?
– Нет, спасибо. Осталось совсем чуть-чуть.
Все это время Зои могла стоять у меня за спиной, а я даже не заметил ее. Мы готовимся, но непонятно к чему. Должно быть к краху? «АрКейн» добьет либо пропаганда, либо безликие, выискивающие Забытый город. От двух до десяти километров, если верить статистическим данным, проходят безликие во время экспедиций. Они расчищают территорию, закладывают опознавательные устройства, и продвигаются все дальше и дальше. Пока мы доживаем здесь, довольствуемся короткими встречами, своей значимой ролью.
Люди, которых мы хотим спасти; которым, возможно, не нужно освобождение, а необходимо единство мысли, стремлений, взглядов. В этом случае, главный враг не магистр, а мы сами. Тогда я причина, из-за которой Доран с каждым днем все ближе к смерти. Я причина, почему люди пренебрегают другими, не принимают систему, ее установок. И если бы каждый начал думать также, мы бы смогли преодолеть кризис; смогли бы покончить с нарушениями, попытками что-то изменить.
Может, весь секрет в том, чтобы перестать что-то менять? Кай говорит, нас сделали заложниками наномашин. Устроили естественный отбор за их счет. Запугали многоликими…Если это так, то у них получилось. Я боюсь, и от того, что у меня появился шанс что-то изменить, я не перестал бояться.
Я занес руку над клавиатурой, но вместо того, чтобы подтвердить операцию, начал переписывать код. Если я передумал, почему просто не закрыть окно? Не сказать Каю обо всем? Вместо этогоя собираюсь сделать то, что поставит его под удар. Заставит весь «АрКейн» шевелиться, а магистра волноваться на их счет. Я поступлю так, как сделал магистр. Напомню об угрозе, которая никогда не становилась меньше. И, может, тогда у мира появится шанс измениться; может, тогда «АрКейн», наконец, захочет привнести изменения.
Я нажал на клавишу слишком быстро, чтобы осознать все, что я только что сделал. Раздался вой сирены. Связисты, как ошпаренные, повскакивали со своих мест и понеслись к выходу. Я видел, как Зои мечется между моим столом и выходом и как с общим потоком все же устремляется в коридор. Скоро сюда явятся безликие. Если буду медлить, меня схватят, и придется проходить допрос. Я не вынесу его по многим причинам.
Одна из них в том, что назначат тебя, Доран… Мы оба знаем, у твоего отца «прекрасное» чувство юмора. Ты уж, прости, что придется пройти через это…
Я прошел мимо столов, дернул за ручку окно и отодвинул раму в сторону. Я слышал безликих за дверью, их бег, сменившийся шагом, как только они оказались на этаже. Я забрался на подоконник. В глаза тут же бросилось серое небо, его переливы в каплях дождя.
– Стой! Не двигайся!
Я закрыл глаза, и вместо злополучного края передо мной раскинулись просторы бассейна. Вот взбираюсь на вышку, делаю шаг к краю платформы и чувствую, как плитка под ногами исчезает. Я лечу вниз, предчувствуя холод, который расползется по телу еще до того, как я достигну дна.
Информационный блок министерства
Имя: Доран Юкнайт.
Возраст: 26 лет.
Рост: 178 см.
Цвет волос: рыжий.
Цвет глаз: серый.
Информация о ближайших родственниках: Роб Юкнайт (отец), Клара Юкнайт (мать).
Место работы: министерство Правды.
Должность: чтец.
Количество лет в должности: 5.
Число проведенных допросов: 148.
Нарушения статуса КПД: нет.
Настоящий статус: жив.
Последнее обновление данных: сентябрь ХХХХ года.
5
Доран
26 сентября 16:40
В фургоне меня сморило в сон. Очнулся я уже в министерстве с кучей проводов, подведенных к телу. Рядом сидела незнакомая женщина и что-то спешно записывала в планшет. На груди ее болталась табличка с именем, но, как бы я ни напрягал глаза, буквы разбегались в разные стороны. Я попытался позвать ее, однако вместо слов наружу вышло нечто несуразное, но достаточно громкое, чтобы привлечь внимание.
– С добрым утром, Юкнайт. Я Патриция Донован, твой технический врач.
Она отложила планшет в сторону и повернула ко мне экран аппаратов, фиксирующих жизненные показатели.
– По-твоему, правила эксплуатации придумали просто так?
Она водила пальцем от одной графы к другой,«примеряя» мои показатели к предельным значениям. И чем больше цифры разнились, тем настойчивей она постукивала по панели (видимо, желая убедиться в том, что я слушаю.)
– Наномашины, прежде всего, инструмент, требующий обоюдного ухода: как со стороны министерства, так и носителя. Особое положение не дает тебе право так бездумно расходовать гос.собственность. – Патриция тяжело вздохнула, отстегнула крепежи, удерживающие меня в кресле, и вернулась к планшету.– Ты нарушил правила, и до тех пор, пока обоснованность твоих действий не будет доказана, расходы по возмещению ущерба мисс Златов ложатся на тебя. И я говорю не только о денежных выплатах, но и о техническом оснащении. Твой запас наномашин, отведенный на конец этого месяца, был распределен между вами. Тебе повезло, что последняя замена Зои была четыре дня назад. Ты вернул ей лишь то, что она потеряла во время допроса.
– Сколько у меня осталось?
– В процентном соотношении – 60% от исходной массы. Для чтеца этого недостаточно. Да, это не прожиточный минимум, но и не в твоем положении доводить до крайности. Тебе придется сократить объем работы, хотя бы до суда. Если все пройдет гладко, тебе возместят ушедшие 40%. Хотя я не рекомендовала бы тебе перетруждаться даже при удачном раскладе. Твое тело сильно износилось за последние месяцы. Будет лучше, если ты дашь наномашинам поработать над твоим восстановлением вместо того, чтобы набивать новые шишки.
– Как мисс Златов? – Вопрос прозвучал для нее как издевка. Патриция пренебрежительно фыркнула и отвела взгляд, будто я не видел, как морщины на ее лбу сошлись против меня единым фронтом.
– «Слово магистра» отрывает наномашины от их главной работы – защиты организма – и направляет все силы на фиксацию реакций, сердечных сокращений и прочих признаков, которые помогают тебе распознавать ложь. Чем дольше связь, тем больше риск получить повреждение. Ты допрашивал ее полтора часа и спровоцировал приступ. Конечно, худшего нам удалось избежать, но это не уменьшает твоей вины.
– Не доказанной вины,– поправил ее я.
Она снисходительно улыбнулась и принялась отсоединять от меня один провод за другим.
– Весь в отца.
– Повезло, что не в мать.
Донован снова улыбнулась, но уже не вкладывая в эту улыбку никаких чувств.
– Роб наверняка захочет поскорее разобраться с этой ситуацией. Я вышлю ему свои рекомендации насчет тебя. Тебе не стоит проходить допрос в ближайшие дни.
Патриция отвернулась, зависла над приборами и обратилась ко мне снова, лишь когда я уходил. Из операционной, меня направили в приемную, где я смог получить обратно свои вещи (вернее то, что от них осталось). Видимо, прежде, чем уснуть, я решил хорошенько проблеваться и сделал это с исключительной точностью, загадив не только кофту, но и штаны. Благо телефон и планшет не пострадали. Девушка за стеклом услужливо протянула мне куртку. Я выкинул ее в ведро вместе с тем, что пару часов назад было одеждой.
